Фредерика

Глава 21

За дверью показался неровно устланный плиткой коридор, в конце которого виднелся пролет стоптанной дубовой лестницы, ведущей на верхний этаж. Джессеми, так стремительно ворвавшийся в дом, заколебался, так как дорогу ему преградила угловатая женщина, на чьем лице с резкими чертами лежал отпечаток хронического раздражения. В ответ на ее сердитый вопрос он пролепетал:

— Простите! Это мой брат! Тот… тот мальчик, которого сюда привезли!

Этот ответ нисколько не смягчил ее, а произвел такой же эффект, как спичка, поднесенная к пороху. Она захлопала глазами, побагровела и сказала:

— Ах вот что? Тогда я очень рада видеть вас, молодой человек, и надеюсь, что вы пришли забрать его отсюда! Позвольте сказать вам, что этот дом не больница и не постоялый двор и у меня своих дел полно, чтобы еще ухаживать за больными мальчишками! Говорите что хотите, а я не сиделка и не собираюсь отвечать за него!

Тут, оборвав свою растянувшуюся было обличительную речь, она замерла и разинула рот. На пороге стоял Алверсток. Его всегда внушительная, а на этот раз даже пугающая фигура изумила ее: он был в длинной белой крылатке со множеством пелерин, расстегнутой, что позволяло видеть безупречно сидевший костюм, который он носил в Лондоне, состоявший в том числе из чрезвычайно элегантного жилета, белых панталон и высоких, начищенных до блеска сапог для верховой езды. На Бонд-стрит он ничем не выделялся бы, но на деревенской ферме выглядел слишком шикарно. Мисс Джадбрук была ошарашена до крайности.

Он сказал любезно, но слегка надменно:

— В самом деле, вам это ни к чему! Вы, я полагаю, мисс Джадбрук. Я лорд Алверсток и хотел бы поговорить с доктором, если вы не против.

Мисс Джадбрук так растерялась, что даже слегка присела в реверансе и сказала:

— Да, милорд!

— Тем не менее она была храброй женщиной и быстро опомнилась.

— Должна вам сказать, что я вовсе не бесчувственная женщина, милорд, которая не понимает своего долга, но не мое дело сидеть с мальчиками, вываливающимися из воздушных шаров, и я не могу и не стану этого делать. Джадбруку следовало это знать, а не тащить его сюда и бежать за Бетти на ферму, чтобы она сидела с ним! Мне, конечно, очень жаль молодого джентльмена, но чтобы держать его здесь в таком ужасном состоянии, сидеть с ним и быть начеку, у меня нет ни времени, ни терпения на это, я так и сказала доктору Элкоту прямо в лицо. А если миссис Хакнелл войдет в этот дом, то моей ноги в нем не будет, и точка!

— Да, все это будет улажено, когда я переговорю с доктором! — сказал Алверсток.

Мисс Джадбрук презрительно фыркнула, но явно скучающий вид Алверстока смутил ее. Она проговорила более спокойно:

— Надеюсь на это, милорд! Доктор в моей гостиной, возится со своими шинами, бинтами, тазами с водой и бог знает с чем еще! Сюда!

Она открыла дверь налево и сказала:

— Здесь лорд Алверсток, хочет видеть вас, доктор, и брат мальчика. Я попрошу вас больше не лить воду на мой ковер!

— Ох, выйди отсюда, женщина, выйди! — раздраженно сказал доктор.

Вопреки ожиданиям Джессеми, в комнате были только двое — доктор и один из аэронавтов. Аэронавт с заклеенной пластырем бровью сидел возле стола, а доктор бинтовал ему руку.

— А Феликс? — вскрикнул Джессеми. — Мой брат?

Доктор прекратил свое занятие и внимательно посмотрел на него из-под кустистых бровей.

— Ты его брат? Ну, тебе не надо волноваться: ему не удалось прикончить себя!

— Он перевел взгляд на Алверстока и кивнул ему. Здравствуйте, милорд. А кем вы приходитесь мальчику?

— Я кузен, и… э-э… опекун Феликса, — сказал Алверсток. Доктор, продолжив свою работу, сказал:

— Тогда должен заметить, милорд, вы весьма беспечный опекун!

— Похоже, что это так, согласился Алверсток. — Мальчик тяжело ранен?

— Еще рано судить. У него сильное сотрясение, поранено лицо, растяжение запястья, но серьезных переломов нет, если не считать пары ребер. Конечно, сильные ушибы. Он пришел в себя полчаса назад. Жаловался на головную боль, что говорит о…

— Это может быть от высоты! — сказал его пациент. — Многие страдают от острой головной боли, когда…

— Я не полный невежда! — проворчал доктор. — Сидите спокойно!

— Он… он повредил мозг? — спросил Джессеми, со страхом ожидая ответа.

Доктор бросил на него пронизывающий взгляд.

— Нет причин так думать. Он не помнил себя, но, кажется, знал, что с ним случилось. Выкрикивал, что он «не мог» и что-то бормотал о падении.

Аэронавт снова вмешался, обратившись к Алверстоку:

— Я думал, что он в безопасности, милорд! Все шло хорошо, пока мы не начали снижаться! Тогда нас закружило. Понимаете, когда вы приближаетесь к земле…

— Да, я знаю, что часто встречаются неожиданные ветры, которых нет на большой высоте, — перебил его Алверсток. — А также, что вас вынесло на деревья. Не важно почему! Просто скажите мне, если можно, что случилось, когда вы зацепились за вяз. Кажется, это был вяз?

— Да, возможно, и вяз, я не разбираюсь в деревьях. Когда мистер Оултон увидел, что нам не освободиться от него, — это могло получиться, если бы клапан не заклинило, когда мы пытались перекрыть его, — он прокричал, чтобы я ухватился за ветку и перелезал на нее из корзины. «Ты первый, Биниш, и подай мальчику руку!» — сказал он мне. Что я и сделал, это было нетрудно и совсем неопасно, так как лишний вес был выброшен из корзины, чтобы ветки не переломались от тяжести и мы не упали бы на землю. Клапан был открыт, газ выходил очень быстро, так что нас не могло уже унести вверх, понимаете? И парнишка ничуть не был испуган! Клянусь вам! Совершенно невозмутимый, он думал только о том, как можно управлять воздушными шарами! «Обо мне не беспокойтесь! — сказал он. — Я сам справлюсь!» В этом я не сомневался, милорд! Мистер Оултон помог ему выбраться из корзины, и только я подумал, что он не нуждается в моей помощи, как внезапно он, похоже, потерял голову. По крайней мере я не пойму, что могло случиться, так как мне показалось, что он прочно ухватился за ветку, хотя все произошло так быстро, что я не уверен. Все, что я помню, как он вскрикнул: «Не могу!» И… и упал! Боже мой, клянусь, я сделал, все, что мог! Я попытался схватить его, но потерял равновесие и следом за ним упал с дерева!

Джессеми, который слушал его рассказ со всевозрастающим недоверием, воскликнул:

— Феликс? Но почему! Он лазает по деревьям как кошка!

— Молодой человек, — сказал доктор, — если вы не знаете, почему ваш брат не смог удержаться на ветке, я вам скажу! У него руки онемели от холода, вот почему!

— О господи! — проговорил Биниш. — Он ничего не говорил об…

— Думаете, он сам знал об этом? Знал, что руки замерзли, но не знал, что они его не послушаются. Он же всего лишь мальчик, к тому же был так возбужден!

Биниш, глядя на маркиза, просто разрывался между чувством вины и желанием как-то оправдаться. Он сказал:

— Милорд, это не моя вина! Может быть, я все же должен был выгнать его за ограждение, но он ничуть не мешал, и, как сказал сам мистер Оултон, он такой умный мальчик, совсем не по возрасту, и только хотел посмотреть на такое чудо, как поднимающийся воздушный шар…

— Я и не виню вас! — сказал маркиз. — Если кто и виноват, так это я, ведь он был под моим присмотром.

— Не вы — я… я виноват во всем! — сказал Джессеми, подавленный.

— Дело в том, милорд, что мы и не подозревали, что он затеял! Правда, не могу отрицать, что он говорил нам, как счастлив был бы полететь с нами, мечтал об этом, но мистер Оултон строго ответил ему, что он слишком молод. Ну и… он выглядел таким уязвленным, вы не представляете, милорд!

— Я прекрасно представляю, — мрачно сказал маркиз.

— Вот как это было, милорд! Я сказал ему, что мы не можем взять его без согласия его отца, и мистер Оултон поддержал меня! Да, он сказал, если мы возьмем несовершеннолетнего мальчика без согласия его папочки, то попадем за это в тюрьму! — Он усмехнулся, вспомнив что-то. — Черт, ведь этот негодник припомнил нам это, когда мы втащили его в корзину! «Все в порядке! — сказал он мистеру Оултону. — В тюрьму вас не посадят, потому что у меня нет папы!»

Он не удержался от улыбки.

— Отчаянный до мозга костей! — сказал он. — Нервы стальные! Увидев, как он висит на той веревке, а шар быстро поднимается, я подумал, милорд, что он перепуган и от страха сделает что-нибудь не то. Все, что мы могли, это крикнуть ему, чтобы он держался! И он держался, так что мы втащили его к себе, как вы видели. Ай, а в каком восторге он был от полета, даже несмотря на то, что стучал зубами от холода!

— Стон, который издал Джессеми, заставил его повернуться.

— Мы сделали все, что могли, сэр, но что мы могли сделать еще?

— Ничего, я знаю. Вы спасли его. Я… я очень благодарен вам. Сэр, где он? Могу я его увидеть?

— Да, можно! — отозвался доктор. — Он наверху, уютно устроен в постели, первая дверь направо от лестницы. Ты можешь посидеть с ним и скажи девушке, которую я с ним оставил, что она может вернуться на ферму. Он спит, и не смей будить его! Не пугайся, что голова его забинтована! Мне пришлось наложить пару швов ему на лицо!

— Нет, что вы! — робко сказал Джессеми. — А если он проснется, мне позвать вас?

— Он не проснется. Я дал ему снотворного, надо, чтобы он проспал как можно дольше.

— Он посмотрел, как поспешил Джессеми из комнаты, подмигнул Алверстоку и приладил вокруг шеи Биниша перевязь.

— С вами все готово, — сказал он. — Пусть это послужит вам уроком! Если бы Всевышний хотел, чтобы люди летали, он дал бы им крылья! Вам лучше на время успокоиться.

— Ничего страшного! — весело сказал Биниш. — Я в полном порядке, доктор, благодаря вам! Жаль, что парнишке досталось хуже всех. Я пойду посмотрю, надежно ли убрали шар.

— Ну что у него в голове? — заметил доктор, когда за Бинишем захлопнулась дверь. — Воздушный шар! А зачем?

— Феликс мог бы объяснить вам, я не могу, — ответил Алверсток, снимая накидку и вешая ее на стул. — Теперь, доктор, скажите мне, насколько тяжело он пострадал?

Доктор, собирая свои инструменты в саквояж, сказал сердито:

— Спросите меня завтра, милорд. Я не скрывал ничего страшного, когда говорил, что еще рано судить об этом. Хотя сделал бы это, из-за его брата! Я знаю этот тип людей и не хотел бы получить еще одного пациента. Слишком нервный! Ну а другой… Как его зовут? Феликс? У него не сломано ничего, кроме, как я уже сказал, пары ребер, это не страшно. Но он перенес сильный шок, поэтому я дал ему столько опиумной настойки, сколько ему можно! Обычно я этого не делаю, не очень доверяю этому средству! Но в таких случаях, как этот, важнее всего держать больного в покое. Меня не очень пугают головные боли, но пока ничего не известно, и, если вы думаете перевезти его отсюда, милорд, я вам не советую!

— Будьте покойны, доктор, у меня нет такого намерения!

— Хорошо! Но мальчику нужен тщательный уход, и вот тут есть одно препятствие. Джадбрук — славный малый, но на его сестру нельзя положиться, и, что хуже всего, я не могу прислать сиделку. В округе только одна, у нее замечательные руки…

— Если, — перебил его лорд, — вы имеете в виду миссис Хакнелл, нет смысла обсуждать ее достоинства! Мисс Джадбрук уже сообщила мне, что если миссис Хакнелл войдет в этот дом, то она его покинет. Позвольте успокоить вас по крайней мере на этот счет! Завтра тетя Феликса или, скорее всего, его сестра, мисс Мерривилл, будет здесь, чтобы ухаживать за ним. Теперь скажите мне доктор прямо чего вы опасаетесь?

Доктор Элкот, запирая свой саквояж, помолчал минуту. Он тяжело задумался и наконец сказал:

— Этот мальчик, милорд, промерз до костей!

— Я не очень давно знаю его, но со слов мисс Мерривилл мне известно, что у Феликса грудная болезнь, которую она назвала бронхитом.

Доктор фыркнул.

— Ну конечно! Новое название для старой болезни! Если ничего худшего, чем это, с ним не случится, считайте, что ему очень повезло! Пока я ничего не могу сказать, милорд! Посмотрим! Полли Джадбрук — упрямая старая дева, но у нее хватило ума хорошенько укрыть его одеялами и положить в ноги теплый кирпич. К тому же он довольно упитанный парень, прекрасная конституция для такого случая! — Он сердито добавил: — Если хотите, можете послать за вашим лондонским доктором, я не против! Он не скажет вам ничего, кроме того, что уже сказал я, и указания даст те же. Держать мальчика в тепле и покое, давать ячменный отвар, сколько сможет выпить, — я велел Полли приготовить его, и она сделает это, не волнуйтесь! — а если его будет лихорадить, дать солевого раствора. Я приготовлю и пришлю с ним человека. Никакого горячего вина или других старинных женских средств! — Он помолчал и с сомнением посмотрел на маркиза. — Я понял так, что ваша светлость решили остаться?

— Естественно! Но так как у меня нет опыта в уходе за больными, я буду вам очень обязан, если вы, доктор, скажете мне поточнее, что надо делать, где вас найти в случае необходимости.

— Здесь это вам любой скажет. Если в состоянии мальчика произойдут какие-нибудь тревожные изменения, Джадбрук пошлет за мной кого-нибудь. Я, может быть, и явлюсь, — съязвил он, — потому что вы кажетесь мне разумным человеком, не из тех, что впадают в панику из-за того, что больной мальчик вдруг начнет бредить, когда снотворное перестанет действовать. Его случай не такой уж отчаянный, я приду утром.

Когда доктор ушел, маркиз несколько минут обдумывал ситуацию. Она была, конечно, неординарной. Поскольку он был готов действовать, не теряя головы и хладнокровия, то пожалел, взглянув на несколько строчек, что для памяти ему нацарапал доктор, что эти инструкции не такие подробные. Он печально посмотрел на этот листок, прежде чем сложить и засунуть его в карман, и пошел искать Керри.

— Мы прямо вовремя, милорд! — сказал Керри. — Они сказали мне — Бетти и старая тетка, — что мистер Феликс совсем плох, но ведь это не так?

— Нет, не думаю. Керри, я хочу послать тебя обратно в Лондон.

— Вот как, милорд? — уставился на него Керри.

— Да, и как можно скорее, — сказал Алверсток, доставая часы. — Тебе надо успеть до полуночи: меняй лошадей так часто, как понадобится! Заберешь с собой мистера Джессеми: здесь ему нечего делать, и мисс Мерривилл может подумать, что дела совсем уж плохи, если никто из нас не вернется сегодня вечером. Он даже может ей помочь и в любом случае сможет проводить ее сюда. Она наверняка приедет завтра, чтобы ухаживать за Феликсом.

— Только бы он не напугал ее, — сказал Керри. — Он дергался, всю дорогу, как муха в коробке, милорд!

— Это правда! Но если я не ошибаюсь в нем, он не будет так себя вести с ней, когда почувствует ответственность. Возвращайся в Уэтфорд в фаэтоне и оставь его там. Дальше поедешь на почтовых. Возьми это.

Принимая пачку денег, Керри засомневался.

— Они могут понадобиться вам здесь, милорд!

— Не сейчас. Ты привезешь мне завтра еще: мистер Тревор об этом позаботится. Когда приедешь на Верхнюю Уимпол-стрит, постарайся переговорить с мисс Мерривилл! Сообщи ей, что моя карета придет за ней завтра утром в любое время, когда она скажет, но только не разрешай ей ехать на ночь глядя! Думаю, у нее хватит ума не делать этого. Когда договоришься с ней, поезжай в Алверсток-хауз и передай мистеру Тревору письмо, которое я напишу. Остальное он сделает. Ты проводишь мисс Мерривилл или, может быть, мисс Уиншем, до Уэтфорда, где заберешь моих серых и фаэтон, и на них приедешь сюда. И пойми, Керри! Ты отвечаешь за эту поездку и, если мисс Мерривилл решит нанять почтовых лошадей или что-то в этом роде, скажешь ей, что это мои указания и что ей надо ехать в моей карете, которая понадобится здесь, когда нужно будет перевозить Феликса в Лондон. А теперь попробуй добыть у этой крайне нелюбезной женщины чернил и бумаги и принеси их в гостиную! Наверное, придется припугнуть ее моей важной персоной!

— Я уже так и сделал, милорд! — усмехнулся Керри. — Настоящая ведьма! Но я сказал ей, что, если милорду что надо, он за это хорошо заплатит, и она сразу поменяла тон!

— Рад слышать это. Скажи ей, чтобы наняла в деревне женщину или сколько хочет помощниц. Сошлись на меня! А где ее брат? Ты его видел?

— Нет еще, милорд. Он пошел со своими людьми помочь уложить воздушный шар на свою телегу, это тоже не понравилось мисс Ведьме!

— Удивил! — сказал лорд.

Письменные принадлежности, которые вскоре Керри принес ему в гостиную, оставляли желать лучшего, чернила были грязные, перо нужно было чинить, а бумага была измятая и грязноватая. Лорд сделал что мог, но больше всего его возмутили разноцветные печати, которые просто скручивали письмо, которое он написал Чарльзу Тревору. Он смирился с тем, что ему пришлось писать брызгающим во все стороны пером на грязной бумаге, но почему он должен был запечатывать свое письмо печатью ядовитого сине-зеленого цвета?

Вручив послание Керри, он собрался подняться наверх, но задержался, встретив мистера Оултона, вернувшегося в сопровождении фермера. Ему пришлось выслушать объяснения, обвинения и извинения Оултона со всем терпением, на которое он был способен. Но Джадбрук, оказавшись немногословным и доброжелательным человеком, объявил:

— Вы только скажите, что вам понадобится, милорд, и я прослежу, чтобы у вас все было. У моей сестры есть заскоки, но хозяин здесь я, не беспокойтесь!

Феликса он нашел в большой комнате с низким потолком, на кровати за малиновыми шторами, укрытым лоскутным стеганым одеялом. Он забылся в глубоком сне, дышал с трудом, его голова была забинтована, и выглядел он таким хрупким и маленьким, что гнев Алверстока тут же исчез, и теперь ему было только очень жалко его. Минуту он стоял, глядя на Феликса, а затем повернул голову и встретился с вопросительным взглядом Джессеми, который не сводил с него глаз. Когда он наткнулся на этот полный боли взгляд, то внезапно понял, что в этих глазах был не только вопрос, в них была надежда на него. Этот странный мальчик, который так часто выглядел старше своих лет, не только верил ему, а надеялся на него, уверенный, что этот человек, который всю жизнь избегал обременительных обязанностей, редко старался ради кого-то, должен теперь смотреть за Феликсом, за ним самим, доктором и даже зловредной мисс Джадбрук. Это было в высшей степени абсурдно, но его светлость это не рассмешило: он подумал, что такая вера в него сделала Джессеми почти такой же трогательной фигурой, как Феликс. Если бы мальчик знал, как ему не хотелось принимать на себя эти заботы и как он не годился для этого! А может быть, он ошибался в себе!

Он улыбнулся Джессеми и сказал тихо:

— Будем надеяться, что он отделается двумя сломанными ребрами и царапинами на лице! Дьяволенок!

Джессеми был встревожен, но сказал:

— Доктор говорил, что еще рано быть в чем-то уверенными. Но выглядит он ужасно, и как он дышит…

— Это от большой дозы снотворного, — сказал Алверсток.

— Вы уверены, сэр?

— Да, — ответил Алверсток, успокаивая свою совесть тем, что сейчас важнее не напугать Джессеми. — А что касается слов доктора, то он разделяет твои опасения. Знаешь, главное, чтобы Феликс не простудился после того, как он находился на таком холоде легко одетый. Теперь, дитя мое, самое важное — привезти его сестру. Она как раз знает, что с ним делать.

— Да, о да! Как она здесь нужна! Она всегда знает что надо! Но как…

— Я собираюсь отправить тебя в Лондон и привезти ее завтра, — сказал Алверсток. Джессеми отшатнулся.

— Нет! Ни за что, я не оставлю его! Как вы могли подумать…

— Я думаю о Фредерике, а не о тебе, Джессеми.

— Да, да, но разве не можете поехать вы, сэр, а я останусь смотреть за Феликсом? Ведь это должен делать я!

— Ошибаешься: я отвечал за него и должен позаботиться о нем теперь.

Увидев упрямый взгляд Джессеми, он насмешливо добавил:

— Ты думаешь, что я не справлюсь?

— Нет! Я не имел этого в виду! Вы хорошо знаете, что надо делать, когда он проснется или потеряет силы, и… и он скорее послушается вас. Но… Ох, а разве Керри не может поехать, сэр?

— Керри как раз едет. Он запрягает лошадей. Вы пообедаете в Уэтфорде и оттуда поедете на почтовых.

— Пообедать! Да я ни кусочка проглотить не смогу! И зачем ехать мне, раз едет Керри?

— Тише! Не так громко! Чтобы помочь Фредерике и успокоить ее. И не вздумай психовать! Лучше подумай, как она изведется, если никто из нас не вернется сегодня в Лондон! Керри не сможет убедить ее, что положение Феликса небезнадежно. В том, что остался с ним я, она не увидит ничего необычайного, уверяю тебя, но если останешься ты, она решит, что он при смерти! Что же касается обеда, то ты ничего не ел с самого утра и доберешься до Уимпол-стрит в полуобморочном состоянии. И потом, мой мальчик, голодать из-за того, что Феликс неудачно слетал, несколько мелодраматично, тебе не кажется?

На похудевших щеках Джессеми вспыхнул румянец, он опустил голову и пролепетал:

— Извините! Я не хотел опять показаться таким слабым! Если вы считаете, что это мой долг, я поеду!

— Да, я так считаю. Ты ей нужен. Ведь придется переделать столько дел. Может быть, она даже захочет, чтобы ты остался в Лондоне с Черис, ведь нельзя оставлять ее одну, а ваша тетя, как я понимаю, почти все время находится на Харли-стрит.

— И Гарри уехал со своим бестолковым дружком куда-то в Уэльс, на скачки! — с горечью проговорил Джессеми.

— Как раз, когда он так нужен!

— Вряд ли можно винить его.

— Ведь он и не предполагал, что может быть так нужен. Не подумай, что я недооцениваю его, но на месте Фредерики я бы обратился за поддержкой к тебе, а не к нему.

Он снова покраснел, на этот раз от благодарности.

— Благодарю вас! — проговорил Джессеми, — Не знаю, но сделаю все, что смогу! И если Фредерика захочет оставить меня с Черис, я… я останусь! — Он вздохнул и героически произнес: — Точно, я сам предложу ей это! — Его охватили сомнения, и озабоченный взгляд вернулся к нему опять. — Только, сэр, расскажите мне все точно, что я должен делать? Ну, как нанимать кареты и сколько это должно стоить? И… и я боюсь, что у меня не хватит денег на мою поездку!

— Керри позаботится об этом, и тебе не надо нанимать карету для Фредерики: она приедет сюда в моем экипаже, который останется здесь до тех пор, пока не придет время забирать Феликса. Думаю, в нем ему будет удобнее, чем в почтовой карете.

— Да, конечно! — сказал Джессеми, поднимая на него полные благодарности глаза. — Спасибо вам! Вы… вы обо всем подумали, сэр! Я так благодарен! Я сделаю все, как вы сказали!

Улыбка у Алверстока получилась немного кривой, но он только сказал:

— Керри все тебе скажет. Спускайся к нему, уже пора ехать.

Джессеми кивнул, но задержался еще на секунду, взглянув на Феликса. Он отвернулся, закусив губу.

— Да, сэр. Я знаю, конечно, что с вами он в безопасности! Только поэтому… Вы ведь не оставите его, правда? Нет, простите, я знаю, что ни за что не оставите!

— Будь уверен, не оставлю, — сказал Алверсток, слегка подталкивая его к двери. — Хотя, возможно, мне этого очень захочется, если он проснется и попытается рассказать мне, что лучше всего приводить шар в движение с помощью пара!

Джессеми засмеялся довольно неуверенно, крепко пожал ему руку и быстро вышел из комнаты.

Маркиз закрыл дверь, и, бросив взгляд на Феликса, подошел к окну. Керри подогнал фаэтон к самому дому, через минуту показался Джессеми, сел в него, и Керри тронул лошадей. Маркиз смотрел, пока фаэтон не скрылся из виду, затем повернулся и подошел опять к кровати.

Неудивительно, думал он, что вид мальчика так напугал его брата. И не бинты, которые покрывали почти всю голову, так встревожили его, и не затрудненное дыхание, а его неподвижность и поза, в которой он лежал, на спине, совершенно прямо, до подбородка укрытый простынями. Конечно, это доктор уложил его так, скорее всего, из-за сломанных ребер ему нельзя лежать по-другому; но такое положение делало его похожим на покойника. Маркиз заметил это, однако он не страдал больным воображением и заставил себя успокоиться. У него сложилось хорошее впечатление о докторе Элкоте, и он доверял его мнению. Элкот просто не был уверен, будут ли осложнения, но не предполагал каких-то внезапных перемен. Положительно он был уверен, что жизнь Феликса вне опасности. Маркиз почувствовал, что это не тревога, а усталость. К тому же уже столько времени, подумал он, посмотрев на часы. Но ничего не оставалось, как постараться не уснуть. Может быть, кресло поможет, оно выглядело таким жестким и неудобным. Он вспомнил, что приглашен сегодня на веселую вечеринку в Касл-Инн, и криво усмехнулся, сравнивая это приглашение со своим настоящим времяпрепровождением. Оставалось надеяться, что Чарльз Тревор вспомнит об этом и принесет за него извинения. Конечно, вспомнит, он никогда не забывает о таких вещах. Наверное, ждет новостей, ведь Элиза уже все ему рассказала, и он знает, что может понадобиться его помощь. Чарльз — самый надежный секретарь, маркизу будет очень недоставать его, но придется молодого человека отпустить. Это напомнило ему о том, что пора привлечь к Чарльзу внимание стоящих людей среди политических деятелей.

Так что лорд уселся в кресло и стал обдумывать, как лучше это сделать.