День 7
Из сна меня вырвало чье-то прикосновение. С трудом разлепив глаза, я увидел склонившуюся надо мной Мику. Её лицо было искажено гневом, а в глазах сверкали молнии.
— Это ещё что такое⁈ — её голос дрожал от ярости. — Какого чёрта здесь происходит⁈
Я резко сел, голова закружилась. Огляделся и остолбенел: рядом, мирно посапывая спала Алиса. Её рыжие волосы разметались по подушке, а на губах играла безмятежная улыбка.
Алиса, словно почувствовав мой взгляд, сонно заморгала, открыла глаза и растерянно огляделась.
— Что… Где я? — пробормотала она, приподнимаясь на локте. Её голос был хриплым спросонья, а в глазах — полное недоумение.
— Вот и я хочу знать, что ты здесь делаешь⁈ — Мику сжала кулаки, её голос звенел от сдерживаемого гнева. — Мы же договаривались! Договаривались, что никаких «ночных репетиций»!
Она переводила гневный взгляд с меня на Алису и обратно.
— Так значит… — в её голосе послышались горькие нотки, — значит, твой «первый раз» был не со мной? А с ней⁈
В этот момент дверь домика распахнулась, и в комнату влетела запыхавшаяся Ульянка.
— Ребята, Алиска куда-то пропала! — выпалила она с порога, но, увидев разворачивающуюся перед ней сцену, осеклась. Её глаза округлились, на лице застыло выражение крайнего изумления.
— Ну… всё понятно, — пробормотала она, пятясь к выходу. — Простите, кажется, я не вовремя…
И, развернувшись, Ульянка выскочила из домика, оставив нас троих наедине с нашей непростой ситуацией. Мику стояла, сжимая и разжимая кулаки, словно борясь с желанием разрыдаться. Алиса, окончательно проснувшись, сидела на кровати, растерянно глядя то на неё, то на меня. А я… я просто не знал, что сказать. Я понимал — одно неверное слово может привести к катастрофе.
«Опять какая-то непонятная ситуация и опять из-за Алисы. Да сколько можно⁈ Бесит!»
— Да я вообще спал всю ночь как убитый! — я вскочил с кровати, отчаянно жестикулируя. — Понятия не имею, как Алиса здесь оказалась! Клянусь, я ничего такого не делал! Между мной и Алисой ничего не было! — я запнулся, поражённый внезапной, ужасающей догадкой, и медленно повернулся к Алисе. — Ведь не было⁈
Алиса, до этого сидевшая на кровати молча, вдруг порозовела.
— Ничего не было, — тихо ответила она, опустив глаза.
Я заметил её реакцию. Взгляд мой стал жёстким, требовательным.
— Так, — голос мой звучал угрожающе, — рассказывай!
Алиса замялась, теребя край одеяла.
— Ну… я… — она начала издалека, — я не могла уснуть ночью… И вообще… я соскучилась по тебе, Семён… А ты как раз вчера предлагал поспать вместе… Вот я и… приняла твоё приглашение…
— И это всё? — я прищурился, не сводя с неё глаз. — Мы просто спали вместе?
Алиса отвела взгляд, щёки её залились ещё более густым румянцем.
— Практически, — пробормотала она.
— Что значит «практически»? — голос Мику дрогнул. — А ну-ка, рассказывай всё как было!
Алиса совсем поникла, её плечи опустились.
— Ну… судя по всему, тебя опять мучили эротические сны… и я… помогла тебе расслабиться…
Я схватился за голову.
— Так всё-таки у вас всё уже случилось? — в голосе Мику звучало отчаяние пополам с надеждой.
— Да почему, примерно то же самое, что и вчера ночью… — Алиса обиженно засопела. — В общем, Семён всё ещё технически девственник, а я всё так же девочка.
Мику шумно выдохнула, словно с её плеч свалился тяжёлый груз. Она повернулась к Алисе, и в её взгляде снова вспыхнули гневные искры.
— Мы с тобой и так полночи не спали, а ты потом ещё и к Семёну решила заявиться? — начала она отчитывать Алису. — Ты же сегодня опять весь день никакая будешь, а нам вечером выступать! Забыла? Это же ответственное мероприятие! Почему на тебя нельзя положиться? И вообще…
Я, устав от этой перепалки, решил вмешаться.
— Так, стоп, — я поднял руку, призывая к тишине. — Я не понял, что это опять за ночная тренировка? Мику, Алиса? — я вопросительно посмотрел на девушек.
Алиса снова начала оправдываться:
— Ну… Мику по результатам вечерней репетиции не удовлетворилась тем, как я играю… и мы немножко потренировались ещё вечером…
Мику перебила её:
— Сёмочка, понимаешь, мы с Алисой вчера долго не могли договориться, с кем из нас у тебя будет первый раз…
— Мику, это же был наш секрет! — воскликнула Алиса. — Вот так и знала, что тебе ничего нельзя доверять — всё разболтаешь!
— Да, я такая — ничего не хочу скрывать от любимого, — парировала Мику, гордо вскинув подбородок.
— Болтливая и простодушная, — поддела Алиса. — Семён не говорил, какая ты богиня, а я скажу — богиня болтливости!
— Девочки, не ссорьтесь, — призвал я. — Мику, продолжай.
— И мы решили, что раз не можем договориться, то мы сделаем это все вместе, — продолжила Мику, проигнорировав реплику Алисы. — Поэтому, чтобы не показаться тебе неуклюжими, мы решили потренироваться…
— Чувствую, этот день обещает быть необычным… — протянул я, потирая виски.
По дороге в столовую я решил поговорить с Алисой. Мику, шагавшая рядом, понимающе замедлила шаг, давая нам возможность объясниться наедине.
— Алиса, — начал я, стараясь подобрать правильные слова, — я уже говорил с Мику, теперь хочу поговорить и с тобой. Понимаю, у вас сейчас некоторое соревнование… гм… за право оказаться первой, но… это всё же серьёзный шаг, и не стоит совершать столь опрометчивые поступки только из чувства соперничества. Поэтому, пожалуйста, хорошо подумай, готова ли ты на что-то большее со мной. Более того, мне не совсем понятно, что ты чувствуешь ко мне. Ты, в отличие от нас с Мику, не спешишь признаваться в чувствах, ни разу не сказала «люблю», поэтому я в некотором замешательстве.
Алиса остановилась, с вызовом посмотрела на меня.
— А на что похоже, дурак? — потом, смутившись, поправилась: — То есть, на что похоже, милый? Да, у меня не очень хорошо получается выражать свои чувства словами. Да я, наверное, и сама ещё не до конца понимаю, что чувствую. Но ты ведь и сам говорил, что все мы любим по-разному, так что, наверное, это нормально.
Я вздохнул.
— Я опасаюсь, что это не любовь, а просто страсть. Тогда она быстро угаснет, а ты уже к тому времени совершишь непоправимое. Всё-таки свой первый раз надо дарить любимому человеку, с которым ты планируешь прожить всю жизнь… ну, в идеале, конечно.
— Ой, не надо мне этого морализаторства! — Алиса фыркнула. — Ты же не мой отец, так что давай обойдёмся без этого. Я буду делать, что хочу, когда хочу и с кем хочу. Сейчас я хочу тебя. А если это, как ты говоришь, ненадолго, то вам же с Мику лучше. Избавитесь вскоре от меня и проживёте оставшуюся жизнь в любви, душа в душу.
— Нет, это не то, чего я хочу, — возразил я. — Думаю, и Мику тоже не хочет такого развития событий. Так что мы приложим все усилия, чтобы твоя неистовая страсть не угасала или, что лучше, трансмутировала во что-то более стабильное.
— Ты так говоришь, как будто мы обсуждаем радиоактивность, — прыснула Алиса.
— Ну да, я всё-таки занудный тип, — улыбнулся я, — так что вот тебе ещё один повод, чтобы бросить меня, пока не поздно.
Тут в разговор влезла Мику, до этого молча шагавшая позади.
— Нет, Алиса, не надо бросать нас, мы тебя любим! Без тебя нам будет плохо!
— Вот, Мику правильно говорит! — подхватила Алиса, ткнув меня пальцем в грудь.— А ты, Семён, не дождёшься того счастливого момента, когда я вас брошу! Я вам ещё долго кровушку буду портить, вы у меня ещё попляшете, так и знай!
— Ладно, как скажешь, — примирительно поднял руки я. — Моё дело — предупредить, а там уж ты сама решай, всё-таки большая девочка.
— Вот именно! — подтвердила Алиса.
— Семён, а ты правда считаешь, что я богиня болтливости? — вдруг спросила Мику, с надеждой глядя на меня.
— Мику, ну что ты, конечно, нет, — я смутился, почесал затылок. — Ты богиня творчества!
— Вот, Алиса, поняла? — Мику торжествующе посмотрела на подругу.
— Прости меня, Мику, я не хотела тебя обидеть, — Алиса виновато опустила голову. — У меня просто характер такой, так что делайте скидку на это и не держите на меня зла за такие эмоциональные высказывания. На самом деле я, конечно, так не думаю.
Закончив завтракать, мы с Мику, Алисой и присоединившейся к нам Ульянкой вышли из столовой.
— Так у вас опять мир, дружба, любовь? — поинтересовалась Ульяна. — Я думала, после утренней сцены у вас будет развод и делёж имущества, а вы, смотрите-ка, снова влюблённая парочка… Или, вернее, троечка. — Она захихикала, не удержавшись от шпильки. — Удивительно, как тебе, Семён, удаётся выйти сухим из воды.
— Сам удивляюсь, — пожал я плечами, усмехнувшись. — Видимо, такова судьба — нам всем троим быть вместе, а от судьбы, как известно, не уйдёшь!
— И только ко мне судьба несправедлива, — вздохнула Ульянка, с завистью глядя на нас.
— Для тебя ещё, видимо, не настал срок, — ободряюще похлопал я её по плечу. — Вот увидишь, придёт время, и сама не заметишь, как удачно всё сложится — и в жизни вообще, и в личной в частности.
— Надеюсь, — чуть повеселев, отозвалась Ульянка.
В этот момент Мику, до этого шедшая чуть впереди, вдруг остановилась. Она обернулась и радостно заявила:
— А теперь на репетицию!
Слова прозвучали неожиданно, выдернув всех из приятной утренней неги.
— Как, опять⁈ — Алиса удивлённо вскинула брови. — Разве вчера у нас была не финальная?
— Нет, — покачала головой Мику. — Просто я хотела, чтобы вы выложились по полной, и посмотреть, как у вас получится. По итогам той проверки мы сейчас проведём ещё одну!
В воздухе повисло недовольное молчание.
Я устало вздохнул, а Алиса шумно выпустила воздух, всем своим видом выражая протест. Ульянка буркнула себе под нос:
— Ну вот, опять… А я-то думала, сегодня отдохнём…
Но Мику была непреклонна, в её взгляде читалась решимость стоять на своём до конца.
— Ладно, что поделать, может, это действительно необходимо, — первым сдался я.
Покорившись неизбежному, все понуро побрели в сторону музыкального клуба, где нас ждали инструменты и уже привычные, но от этого не менее утомительные, часы репетиций.
Мику гоняла нас нещадно, заставляя оттачивать каждую ноту, каждый аккорд, каждый удар по барабанам. Она была требовательна как никогда, словно от этой репетиции зависела не только судьба предстоящего концерта, но и что-то гораздо большее. И только когда далёкий, но настойчивый звук горна возвестил о начале обеда, Мику, наконец, удовлетворённо кивнула:
— Ну вот, теперь я спокойна. Теперь мы точно готовы.
Мы, усталые, но довольные, потянулись к выходу. Алиса, воспользовавшись тем, что Ульяна с Мику ушли вперёд, придержала меня за руку, заговорщицки заглядывая мне в глаза:
— Семён, пожалуйста, останься, мне надо с тобой поговорить. Наедине.
Я с тревогой посмотрел на неё. Слишком уж серьёзно была настроена Алиса.
— Хорошо, — кивнул я.
Мику, заметив нашу заминку, обернулась:
— Что-то случилось?
— Ничего особенного, — поспешно отозвалась Алиса, бросая на Мику быстрый взгляд, — просто хочу поговорить с Семёном с глазу на глаз, если ты не против.
Мику на мгновение задумалась, испытующе посмотрела на нас обоих, словно пытаясь прочесть наши мысли, а потом, пожав плечами, произнесла:
— Только чур никаких больше репетиций! — Она строго посмотрела на нас. — Я имею в виду вообще никаких! — многозначительно добавила она, и лукавая искорка мелькнула в её глазах. — Нам всем ещё понадобятся силы на выступление, понятно?
Алиса и я поспешно закивали. Ульянка, стоявшая рядом с Мику, понимающе хмыкнула и потащила её к выходу.
Когда мы остались одни, я выжидающе посмотрел на Алису:
— Я слушаю.
Алиса глубоко вздохнула, словно собираясь с духом, и выпалила:
— Пожалуйста, не бросай меня!
Я облегчённо выдохнул. «Вот, значит, в чём дело. А я-то уже бог знает что себе надумал.»
— Я не собираюсь тебя бросать, Алиса, даже не думал об этом. Ты меня прямо напугала этой своей просьбой. «Семён, пожалуйста, останься» — ты же так никогда не говоришь. Я после такого думал, это ты скажешь что-то вроде «прости, это была ошибка, нам надо расстаться», — нервно усмехнулся я. — Уф, напугала же ты меня.
— Правда? Я тебе так нужна? — в глазах Алисы вспыхнула надежда.
— Конечно! А с чего вообще эти сомнения? Почему ты решила, что я тебя собираюсь бросить?
Алиса замялась, её пальцы теребили край юбки, а взгляд скользнул в сторону.
— После нашего утреннего разговора я много думала, — начала она тихо. — Как ты и сказал, я ни разу не сказала «люблю» и вообще… Если сравнивать с Мику, с тем, как она себя ведёт, как проявляет свои чувства… Я решила, что ты предпочтёшь её. Зачем тебе такая бесчувственная и колючая девушка, как я? Я только и умею, что обзываться, говорить разные неприятные вещи и устраивать вам с Мику неприятности. А без меня у вас тишь да гладь.
— Мику такая ласковая, такая нежная, она тебя просто боготворит и готова ради тебя на всё. А я… Я всё время ехидничаю, огрызаюсь. В общем, не могу себя с тобой вести так же, как она. А ещё она красивее меня. У неё такая стройная, точёная фигурка, милое личико, длинные ноги, аккуратная грудь… — голос Алисы дрогнул.
Сделав паузу, она продолжила, ее голос вибрировал от эмоций:
— Зачем тебе я, когда у тебя уже есть идеальная девушка? Вы же любите друг друга очень сильно, я же вижу. И всё у вас было замечательно! А потом появилась я и… Получается, как будто я увела тебя у неё. Ты просто поддался минутному соблазну! А ей теперь приходится делиться своим любимым человеком.
Голос Алисы задрожал сильнее, глаза заблестели:
— Она была первой, но она даже не ревнует тебя ко мне! Спокойно так относится к тому, что я тебя тоже целую. Говорит: «Как я рада за вас!» Она просто ангел! А я вот так не могу. Я тебя ревную! Меня тянет к тебе, но я понимаю, что этим причиняю только боль — себе, тебе, Мику. Поэтому думаю, всем будет только лучше, если… если ты меня бросишь. Но от этой мысли у меня разрывается сердце, и я кричу где-то там, внутри: «Нет, нет, только не это!»
Закончив свой монолог, Алиса уткнулась лицом в мою грудь, пытаясь сдержать подступающие слёзы.
Я протяжно выдохнул:
— Да-а-а уж…
Я принялся нежно гладить Алису по рыжим, таким непослушным волосам, успокаивая.
— Ну-ну, тише, не плачь, — сказал я мягко. — Ты слишком много всего надумала. Давай я постараюсь постепенно на всё это ответить. Сразу скажу, что тебе вредно много думать, будь проще. К этому нас, кстати, и Мику призывает. Главное, что ты должна понять: я люблю тебя, и Мику любит тебя. Пусть ты не говоришь о чувствах словами, я всё вижу и понимаю без них. Поступки тоже многое значат.
Я сделал паузу, подбирая слова:
— Я не столь чувствителен, поэтому не буду говорить, что чую сердцем, но вот Мику — она точно чувствует ещё и сердцем. Поэтому не стоит говорить, что мы не понимаем тебя и твоих чувств. Я уже говорил: все мы любим по-разному. Твоя любовь вот такая, и такой я её принимаю. Характер у тебя какой уж есть, и другим он вряд ли станет. И я принимаю тебя вместе с этим характером.
Она чуть отстранилась, шмыгнула носом, и я продолжил:
— Что касается внешности, то Мику, например, мне говорила то же самое, что и ты: зачем мне она, если у меня теперь есть такая замечательная Алиса. Так бывает всегда: «Трава в чужом саду всегда зеленее, а яблоки вкуснее», как говорится. Мне нравится твоя фигура. Очень хорошо, что вы с Мику разные — и по фигуре, и по характеру. Зачем мне две одинаковые Мику или две неотличимых друг от друга Алисы? А так у меня две абсолютно разных девушки, и я счастлив вдвойне!
Я помолчал и закончил:
— Вроде на всё ответил. Но я так понимаю, что просто слова тебя вряд ли убедят. Червячок сомнения… гм… или твои тараканы так и остались нетронутыми? Давай уж расправимся с ними окончательно. Готова?
Алиса, всё так же не отрывая лица от моей рубашки, согласно кивнула.
— Мику на пляже, пока я мазал её кремом, рассказала мне о твоих комплексах, — признался я. — Что ты переживаешь из-за размера груди. Я уже разглагольствовал там, на пляже, что размер не очень важен, главное — красота. И твоя грудь красивая, я тебе это авторитетно заявил, причём когда увидел её полностью при свете дня. Так чего тебе ещё нужно? Почему всё ещё у тебя какие-то претензии к фигуре?
— Ещё у меня попа плоская, — пожаловалась Алиса, она подняла голову и посмотрела мне в глаза. Её глаза были красными, но в них мелькнула искра упрямства. — не такая, как у Лены, например. И бёдра не такие широкие, получается, талия от бёдер не сильно отличается. И вообще, если бы не грудь, то скорее это мальчишеская фигура, а не девичья! А ещё…
— Ладно, ладно, я понял, — остановил я поток её откровений. — Ну вот да, такая фигура, с этим ничего не поделать. Прими как данность и живи с этим спокойно. Переживай, не переживай — ничего уже не изменить. Если прямо очень хочется, то можешь тренировками и диетой немного скорректировать её. Но в любом случае ты должна сравнивать себя только с собой — себя прежнюю с собой после изменений. Не надо смотреть на кого-то ещё. Я же люблю тебя такой, какая ты есть, — с такой грудью и попой. Какая разница, что там у Лены, если её я не люблю? Опять же, как я уже говорил на пляже, нормальные парни воспринимают девушку как цельный образ, не только грудь, попу и длину ног, но и другие качества — ум, обаяние, характер и прочее.
Я сделал паузу, переводя дух, и продолжил:
— Вообще, думаю, ты слишком критично относишься к себе и своей внешности. Я воспринимаю тебя не так. Считаю, что всё у тебя в порядке — и с фигурой, и с женственностью! Ты мне очень нравишься! И ты… твой вид… действует на меня… возбуждающе…
— Вот как… не знала, — Алиса порозовела.
— Да! Именно! — подхватил я. — Ну что, я тебя немного успокоил насчёт недостатков внешности?
Алиса, слабо улыбнувшись, кивнула:
— Немного.
— Уже хорошо, — обрадовался я. — Теперь что насчёт твоего поведения? Можешь рассказать, почему ты так себя ведёшь, почему грубая, колючая, и всё в таком духе?
Алиса неожиданно ткнула меня кулачком в живот:
— Ах ты гад! Ты ведь правда считаешь меня такой, а на пляже успокаивал: «Да вовсе нет, ты такая хорошая, милая, добрая!»
— Как говорит Алиса: «Тебе это приснилось!» — широко улыбнулся я. — Ладно, давай начистоту, только так можно разобраться в себе. Я хочу тебе помочь, так что уж постарайся, подумай, что могло к этому привести, и расскажи мне. Признание проблемы и осознание её истоков — уже часть решения! Не с рождения же ты такой была, правда? Что-то повлияло, да?
— Думаю, это из-за мамы, — вздохнула Алиса. — Она сошлась с одним мужчиной, они стали жить вместе, и вскоре родилась я. Но этот мужчина оказался негодяем и предателем. Мне мама потом рассказала. Она его очень любила и даже боготворила. Замуж он маму не взял, были просто сожителями. Через некоторое время, когда я была ещё совсем маленькой, ему, видимо, всё это надоело — и я, и мама, и весь этот неустроенный быт, пока ребёнок маленький. Он занял у мамы денег, все её сбережения, якобы хотел починить дом для своей матушки, которая живёт в деревне и является инвалидом. И с тех пор мама его больше не видела.
— Как ещё потом оказалось, всё время, пока они жили вместе, он ей изменял с её подругой. После этого мама никогда больше не вышла замуж, но стала стервочкой и сердцеедкой. Мне кажется, она просто мстила всем мужчинам. Но от поклонников у неё не было отбоя, все от неё были без ума, и она вертела ими как хотела. Но итог был всегда один — она всем разбивала сердца. Тогда я поняла, что если хочешь в жизни преуспеть, то нужно быть такой же, как мама. Такой же сильной, независимой и бесчувственной. Пусть страдают другие, а не ты.
Алиса сделала небольшую паузу и продолжила:
— Когда мама снова вышла на работу, то довольно быстро взлетела по карьерной лестнице. Стала большим начальником. Для меня это означало, что дома её почти не бывало: уходила затемно, возвращалась поздно вечером, вымотанная и погружённая в свои взрослые дела. Все заботы обо мне как-то незаметно легли на плечи её старшего брата, моего дяди Серёжи. Так что, можно сказать, по-настоящему меня вырастил он, а не мама. У него самого подрастали двое сыновей-погодок, и вот в этой шумной, чисто мужской компании я и крутилась всё детство.
Дядя Серёжа в юности серьёзно занимался боксом, даже какие-то высокие призовые места брал среди юниоров. А после школы отслужил в армии, да не где-нибудь, а в ВДВ, в десантуре. Так что можешь себе представить, какое это было воспитание… — Она кривовато усмехнулась, словно вспоминая что-то одновременно суровое и забавное.
— Тогда действительно понятно… — вставил я.
— А ещё у меня была несчастная первая любовь… — Алиса опустила глаза. — Но ты, наверное, не хочешь про это слушать? Кому интересно слушать про все эти девчоночьи розовые сопли и горькие слёзы?
— Ну раз пошла такая пьянка, давай рассказывай всё, что у тебя там есть, всё, что тебя гложет. Мне интересно узнать про твою первую любовь. Так что там было?
— Мы с мамой отдыхали на юге. В каком-то посёлке у моря, рядом с железной дорогой. Мама закрутила курортный роман, а мне было одиноко. Я не очень легко схожусь с людьми, как ты успел заметить, так что я была одна и скучала. Однажды в столовой познакомилась с красивым молодым человеком. Это был блондин, высокий, стройный, но с широкими плечами. Ещё и старше меня. И такой… ну немного хулиган. В общем, мечта любой девушки-школьницы. Он начал ухаживать за мной, и делал это так галантно и так умело, как я теперь понимаю, что в итоге меня покорил. И я тогда подумала: так вот же, я всё время была неправа, на самом деле мальчики вот какие, совсем не такие козлы, как мой отец.
— И твои барьеры стервозности пали под беспощадными ударами любви… — подсказал я.
— Ну да, сердечко-то моё растаяло, — Алиса печально улыбнулась. — Тебе я уж не буду пересказывать все наши романтические похождения… Хотя ты должен знать, что дальше поцелуев дело не зашло, — Алиса смутилась. — Так что только с тобой я зашла так далеко…
— Очень рад. Мне повезло! И чем всё закончилось?
— Однажды я учуяла запах чужих духов… Он приезжал ко мне на электричке. Сам он, как говорил, жил где-то в городе, а сюда приезжал к бабушке. Похоже, этой бабушкой была я, — Алиса горько усмехнулась. — Так вот, я решила за ним проследить и незаметно села в ту же электричку, что и он. И ты не поверишь…
— Конечно, не поверю! Так что?
— Он вышел на следующей остановке, и тут же на платформе к нему подбежала очередная девчушка, и они прямо там начали взасос целоваться! А если учесть запах духов, то, получается, до нас он провёл время с ещё одной влюблённой дурочкой!
— Да уж… Не электричка, а прямо какой-то экспресс любви у вас там курсировал, — покачал я головой.
— Тогда я решила, что исключений не бывает, и все мужики — козлы! Даже если они ещё не мужики, а мальчики, но что-то козлиное уже начинает проглядывать. И тогда!..
— Понятно. Тогда я, получается, тоже козёл, учитывая всё, что с нами произошло. И у меня так же не одна возлюбленная…
— Нет, ты мой Люби-и-имый, — протянула она, и хоть и хотела это подать в виде шутки, я увидел в её глазах самую настоящую, искреннюю любовь и привязанность.
— Я открою тебе страшную тайну! Ты права: практически каждый мужчина, с которым сталкивается женщина, — козёл. Именно таких мужчин, именно за их «козлиную» сущность, женщины и любят! Их процентов двадцать от всей мужской популяции. Просто остальные не подкатывают к женщинам так часто и интенсивно. Да и вообще, на всех прочих нормальных и хороших мужчин женщины почти не обращают внимания. Они им просто не интересны!
Алиса на это откровение отреагировала недоверчивым и непонимающим взглядом. Я продолжил:
— Поверь мне, это так. Я всегда был пай-мальчиком, мальчиком-зайчиком, и я знаю, о чём говорю. Только попав сюда, я начал вести себя более смело и раскованно, часто, пусть и невольно, поступал как негодяй — и тем самым обрёл любовь и внимание девушек! Поэтому я постараюсь, с одной стороны, всё так же оставаться козлищем, чтобы вы меня не разлюбили, а с другой стороны, попробую очаровать вас своими лучшими человеческими качествами и на своём примере доказать, что мужчины бывают весьма хороши!
— А я думаю, что ты мне рассказываешь какие-то сказки для маленьких девочек, — Алиса упрямо тряхнула рыжей челкой. — Но ладно, наверное, это и неважно. Я перед тобой так хорошо выговорилась, знаешь, как-то легче на душе стало.
— Очень рад, что смог тебе помочь, и я счастлив, что стал для тебя тем, кому ты смогла полностью довериться.
— Спасибо тебе, что выслушал весь этот бессвязный бред. Я благодарна тебе за добрые слова! Теперь, наверное, я люблю тебя ещё больше. Причём это не какая-то страсть, а что-то большее, так мне, по крайней мере, кажется…
— Ну почему же, страсть — это тоже хорошо, это не что-то, о чём я говорил как-то пренебрежительно…
— Ой, всё, пойдём уже есть!
Алиса, наконец, высвободилась из моих объятий, потянулась и пошла к выходу из клуба, потом неожиданно развернулась:
— А всё-таки ты, Семён, — козёл! — радостно заявила она. — Только какой-то необычный… Какой-то… благородный, что ли… Но я тебя люблю!
И, счастливо рассмеявшись, выбежала на улицу, залитую полуденным солнцем.
Вечер полностью вступил в свои права. Лесной воздух здесь, у «зелёного театра», был ещё более прохладным, чем на улицах лагеря. Поднявшийся лёгкий ветерок неспешно шелестел листвой, холодил кожу и тем самым создавал ощущение, что конец лета уже не за горами.
Деревянный помост, прикрытый сверху крышей в виде трапеции, был празднично украшен не только разноцветными лентами, но и мерцающими в сгущающихся сумерках электрическими гирляндами. Несколько прожекторов освещали сцену, заливая её ярким светом, что неожиданно придавало ей сходство с большими концертными площадками, которые я видел лишь на фотографиях в журналах — сценами, на которых блистали знаменитые музыканты, собиравшие стадионы восторженных поклонников. И это сходство лишь добавляло мне нервозности, заставляя сердце биться чаще.
Перед сценой рядами стояли деревянные скамейки, на которых уже рассаживались зрители: дети, вожатые, воспитатели, обслуживающий персонал. Всё население лагеря пыталось разместиться на ограниченном стволами деревьев-великанов пространстве.
Сегодняшний концерт был особенным — прощальным. Завтра заканчивалась смена, и все разъедутся по домам, увозя с собой чемодан воспоминаний о лете, солнце, новых друзьях и, конечно же, первой любви.
За сценой, царило волнующее, трепетное оживление. Ребята из разных отрядов, участвующие в концерте, переговаривались, распевались, повторяли движения танцев. Кто-то декламировал стихи, а кто-то репетировал сценку, то и дело поглядывая на самодельные, наспех сколоченные и раскрашенные декорации.
Мы с Мику, Алисой и Ульянкой стояли немного поодаль от остальных, стараясь сосредоточиться. Ульянка, как всегда, была полна энергии — то и дело била в воображаемые тарелки, отстукивая ритм. Алиса, прислонившись к дереву, молча перебирала струны гитары, на её лице застыло задумчивое выражение. Мику, сжимая в руках листок с текстом своей песни, нервно прохаживалась взад-вперёд, то и дело поправляя и без того идеально уложенные волосы. Я, стоявший рядом с ней, старался её подбодрить:
— Мику, не волнуйся, всё будет хорошо. Ты прекрасно поёшь, и музыка у нас замечательная.
— Я знаю, — отозвалась Мику, — просто… это так важно для меня. Хочется, чтобы всё прошло идеально.
Она замолчала, а потом, посмотрев на меня, тихо добавила:
— И чтобы ты услышал… понял…
Я ободряюще сжал её ладонь, заглянув в глаза, полные надежды. Я прекрасно понимал, о чём она. Сегодня я впервые услышу её песню, стихи, написанные ею специально для меня. Или, вернее, про меня. Про нас — про Мику и меня. Про чувства, что Мику испытывает ко мне. Не те слова, что были сбивчиво высказаны ею когда-то, на той уединённой полянке, преодолевая смущение, неловкость и внезапное косноязычие, а бережно выраженные в строках песни, что прозвучит сегодня. Слова, выверенные, обдуманные и идущие от самого её сердца. Ведь для Мику творчество — это и есть самый искренний, самый честный способ выразить себя, открыть свою душу нараспашку.
Наконец, на сцену вышла вожатая — Ольга Дмитриевна, и объявила о начале концерта. Один за другим на подмостки поднимались юные артисты. Звучали стихи, песни, кто-то показывал забавные сценки, кто-то танцевал. Каждый номер сопровождался дружными аплодисментами зрителей.
Когда Ольга Дмитриевна зычным голосом объявила, что сейчас выступит Мику с песней собственного сочинения, у меня перехватило дыхание, а по спине пробежал неприятный холодок. Мику лёгкой, почти летящей походкой поднялась на сцену. Она была в своём любимом голубом сарафане, который так красиво подчёркивал её стройную фигуру. Взяв в руки микрофон, она взволнованно окинула взглядом зал.
— Как же вас оказывается много, мне даже немного страшно… — призналась она. — Я не первый раз выступаю перед публикой, но каждый раз так волнуюсь, — голосок её дрожал, выдавая волнение. Зрители отреагировали на её слова ободряющими аплодисментами, и Мику, благодарно кивнув, продолжила: — Но главное — признаться в своих страхах, и сразу становится легче.
Сделав глубокий вдох, она, казалось, и в самом деле успокоилась, расправила плечи и уверенно посмотрела на ребят из нашей группы. Мы с Ульянкой и Алисой уже заняли свои места за инструментами.
В этот момент меня, до того просто взволнованного, вдруг охватил настоящий приступ паники. Страх сковал меня, словно ледяной панцирь. Перед глазами поплыли круги, а в ушах зашумело. Это не просто выступление, это песня Мику, её песня! Песня, которую она доверила нам, своей группе. Песня, в которой она раскрывает свою душу. И сейчас, именно я могу всё испортить. Одна неверная нота, одно неточное движение — и всё будет загублено. Я подведу не только себя, не только группу, я подведу Мику, что было хуже всего. Руки мои вдруг ослабли, сделались ватными. «Я не смогу, — пронеслось у меня в голове, — я не справлюсь…»
Но тут я вспомнил, как усердно мы репетировали, как Мику, слушая мою игру, одобрительно кивала, как хвалила меня за чёткий ритм, за моё чувство музыки. Вспомнил, как она говорила, что я — опора всей группы, что моя бас-гитара — это фундамент, на котором держится вся наша музыка. И эти воспоминания подействовали на меня, как отрезвляющий душ. Страх начал понемногу отступать, уступая место уверенности. Нет, я не могу подвести Мику. Не имею права. Я справлюсь. Я должен справиться.
Я глубоко вдохнул, выдохнул, прогоняя остатки паники, и решительно взял в руки бас-гитару. Пальцы, до этого непослушные, вдруг обрели привычную цепкость и ловкость. Я взглянул на Мику, улыбнулся ей, и в ответной улыбке прочёл не только ободрение, но и абсолютную уверенность ее во мне. «Нет, я не подведу. Не сегодня.»
Ульянка, лукаво подмигнув мне, взмахнула палочками, отсчитывая ритм, Алиса взяла первый аккорд, и… зазвучала музыка.
Бодрая, роковая мелодия, которую мы так усердно репетировали, но слова… Я замер, поражённый. Я впервые слышал эти слова, и каждое из них отзывалось в моей душе.
"Жаркий летний день, лагерь у реки,
Ты стоишь один, взгляд из-под руки…"
Мику пела обо мне. Обо мне и о себе. О нашей встрече, о наших чувствах. О том, как она готова идти за мной хоть на край света. О том, что я — её путеводная звезда. С каждым словом я всё больше понимал, как сильно она меня любит. Как глубоко и искренне её чувство. И от этого понимания у меня сладко щемило сердце.
Когда песня закончилась, зал взорвался аплодисментами. Мику, смущённо улыбаясь, раскланялась. Я, не в силах сдержать переполнявшие меня чувства, бросился к ней и заключил в крепкие объятия.
— Мику, это… это было потрясающе! — прошептал я ей на ухо. — Я… я люблю тебя.
— И я тебя люблю, Семён, — ответила Мику, прижимаясь ко мне всем телом.
Следующим номером была наша с Алисой песня. Я почувствовал, как волнение вновь сковывает меня. Я взглянул на Алису, и вдруг ощутил укол неуверенности. Как я могу сейчас петь эту песню, полную страсти и почти болезненной привязанности к другой девушке, после всего, что я только что услышал от Мику?
Алиса, словно почувствовав моё состояние, ободряюще улыбнулась.
Ульянка взмахнула палочками, Алиса коснулась струн, и… зазвучала наша песня.
Я запел, и вдруг понял, что не могу. Одно дело — петь эти слова наедине с Алисой, и совершенно другое — здесь, на сцене, перед полным залом, перед всем лагерем. Сейчас мне придётся не просто петь, а фактически обнажать свои чувства, выворачивать душу наизнанку перед толпой незнакомых людей.
От этого осознания мой голос дрогнул, зазвучал глухо, неуверенно. Я сбился, перепутал слова, пел всё тише и тише. Алиса, видя моё состояние, тоже начала играть тише и вскоре вовсе перестала петь, хотя её губы беззвучно повторяли слова песни. Ульянка, сбитая с толку, сначала попыталась заполнить образовавшиеся паузы импровизацией, но потом, окончательно запутавшись, тоже утихла. Последней сдалась Мику.
На сцене повисла гнетущая тишина. Я стоял, беспомощно глядя на замерших в недоумении зрителей, и чувствовал, как всё моё тело покрывается липким потом. Провал. Полный, позорный провал…
И вдруг, в этой звенящей тишине, Алиса решительно шагнула ко мне. Схватив меня за пионерский галстук, она резко, но не грубо, притянула меня к себе и впилась в мои губы страстным поцелуем. Таким же обжигающим, сводящим с ума, каким был наш первый поцелуй в ту памятную ночь в музыкальном клубе.
Поцелуй длился целую вечность. Я на мгновение забыл обо всём — о сцене, о зрителях, о песне, о пересохшем горле, о дрожащих руках. Я почувствовал, как волна жара поднимается откуда-то изнутри, заполняя всё моё существо, прогоняя страх, неуверенность, сомнения.
Оторвавшись от меня, Алиса прошептала:
— Не бойся. Просто пой. Пой для меня! А я спою для тебя! Это же наша песня, представь, что тут никого больше нет, только ты и я!
Мику, до этого ошеломлённо наблюдавшая за происходящим, вдруг улыбнулась и, кивнув мне, начала играть вступление с самого начала, задавая ритм. Ульянка, с энтузиазмом подхватив его, застучала по барабанам.
И я запел. Запел так, как не пел никогда раньше. В моём голосе звучала страсть, боль, отчаяние и… любовь. Я пел о губах, которые горят, об остывшем яде, о взгляде, который говорит больше, чем слова. Я пел о том, что между мной и Алисой, о том, что мы так долго пытались скрыть, о том, что, наконец, вырвалось наружу.
Когда песня закончилась, зал молчал. А потом, словно опомнившись, взорвался аплодисментами. Мы с Алисой стояли на сцене, держась за руки, и смотрели друг другу в глаза. В наших взглядах было всё — и благодарность, и нежность, и… что-то ещё, что мы пока не могли назвать.
Концерт продолжался, но для нас троих он уже закончился. Мы сделали то, что должны были сделать. Выразили свои чувства, освободились от сомнений, сделали шаг навстречу друг другу. И, несмотря на то, что завтра нам предстояло расстаться, мы знали, что это лето навсегда останется в наших сердцах. Лето, которое подарило нам любовь, дружбу и… самих себя.
Тьма за окнами сгустилась и мягко окутывала музыкальный клуб, когда мы с Мику, Алисой и Ульянкой, переполненные впечатлениями от только что отгремевшего концерта, собрались в своём, уже ставшем родным, убежище. Сегодня здесь царила особая атмосфера — атмосфера пьянящего успеха, едва заметной грусти и щемящего чувства единения, которое бывает только после хорошо сделанного общего дела.
— Это было… это было нечто! — выпалила Алиса, прижимая руки к пылающим щекам. Её рыжие волосы, собранные в хвосты, сейчас топорщились особенно задорно, придавая ей вид взъерошенного воробышка. — Я до сих пор не могу поверить, что мы сделали это! Вышли на сцену перед всем лагерем…
— Да, — мечтательно протянула Мику, глядя в окно, — когда Ольга Дмитриевна объявила мою песню, у меня всё внутри похолодело. Думала, что от страха слова забуду… А потом…
— А потом ты запела! — восторженно перебила Ульянка, вскакивая с матраса и принимаясь дирижировать невидимым оркестром. — Как соловей! Нет, лучше! У соловья-то что? Трели однообразные, а у тебя — целая история! Про любовь!
— А у тебя, Ульян, — добродушно усмехнулся я, наблюдая за энергичными пассами подруги, — у тебя про первобытные инстинкты! Ты по барабанам так колотила, что, наверное, все предки в округе проснулись!
— А что⁈ — Ульянка ничуть не смутилась. — Зато ритм держала! И вообще, это вы со своей лирикой чуть всё не испортили! Стоите, обнимаетесь, целуетесь! Словно и нет вокруг никого! — она бросила многозначительный взгляд на Алису.
— Ну, знаешь ли! — Алиса вспыхнула. — Это был творческий порыв! И вообще, благодаря этому порыву Семён, между прочим, запел так, что…
— Что мурашки по коже! — закончила за неё Мику, и я заметил, как нежно она на меня посмотрела.
— Да, Семёну тогда точно нужно было встряхнуться, чтобы прийти в себя и нормально выступить! — заявила Ульянка.
— А помните, как у Семёна перед песней Мику руки затряслись? — хихикнула Алиса. — Я думала, он сейчас бас-гитару выронит!
— Ещё бы не затряслись! — смущённо почесал я затылок. — Такая ответственность! Мику песню доверила, а я… чуть всё не запорол…
— Ничего ты не запорол! — Мику подошла ко мне и ободряюще сжала мою руку. — Ты прекрасно играл. И вообще, вы все сегодня были на высоте!
— Это точно! —подтвердила Ульянка. — Когда мы закончили, и все захлопали… У меня аж дух захватило! Столько людей… И все нам аплодируют!
— Да, это чувство… ни с чем не сравнимое, — задумчиво произнёс я. — Когда ты стоишь на сцене и понимаешь, что твоя музыка… наша музыка… находит отклик в сердцах людей… Это… это окрыляет.
— И не просто окрыляет, а возносит куда-то! — подхватила Алиса. — Ты словно становишься частью чего-то большего, чем ты сам. Чего-то… прекрасного.
— Это как… как полёт, — прошептала Мику. — Ты летишь на крыльях музыки, и тебе кажется, что нет ничего невозможного.
— И хочется творить ещё и ещё! — воскликнула Ульянка. — Чтобы снова испытать это чувство! Чтобы снова увидеть эти горящие глаза, услышать эти аплодисменты!
— Да, делиться своим творчеством — это… Это как делиться частью своей души, — добавил я. — И когда ты видишь, что людям нравится то, что ты делаешь, это… это такое счастье!
— Даже не верится, что завтра уже всё… — вздохнула Алиса. — Разъедемся…
— Но у нас останутся воспоминания! — Мику постаралась улыбнуться. — И музыка!
— И надежда, что мы ещё когда-нибудь соберёмся вместе и снова будем играть, — добавил я.
— Обязательно соберёмся! — уверенно заявила Ульянка. — И ещё не такое забабахаем!
Внезапно Мику всполошилась, словно вспомнила что-то важное.
— Ой, чуть не забыла! — она подбежала к своему рюкзаку, который стоял в углу, и вытащила оттуда две увесистые стеклянные бутылки, доверху наполненные кефиром, и несколько румяных булочек, завёрнутых в салфетку. — Я в столовой добыла! Знала, что нам это сегодня пригодится.
— Вот это да! — восхитился я. — Мику, ты просто гений предусмотрительности!
— После такого концерта сам бог велел отметить, — поддержала Алиса.
— Это точно, — Ульянка уже вовсю орудовала стаканами, разливая по ним кефир. — За нас! За успех!
— За музыку! — добавил я, поднимая свой стакан.
— И за это лето! — закончила Мику.
Четыре гранёных стакана звонко соприкоснулись, и по комнате разнёсся кисловатый запах свежего кефира, смешанный с запахом сдобы.
— М-м-м, вкусно! — с наслаждением прикрыв глаза, прокомментировала Алиса. — А булочки-то какие! Просто объедение!
— Да, я после концерта проголодался, как волк, — признался я, вгрызаясь в мягкий, ещё теплый бок булочки.
— Это всё по-детски как-то, кефиром отмечать, — поморщилась Ульянка.
— Между прочим, в кефире тоже есть алкоголь, — заметил я, — так что всё по-взрослому.
— Ну, если только совсем чуть-чуть, — не унималась она.
Разговор, перескакивая с одного воспоминания на другое, постепенно сбавлял обороты, становясь более спокойным и размеренным. Эмоции, поначалу бившие через край, понемногу утихали, как внезапно налетевший летний ливень, что, стремительно промчавшись, оставляет после себя лишь свежесть и умиротворение.
В этот момент дверь музыкального клуба отворилась, и на пороге появилась Ольга Дмитриевна. Её появление, словно по мановению волшебной палочки, нарушило уютное течение беседы, заставив нас четверых невольно подтянуться.
— Ну что, звёзды мои, — начала она с улыбкой, — отгремели? Отсияли?
— Отгремели, — смущённо улыбнулся я, чувствуя, как под пристальным взглядом вожатой к щекам приливает жар.
— Молодцы! — Ольга Дмитриевна окинула всех одобрительным взглядом. — Выступили просто замечательно! Песни у вас, конечно… — она многозначительно покачала головой, — не совсем детские, скажем так. Тема любви, да ещё и такой… бурной, не каждому взрослому понятна, не то что пионерам. Но, — её голос потеплел, — зрителям понравилось. И мне тоже. Душевно получилось.
Она перевела взгляд на меня и Алису и посерьёзнела.
— А вот что это у вас там за демонстрация чувств на сцене была? — в её голосе появились нотки металла, не предвещающие ничего хорошего. — Я, конечно, всё понимаю, молодость, но чтобы вот так, при всём честном народе… Это, знаете ли, перебор!
На выручку пришла Мику. Она, как истинный лидер, смело шагнула вперёд, заслоняя собой меня и Алису.
— Ольга Дмитриевна, это не то, что вы подумали! — её голос звучал твёрдо и уверенно. — Это был спектакль, часть постановки! Алиса с Семёном не целовались на самом деле, а только… ну, изобразили поцелуй.
— Да-да! — закивала Ульянка, сверкая глазами. — Они приблизились друг к другу носами, а со стороны показалось, что целуются! Мы специально так придумали, чтобы… ну, чтобы зрителям было интереснее! Чтобы песня их больше взволновала.
Ольга Дмитриевна какое-то время молча смотрела на нас, словно решая, верить или нет. Затем, к моему облегчению, она смягчилась.
— Ну, смотрите у меня, — проговорила она уже не так строго. — Чтобы я больше такого не видела. Есть вещи, которые не стоит выставлять напоказ.
— Не увидите, Ольга Дмитриевна! — заверила её Мику. — Это был единственный раз.
— Ладно, — вожатая махнула рукой. — Проехали. Собирайтесь, скоро уже прощальный костёр начнётся, а потом дискотека. Весь лагерь соберётся. И ваш отряд будет вас ждать.
С этими словами Ольга Дмитриевна развернулась и вышла из клуба.
— Уф, пронесло, — облегчённо выдохнула Алиса, когда за вожатой закрылась дверь. — А я уж думала, она меня сейчас отчитывать будет…
— Хорошо, что Мику так быстро сообразила, что сказать, — благодарно посмотрел я на подругу.
— Да уж, наш лидер — голова! — Ульянка шутливо стукнула Мику кулачком по плечу. — Всегда знает, как из любой ситуации выкрутиться!
— Просто надо уметь брать на себя ответственность, — скромно улыбнулась Мику. — И за себя, и за других.
— И за сценические номера во время концертов, — хихикнула Алиса.
— А что-то мне не хочется на этот костёр, — протянул я, когда волнение от разговора с Ольгой Дмитриевной улеглось. — Посмотреть, конечно, можно, но недолго. А уж на дискотеку и подавно идти нет никакого желания.
— Я тоже не хочу, — поддержала меня Алиса. — Только представлю, сколько там народу будет… Нет, спасибо.
— И я пас, — зевнула Ульянка. — После концерта как выжатый лимон. Хочется просто посидеть спокойно, без всей этой суеты.
— Вот и я о том же, — кивнула Мику. — У нас тут своя компания, душевная. Зачем нам кто-то ещё?
Мику подошла к старому электрическому чайнику и принялась заваривать крепкий чай с душицей, припасённый ею ещё с утра. Разлив ароматный напиток по кружкам, она устроилась поудобнее на одном из матрасов. Остальные последовали её примеру.
— Хорошо-то как, — протянула Алиса, прикрыв глаза и откинув голову на раму панорамного окна. — Тихо, спокойно…
— А давайте про твою песню поговорим, Мику? — предложил я, отпивая горячий чай. — Расскажи, как ты её написала? Когда?
— Да, интересно! — подтвердила Ульянка. — Ты же её никому раньше не показывала.
— Ну, как вам сказать… — Мику смутилась, теребя в руках край юбки. — Это было в первый же вечер, когда я тебя увидела. Ты мне сразу понравился. Очень.
— Любовь с первого взгляда? — уточнила Алиса, приоткрыв один глаз.
— Получается, что так, — кивнула Мику. — Я всё ходила, смотрела на него, а он на меня — ноль внимания. Ну, я, конечно, понимала, что он меня вообще в первый раз видит, но всё равно было обидно. И вот ночью, когда все уже спали, я пришла сюда, в клуб, и… написала эту песню.
— Вот так сразу? — удивился я. — За одну ночь?
— Ну да, — Мику пожала плечами. — Не спалось мне. Переживала, понравлюсь ли я тебе, заметишь ли ты меня… Вот и выплеснула все свои чувства в стихи.
— А потом в музыку, — добавил я. — И получилось здорово.
— Да уж, озабоченная ты у нас, Мику, — хмыкнула Алиса и процитировала: — «Но я с тобой готова каждый день…»
— Это ты у нас озабоченная, Алиса! — Мику шутливо нахмурилась. — Тебе везде что-то такое мерещится. «Каждый день», между прочим, «делить и радость, и печаль, и грусть», а не то, что ты там себе напридумывала!
— Кстати, о песне, — подала голос Ульянка, устраиваясь поудобнее на матрасе. — Там есть такие слова: «Костёр вечерний, звёзды в вышине, ты улыбнулся робко только мне». Это о чём? У вас с Семёном уже было свидание у костра?
Мику слегка порозовела и переглянулась со мной.
— Это я так… — начала она, водя пальчиком по краю кружки, — представляла себе наше будущее. Думала, что мы с Семёном сблизимся после похода. Ну, когда всем отрядом пойдём в лес, с ночёвкой.
— А, понятно, — протянула Ульянка, — размечталась, значит.
— Ну да, — Мику улыбнулась. — Только вот благодаря невероятному стечению обстоятельств и удивительному набору случайностей всё у нас случилось гораздо раньше… и совсем не так, как я себе представляла.
— Да уж, — хмыкнула Алиса, — с этим не поспоришь. Семён у нас мастер вляпываться во всякие необычные ситуации.
— Знаешь, Мику, — вдруг сказал я, — а ведь ты тогда, при первой встрече, спросила меня, какой суперспособностью я обладаю. Я ещё тогда не нашёлся, что ответить…
— А я вот теперь поняла, что ты настоящий волшебник! — перебила меня Мику, и в её глазах зажёгся озорной огонёк. — Ты творишь чудеса!
— Это ещё почему? — удивился я.
— А потому! — Мику загибала пальцы, перечисляя. — Вроде бы всё происходит случайно, само собой. Но этих случайностей так много, и все они такие… невероятные! И совпадений тоже много… Вот, например… Да что там говорить! Достаточно посмотреть, где мы сейчас и с кем! Несколько дней назад мы и представить себе не могли, что всё так обернётся. Что мы соберёмся здесь, вчетвером, что у нас всё получится, что мы выступим на концерте, да ещё и так удачно… И что мы с Алисой будем… ну… влюблены в тебя. А ты в нас…
— Да, — Алиса задумчиво кивнула, — странные вещи творятся вокруг Семёна. И с теми, кто его окружает. Просто невероятные!
— Я-то тут при чём? — я смутился под пристальными взглядами девушек. — Это, наверное, просто судьба.
— Возможно, — согласилась Мику. — Но ты, Семён, определённо, главный катализатор всех этих невозможных событий. Вот ты, Алиса, вчера меня благодарила после моей вдохновляющей речи, — Мику лукаво посмотрела на подругу. — А на самом деле надо благодарить Семёна. Это он нас всех здесь собрал, это он принёс нам хорошие песни, в том числе и ту, что мы исполняли, это благодаря ему мы смогли выступить на концерте…
— Спасибо тебе, Семён, — искренне сказала Алиса. — Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна за всё.
— И я тоже, — присоединилась к ней Мику. — Ты спас меня от одиночества и скуки. Благодаря тебе я смогла заниматься любимым делом в кругу друзей. Благодарю тебя от всего сердца!
— Мерси! От сердца и почек дарю вам цветочек! — Ульянка, как всегда, не могла остаться в стороне.
— Эй, полегче! — засмеялся я. — А то я так зазнаюсь…
— Благодарность на словах — это, конечно, хорошо, — вдруг протянула Ульянка, хитро поглядывая на подруг, — но как-то… несерьёзно, что ли?
— Это точно, — подхватила Алиса. — Но мы с Мику надеемся, что нам ещё представится шанс отблагодарить Семёна… как следует. Чуть позже.
Она многозначительно посмотрела на Мику, и та, зардевшись, кивнула.
— А давайте поговорим о планах на будущее! — поспешила сменить тему Мику.
— Я, например, — мечтательно заявила Мику, — буду ходить на свидания с Семёном. В кафе, в кино…
— И я с вами! И на речку еще! — добавила Алиса. — Будем загорать, купаться, разбивать арбузы…
— Арбууузикиии! Как же я их люблю! И музыку не забросим! — влезла Ульянка. — Будем репетировать, придумывать новые песни…
— Да, — поддержала Мику. — Надо будет обязательно продолжить наше творчество. Кто знает, может, когда-нибудь мы станем настоящей группой…
— И будем выступать на больших сценах! — размечталась Ульянка. — Перед тысячами зрителей!
— Ну, это ты, Ульяна, загнула, — усмехнулся я. — До такого нам ещё далеко…
— А я вот недавно читала одну фантастическую книгу, — начала Мику невпопад. — Там у одного мальчика летом должна была закончиться жизнь. И лето, и его жизнь должны были закончиться в тот день, когда износится его рубашка. Но бабушка сшила ему такую крепкую рубашку, из очень плотной ткани… И вот, он целое лето веселился с друзьями, беззаботно проводил время, радовался каждому дню… А лето всё не кончалось, потому что рубашка была почти вечной.
— И что, он так и не умер? — спросила Ульянка, затаив дыхание.
— Не умер, — подтвердила Мику. — Жил долго и счастливо.
— Вот бы и у нас так, — вздохнула Алиса. — Чтобы это лето не кончалось…
— А что, — Мику хитро посмотрела на меня, — может, попросим нашего волшебника, чтобы он что-нибудь придумал?
— Я? — я удивлённо поднял брови. — Но я же не волшебник…
— Ну, Семён, — протянула Мику, — не скромничай. Мы-то знаем, на что ты способен. Надеюсь, что наше совместное лето не кончится, пока… пока не износится твоя рубашка. Ой, нет-нет, тебе, Семён, в этом доверять нельзя! — спохватилась она. — Пусть лучше, пока не износится мой сарафан! Он у меня хороший, качественный, его надолго хватит. Так что наше лето кончится ещё не скоро. Договорились?
— Договорились, — улыбнулся я. — Я тоже мечтаю, чтобы всё так и было, как вы говорите.
— И я! — воскликнула Алиса. — Чтобы мы всегда были вместе!
— Согласна, — кивнула Ульянка, — но с одной оговоркой. Мне тоже можно будет целовать Семёна. А то я так никогда не вырасту, не стану взрослой и не дождусь, когда Семён мне разрешит с ним целоваться.
— Ну, Ульяна! — я укоризненно покачал головой. — Ты опять за своё?
— А что? — Ульянка ничуть не смутилась. — Вдруг твоё волшебство и на это распространяется?
— Ладно, — я примирительно поднял руки, не желая рушить такую приятную атмосферу и прерывать захватывающие мечтания Ульяны. — Так уж и быть, разрешаю. Только… не очень часто, договорились?
— Договорились! — Ульянка просияла и, недолго думая, попыталась тут же, не откладывая в долгий ящик, поцеловать меня. Но я, предвидя её манёвр, выставил вперёд ладонь, и она уткнулась губами в мою руку.
— М-м-м! — возмущённо замычала она, округлив глаза и негодующе глядя на меня.
— Это всё потом, — строго сказал я, убирая руку. — Когда мы действительно попадём в это самое бесконечное лето. А пока этого не случилось, даже не мечтай о поцелуях.
— Ну и ладно! — надула губы Ульянка. — Злой ты!
— А потом, — продолжала Мику мечтать, — если лето всё-таки закончится, мы переедем в Японию. Семён возьмёт меня и Алису в жёны…
— И меня! И меня не забудьте! — закричала Ульянка.
— Там мы станем популярной группой, — не обращая внимания на Ульянкино замечание, продолжала Мику. — Сначала прославимся в Японии, а потом и во всём мире! Будем давать концерты, ездить на гастроли… И проживём оставшуюся жизнь, путешествуя по миру и радуя людей своей музыкой!
— Вот это здорово! — восхитилась Алиса. — Я бы очень этого хотела!
— И я! — подхватила Ульянка. — Только, чур, я буду главной солисткой!
— А я буду продюсером! — нашёлся я, с улыбкой наблюдая за тем, как разыгралось воображение у девушек.
Мечты лились рекой, одна другой невероятнее и прекраснее. Мы говорили о том, как будем жить вместе, как будем писать песни, как будем выступать на сцене… Рисовали в воображении картины своего будущего, такого яркого, такого манящего…
Постепенно голоса становились всё тише, беседа затихала, пока, наконец, не смолкла совсем. Каждый был погружён в свои мысли, в свои мечты. И в этой тишине, нарушаемой лишь тиканьем старых часов, было что-то особенное, что-то такое, что бывает только в кругу самых близких людей, когда и без слов всё понятно. Когда молчание не тяготит, а наоборот, сближает, дарит чувство покоя и единения.
Затем, словно очнувшись, засобирались, потихоньку выходя из оцепенения. Покинув, наконец, гостеприимные матрасы, мы вышли из музыкального клуба.
— Я очень устала, — сказала Мику, потягиваясь, — и, кажется, уже всё, что можно, сказала. Но, думаю, нужно сделать ещё кое-что.
Она остановилась у двери и посмотрела на своих друзей.
— Знаете, — начала она, и голос её вдруг дрогнул, — я понимаю, что мы завтра ещё сюда придём. Будем прибираться, наводить порядок, чтобы следующей смене достался чистый и красивый клуб. Но мне кажется… завтра будет уже совсем другое настроение. Другие ощущения. Поэтому… я хочу сказать сейчас.
Мику глубоко вздохнула, словно собираясь с силами, и продолжила:
— Вот и всё. Как руководитель музыкального клуба, объявляю текущий состав участников распущенным.
— Алиска, это она про тебя, — тут же встряла Ульянка. — Опять говорит, что ты распущенная!
— Да тише ты, — шикнула на неё Алиса, — не порти момент!
— Здесь, в этих стенах, родилась наша группа, — не обращая внимания на перепалку подруг, говорила Мику. — Её история была недолгой, но, надеюсь, яркой. Мы репетировали, готовились, весело и приятно проводили здесь время…
Она замолчала, выразительно посмотрев на меня и Алису.
— Здесь мы нашли друг друга. Здесь наша дружба крепла и… переросла во что-то большее. И всему этому мы обязаны, в том числе, и нашему клубу. Этим стенам. Прощай, — голос Мику дрогнул, — мы тебя никогда не забудем. Как никогда не забудем этот лагерь, это лето… всё то время, что мы провели здесь…
Она повернулась и, достав из кармана ключ, вставила его в замочную скважину. Щелчок замка прозвучал как-то особенно громко, словно ставя точку в этой истории.
Ульянка шмыгнула носом. Алиса украдкой вытерла глаза.
Я, чувствуя всю важность и торжественность момента, не смог остаться в стороне.
— И теперь, когда всё позади, — тихо сказал я, — нам всем немножко грустно. Но это не беда. Всегда что-то кончается, но что-то одновременно и начинается. Есть время для радости, и есть время для грусти. Мне будет не хватать этого клуба. Кажется, здесь прошла большая часть моей жизни… Может быть, даже лучшая её часть. Но мы с вами уже так много наметили планов на будущее… что я уверен — лучшее нас ждёт впереди. Поэтому мы говорим «прощай» и грустим, но уже завтра будем улыбаться и с теплотой вспоминать всё, что было. И всё это, — я указал рукой на здание клуба, — не исчезнет. Останется в наших воспоминаниях. И здесь, — я прижал руку к груди, — так что клуб никуда уже от нас не денется. Он теперь навсегда с нами и в нас.
— Семёныч у нас, как всегда, Глыба! — Ульянка, кажется, даже прослезилась. — Хорошо сказал, не убавить, ни прибавить! Только вот завтра нам тут придётся прибираться, всё отдраивать… Вряд ли это вызовет улыбку. У меня — так точно!
— А ты у нас тоже, как всегда, — умеешь всё испортить! — фыркнула Алиса.
— Ой, да ладно тебе, — отмахнулась Ульянка. — Девочки, слушайте, а можно Семён меня сегодня проводит до домика? Вы и так с ним всё время милуетесь, а я тоже хочу создать себе приятные воспоминания! Романтическая прогулка под луной в последний день — это очень хорошее воспоминание! Отдайте мне его на время.
Алиса и Мику переглянулись.
— Ну, хорошо, — сказала, наконец, Алиса. — Только ненадолго.
— И без глупостей! — добавила Мику.
— Договорились! — Ульянка просияла. — Семёныч, пойдём!
И, схватив меня под руку, она потащила меня прочь от музыкального клуба.
— У меня к тебе серьёзный разговор, — нарушила молчание Ульяна, когда мы отошли от клуба на порядочное расстояние. — И, пожалуйста, не воспринимай меня сейчас как маленькую девочку, как беспечную хулиганку, которая способна только на шалости и глупости.
— Слушаю внимательно, — серьёзно ответил я, стараясь не выдать удивления такой резкой переменой в настроении Ульянки.
— Мику там много всего наговорила… про наши мечты, про будущее, — начала Ульяна, — а ты-то сам веришь во всё это?
— Ну… — я замялся. — Конечно, может быть, не совсем так, как говорит Мику. Жизнь — штука изменчивая. Но я твёрдо верю в то, что сделаю всё возможное, чтобы и дальше мы были все вместе.
— Я вот не чувствую завтрашний день, — призналась Ульяна. — Знаешь, я обычно вечером очень хорошо представляю себе предстоящий день. Чувствую его энергию. Один день уходит, угасает, а следующий уже наготове, только и ждёт, когда солнце появится. И я чувствую, и даже знаю, что буду делать в этот следующий день. А сегодня… — Ульянка вздохнула, — ничего не чувствую. Не знаю, что будет дальше.
Она помолчала, а потом добавила:
— Вообще не знаю, что будет. А то, что говорила Мику… Вполне может быть. Мы уедем отсюда, и впереди нас ждут беспечные летние деньки в нашем провинциальном городке. Может, и так. Но с такой же вероятностью я ожидаю, что завтра мы проснёмся и окажется, что снова начало смены, и впереди ещё много дней в нашем лагере. И мне не кажется это чем-то необычным. Знаешь, я вообще не очень хорошо ощущаю, что реально, а что — сон. Может быть, я завтра проснусь, и окажется, что я совсем не я. И мне не 14 лет на самом деле, а больше. И выгляжу я совсем не так, как сейчас, там, в реальности. Во снах же происходит разное… Бывает, нам снится, что мы не мы, а кто-то другой. И сны такие, что не отличишь от реальности. Тебе не кажется, что это всё сон?
— Знаешь, — признался я, — у меня что-то неладно с памятью. Иногда мне кажется, что я самый обычный подросток, и провожу своё самое обычное лето в самом обычном лагере. А иногда… Иногда мне кажется, что на самом деле я уже взрослый, и жил совсем другой жизнью до попадания сюда. Иногда даже думаю что-то вроде: «Вот как же хорошо сейчас, а вот раньше я жил так, что страшно представить, что это всё снова повторится». Но вскоре эти мысли уходят, и я вновь беспечный Семён.
— Значит, нас уже двое, кто подозревает что-то неладное, — заключила Ульяна. — А у других девушек ты не спрашивал?
— Нет, — твёрдо ответил я. — Я никому ничего не говорил. И говорить не собираюсь. Завтра наступит новый день, и станет всё ясно. Будет ли это повторение нашей лагерной смены, или поездка в город и простая жизнь там, или мы, наконец, проснёмся, и узнаем, что было реально, а что — сном. Я не хочу портить последний день душевными терзаниями, размышлениями и метаниями. Полагаю, если Алиса или Мику что-то и подозревают, то думают так же, как и я. Поэтому советую и тебе — расслабиться и получать удовольствие от настоящего момента, не думай о будущем или прошлом.
Мы как раз подошли к домику, где жили Алиса и Ульянка.
— Наверное, ты прав, — согласилась Ульяна. — Надо жить сегодняшним днём.
Она остановилась и, хитро посмотрев на меня, попросила:
— Наклонись-ка.
Я, не ожидая подвоха, наклонился, и Ульянка неожиданно чмокнула меня в щёку.
— Что это ты делаешь? — удивлённо спросил я, выпрямляясь.
— Как ты и советовал, — озорно улыбнулась Ульянка, — наслаждаюсь моментом и делаю всё, что могу, для того, чтобы прожить этот момент наиболее полно и оставить прекрасные воспоминания!
Потом она вдруг стала серьёзной, взяла меня за руку и заглянула мне в глаза.
— Пообещай, что, что бы ни случилось, ты меня найдёшь, — попросила она. — И мы снова будем вместе. Хотя бы как друзья.
— Обещаю, — так же серьёзно ответил я.
— Это всё, чего я хотела, — Ульянка просияла. — Теперь я по-настоящему счастлива и буду с интересом и нетерпением ждать следующий день. Теперь я в любом случае ничего не теряю, раз ты пообещал! Иди к ним, не теряй время понапрасну. Его не так уж много, наверное, осталось.
И, не дожидаясь ответа, Ульянка скрылась за дверью домика.