Фривольное лето. Ярко горят!

Эпилог

Я резко ощутил, что проваливаюсь в бездну. Мгновение назад я был в музыкальном клубе, где мы с Алисой и Мику, изрядно уставшие после ночи любви, нежились в объятиях друг друга. Но внезапно всё вокруг померкло. Последнее, что я запомнил, — это нежный, рассветный свет, пробивающийся сквозь панорамное окно, и сонные, но счастливые лица девушек. А затем — абсолютная пустота.

Теперь же я оказался в странном, непонятном месте. Пространство вокруг заполняла серая, туманная пелена, в которой то и дело возникали и исчезали какие-то неясные, зыбкие тени. Словно я попал внутрь старого, плохо настроенного телевизора, где вместо изображения — лишь мерцающие, беспорядочные помехи. Я не испытывал абсолютно никаких ощущений, будто в одночасье лишился всех чувств. Я даже не ощущал собственного тела — лишь сознание, беспомощно парящее в этой гнетущей серой мгле.

Внезапно из тумана, словно призрак, появилась фигура — девушка-кошка. Она выглядела безупречно: алое платьице, пушистые ушки, игривый хвостик и эти глаза… Огромные, светящиеся, бездонные, в которых, казалось, можно было легко утонуть.

— Рада тебя видеть вновь, — сказала она, мило улыбаясь. — Ну что ж, ты научился всему, чему должен был. Смог влюбить в себя не одну, а две девушки. Так что ты превзошёл все мои ожидания. А если учесть ещё и Ульяну, то три. И это не считая меня!

Кошко-девочка хихикнула, прикрыв рот ладошкой, словно смущённая озорница.

Я молча смотрел на неё, не до конца понимая, о чём она говорит. В голове царил такой же туман, как и вокруг. Я отчаянно пытался хоть что-то вспомнить, но память, словно назло, отказывалась повиноваться.

В ушах стоял звон, а перед глазами всё плыло. Картины недавнего прошлого — жаркие объятия, страстные поцелуи, сладостные стоны — всё смешалось в какой-то невообразимый, пёстрый калейдоскоп. Только что я был там, в уютной комнате музыкального клуба, окружённый теплом и заботой двух любимых девушек, а теперь…

Но постепенно, словно утренний туман рассеивается под лучами восходящего солнца, ко мне начала возвращаться память. Я вспомнил свою прежнюю жизнь, унылую и однообразную, полную бесцельно прожитых дней и бессонных ночей, проведённых за экраном компьютера. Вспомнил свою захламлённую квартирку, паука Спинозу, горы упаковок из-под лапши быстрого приготовления. Вспомнил и то, как оказался здесь, в этом странном лагере, полном красивых девушек и невероятных событий.

Теперь я, наконец, понял, кто стоит передо мной. И её слова, которые ещё недавно казались бессмысленным бредом, обрели пугающий смысл.

— Неужели на этом всё? — отчаянно выкрикнул я, осознав всю тяжесть ситуации. — Я больше никогда не увижу Мику, Алису, Ульяну? Это был лишь мой недолгий сон? Сейчас я проснусь у себя дома, и всё? А потом со временем я даже забуду содержание сна? Как это обычно бывает…

Страх и отчаяние ледяной волной захлестнули меня. Я был готов на всё, лишь бы не потерять то, что стало мне так дорого. Не потерять своих любимых, ставших уже по-настоящему родными и близкими подруг.

— Всё когда-то заканчивается, — мягко сказала кошко-девочка. — Одно заканчивается, начинается другое. Как ты сам говорил недавно. В этом и состоит жизнь. Ты можешь снова вернуться в этот лагерь, если считаешь, что ещё не готов к своей новой жизни, там, на планете «Грунт». Я не говорю «вернуться к реальности», потому что реально лишь то, что мы считаем реальным. Для тебя ещё недавно реальность была совсем другой, а теперь ты понимаешь, что она больше похожа на сон, а настоящая реальность… она там — ждёт тебя в твоей захламлённой квартирке. И за её стенами, где раскинулся огромный мир со всеми его возможностями.

Она многозначительно замолчала, внимательно глядя на меня, затем продолжила:

— Мику, Алиса, Ульяна — они где-то там, в том мире, ты можешь их найти. Вы сможете прожить отпущенный вам срок так же вместе. Сейчас они тоже, как и ты, делают свой выбор: как им поступить — жить дальше в уютном мирке лагеря «Совёнок» со всеми его ограничениями и условностями или вернуться в свои настоящие тела, в материальный мир. Снова погрузиться в грубую материю, где вы пребывали до того, как попасть сюда, в ноосферу. Что выбираешь ты? Новую неделю в тепличных условиях или ты готов идти и добывать своё настоящее счастье своими силами, расти и развиваться, возвышаясь над собой, преодолевая сложности и преграды?

— Я же уже делал свой выбор? — растерянно пробормотал я. — И каждый раз возвращался снова в наш лагерь?

— О да, — подтвердила кошко-девочка. — Ты долго не мог выполнить наш уговор и соблазнить какую-нибудь прелестную девушку. В последнее время у тебя стало получаться, но ты по-прежнему боялся большого мира. И раз за разом выбирал остаться.

— Скажи, — я с трудом подбирал слова, — а почему вообще ты решила мне помочь? Вырвала меня из моего привычного унылого мирка и отправила… гм… на это санаторно-курортное лечение?

Кошко-девочка улыбнулась, и в её бездонных глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие.

— Ну вот представь, идёшь ты по лесу и вдруг видишь потерянного, одинокого котёнка, всего такого грязного, обтрёпанного и замызганного. И он смотрит на тебя умильными глазёнками, приоткрывает крошечную пасть с острыми, как иголочки, зубками и жалобно мяукает, потому что ему голодно, холодно, одиноко и тоскливо в этом большом, неприветливом мире. И ты понимаешь, что без тебя он просто пропадёт. Что бы ты сделал?

— Понятно, — криво усмехнулся я. — Так, значит, я беспризорный котёнок?

— Причём котёнок какого-нибудь снежного барса, — она улыбнулась ещё шире. — И сейчас самое время его выпускать на волю, в дикую природу. И хоть это и жестокая среда по сравнению с уютным домом лесника, но он был рождён не для того, чтобы сидеть в четырёх стенах. Он пришёл в этот мир совсем для другого. Согласен?

— Согласен, — кивнул я. — Мне очень льстит твоё сравнение. Прежде чем я вернусь, можно задать тебе несколько вопросов?

— Задавай, не стесняйся, — ободряюще сказала кошко-девочка.

— Наверное, прежде всего, мне стоит узнать имя моей благодетельницы. Не могу же я всё время обращаться к тебе «кошко-девушка»? — я откашлялся. — И кто ты? Вернее, что ты за существо? Как ты говорила, «самое обычное волшебное», но мне хотелось бы более чёткого определения.

Кошко-девочка, казалось, немного смутилась.

— О да, узнаю прежнего Семёна-зануду, — она игриво хлопнула ресницами. — В вашем понимании можно считать, что я богиня, ну такая… не очень могущественная, совсем никакая, я бы сказала. Вот ты называл Мику богиней творчества, а Алису — богиней страсти, с тем же успехом можешь назвать меня богиней фривольности.

Она кокетливо улыбнулась, демонстрируя два ряда идеально ровных, белых зубов.

— Я практически обычный человек, но не совсем. Немного не такая, как ты. И у меня другое тело, которое может принимать разные облики и живёт гораздо дольше. Но и я не бессмертна, просто живу дольше, чем обычные люди.

Она на секунду задумалась, подбирая слова.

— Вообще, понятие «бог», «богиня» у вас очень размыто, вы к этим сущностям причисляете всё что ни попадя. И более развитых существ из иных миров, причём развитых часто просто в техническом плане. И своих великих предков, что жили на этой планете. И сущностей более высокого порядка, и творцов новых миров и солнц. Да даже Творца всего сущего — и того сюда же. А, да, помнишь историю какого-то племени, что поклонялось макетам самолётов, сделанных из чего попало? Так и возник термин «карго-культ». Так что можно даже простых людей на самолётах считать богами. Всё зависит от уровня твоего развития. И получается, все мы боги в той или иной степени.

— Ты так подробно отвечаешь… — начал я.

— Да, ведь совсем скоро мы расстанемся, и ещё долго не увидимся… — перебила меня кошко-девочка. — Это наша последняя встреча перед долгой разлукой.

— Не хочешь расставаться? — осторожно спросил я.

Кошко-девочка слегка замялась, прежде чем ответить.

— Ну, скажем так… я буду скучать. — Она отвела взгляд, словно стесняясь своих слов. — А ты, когда наиграешься здесь, на планете «Грунт», попадёшь в вышние миры, и там мы встретимся вновь. Покажу тебе, что такое настоящая любовь… — закончила она многозначительно, и на её щеках проступил лёгкий румянец.

Я, пропустив мимо ушей упоминание о любви, неожиданно заинтересовался другим:

— А я тогда тоже смогу, как ты, — превращаться?

— Хочешь тоже стать кошко-девочкой? — едко пошутила богиня, сощурившись.

— Ничего не кошко-девочкой! — возмутился я. — Я оборотнем хочу стать, сильным, мощным, живучим и опасным! Это моя вторая по важности мечта после получения трусиков от кошко-девочки!

— Вторая по влажности? — она захихикала, прикрыв рот ладошкой. — Хочешь стать оборотнем с волчьими ушами и хвостом? Волко-мальчиком? — продолжила подкалывать она, не в силах сдержать смех.

— Если без этих атрибутов никак, то пусть с ушами и хвостом, — пробурчал я обиженно.

— Обязательно станешь! Кем захочешь, тем и станешь! — серьёзно сказала кошко-девочка, и я почувствовал, как в груди разливается тепло от её слов. — Так что поторопись с развитием и не заставляй девушку ждать! Обещаешь?

— Все почему-то хотят, чтоб я дал обещание… — проворчал я.

— Вот такой ты у нас теперь стал — парнем, который всем нужен. Значит, практика здесь тебе пошла на пользу, — грустно улыбнулась кошко-девочка.

— Ты всё ещё не сказала своё имя… — напомнил я.

— Узнаешь, когда встретимся вновь, а пока можешь называть меня Мур, — она подмигнула мне.

— Мур? — переспросил я. — У меня была девушка… или не девушка, кто там разберёт в сетевом общении… с таким же ником. Это была ты?

— Как знать, как знать… — загадочно протянула Мур, не сводя с меня глаз.

— Послушай, а в запретной зоне… в ту первую ночь… это была ты со мной? — выпалил я, не отрывая взгляда от её лица, надеясь прочесть хоть какую-то подсказку. — Это ты написала на бумажке «хочу быть с тобой»? И, получается, у меня в кармане потом оказались твои трусики?

Мур, казалось, смутилась. Её щёки порозовели, а пушистый хвост нервно дёрнулся.

— Ну… я же обещала их тебе, — пробормотала она, отводя взгляд. — Вот и отдала, когда пришло время.

Она замолчала, явно не желая продолжать, и быстро сменила тему:

— И мне нравится ваша вера в то, что если написать желание в праздник Танабата на бумаге и повесить его на ветку бамбука, то оно сбудется. Так что проверим… сработает ли… — многозначительно произнесла она.

— Получается, вечером я признался Мику в любви, а уже ночью… был с тобой? Кажется, я начинаю себя ненавидеть…

— Вот не надо этих терзаний и морализаторства, — Мур махнула рукой. — Ты только что был близок сразу с двумя девушками, тебе ли после этого что-то говорить про измену? Но если тебя это так беспокоит, то… В общем, у нас ничего не было… Мы просто разговаривали, — в её голосе проскользнула грусть. — Мое тело недостаточно плотное в этом мире для подобного… Как я уже говорила, если я и богиня, то практически никчемная. Вот трусики мне под силу материализовать, а остальное… Надо ждать, когда у меня будет больше энергии и когда я смогу ей грамотно распоряжаться. Поэтому и говорю, что лучше бы нам встретиться в следующий раз не в грубо-материальном мире.

— Уф, ты меня успокоила, — выдохнул я.

— Ну… Я думала, ты расстроишься, а ты… эх, ты… — укорила она, но было видно, что это лишь игра.

— Ещё меня долго волновал вопрос: почему я проснулся голым? И ничего не помнил о событиях той ночи в запретной зоне. Это тоже твоих рук дело? — сменил тему я.

— Ну… — она замялась. — Мне подумалось, что тебе обязательно нужно пробежаться по лагерю голышом, смущая невинных девушек своим видом. Иначе какой из тебя герой эроге?

— Понятно, — поджал губы я. — Шутки, значит, шутим. Богиня изволит развлекаться…

— Ну чего ты сразу обижаешься? Так было нужно! Вспомни, если бы не этот твой забег, ты бы не повстречал Алису. Как думаешь, случилось бы всё последующее без этого случая? Так что тебе надо благодарить меня за помощь, вообще-то!

— Наверное, ты права, как обычно, — неохотно согласился я. — Слушай, а вот мы провели эту ночь втроём… Это что, получается, всё было понарошку? И наш первый раз… как бы и не считается?

— Ой, да что вы носитесь с этим «разом»! Первый, не первый, какая разница⁈ — Мур вышла из себя, её кошачьи ушки встали торчком. — Вообще, твоя настоящая тушка всё так же стоит одетая по-зимнему в коридоре твоей маленькой квартирки. Там для тебя время остановилось. Так что можешь успокоиться, твой первый раз никто у тебя пока не отнял. Ты всё ещё невинный, как дитя!

— А у Мику? Алисы?

— Они так же перенеслись сюда, а их тела остались там. Здесь время идёт, а там — нет.

— Я про их невинность… — я смутился ещё больше.

— Кто знает, — пожала плечами Мур. — Проверишь сам, когда вернёшься. Может, им уже за сорок, и у них по трое детей…

— Не-не, в такое я не поверю, — замотал головой я. — Я же знаю их, знаю, какие они…

— Значит, тебе не о чем беспокоиться, — Мур снова приняла невозмутимый вид. — Единственное, ты же помнишь, Мику рассказывала про семидневную войну, про многожёнство. Ты что-то такое слышал про Японию?

— Нет, это меня удивило, — признался я. — Но я думал, может, она сочиняет. Или следует какому-то сценарию, что ей внушили перед попаданием в лагерь. Там у нас у всех же вроде были нелады с воспоминаниями. Поэтому я не обращал внимания. Кстати, а действительно, почему так произошло? Что с памятью моей и остальных ребят случилось?

— Другой мир — другие правила и другие воспоминания, — пояснила Мур. — Другая прошивка для мозгов, если так тебе понятнее. Иначе не получится нормально жить и функционировать в мире. Ты, попав на эту свою планету, тоже забыл, кто ты на самом деле и для чего там очутился. Так что…

— Меня очень беспокоит, что ты называешь нашу планету «Грунт», — перебил её я. — Ты меня точно вернёшь туда же, откуда забрала?

— Абсолютно туда же, в то же место и в тот же миг! — заверила Мур.

— Но наша планета называется «Земля», а не «Грунт».

— А, да, точно, — Мур слегка смутилась. — Всё время забываю это ваше новое название.

— А что, когда-то мы планету называли по-другому? — недоверчиво спросил я.

— У всех планет в этой звездной системе названия соответствуют именам божеств римской мифологии! В этом пантеоне нет «Земли». Да даже у самых малых лун в вашей системе есть свои имена — так же из мифологии. И только ваша Земля названа «Землёй», а луна вашей планеты — «Луной».

— А солнце — «Солнцем», — добавил я. — Действительно, странно… И как же на самом деле называются они?

— Как назвали, так и называются! — хихикнула Мур.

— Ну ладно, а как раньше назывались? И почему переименовали? — не унимался я.

Мур вздохнула, её пушистые ушки опустились. Видимо, эта тема была ей не слишком приятна.

— Так узнай сам, как называлась раньше, почему переименовали и что случилось там у вас. Этим нужно было заниматься, а не аниме смотреть, не зависать в сети! — Мур негодовала, её глаза сузились, а руки то сжимались в кулаки, то разжимались. — Сколько времени потеряно впустую! — Она, наконец, немного успокоилась и продолжила более спокойным тоном: — У тебя вся жизнь впереди, разберись, наконец, кто ты, куда на самом деле попал, зачем и почему ты туда попал. Как называется это место и что там нужно делать. Чем быстрее разберёшься, тем быстрее выберешься из мира, который в вашей ведической традиции скромно называется «высшим из низших». Хотя мирские заботы и наслаждения быстро тебя заставят вновь забыться… — она грустно вздохнула.

Помолчав немного, Мур продолжила:

— Так вот, про Мику мы не закончили — думаю, она живёт в недалёком будущем. Так что тебе ещё предстоит дожить до её времени.

— А Алиса, Ульяна? — с надеждой спросил я.

— Полагаю, ты их сможешь найти совсем скоро, если постараешься.

— И как мне это сделать?

— Ты знаешь, как их зовут — имя, фамилия. У вас есть две песни, которые знают и они, и ты. У вас останутся пусть смутные, но общие воспоминания. И вы мечтали стать популярной группой. Думай! — Мур подмигнула мне.

— Точно! Спасибо! — я просиял. — Кажется, у меня появился план!

— Я смотрю, тебе не терпится броситься на поиски прямо сейчас, — Мур улыбнулась. — Что ж, не буду тебя больше задерживать…

Она сделала паузу, и вдруг, словно обычная девушка, обхватила себя руками и принялась елозить босой ступней по невидимому полу, демонстрируя скромность и смущение.

— Однако ты мне всё ещё не дал обещание…

— Я выберусь, гм… со дна миров, и мы снова увидимся, — я старался говорить уверенно. — Ты уже помогла мне, спасибо тебе огромное. Я не останусь в долгу!

— Что ты заладил «спасибо-спасибо», меня не нужно спасать… — поморщилась Мур.

Я на секунду задумался, а потом произнёс:

— Да, всё верно, это ты меня спасла! Поэтому благодарю тебя от всего сердца за помощь! Обещаю, что не останусь в долгу, я приложу все усилия и тоже стану богом. И тогда мы встретимся снова.

— А вот благо в дар от тебя я приму! — Мур приложила ладонь к груди, словно действительно приняв дар и положив его в сердце на хранение. — Надеюсь, скоро увидимся! Чао!

Сказав это, она послала мне воздушный поцелуй и…

Старый год мы проводили за богато накрытым столом, шумно и весело встретили наступление нового. И вот теперь, после всей этой праздничной суеты, мы нежились вдвоём с Мику в горячей воде ротэнбуро, наслаждаясь умиротворяющей идиллией. Кристально чистая вода лениво переливалась в чаше, выложенной из грубого, но тщательно подогнанного камня. Чувствовалось, что каждый валун был отобран и уложен чьей-то заботливой рукой, чтобы создать здесь неповторимую атмосферу покоя. Лёгкий пар поднимался от воды, окутывая нас мягкой вуалью, скрывая наш маленький мир от всего остального.

Наш ротэнбуро располагался во внутреннем дворике старинного японского особняка. И этот дом был не просто строением — он ощущался живым существом, со своей долгой историей, особым характером, душой. Двухэтажный, под крутой крышей, покрытой тёмно-коричневой черепицей, он словно врос в землю, став неотъемлемой частью окружающего пейзажа. Его стены, сложенные из тёмного, благородного дерева, украшала замысловатая резьба: диковинные птицы и звери из древних легенд застыли в вечном танце. Казалось, эти стены помнят шелест кимоно и тихую поступь тех, кто жил здесь века назад.

А вокруг простиралась дикая, первозданная природа. Девственный лес подступал почти к самым стенам дома, маня своей таинственной глубиной. Исполинские деревья, чьи кроны, казалось, подпирали небо, тихо шептались о чём-то своём, недоступном человеческому пониманию. Вдали же, словно головы титанов в остроконечных шлемах, возвышались горы. Их заснеженные вершины, тающие в облачной дымке, выглядели почти нереально, как видение из другого мира.

— Знаешь, я всё-таки переживаю, — тихо проговорила Мику, её ладонь нежно легла на ещё плоский живот, где уже зародилась новая жизнь. — То, что я жду ребёнка — это, конечно, прекрасно, но… Из-за моей беременности наша группа лишится одного участника. Минимум на три года, а ты же знаешь, какой это огромный срок для шоу-бизнеса. Что, если обо мне забудут? Я ведь совсем недавно присоединилась к вам и практически сразу снова выпадаю… Обидно как-то. И вдруг это навредит группе?

Я, до этого момента безмятежно созерцавший пейзаж, повернулся к ней и осторожно взял её лицо в ладони.

— Не говори глупостей, хорошая моя, — мой голос прозвучал мягко, но уверенно. — Я не планирую выступать без тебя. Значит, наша группа всем составом уходит в отпуск. На те самые три года. Отдохнём, наберёмся сил. Поживём, наконец, спокойно, в своё удовольствие. У нас ведь и свадьба недавно была, а мы даже в свадебное путешествие толком не съездили! Вместо медового месяца — очередной изнурительный тур. Вот теперь и будем навёрстывать упущенное. Будем отдыхать, посетим все райские уголки Земли. Попробуем всё то, о чём давно мечтали, но на что вечно не хватало времени из-за постоянной занятости!

— Нет, рождественский тур был коротким, всего две недели! А вот до него, в наш так называемый медовый месяц, ты изменял мне с музой! Никак не мог успокоиться — творил практически без перерывов на еду и сон! — недовольно уточнила Мику.

— Ну, милая… — Я немного смущённо развёл руками. — Пока есть вдохновение, надо творить! Я же не виноват, что меня тогда так накрыло, и всё стало получаться словно само собой. Стихи, музыка… они будто сами шли нескончаемым потоком прямо мне в голову. Так что я работал как одержимый, не мог успокоиться, пока не записал всё, что виделось, слышалось, ощущалось… Зато за те две недели я практически полностью написал для нас новый альбом! И песни какие получились! Мне кажется, почти каждая — хит! Ну… наверное…

— Да, я тебя понимаю… Сама такая же… — Мику тяжело вздохнула. — Но от этого не становится менее обидно. А насчёт песен — согласна! Замечательные! Особенно мне нравится та, про кошко-девочку:

Ох, Семён, не грусти,

Кошкодевочку жди.

Она явится вдруг, лапкой махнёт,

И счастье тебя непременно найдёт!

Она напела знакомый мотив, покачиваясь в воде, отчего по поверхности пошли лёгкие концентрические волны.

— Припевы точно нужно петь дуэтом, два женских голоса! И мне нравится, что ты даже в такую, казалось бы, попсовую песню заложил глубокую мысль:

Смысл жизни — не в вопросах, не в словах,

Он скрыт в повседневных простых вещах.

Нужно действовать, творить, любить,

Каждый момент как праздник прожить.

Следом, уверена, это четверостишие про нас с тобой, про последствия нашей встречи, немного завуалированно, но мне всё ясно:

Так Семён наш изменился,

В мир реальный возвратился,

Встретил девушку-мечту,

Позабыл свою тоску.

Эй, Семён, не грусти, улыбнись!

Ты нашёл свой путь, изменил свою жизнь!

Кошкодевочка рядом, она — твой свет,

Живи, люби, твори — вот счастья секрет!

— Да, ты, конечно, права, — я слегка смутился, отвёл взгляд и почесал переносицу. — А мне вот больше по душе песня про увальня Федю и принцессу ликанов Луну, — поспешно перевёл я разговор. — Там всё прекрасно, но особенно мне нравится припев и четвёртый куплет! — Я добавил в голос мощи и пророкотал:

Мечты, мечты, крылья расправьте!

К звёздам далёким дорогу представьте!

Там, за завесой космической пыли,

Ждёт меня та, что сердце пленила!

Принцесса-волчица с экрана глядит,

У Феди в груди сердце громко стучит.

"К чёрту кошачьих! Волчицу хочу!

На эту планету я срочно лечу!"

— Здорово, что мы успели подготовить эту песню к последнему выступлению! Я когда пел, прямо чувствовал энергию тысяч мужчин на стадионе. Как их переполняет решимость и желание идти до конца для достижения цели, как Фёдора. Эта песня вдохновляет на безумные поступки ради любимой женщины. «Полюбить — так королеву», и приложить все силы, человеческие и нечеловеческие, чтобы добиться своей мечты!

И я допел конец песни:

Укус той волчицы был явно не прост,

Федю пронзило насквозь, в полный рост.

Тело менялось, кровь закипала,

Мощь оборотня в нём расцветала.

— При этих словах и меня распирало этой мощью! Уверен, всех остальных мужчин вокруг тоже!

Сила волчья в Феде проснулась,

Принцесса в восторге, надежда вернулась.

В третьем турнире он всех победил,

Луну покорил и в жены добыл!

Мечты, мечты, спасибо за путь,

За силу, за веру, что не дали свернуть!

Там, за туманностью млечною,

Счастье обрёл бесконечное!

Я закончил исполнять и ещё некоторое время глубоко дышал, пытаясь восстановить дыхание.

— Ну вот, увлёкся, и расслабленного состояния как не бывало, — пожаловался я.

Мику тихо хмыкнула и жестом велела мне развернуться к ней спиной. Я послушно повиновался. Её теплые ладони легли мне на плечи, и она принялась мягко их разминать.

— О, да… вот так гораздо лучше, — с благодарностью выдохнул я, хваля её старания.

— Вот! — Мику легонько шлёпнула меня по плечу. — Ты свою любимую песню спел. А я про кошко-девочку ещё не успела. И что теперь, три года ждать? Нет уж, я не согласна.

— Ну, раз тебе так хочется, давай запишем её в студии, — предложил я. — Это не займёт много времени. А потом — сорвёмся в путешествие!

— Да, насчёт путешествия… — В глазах Мику снова промелькнула тень тревоги. — А как же мама и папа? Они ведь наверняка будут переживать за меня, особенно учитывая, в каком я положении буду… Далеко от них, на чужбине…

— А мы их с собой возьмём! — нашёлся я. — Мы же с твоим отцом почти ровесники. Думаю, ему будет интересно то же, что и мне. Так что никаких проблем! Составят нам компанию, все вместе и отдохнём.

В этот самый момент нашу идиллию нарушил резкий звук сёдзи — раздвижной двери. На деревянную площадку перед ротэнбуро, тяжело дыша, почти вылетела Ульяна. В её глазах плескалась странная смесь восторга и паники.

— Семён! Семён! — выкрикнула она, пытаясь перевести дух. — У меня для тебя две новости! Хорошая и плохая! С какой начинать⁈ Хотя… — она вдруг запнулась, прежний энтузиазм угас, — не знаю… может, они обе плохие… — добавила она уже тише, запинаясь и опуская глаза.

— Ох, Ульянка, давай не томи, интриганка тоже мне, — рассмеялся я, всё ещё не подозревая ничего из ряда вон выходящего, и жестом подозвал её ближе. — Говори как есть, что там у тебя стряслось?

— Две… две полосочки, — Ульяна протянула мне тест на беременность, смущённо улыбаясь сквозь волнение. — Так что… ты теперь станешь папкой. И не один раз, а дважды! И я тоже… не смогу быть солисткой, как прежде…

Я застыл, не веря своим ушам. Дважды? Я стану отцом дважды⁈ Эта новость, словно цунами, обрушилась на меня, лишая дара речи. Но уже через мгновение, показавшееся вечностью, моё лицо само собой озарила счастливая улыбка.

— Так… а что ж тут плохого? — Голос мой дрогнул от переполнявших чувств. — Наоборот! Вот это счастье привалило в наш дом! Мы ведь как раз с Мику обсуждали, что надо устроить отпуск на время её беременности, и потом, пока ребёнок маленький, тоже всё время посвятить ему… А нашу концертную деятельность пока забросим. Теперь, получается, не один ребёнок будет, а уже два! Два маленьких чуда! Я… я очень рад! Прекрасная новость! Надо это отметить!

Не успел я договорить, как из-за двери, ведущей в дом, тихо появилась Алиса. Её лицо светилось тихим, но глубоким счастьем, а в руках она держала… ещё один тест на беременность.

— Семён, наконец-то! — выдохнула она, и в голосе её смешались радость и слёзы облегчения. — Наконец-то у нас получилось, после стольких лет бесплодных попыток!

Улыбка медленно сползла с моего лица. Я нахмурился. Подозрение неприятно кольнуло в груди. Я перевёл взгляд с Мику на Ульяну, потом на Алису… «Все трое. В один день. Неужели это…?» В голове мелькнула дикая, страшная догадка.

— Вы что… все разом решили меня разыграть? — Голос прозвучал жёстче, чем я хотел, в нём слышались обида и недоверие.

— Семён! — Алиса отшатнулась, лицо её вспыхнуло от обиды. — Я бы не стала с таким шутить! Никогда! Что за подозрения? Как ты мог подумать?

— Прости… прости, ты права, — я почувствовал, как к глазам подступают слёзы. Сделал несколько глубоких, судорожных вздохов, пытаясь унять дрожь. — Просто… сначала Мику. Потом Ульянка прибежала. Теперь ты ещё… И все в один день, с одной и той же новостью. Я сначала радовался как дурак, а потом внезапно подумал: «Ну не может быть такого, такого просто не бывает». И решил, что это такой новогодний розыгрыш у вас, что вы сговорились…

Я замолчал, больше не в силах сдерживать нахлынувшие эмоции. Слёзы сами покатились по щекам — не от горя, нет, а от какого-то невероятного, всепоглощающего счастья.

— Простите меня… простите дурака… я правда… я так счастлив, — прошептал я, неуклюже утирая мокрые щёки. — Наконец-то я стану отцом! Я так давно об этом мечтал! После стольких лет ожидания…

— Ну, тут уж вини себя, что так удачно всё подгадал, — Ульяна, уже оправившаяся от волнения, озорно подмигнула мне. — Неожиданно, почему-то, твои… эм… живчики решили активизироваться. Уж не знаю, что ты там такого сделал, что боги так решили наградить тебя…

Смех, радостные возгласы, счастливые слёзы — всё смешалось в нашем уютном дворике. Девушки окружили меня, наперебой щебетали, обсуждая невероятную новость. Каждая делилась своими чувствами, мечтами, планами. Ульяна, быстро придя в себя, уже строила предположения, кто у кого родится, и фантазировала, как мы все вместе будем воспитывать наших малышей. Алиса, с безграничной нежностью поглаживая живот, мечтательно улыбалась, а Мику просто прижалась ко мне, и её глаза сияли ярче любых звёзд.

Я стоял, оглушённый этим тройным счастьем, и чувствовал себя как во сне. «Неужели это правда? Неужели судьба или боги, наконец, сжалились надо мной и решили одарить меня таким невероятным подарком? Трое детей! Сразу трое! От трёх любимых женщин!» Я с трудом верил своему счастью. Казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди от переполнявшей его радости.

Когда первые, самые бурные эмоции немного улеглись, дверь сёдзи снова отворилась, и на пороге показалась ещё одна гостья — сестра Мику, Рин.

Завидев сестру, Мику с радостным возгласом бросилась ей навстречу, едва не сбив ту с ног.

— Рин! Рин, ты скоро станешь тётей! — закричала она, захлебываясь от счастья.

Рин, сначала опешившая от такого бурного приветствия, уже через мгновение прыгала и хлопала в ладоши вместе с Мику. Сестры закружились по деревянному настилу, обнимаясь и смеясь, не в силах сдержать переполнявших их эмоций.

Когда сестринский восторг немного поутих, Мику, всё ещё сияя и слегка задыхаясь от смеха, подвела Рин ко мне. Лукаво подмигнув, она торжественно объявила:

— А ещё, сестрёнка, у нас тут, похоже, намечается целый детский сад! Потому что Ульяна и Алиса… тоже беременны!

Лицо Рин, секунду назад светившееся радостью за сестру, внезапно стало серьёзным и решительным. Она резко схватила меня за руку и потащила к выходу из дворика, обратно в дом.

— Раз такое дело, Семён, — заявила она тоном, не терпящим возражений, — нам тоже нужно срочно этим заняться! Я тоже хочу ребёночка! Давай, постарайся, дорогой, так же хорошо, как получилось с ними! Очень тебя прошу! Поторопись, нам нельзя терять ни минуты!

…

Рин всё-таки уговорила меня остаться с ней на ночь. Я решил сделать исключение в эту волшебную ночь, когда один год сменяет другой. Обычно, проведя время с одной из жён, я возвращался в свою комнату — мне нравилось засыпать в одиночестве. Так я быстрее отключался, и сон приходил глубокий, спокойный, безмятежный. Но сегодня всё было иначе. Я повернул голову и взглянул на Рин: она мирно посапывала рядом, её аккуратный носик слабо светился в темноте. Лунный свет, струившийся сквозь окно, пародоксальным образом освещал только его, оставляя остальное лицо в мягкой тени. Это выглядело странно, почти волшебно, и я невольно улыбнулся, любуясь её безмятежностью. Несмотря на усталость после суматошного вечера и последовавших за ним любовных утех, сон упорно не шёл. Глаза закрываться отказывались, а мысли, взбудораженные тройной новостью о будущем отцовстве, метались, как стайка рыбок в мутной воде.

«Да уж, после такого поворота вряд ли уснёшь спокойно», — подумал я, чувствуя, как сердце всё ещё бьётся чуть быстрее обычного. — «Трижды отец! Вся прежняя жизнь осталась где-то далеко позади. А впереди… впереди ждёт неизведанное. Пугающее, но такое манящее. Невероятное. И, чёрт возьми, уверен, бесконечно счастливое». Я глубоко вдохнул прохладный ночной воздух, широко зевнул и перевернулся на бок, в очередной раз пытаясь провалиться в сон. Постепенно тело начало поддаваться: мышцы расслабились, дыхание выровнялось, а хаотичный рой мыслей стал медленно растворяться в ночной тишине. Я завис на тонкой грани между явью и дрёмой — в том сладком, невесомом состоянии, когда реальность ещё цепляется за сознание, но уже уступает место сновидениям.

И вдруг тишину разрезал тихий скрип. Дверь сёдзи отъехала в сторону, я услышал — или даже почувствовал — чьё-то приближение. Я не сразу понял, наяву это или уже часть сна. Кто-то осторожно коснулся моего плеча, потянул, разворачивая на спину. А затем на низ живота, в район таза, легла тёплая, ощутимая тяжесть — кто-то сел на меня верхом. Сонная дымка сковывала разум, но я усилием воли разорвал её путы и открыл глаза.

Передо мной была Мику. Полностью обнажённая, с распущенными волосами, что струились по её плечам, словно шёлковистый водопад. Они слегка прикрывали грудь, а кончики касались простыни, обрамляя её фигуру мягкими волнами. На голове красовались забавные кошачьи ушки, а руки были облачены в пушистые рукавицы с розовыми подушечками, превращавшие её ладони в кошачьи лапки. Заметив мой взгляд, она улыбнулась — так очаровательно, что у меня перехватило дыхание.

— Рада видеть тебя вновь после долгой разлуки, — проговорила она, и в её голосе скользнула мягкая, почти ласковая укоризна. — Ты, я смотрю, тут совсем не скучаешь без меня. Да и в высшие миры не торопишься, несмотря на своё обещание…

Я нахмурился, ощутив, как внутри шевельнулось смутное беспокойство. Приподнявшись на локтях, я всмотрелся в её лицо, пытаясь уловить что-то знакомое, но ускользающее.

— Мику? — голос мой дрогнул от тревоги. — О чём ты вообще?

Она чуть наклонила голову, и в её глазах мелькнул озорной огонёк.

— Ну, уже не совсем Мику, — призналась она, и улыбка её стала шире, почти как у Чеширского кота. — Это я — Мур! Надеюсь, ты меня ещё помнишь?

— Мур⁈ — я замер, чувствуя, как мозг отказывается воспринять услышанное. — Подожди… как это? Почему ты здесь? Почему так выглядишь? А что с Мику⁈

Слова вырывались торопливо, паника подступала к горлу, но Мур лишь успокаивающе подняла руку, останавливая поток вопросов.

— Не переживай, с Мику всё в порядке, — мягко сказала она, и голос её стал тёплым, ласковым. — Я просто ненадолго заняла её тело. Мы с ней договорились, так что ничего страшного. Когда я уйду, она вернётся в своё сознание, а пока оно спит, и я полностью управляю этой оболочкой. Это не впервой, знаешь ли. Я уже несколько ночей вхожу в неё — училась справляться с этой грубой материей. Не хотела явиться к тебе неуклюжей марионеткой.

— Ммм… Да уж… — только и смог выдавить я, ошеломлённый.

Мур наклонилась чуть ближе, и её глаза — огромные, светящиеся, бездонные — поймали мой взгляд.

— Я недавно освоила этот трюк — вселяться в чужие тела, — продолжила она с лёгкой гордостью. — И сразу решила навестить тебя. Я соскучилась!

Она стянула рукавицы, обнажив тонкие пальцы, и медленно провела ладонью по моей груди. Кожа под её прикосновением тут же покрылась мурашками.

— Давно мечтала это сделать, — прошептала Мур, и в её голосе прозвучала смесь нежности и лукавства. — Ты даже не представляешь, как меня влечёт к тебе. Я очарована тобой и этим вашим материальным миром, его чувственными ощущениями. Из-за тебя мой дух, кажется, вот-вот выпадет из тонкоматериального тела, и мне придётся воплотиться здесь, в одном из низших миров. Вот что ты со мной делаешь, Семён! Заставляешь богиню пасть так низко!

— Да я… я ничего такого… — начал я оправдываться.

Мур приложила палец к моим губам, заставляя замолчать. Её прикосновение было мягким, но властным.

— И я счастлива пасть так низко… с тобой, — выдохнула она с неожиданной страстью. Затем наклонилась и принялась покрывать мою грудь лёгкими, горячими поцелуями.

— Эй, эй, погоди! — я схватил её за плечи, мягко, но решительно отстраняя. — Это плохая идея! Я не хочу… это будет измена! Я не могу так поступать со своими жёнами!

Мур откинулась назад и посмотрела на меня с лёгким удивлением, смешанным с насмешкой.

— Семён, Семён, ты совсем не изменился, — протянула она, качнув головой. — Какая измена? Это же тело Мику — твоей жены!

— Но внутри него ты! — возразил я, чувствуя, как внутри всё сжимается от смятения. — Это… это всё равно что…

Не успел я договорить, как Мур стремительно наклонилась и прижалась своими губами к моим, заглушая протест. Поцелуй был долгим, жарким, и я невольно замер, захваченный её напором. Когда воздух закончился, она отстранилась, тяжело дыша, и прошептала, глядя мне прямо в глаза:

— Мои предположения верны… божественные ощущения.

В её взгляде плескалась неприкрытая страсть, и от этого по спине пробежал холодок. Она чуть прикусила нижнюю губу, а затем добавила с лукавой улыбкой:

— Семён, на мне нет одежды, но один обязательный кошачий атрибут всё же есть — пушистый хвостик. Хочешь посмотреть, как он крепится?

— Хочу! — вырвалось у меня раньше, чем я успел осознать её слова или обдумать ответ.

Мур хихикнула, довольная моей реакцией, и грациозно соскользнула с кровати. Покачивая бёдрами, она отошла к стене, а её хвост — пушистый, игривый — призывно качнулся, словно маня меня за собой. Уперевшись ладонями в стену, она прогнулась в спине, отставив попку назад, и бросила через плечо взгляд, полный обещаний.

— Прошу, пристраивайся сзади…