Глава 4

День 4

Неожиданно я проснулся. Лучи утреннего солнца, пробивающиеся сквозь щели в занавесках, заставили вновь смежить веки.

Пока я лежал и приходил в себя, на меня нахлынули воспоминания о вчерашнем вечере: смущающие ситуации, ощущения, переживания.

«Получается, вот так можно проживать каждый день, да? Это, наверное, и называется „жить полной жизнью“? Я же вместо этого столько лет провёл, сидя за компьютером, ничего не делая, ничего не чувствуя, просто сжигая драгоценное время жизни в топке никчёмных дней.»


Я сглотнул, ощущая комок в горле. Подобные мысли заставили остро почувствовать жалость к самому себе.

«Несчастное существо… Каким дураком я всё же был! Хотя почему был? И сейчас ведь такой же.»


Горло, кстати, всё ещё болело после вчерашних упражнений в пении.

«Наверное, и говорить теперь не смогу несколько дней. Придётся общаться с окружающими жестами,» — я невольно улыбнулся, живо представив этот процесс.

«Ну что ж, похоже, благодаря общению с неугомонной Мику, я приобрёл ещё одну хорошую черту — теперь у меня не получается надолго зацикливаться на какой-то одной мысли. С другой стороны, может, это не так уж и хорошо — память как у рыбки и невозможность сосредоточиться на чём-то одном. А может, так и становятся счастливыми людьми?»


Возможно, я нащупал какую-то важную мысль, но её спугнул голос Ольги Дмитриевны:

— Ихтиандр, подъём! Вижу, ты уже проснулся и притворяешься спящим лишь затем, чтобы подсмотреть, как я переодеваюсь! Но твой хитрый план раскрыт! Одевайся и марш умываться!


Я нехотя поднялся и принялся облачаться.

— И помни, что я вчера говорила насчёт девушек и их беременности! Я ведь не зря провела с тобой эту беседу?


— Помню, помню! — отмахнулся я и покинул нашу обитель, будучи твёрдо уверенным, что от меня беременность точно никому не грозит.

«Я с девушкой и за ручку-то никогда, наверное, держаться не буду, не то, что…» — пронеслось в голове. — «Эй, а вчера вечером мы ведь с Мику как раз делали это! Получается, я не так уж безнадёжен?»


Я вышел из домика и тут же увидел Мику.

— Сёма! Доброе утро! Ты, наконец, вышел! — обрадованно вскричала она.


«Моя русалка», сидевшая в шезлонге, радостно бросилась навстречу и, оказавшись рядом, схватила меня за руки, подпрыгивая от нетерпения.

Привычная картина мира явно не подразумевала подобного начала утра. Немного растерявшись, я проигнорировал приветствие и спросил:

— Мику⁈ Что ты тут делаешь?


— Семён! — она на мгновение замерла, а потом выпалила, — мы всё должны немедленно исправить!

— Что исправить? — успел вставить я, прежде чем Мику вышла на проектную скорость триста слов в минуту.


— Я долго думала, потом лежала, не могла уснуть и опять думала, — тараторила она, — как же долго, оказывается, длится ночь! И вот под утро, совсем измучившись, я поняла, как всё исправить! Ну, чтоб ты не думал обо мне всякое разное, что я бесстыдная и позволяю себе то, чего хорошим девочкам делать не положено! И всё такое прочее! — Мику опустила глаза. — Ты ведь мужчина и должен всё делать первым… Поэтому тебе нужно меня поцеловать! И будем считать, что это был первый раз, и ничего до него не было! Здорово я придумала, правда⁈


Она выжидающе посмотрела на меня, но тут же сникла.

— Или… подожди, — Мику растеряла былой задор и отступила на шаг, — что я говорю? А если ты не хотел и не хочешь? Это ведь всё мои фантазии, да? Ночью всё кажется таким простым и понятным, думаешь, что возможно всё, а днём оказывается всё совсем не так. Даже наоборот.


Она понуро опустила голову.

— Э-э, я-я, пожалуй, пойду. Мне нужно немного побегать!

Её расстроенный вид и сбивчивая речь вызвали во мне прилив нежности.


Мику разволновалась, а её вид вызывал такую жалость, что даже моё бесчувственное, как я думал, сердце остро кольнуло. И захотелось немедленно утешить ее.

Я, не отдавая себе отчёта в своих действиях, притянул её к себе, наклонился и коснулся её губ своими. Это был лёгкий, невесомый поцелуй. Я почувствовал лишь тепло её губ и их податливость, не ощутив более ничего особенного. Её волосы всё ещё пахли речной водой.


И только отстранившись, увидел бездну изумления в её глазах.



— Семё-ен? — задохнувшись, тихо и медленно прошептала Мику. — Я не то… не такой поцелуй имела в виду.


Повисла неловкая пауза, прежде чем она добавила ещё тише:

— И… думала, мой первый поцелуй… это будет как-то иначе… романтичнее…


«Чёрт! Ты опять сделал что-то странное,» — внутренний цензор, видимо, успел отойти от первого шока и наконец выдал оценку происходящему.


Мику совсем поникла.

— Я ведь и зубы даже почистить не успела, — уже едва слышно закончила она.


Я опустил руки.

«Блинский блин! Что ж я творю⁈ Если это всё сон, то самое время проснуться!» — отчаянно подумал я.


Из-за двери показалась голова Ольги Дмитриевны.

— Я что-то слышала про поцелуй? — с хитрым прищуром спросила она.


Мику, наконец, не выдержав эмоционального накала, воспользовалась тем, что я отвлёкся, и кинулась прочь.

— Нет! То есть да, это Мику… Мы… — я замялся, подбирая слова, — неправильно поняли друг друга. В общем, теперь можете быть спокойны, поцелуи нам больше не грозят. Да и не грозили в общем-то…


— Это и к лучшему — всем так будет спокойнее. И тебе, и мне, и ей. Ни к чему нам шекспировские страсти в детском лагере, верно, Семён?


— Вы, как всегда, правы, — буркнул я тихо и пошёл к умывальникам. Любопытные пионеры, привлечённые необычным утренним представлением, тоже вернулись к своим делам.


Я подошёл к умывальникам — народу почти не было. Лишь несколько пионеров неспешно приводили себя в порядок: кто-то сонно полоскал рот, кто-то энергично намыливал лицо.


Я занял свободное место и принялся умываться, наслаждаясь прохладой воды. Сполоснув лицо, я достал из кармана зубной порошок и принялся натирать им зубы, морщась от специфического привкуса.


— Доброе утро, Семён, — раздался знакомый голос сбоку.


Я обернулся — рядом стояла Алиса. Она уже умылась и теперь вытирала лицо полотенцем. «Интересно, она специально меня поджидала или это случайность?» — промелькнуло у меня в голове.


— Привет, Алиса, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал непринуждённо.


Несколько секунд мы молчали, каждый занимался своим делом. Я закончил чистить зубы и сплюнул белую пену, Алиса аккуратно сложила полотенце.


— Слушай, Семён, — начала она, — я тут… подумала… Насчёт спортплощадки… В общем, я, наверное, перегнула палку.


Я удивлённо посмотрел на неё. Извинения от Алисы? Это было что-то новенькое.

— Хочу извиниться, — продолжила она, отводя взгляд. — Прости, я не должна была так себя вести. Не хотела тебя обидеть. И вообще… не хочу, чтобы ты думал обо мне плохо. Просто… эта тема для меня… ну… чувствительная, — голос Алисы дрогнул, и она отвела взгляд.


«Какая ещё тема? Обратное отжимание? Или вообще физические упражнения?» — недоумевал я.


— Да ладно, забудь, — я постарался улыбнуться. — Я не обижаюсь.


— Правда? — Алиса с надеждой посмотрела на меня.

— Правда, — кивнул я.

— Ну и хорошо, — видимо, ей стало легче.


— Как у вас там в музыкальном клубе дела? — сменила она тему. — Мику хорошо тебя учит?


— Да, отлично, — ответил я. — Она очень терпеливая и всё понятно объясняет. Не ругает, не торопит, не раздражается. Не учитель, а мечта любого разгильдяя.


— Я тоже могу позаниматься с тобой, если хочешь, — неожиданно предложила Алиса. — Могу помочь.


— Спасибо, но… — я замялся, — мне с Мику больше нравится заниматься.

Я ожидал, что Алиса обидится или разозлится, но она лишь слегка кивнула.


— А как у тебя с тренировками? — спросила она. — Ты хотел подумать насчёт спортивного кружка. Ещё не решил?

— Не, я пока сам, — я пошевелил мокрыми пальцами, — самостоятельно тренируюсь. В своём темпе. Но кое-какие успехи уже есть, — я выпрямился и даже гордо выпятил грудь. — И в лес теперь бегаю каждый день. Вместо зарядки, от которой меня отстранили.


— Жалко, что тебя отстранили. Без тебя там теперь скучно и уныло, — Алиса усмехнулась.

— Таково решение вожатой, — пожал плечами я. — Но я, в общем-то, рад, что могу потратить это время с большим толком. Я, кстати, уже могу подтянуться три раза! И отжаться пятнадцать! И каждый день собираюсь увеличивать: подтягивания на один, отжимания — на пять.


— Вот как? — в глазах Алисы появился интерес. — А хочешь, приходи в спортивный кружок? Просто так, не надо записываться. Помогу тебе с тренировками. С моей помощью ты достигнешь ещё больших результатов!


— Спасибо, но я теперь занят в музыкальном кружке, — отказался я.


— Надо разнообразить занятия! — не сдавалась Алиса. — Вечно сидеть в музыкальном клубе — это мхом можно покрыться! Приходи, буду с тобой помягче. Постараюсь, по крайней мере.


Я задумался. «С одной стороны, предложение было заманчивым. Особенное если Алиса вновь будет в той обтягивающей спортивной форме… Нет, нет! Не стоит думать о подобном! У тебя теперь есть Мику! Забудь об Алисе и ее леггинсах!»

«Но, возможно, под её руководством я действительно смог бы как-то улучшить свои спортивные достижения. С другой стороны, я уже пообещал Мику заниматься в музыкальном клубе, да и проводить время с ней мне было приятнее.»

— Посмотрим, — уклончиво ответил я.


— Ну, смотри, — Алиса, похоже, была разочарована. Она скрестила руки на груди, и в её взгляде промелькнула тень обиды. — Если передумаешь — приходи.


Я кивнул.

— Ладно, мне пора, — сказал я.


— Пока, — тихо сказала Алиса и, не дожидаясь ответа, отошла. Но не ушла сразу, а остановилась поодаль и, обернувшись, проводила меня долгим взглядом.

Вернувшись в домик, я застал Ольгу Дмитриевну за утренним чаем. Она сидела за столом, задумчиво глядя в окно.

— Ну что, Семён, умылся? — спросила она, заметив меня. — Молодец. А дальше ты уже знаешь что делать, так?

— Да, как бы… не очень. — неуверенно ответил я.

— Так же как и вчера — разбудить наших соседей! И пресечь нарушение распорядка дня если потребуется! — улыбнулась вожатая.

— Надеюсь, одного раза Антонине хватило, и теперь она будет шелковой. Впрочем… — она усмехнулась, — если что, ты знаешь, что делать. Ведро на месте.

Я кивнул, вспомнив вчерашнюю феерию с обливанием.

— Хорошо, — ответил я и вышел из домика.


Солнце уже поднялось достаточно высоко, и утренний холодок сменился приятным теплом. Я неторопливо направился к соседнему домику, подойдя к двери, постучал.

— Подъём! — крикнул я. — К семи часам нужно быть на площади, в спортивной форме! Зарядка! Все в общем-то тоже самое что и вчера! — подвел итог я.


В отличие от прошлого раза, дверь открылась почти сразу. На пороге стояла Антонина. Вид у неё был помятый, будто она и не ложилась вовсе. Её розовые волосы, обычно собранные в высокий, тугой хвост, сейчас растрепались и непослушными прядями торчали в разные стороны. Белый топ с бантиками и ленточками, короткая белая юбка и белоснежные чулочки — вся её экстравагантная одежда, казалось, провела ночь в ожесточённой схватке с простынями и одеялом. Ткань измялась, бантики жалобно повисли, сбившись набок, а на юбке красовалось несколько подозрительных пятен.


— Да не сплю я, не сплю, — проворчала Антонина, зевая и потирая глаза тыльной стороной ладони. — Я ваши приколы уже знаю. Больше вы так не повеселитесь.

Она окинула меня сонным, но недобрым взглядом, в котором читалось нечто среднее между усталостью и плохо скрываемым раздражением.

— Заходи, чего встал? Есть разговор. — продолжила она и посторонилась, пропуская меня внутрь.


Я нерешительно переступил порог. В домике царил беспорядок, словно здесь только что пронёсся небольшой торнадо. Кровать Антонины была не заправлена: одеяло сбилось в комок, подушка валялась на полу, а на простыне виднелись крошки — возможно, остатки ночного пиршества. Так же на полу валялось несколько смятых листков бумаги, исписанных неровным, размашистым почерком. Её соседка, та самая тихая девушка с тёмными волосами, уже собралась и, бросив на нас быстрый, чуть испуганный взгляд, поспешила к выходу, явно опасаясь стать невольной участницей предстоящего разговора.


— Ну, чего застыл, как памятник революции? — Антонина бесцеремонно хлопнула меня по плечу, отчего я вздрогнул. — Садись, где стоишь, не стесняйся.


Я неловко примостился на краешке кровати, стараясь не смотреть на разбросанные вещи и чувствуя себя крайне неуютно.

— Помнишь, ты мне обещал помочь? — Антонина уселась рядом на ту же кровать, скрестив ноги по-турецки и приняв позу умудрённого жизнью гуру. — Насчёт пива, ага.


Я картинно шлёпнул себя по лбу ладонью.

— Точно! Совсем из головы вылетело! Прости, Антонина, замотался я вчера. Столько всего навалилось: задания от вожатой, потом с Мику… — я осёкся, запнувшись на полуслове, понимая, что чуть на сболтнул лишнего. — В общем, не смог я. Прости. Но сегодня я обязательно что-нибудь придумаю! Честно!


«Хотя, если честно, я уже и не уверен, что это была хорошая идея. С другой стороны… может, благодаря Антонине и её блокноту у меня всё так удачно складывается с Мику? Вчерашний вечер, поцелуй… Неужели это случилось благодаря магии? Хотя… вряд ли. Мику такая добрая, отзывчивая, искренняя… Она бы и без всякой магии вела себя так же. Да и Алиса… со своими внезапными извинениями… В общем, ерунда это. Не может какой-то блокнот, пусть даже трижды волшебный, влиять на чувства и поступки других людей. Это же… абсурд!»

«Наверное, я просто идиот, что в это поверил. Надо было сразу отказаться, а не вестись на эти сказки. Но вчера… Вчера я был в таком отчаянии, что готов был ухватиться за любую соломинку. Казалось случилась катастрофа, я думал, что всё испортил, что хуже уже не будет. А теперь… Видимо по прошествии времени любая ситуация видится иначе, не столь драматично. Наверное и это утреннее происшествие с Мику завтра будет казаться забавным случаем, а не крушением всех надежд. И вообще, впредь надо больше полагаться на себя, а не на чудеса.»


— Эй, братан, ты чего завис? — Антонина щёлкнула пальцами перед моим лицом, возвращая меня из глубин самокопания в суровую реальность пионерского лагеря. — Земля вызывает Семёна! Приём!

— А?

— Говорю, не парься насчет пива! — Антонина махнула рукой. — Я уже сама разрулила этот вопрос. Так что можешь больше не напрягаться.

— Правда? — я облегчённо вздохнул, чувствуя, как с плеч сваливается гора ответственности. — И как?

— Секрет фирмы! — Антонина многозначительно подмигнула, приложив палец к губам. — Но, тем не менее, за тобой всё равно должок. Ты же не будешь от него уклоняться, а, Семён? Мужик сказал — мужик сделал!


— Нет, конечно, — поспешил заверить я. — Долг — дело чести. Услуга за услугу, как договаривались.

— Вот и славно, — Антонина довольно потёрла руки, как бы предвкушая выгодную сделку. — Тогда слушай сюда. Мне нужен вон тот шезлонг, у домика вожатой. — она кивнула в сторону окна, за которым виднелся знакомый предмет садовой мебели. — Бери его и следуй за мной. Как верный оруженосец.


— Шезлонг? — я опешил, чувствуя, как внутри поднимается волна протеста. — Но… это же… Ольги Дмитриевны. Она же… Она будет ругаться! Она нас накажет!

— Да ладно тебе, не дрейфь, Семён! — Антонина пренебрежительно отмахнулась. — Мы его ненадолго позаимствуем. Туда и обратно. Она даже не заметит. Сейчас зарядка начнётся, потом линейка, завтрак… Пока она вернётся, мы уже его вернём на место. И вообще, ты обещал! Долг платежом красен, слыхал про такое?

— Но… — я попытался возразить, но Антонина не дала мне договорить.

— Никаких «но»! — она вскочила и топнула ногой, будто капризный ребёнок, которому не дали конфету. — Ты мужик или где? Слово дал — держи!

Я вздохнул.

— Ладно, — сдался я, понимая, что другого выхода у меня нет. — Только быстро. И чтоб без приключений.


Антонина тем временем деловито собиралась. Она достала из-под кровати длинную, немного изогнутую ветку, к которой была неровно примотана леска с ржавым крючком — самодельную удочку. Рядом с кроватью стояло жестяное ведро, а на тумбочке — стеклянная банка из-под майонеза, на дне которой копошились, смешавшись с землёй, несчастные дождевые черви.

— На рыбалку, что ли? — догадался я, наблюдая за этими сборами.

— Типа того, — хмыкнула Антонина, не вдаваясь в подробности. — Пошли, а то клёв пропустим!


Она подхватила ведро и банку с червями, сунула мне в руку удочку и целеустремленно выскочила за дверь.


Я, убедившись, что Ольга Дмитриевна уже ушла умываться, осторожно сложил шезлонг и, взвалив его деревянную раму на плечо, последовал за Антониной, стараясь не отставать от её энергичного шага.

— Слушай, — обратился я к ней, когда мы отошли на приличное расстояние от домиков, — а почему ты просто не напишешь в своём блокноте «хочу пива»? И всё, желание исполнится, а ты получишь вожделенный напиток.


— Э, нет, братан, так это не работает, — Антонина покачала головой, как умудрённый жизнью профессор, объясняющий азы высшей математики нерадивому студенту. — Всё гораздо сложнее. Я могу прописать только поведение людей, и то, если это что-то более-менее вероятное. Ну, типа, чтобы кто-то что-то сделал, сказал, принёс… А вот чтобы материализовать предмет из воздуха… Не, такое не прокатит. Это тебе не скатерть-самобранка. Да и вообще, — она понизила голос, переходя на доверительный шёпот, — я стараюсь поменьше этим пользоваться. А то мало ли… Вдруг побочные эффекты какие-нибудь будут? Как в том фильме, помнишь? «Бойся своих желаний…»


Мы шли по тропинке, петляющей между сосен. Утренний воздух был свеж и прохладен, пахло хвоей и прелой листвой. Антонина уверенно шагала впереди, размахивая ведром, как кадилом, я, с трудом удерживая равновесие с шезлонгом на плече, плёлся следом, чувствуя себя не то Санчо Пансой, не то вьючным осликом.


— А что ты пишешь? — полюбопытствовал я, решив сменить тему. — Ну, в смысле, какой шедевр? Роман? Поэму? Или, может, пьесу?


— О-о-о, это будет нечто! — Антонина аж зажмурилась от удовольствия, должно быть не часто кто-то задавал ей подобный вопрос. — Такого ещё никто не писал! Это будет… эпохальное произведение! Огромный, многотомный роман! Понимаешь? Как «Война и мир», только круче! Раза в три! А то и в четыре!

— И о чём же? — я с трудом сдерживал скептическую усмешку, понимая, что, скорее всего, имею дело с очередным проявлением «творческой» натуры Антонины.

— Обо всём! — она раскинула руки, словно пытаясь объять необъятное. — О жизни, о любви, о страданиях, о борьбе… Обо всём, что волнует людей! Там будут и приключения, и интриги, и тайны… И, конечно же, любовь! Много любви! Разной! И страстной, и нежной, и трагической… И ещё там будут драконы!

— Драконы? — переспросил я, не веря своим ушам.

— Ну да! А что? Драконы — это круто! — Антонина пожала плечами. — И ещё эльфы. И гномы. И говорящие коты…

— Лучше кошки! — встрял я.

— Девушки-кошки! Без них, поверь, ни одно произведение не станет великим!

— А что? Это очень хорошая идея! — восхитилась Антонина.

— Ты определенно знаешь толк в хорошей литературе! — похвалила она. — Но это уже частности! Мы же обсуждаем все творение целиком, его художественную ценность, его масштаб!

Она увлечённо рассказывала о своём будущем шедевре, не замечая моего скепсиса и с трудом сдерживаемого смеха. Её голос звенел, глаза горели, руки ее не на секунду не оставались в покое — так активно она жестикулировала, пытаясь донести до меня каждый аспект будущего творения.

— Его будут читать все! Абсолютно все! От мала до велика! Его включат в школьную программу! По нему будут ставить спектакли и снимать фильмы! Обо мне узнает весь мир! Моё имя будет вписано золотыми буквами в историю мировой литературы!


Наконец, мы вышли к реке. Антонина выбрала место на пологом берегу, под раскидистой ивой, чьи ветви, склонившись к земле, создавали подобие уютного шатра.

— Ставь сюда, — скомандовала она, указывая на небольшой пятачок у самой воды, где трава была примята, словно здесь уже кто-то сидел.

Я послушно опустил шезлонг на землю, с облегчением разминая затёкшее плечо. Антонина ловко разложила его, уселась, а затем, к моему удивлению, наклонилась к вбитому в землю у берега деревянному колышку. К колышку была привязана верёвка, уходящая под воду. Антонина потянула и из воды, как по волшебству, показалась сетчатая сумка-авоська, в которой позвякивали, тускло поблёскивая в лучах утреннего солнца, бутылки тёмного стекла.

— Холодненькое! — Антонина с довольным видом извлекла из авоськи одну из бутылок и, прислонив крышку к ручке шезлонга, ударила рукой по верху бутылки, открывая её. — Только из речки! Вот тебе, за труды, — она протянула бутылку мне.

— Спасибо, но я не пью, — отказался я, живо представив последствия, если вожатая учует запах алкоголя.

— Как хочешь, — Антонина пожала плечами и, не церемонясь, приложилась к горлышку.

— Ну что, в расчёте? — уточнил я.

— В расчёте. — кивнула Антонина.

— Ну, бывай, братан! — она махнула рукой, давая понять, что аудиенция окончена. — И это… если что — обращайся!

Я развернулся и быстрым шагом направился обратно в лагерь, стараясь не думать о том, что будет, если Ольга Дмитриевна хватится шезлонга раньше, чем мы успеем его вернуть.


На линейке я, как обычно, пропустил мимо ушей всё, что говорила Ольга Дмитриевна. Мои мысли были заняты Мику, которая, к моему удивлению и беспокойству, не пришла. «Что с ней случилось? Неужели она так сильно обиделась из-за утреннего недоразумения?» Я пытался представить её лицо, вспомнить её сбивчивую речь, её расстроенный вид, и чувство вины снова кольнуло сердце.


Когда же я, наконец, исчерпал все возможные варианты развития событий, связанные с Мику, мой деятельный мозг, не желая успокаиваться, переключился на Антонину. А точнее — на похищенный шезлонг и предстоящий разговор с Ольгой Дмитриевной. «Что я ей скажу, когда она обнаружит пропажу? Как буду оправдываться? Ведь шезлонг — незаменимый! Она же в нём постоянно отдыхает, читает, дремлет…» При мысли о грядущем «разборе полётов» меня бросило в холодный пот.


Впрочем, отсутствие самой Антонины Ольга Дмитриевна заметила гораздо раньше, чем пропажу шезлонга. Сразу после окончания линейки она подозвала меня к себе.


— Семён, а где Антонина? — её голос звучал строго, но с нотками любопытства. — Я её ни на зарядке, ни на линейке не видела.


— Она была разбужена, — отрапортовал я, стараясь говорить уверенно. — Самостоятельно, без водных процедур, встала, оделась и куда-то ушла.


— Куда ушла? — Ольга Дмитриевна прищурилась.


Я пожал плечами.

— Должно быть, отдыхает где-то, — ответил я и внутренне усмехнулся: «В общем-то, я сказал правду. Она действительно отдыхает. На речке. С пивом.»


Этим объяснением вожатая, к моему облегчению, удовлетворилась. Я, пользуясь случаем, поспешил ретироваться и направился в столовую, надеясь, что завтрак поможет мне хоть немного отвлечься от тревожных мыслей.


В столовой, как и всегда, было многолюдно. Получив еду на раздаче, я заозирался в поисках свободного места. Внезапно до меня донесся звонкий девичий голос.


— Семен! Семен! Давай к нам!


Мои вчерашние знакомые, сестрички Аня и Инна, уже сидели за столиком, а рядом с Аней было свободное место, на которое мне активно указывали. Аня сияла, в предвкушении. Инна сидела рядом, не проявляя особого энтузиазма.


«Ни за что на свете! Надо держаться как можно дальше!»


Я был уверен, что это не лучшее соседство, и продолжал выискивать взглядом свободный стул. Но неугомонная сестричка не оставила мне выбора: вскочила и, схватив меня за поднос, буквально потащила к столу.


— Специально для тебя берегла! Ну, ты рад? — Аня смущенно улыбнулась, глядя на меня снизу вверх.


«Только тому, что ты какао мне не расплескала.»


— Да не стоило беспокоиться, — ответил я как можно более нейтрально.


«Она ко мне со всей душой, не могу же я в ответ сказать что-то грубое. И вообще, это я виноват, что все так получилось в бане, и теперь надо как-то осторожно выкрутиться из этой неудобной ситуации, не поранив ничьих чувств. Тем более девушки могут рассказать об этом дурацком случае вожатым, и тогда фиг я оправдаюсь.»


— Я бы и сам что-нибудь нашел, — добавил я вслух, чувствуя себя все более неловко.


«Только почему-то чем дальше, тем еще более всё усложняется и усугубляется. Что же делать?» — эта мысль назойливой мухой кружила в моей голове.


— А ты вчера на танцы так и не пришел! Обманщик! — в ее голосе прозвучала обида.


— Я там был. Но мы почти сразу ушли с Мику, — ответил я.


— Вот как? Опять эта Мику. Семен, это несправедливо! Ты уделяешь ей все время! А как же я⁈ — Аня нахмурилась, ее глаза метали молнии.


— Э… — только и смог выдавить я, совершенно не зная, что ответить.


— О! Мику — это же та девушка из музкружка. Его глава и единственный участник. Да? — подал голос парень, сидевший рядом со мной.


Я удивленно воззрился на неожиданно заговорившего пионера.


«Похоже, это он ко мне обратился с вопросом.»


— Ну да… Она, — подтвердил я.


— А ты тот парень, что все пропустил и приехал на неделю позже. Верно? — пионер смотрел на меня с любопытством.


— Да.


«Почему это я все пропустил?» — возмутился я про себя.


— Семен? — уточнил парень.


— Да, — повторил я, чувствуя себя, как на допросе.


— Говорят, вы с Мику теперь все время вместе. Еще ты вступил в музкружок и остался невредим. А сегодня пацаны даже видели, как вы с ней целовались утром у всех на виду! — выпалил пионер.


«Как быстро распространяются новости…»


— Это правда? — допытывался он.


«А тебе-то какое дело?» — огрызнулся я про себя.


Я сделал насколько мог суровое выражение лица и свысока поглядел на любопытного соседа.


— Не-не, я имею в виду — правда, что ты все время с ней разговариваешь… ну, вернее, все время ее слушаешь, и до сих пор ничего не произошло, — пионер немного смутился.


— Как видишь, — недовольно буркнул я.


— Семен! — меня бесцеремонно развернули за плечо.


— Как это целовались? Это что, правда⁈ — Аня, казалось, только сейчас пришла в себя от услышанной ранее шокирующей новости. Её большие глаза округлились, а рот приоткрылся в немом изумлении.


— Да… то есть нет! Это, это… — я замялся, пытаясь подобрать слова. — Мы не совсем… Вернее, совсем… но… это случайно… По недоразумению так получилось… в общем, — быстро проговорил я в попытке оправдаться.


«А хотя чего это я? Не их это дело. Зачем оправдываться?» — внезапно разозлился я на себя.


— Вот, значит, как… Понятно, — Аня поджала губы, и в ее глазах мелькнуло разочарование.


«Похоже, обиделась,» — с облегчением подумал я.


Аня насупилась и стала молча орудовать ложкой, а ее сестра, Инна, бросила на меня гневный взгляд.


«Может, и к лучшему. Теперь отстанут от меня наконец-то. Наверное, я должен быть благодарен этому странному пионеру, раскрывшему страшную правду обо мне нежданной поклоннице.»


— Так я это… — проговорил помянутый пионер сконфуженно.


«Мужская солидарность? Понял, похоже, что подставил меня, проговорившись перед одной девушкой о моих „шалостях“ с другой,» — догадался я.


— Я к чему веду — получается, это все сказки? — продолжил он.


— О чем ты? — я решил поддержать беседу, почувствовав себя неуютно рядом с «преданной» девушкой.


— Так ведь говорили, стоит послушать пять минут эту Мику, и у тебя вытекают мозги, — пионер понизил голос, словно делился страшной тайной. — Рассказывали даже, что поначалу в кружок вступили две девочки, но они долго не выдержали и вскоре стали совсем пустоголовыми. Их отправили домой на автобусе. Как овощи. А назад этот автобус вернулся уже с тобой!


— Конечно, сказки. Неужели в это можно поверить? Мику обычная девушка. Может, и говорит много, но это совсем не опасно. И я тому живой пример, — возразил я, чувствуя себя обязанным защитить Мику от нелепых слухов.


— Да, похоже на правду, — пионер еще раз внимательно оглядел меня, уделив особое внимание голове.


— Меня Виктор зовут. Виктор Токарев. Для друзей просто Вилли. Хочу научиться блатные песни играть на гитаре, — представился он.


Я кивнул головой, показывая, что принял к сведению эту бесполезную информацию.

«Мне-то какое дело, как тебя зовут и о чем ты мечтаешь?»


— А можно я к вам сегодня в кружок тогда приду? — спросил Виктор.


«Сдался он мне… Нам очень хорошо с Мику наедине! Впрочем, она будет только рада, если кто-то еще захочет учиться музыке под ее руководством.»


— Приходи, конечно, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал дружелюбно.


— Лады! — Виктор обрадовался.


Сестрички к этому моменту расправились со своими порциями и, ни слова не говоря, покинули наше общество.


Виктор заерзал.


— Я тоже тогда пойду. Извини, если чего сказал не так, я не хотел, честно. Ну, не знал, что ты еще и с… — Виктор замялся. — Ладно, пока!


Снаружи меня поджидала Аня, привалившись спиной к стене столовой. Её поза выражала смущение и нерешительность.

— Семен, можно тебя на минутку, — она поманила меня пальчиком и скрылась за углом.


«Расстаться что ли хочет? Ну наконец-то я освобожусь от ее назойливого внимания. Слава этому непонятному Вилли.»


Стоило завернуть за угол, и я будто попал в параллельную реальность. Шум лагеря здесь утихал, словно пройдя через слой толстой ваты. Яростное утреннее солнце осторожно проникало сюда в виде тонких лучиков, с трудом пробивающихся сквозь густую листву огромного дерева, высившегося с этой стороны здания. Небольшая, выложенная потрескавшейся плиткой дорожка вела к высокому крыльцу. Здесь, должно быть, располагался задний вход в столовую, которым, судя по всему, пользовались очень нечасто. У запасного входа были небрежно складированы какие-то ящики, коробки, большие мешки с чем-то сыпучим — видимо, припасы для кухни. Всё по сторонам дорожки утопало в густых зарослях кустов. Растительность здесь, скрытая от людских глаз, казалось, старалась захватить всё возможное пространство, буйно разрастаясь и переплетаясь ветвями.

Аня стояла на дорожке лицом ко мне, кулачки ее были сжаты, она решительно смотрела на меня.


— Знаешь, это было несправедливо! Я стала твоей девушкой первой, а какая-то Мику оказалась наглее, и вы с ней зашли уже так далеко… — ее голос дрожал от обиды.


— Это надо исправить! Немедленно! — Аня резко подалась мне навстречу…

Её лицо приблизилось к моему.

И наши губы соединились в поцелуе.

Я замер, оторопев. Все произошло так быстро, что я, кажется, даже ничего не успел почувствовать.

Через несколько секунд она отскочила в сторону и задорно рассмеялась. Её щёки раскраснелись, а в глазах плясали озорные искорки.

— Вот так! Теперь и мы поцеловались! — Аня победно вскинула подбородок.

— Еще увидимся, Семенчик! Надеюсь, ты будешь скучать!


Аня убежала, а я еще с минуту стоял и приходил в себя.


«Черт! Что она вытворяет⁈» — возмутился я про себя.

«Надеюсь, о том, что произошло здесь, никто не узнает. Особенно Мику. Хотя, вероятнее всего, с ней у нас после утреннего недоразумения уже все закончилось.»


Если так, то Аня, возможно, та, кто сможет меня утешить. Я представил, как после обеда мы снова идем сюда, я провожу ее через густые кусты, осторожно отгибая гибкие ветви, чтобы они не хлестнули ее по лицу. Она прислоняется спиной к шершавому стволу огромного дерева и приглашающе прикрывает глаза. Я, упершись ладонями в ствол по обеим сторонам ее лица, медленно приближаю к ней губы. Она подается навстречу, наши губы соединяются в чувственном поцелуе… Я попытался представить, что я буду ощущать, но мой скудный опыт, состоящий всего из двух неуклюжих касаний, не позволил достоверно это вообразить.


«Черт, чем я тут вообще занимаюсь⁈ И о чем думаю⁈ Мне надо к Мику! Надо срочно уладить утреннее недоразумение, а не изменять ей тут с Аней!»


Несколько оправившись от нежданного поцелуя, я направился в музклуб.


«На завтрак Мику тоже не пришла — видимо, не хочет видеть меня,» — с грустью подумал я. «Неужели она теперь будет скрываться от меня до конца… до конца чего? Чем должно закончиться это летнее фантастическое приключение? Закончится ли оно вообще?»


Но я был полон решимости разобраться в недавнем происшествии и уладить все недоразумения между нами как можно скорее. Не откладывая это дело в долгий ящик, как обычно, и не пуская на самотек. «Похоже, я стал меняться. И, наверное, в лучшую сторону. Возможно, именно Мику так повлияла на меня. Хотя, казалось бы, сколько мы знакомы? День? Два? И уже какой прогресс!»


«Жизнь в лагере, наполненная общением и насыщенная событиями, несомненно, служит катализатором быстрых изменений. Один день здесь засчитывается за неделю обычной жизни, неделя — за полтора месяца. С другой стороны, сколько времени я здесь? Четвертый день? А ведь кажется, что только вчера приехал. Какой интересный временной парадокс!»


Я подошел к музклубу, поднялся на крыльцо и встал у двери. Конечно, все эти размышления лишь для того, чтобы отвлечься от главной мысли: что же я буду говорить и что делать, когда найду Мику? Сердце в груди трепыхалось, отбивая учащенный ритм. «Смогу ли я вообще произнести что-либо или буду только мычать нечто нечленораздельное?»


Я нервно сглотнул, глубоко вдохнул и, задержав дыхание, осторожно постучал. К моему облегчению, никто не ответил.


Как и ожидалось, внутри никого не было. Я огляделся. На фортепьяно лежал белый бумажный прямоугольник. «Семёну», — прочитал я, взяв письмо в руки. «Как необычно. Такого точно не ожидал!» Я вскрыл конверт.


Некоторые слова в письме были зачеркнуты, а почерк, хоть и не каллиграфический, был аккуратным и точно девичьим.



«Буду ждать тебя сегодня вечером после уроков… сразу после завтрака! На крыше школы… да блин! за музыкальным клубом! Приходи один, без свидетелей! Если замечу хвост… ой, это уже из другого жанра! Твоя тайная поклонница», — прочитал я.


Я усмехнулся. «Да уж. Написано так, что сразу понятно, кто эта „тайная поклонница“. Сбылась! Сбылась мечта анимешника. Я получил любовное письмо от девушки! И пусть нашел я его не в ящичке для обуви, это не…»


Но мысли, нахлынувшие следом, заставили меня помрачнеть, а в сердце опять больно кольнуло. «Так, постойте. Если она и в письме для меня по привычке употребляет знакомые фразы… Это же получается, она уже не раз писала кому-то такие письма? Или читала. Ну да, стоит ли удивляться, ведь она хорошенькая и явно популярна у противоположного пола, в отличие от тебя… то есть меня.»


Я помрачнел еще больше.

«Эй! Алло! Тебе девушка написала любовное послание, и ты вместо того, чтобы радоваться, занялся подсчетом количества ее предыдущих поклонников? Это вообще нормально? Умеешь ты себя расстроить — этого не отнять! Это что, какая-то супер-способность⁈»

«А ведь верно. Встреча на крыше — это расхожий штамп в аниме и манге. Тогда получается, Мику, не зная того, что должно быть в таком приглашении, просто употребила эти штампы. И про то, что вообще можно писать такие послания, она, скорее всего, тоже узнала из аниме. Как и я.»

«Ну вот — позитив! Оказывается, располагая одинаковым набором фактов, можно прийти к диаметрально противоположным выводам! Все зависит лишь от того, оптимист ты или сам себе злобный дендромутант.»


Покончив с душевными метаниями, я поспешил в указанное место.


Мику сидела на корточках и что-то внимательно разглядывала в траве.


— Привет. Прости. Давно тут ждешь? — воспользовался я еще одним штампом, чтобы начать разговор.


— А-а-а… Семен? Чт-что ты т-тут дел-лаешь? — Мику вышла из созерцательного состояния, вскочила на ноги и, обхватив себя руками за плечи, зарумянилась, словно я застал ее за каким-то постыдным занятием.


— Ты же назначила мне тут встречу. Вот я и пришел, — я растерялся от неожиданной реакции на мой невинный вопрос. Должно быть, у меня сейчас был очень глупый вид.


— А ты что тут делаешь? — в свою очередь поинтересовался я, опустив интеллектуальный уровень нашей беседы еще ниже.


— Т-тебя жду. Ждала! — Мику запнулась. — Потом увидела, как один жук-пожарник… и другой жук… м-м… пожарница, встретились и… один на другого, друг на дружку и склеились… вот.


Юная натуралистка покраснела еще больше, описывая этот эпизод из жизни насекомых.


— И что? Они стали есть друг друга? — я не понимал, почему простые жуки и их возня вызывают столько эмоций.


— Нет. Не есть… ну… понимаешь… как там… например… если пестик и тычинка любят друг друга, то они… — Мику потупилась и говорила едва слышно.


«Ждут шмеля!»


— Они стали размножаться? — высказал я следующее предположение.


— Д-да… — это признание, казалось, окончательно лишило ее сил, и Мику привалилась спиной к стене, безвольно опустив руки.


«Ну вот. Кто вообще знает, как размножаются жуки? Подумаешь, кто-то на кого-то заполз, тоже мне, событие! Однако слишком богатое воображение отдельных личностей, кажется, сыграло дурную шутку…»


Мику выглядела так жалко, что хотелось сопроводить ее в тихое место, обеспечив тепло, покой и обильное питье.


— Мику, ты очень впечатлительная! Жуки вот не стесняются ни капельки, живут себе и живут, а ты засмущалась и вообразила невесть что. Ничего ведь особенного не произошло!


— Просто подумала, что вот я признаюсь тебе, и нам придется тоже, как этим жукам… Я как представила… И тут ты… — на секунду Мику замолкла, обдумывая что-то, а потом энергия вновь вернулась к ней, и она затараторила:


— Ой, Сеня! Я же еще не… Отвлеклась на этих жуков и совсем забыла, зачем мы здесь! Стой, пожалуйста, смирно. Дело ответственное и серьезное! Я долго размышляла, как же нам быть со всем этим… А потом вспомнила, что у меня на родине делается ведь все совсем не так! Девушка может и даже должна взять инициативу в свои руки. Поэтому…


Говоря все это, она заставила меня пройти несколько шагов, развернула в нужную сторону и, отбежав на несколько шагов, встала напротив:

— Надо сделать все правильно!


Мику несколько секунд не двигалась, встав по стойке «смирно», а потом, решившись, резко выпалила:


— Ты мне очень нравишься! Давай встречаться!


И замерла в поклоне.


— Э-э-э… — мне потребовалось еще несколько секунд, чтобы оценить обстановку и осознать, как реагировать на сменяющиеся с катастрофической быстротой события.

— Давай, — наконец, ответил я. — Ну, я не против встречаться. Ты мне тоже… нравишься.


«Эй, я действительно это сказал?» — удивился я сам себе.

«Постойте… погодите… это что… у меня теперь есть девушка⁈ Подруга? Мы теперь парочка? И это произошло так буднично и по-простому? Такой ответственный момент в моей жизни… Никогда бы не подумал!»

«И сказал-то как: „не против встречаться“. Не против! Ха! Как будто в день по нескольку раз мне такие предложения делают, и я все время отказывался, отказывался, „да сколько можно? “, а потом такой: „ну ладно, куда деваться, так и быть — давай! “»


Признание Мику и мой ответ настолько выбили меня из привычной колеи, что я, пребывая во взвинченном состоянии и полностью уйдя в мысли, не смог обнаружить опасность, грозящую моей жизни.


Мику, радостно попрыгав на месте от избытка чувств и не израсходовав на это бьющую через край энергию, бросилась мне навстречу, широко разведя руки…


Столкновение, я не удержал равновесие, и мы, как подкошенные, рухнули на землю…


— Семен! Семен! Ну, не умирай! Ты не можешь уйти от меня вот так… — услышал я голос Мику, которая, казалось, была где-то очень далеко.


— Особенно сейчас! Когда мы только… Когда я…


Медленно открыв глаза и увидев лишь калейдоскоп цветных пятен, я поморгал. Изображение окружающей действительности сфокусировалось и обрело четкость.



Передо мной было заплаканное лицо Мику.


— Мику? Ну ты чего? — вопросил я взволнованно.


— Я думала, что убила тебя! Когда бросилась обниматься. Что ж мне так не везет-то… Только призналась в чувствах, и сразу вот… — казалось, мой приход в сознание расстроил ее еще больше, и крупные слезы закапали чаще, увлажняя мне рубашку.


— Да все в порядке. Жив я и здоров. Я даже сесть могу, — проговорил я, демонстрируя свои всё возрастающие возможности.


— Не плачь. Всё же хорошо!


Мику отстранилась от меня, всхлипывая, внимательно оглядела и вновь опрокинула на землю с криком:


— А-а-а, как я рада!


«Эта особа, похоже, ничему не учится,» — подумал я беззлобно, в очередной раз приложившись затылком о землю.

«Что же, терпи теперь, в конце концов ты сам выбрал свою судьбу…»


Мы лежали на земле, обнявшись, и я улыбался, глядя в бесконечное небо. И совсем не потому, что новый удар головой окончательно сделал меня дурачком, а потому… Потому что в этот день два одиночества, наконец, встретились и обрели друг друга…


«Когда-то я хотел научиться играть на гитаре, чтобы этим производить впечатление на девчонок. Но потом забросил попытки привлечь чьё-то внимание, равно как и освоить гитару. То же было и с зарядкой по утрам, и со всем, что требовало методичной работы над собой.»

«Музыкальный кружок имеет смысл посещать тем, кто уже хоть что-то умеет. Меня же сюда занесло то ли сочувствие к Мику, то ли естественное любопытство, если так можно назвать фривольные мысли, витавшие в районе пионерской юбки. И вот к чему это все привело… Одно могу сказать наверняка: благодаря музыке я, все же, понравился одной девчонке. Невероятный успех для меня! Ничего не значащий шажок в масштабах человечества, но гигантский для меня одного.»


Я улыбнулся мыслям и вновь уставился в книгу, прислушиваясь краем уха к тому, что Мику говорила непоседливому пионеру. После недавнего эмоционального признания я был все еще несколько не в себе, но новый посетитель музыкального клуба позволил нам с Мику вздохнуть свободнее и отвлечься от собственных переживаний.


Едва мы вернулись в музыкальный клуб, как в него ворвался растрепанный парень и, не откладывая дело в долгий ящик, напросился к Мику в ученики. Это был Виктор Токарев, с которым мы познакомились за завтраком. Для Мику он представился по новой, в точности повторив утреннюю речь. Упомянул и про желание исполнять блатные песни.


— Пацаны будут уважать! — аргументировал он свой выбор.


— Какие аккорды ты называешь блатными? — Мику прищурилась, с любопытством разглядывая нового ученика.


— А, то есть ты не умеешь играть? — пионер с разочарованием поглядел на Мику.


— Я все умею! Только многие новички думают, что трёх блатных из тональности ля-минор им достаточно, но для поддержания мелодики аккомпанемента нужно знать хотя бы семь! Но начинать надо даже не с этого. Ты хоть гитару умеешь держать?


— Канешн! А чё тут сложного. Во! — Виктор схватил гитару, как автомат.


Мику засмеялась.


— Конечно же, неправильно. Так ты руками гитару держишь, а тебе ими играть нужно.


И урок для отрока начался. А я, временно лишившись наставника в лице Мику, взял с полки первую попавшуюся книжку. На обложке было написано «Самоучитель игры на балалайке».


— Первое, что мы делаем — проверяем, настроена ли гитара… — Мику принялась объяснять азы.


— Э, а когда я играть буду? — нетерпеливо спросил Виктор.


— Один момент!


Мику с расторопностью подкрутила колки, сравнивая звучание струн, однако за эти несколько секунд Токарев успел изъёрзаться на стуле, словно вшивый:

— Ну⁈


— Готово! Бери гитару.


Токарев закинул ногу за ногу, чтобы было удобней держать инструмент. Мику начала усаживать его так, как ей казалось правильным. И тут я заинтересовался всерьёз. Получалось, что если держишь гитару правильно — руки могут двигаться гораздо быстрее. Вот она, беглость рук, которой мне всегда не хватало. Ах, если бы у меня была в своё время такая учительница…


Мику объясняла Токареву, что такое лады и каким нотам какие струны соответствуют, а он мучительно кивал, стараясь запомнить. Она, прислонившись к его спине, помогала найти пальцами нужные точки, где зажимаются струны для пресловутых блатных аккордов.


«Эге! А ведь на его месте должен быть я!» — какое-то странное чувство неприятно кольнуло в сердце.


«Это что, ревность?»


Казалось, Мику была готова втолковывать неразумному ученику простейшие приёмы целую вечность, но у Токарева неожиданно быстро кончилось терпение.


— Ай, всё! Я больше так не могу. Не получается!


Мику была расстроена едва ли не сильней Токарева.


— Подожди! Но ты занимался всего ничего, каких-то пять минут! Нельзя вот так бросать, толком не поучившись!


— Да ладно, подумаешь! И вообще, меня футбол ждёт, — за хвастливым тоном в голосе Токарева слышалась досада. Не зная, куда деть гитару, он всучил её Мику и убежал сломя голову.


— Семён, наверное, из меня плохой учитель… — Мику грустно опустила глаза. — Признайся, ты ведь тоже, наверное, хочешь заняться чем-нибудь более интересным. А не сидеть тут со мной…


Я не мог не отметить, с какой лёгкостью это малозначительное происшествие повлияло на её настроение и на отношение к самой себе.

«Как наивно. Даже слишком.»


— Неправда, у тебя очень хорошо получается, просто кое-кому не дано ни терпения, ни ума довести начатое до конца, — возразил я. — Определенно, для меня вообще не может быть лучше учителя, чем ты! И это я говорю совсем не потому, что хочу понравиться тебе. Я правда так считаю! Я в прошлое занятие смог не только вспомнить, что знал, но и новому научился. И я тебе очень благодарен, что вчера ты не стала указывать на все мои ошибки сразу! Ты вообще учишь, кроме того, что хорошо, еще и… ласково, — я засмущался такой откровенной оценки, и поспешил продолжить: — После твоих объяснений Токареву, я понял, что мне тоже нужно учиться держать гитару!


Мику прямо расцвела у меня на глазах.


— Ах, Семён! Спасибо! Я очень рада это слышать! Конечно же, давай отработаем твою посадку!


И Мику окружила меня заботой и вниманием. Она показала отличие вывешенной кисти и полусвободной, как зажимать гитару между плечом и коленом так, чтобы левая рука могла бегать по грифу, а предплечье правой ничто не сковывало. И всё это с деликатными прикосновениями, дыханием в шею и плотным контактом при показе техник перебора и боя для правой руки.


…


— Думаю, дальше я сам попробую. Не все же тебе со мной нянчиться. Ты на меня и так сколько времени угробила. Ученик должен ведь делать самостоятельные задания? Я потренируюсь. Буду нарабатывать опыт.


— Ладно. Хорошо, — моя учительница опять несколько поникла.


— К тому же, наверняка, у тебя есть что-то, что нужно сделать, ведь так? А я тебя отвлекаю.


— Да, я готовлю песню собственного сочинения ко дню творческой самодеятельности. Но ты меня не…


— Ну вот. О чем я и говорил! Давай-давай! Время для индивидуальных занятий пришло!


— Так и быть, — Мику улыбнулась. — Но если будут трудности — спрашивай, помогу!


— Идёт.


Мику отдала мне гитару, а сама взяла флейту.


Я подхватил стул и отнёс его с книжкой и гитарой к барабану возле меловой доски. «Надо нарабатывать аккорды! Благо теперь я понял перспективы и поверил, что смогу выйти хотя бы на средний уровень. О-окей!..»


Пальцы пробежались по струнам над розеткой гитары. Нейлон. Негромкое звучание верхних, зато хорошие басы. Не металлическая классика, но мне так даже лучше.

«Пожалуй, если я выучу аккорды и научусь быстро их менять… то в сочетании с разными способами игры правой рукой я смогу исполнять всё то, что принято петь вечером у костра. Или в компаниях…»

Разумеется, о солировании или игре по нотам даже и не стоило пока и мечтать.


Практика, которую я себе выдумал, смахивала на обычные физкультурные упражнения, только вместо приседаний и отжиманий я делал подходы к аккордам. Медленно и старательно, по сотне раз, в разных сочетаниях, чтобы безошибочное исполнение въелось в подкорку.

…


Аккорд за аккордом, время незаметно для меня утекало.


«Мику что-то там говорила про нормативы… Надеюсь, вожатая удовлетворится, если я смогу спеть у костра „Пока Земля ещё вертится“ или подобную медленную лирику. А вообще, что я из песен помню? Что смогу воспроизвести на память, к чему подобрать аккорды?»


Я старался дёргать струны с осторожностью, чтобы не помешать Мику. Она исполняла какую-то красивую переливистую мелодию на флейте.

Мику играла безмятежно и легко, но с чувством, вызывая в уме живые образы: казалось, мелодия уносила меня куда-то на ветреный берег южного моря, где остаёшься один на один с природой. Музыка зачаровывала красотой и тайной.

Кое-что не оказалось обманом воображения: в самом деле, ветерок гулял по классу из-за распахнутого настежь окна, возле которого сидела Мику с флейтой. Ветер растрепал на лбу чёлку зелено-голубых волос.

«Крайне миловидное лицо, не лишённое изящества… Похоже, я впервые позволил себе вот так пристально изучать его. Словно только сейчас ее образ сложился у меня в голове цельно и полно. А раньше, вроде как, и не воспринимал Мику целиком как личность. Так, отдельные моменты и характерные особенности, позволяющие как-то выделить и обособить от остальной массы пионеров.»

Её прелестные губы приникли к дульцу флейты, чуть сжатые для ритмичных дуновений, которыми рождался тот чудесный воздушный звук непрерывной мелодии. Похоже, я поддался не только очарованию музыки, но и её исполнительницы…


«Она безусловно талантлива. Неудивительно, что ей так легко все дается. А вот у меня способностей к чему-либо нет. Не замечено. Да, говорят, что успех — это десять процентов таланта и девяносто процентов труда. Но сдается мне, что это говорят неудачники, которым мало что дано от природы. Вот и трудись, упирайся, а потом придет одаренная личность и легко и непринужденно продемонстрирует, что все твои годы усилий ничего не стоят перед ее изначальным превосходством.»

Я вспомнил, что хотел спросить у Мику, не связаны ли такие достижения с тем, что музыка — её единственное занятие.

Мелодия постепенно затихала, пока совсем не смолкла.

…


— Здорово получилось. Не будь мои глаза открытыми, я бы подумал, что нахожусь не в этом душном помещении, а у моря.


— А⁈ Спасибо-спасибо, Семён! Я даже не поняла, что ты меня слушал! Хотя должна была, ведь перестала звучать твоя гитара.


— Да, увлёкся тем, как… как ты играешь. Скажи, долго училась?


— С четырёх лет! Но не только на флейте, на других инструментах тоже.


— И кроме этого больше ничего? Ни свободного времени, ни прогулок с друзьями? Знаешь, я бы на твоём месте не смог успеть всё. Даже безо всяких кружков я не заимел вменяемых приятелей.


— Что ты, Семён, конечно, у меня есть друзья и подруги! И дома, и здесь, в вашей стране, уже появились. Правда, их, конечно, не так много. Но настоящих друзей много ведь и не бывает!


— Рад за тебя.


— Спасибо!


«Зря я надеялся услышать что-то другое и вообще судил о ней преждевременно.»

Я снова отгородился от неё гитарой.


— Ладно… Мику, если я исполню одну песенку простую — этого хватит? — честно говоря, какую именно — я и сам пока не знал. Всё, что вертелось в голове, я помнил или отрывками, или пока не мог подобрать. — Никто не скажет, что я тут только прохлаждаюсь в обществе симпатичной девушки, а клубная деятельность мне по барабану?


— Вообще, Ольга Дмитриевна, конечно, мечтала, что ты исполнишь что-то на дне творческой самодеятельности. Или мы вместе… исполним. Она как узнала, что ты вступил в музклуб, сразу так обрадовалась. Говорит: «Вот кто будет отдуваться за всех из моего отряда! Наконец хоть кто-то нашелся! »


— Э-э-э… И когда этот день самодеятельности?


— Через два дня!


— Не, ну это несерьезно! Я едва струны перебирать научился.


— А я считаю, что ты вполне успеешь! И вообще справишься! Я так вчера и сказала нашей вожатой!


— Та-ак… И что еще ты сказала?


— Что в нашей программе выступления три песни! Одна для тебя, другая для меня и еще совместно…


— Что? Я уже две песни должен выучить и сыграть⁈


— Ну… да… я хотела больше, но мне запретили. Потому что ребят много, и если мы будем долго выступать, то другим времени совсем не останется! Ты не переживай! Это ведь легко! Я тебя быстро всему научу! Я очень хочу выступить с тобой! Это так чудесно, что теперь я могу заниматься творчеством с кем-то в паре… и не просто с кем-то, а с тобой! Делать что-то вместе с любимым… я так счастлива!


«Что же, теперь, глядя в это мечтательное лицо, я не могу сказать: „Да в гробу я видал эту вашу самодеятельность! “»


— Ой! Я что, правда сказала это⁈ — Мику покраснела и отвернулась.


«Особенно после того, как меня назвали „любимый“.»


— Но в общем, н-наверное, и так было понятно… Хотя это было преждевременно, не нужно торопить события, да? Так что, ты согласен? Выступаем вместе⁈


Я тяжело вздохнул. «Похоже, все-таки мне придется стать звездой местной сцены. Или, что вероятнее, опозориться и сорвать выступление еще и этой девушке, поверившей в меня.»


— Ладно, куда деваться. Буду учиться. Может, и правда что-то выгорит.


Мику с радостью покивала и снова взяла флейту.


— Конечно, все у нас получится! Я даже не сомневаюсь!


Я не имел понятия, сколько прошло времени, когда Мику перестала музицировать.


— Семён… Семён… — позвала она.


— М?


— Хочешь, я тебе что-нибудь сыграю на рояле?


— Давай.


— А что тебе нравится?


Я пожал плечами.


— Слушаю всё, от чего кровь из ушей не идёт. Если вещь хорошая и нравится мне — я готов сутками слушать ее!


— Хорошо, тогда я сыграю что-нибудь из своего любимого.


Она сложила флейту в продолговатый кейс-футляр и села за рояль.


— Сначала то, что нашла у вас…


— Так вот сразу стало любимым?


— По-другому быть не могло! Просто классный сборник, тут столько всего!


Она светло улыбнулась мне и быстро перелистнула страницы нотной книжки.


— Это из репертуара восьмидесятых прошлого века.


Не называя произведения, Мику начала играть, покачивая головой в такт ритмичной мелодии. А потом и запела.


— Na-na-na-na-na…


Я с изумлением поднял брови, силясь угадать песню, и только после нескольких повторившихся строк узнал её.


When we all give the power,

We all give the best!

Every minute of an hour

Don’t think about the rest…


Теперь я понял, за что ей полюбилась эта композиция. У Мику был чудесный голос — слушать её было одно удовольствие. Удивительно приятный, дарящий мягкость строкам песни, но не умаляющий её энергичности.


— Live is life, come on, stand up and dance!


«…И нежный. Нежная Мику…»


Я вздрогнул, когда подумал об этом, и запрятал мысль куда подальше, опасаясь, что ее можно прочесть у меня на лице. Я попытался принять самый безэмоциональный вид, на какой был способен. Получилось не очень.


А Мику, не обращая внимания на мои ужимки, играла, пока не закончила восклицанием «Live is life! », тем самым поставив точку в песне. Тут я не стал сдерживать улыбку.


— Замечательно! Учитывая, что ты успела мне наговорить про музыку, песня тебе целиком подходит. Будешь исполнять её на Дне творческой самодеятельности?


— Ой, Семён, я даже не задумывалась о таком! По правде, я хотела бы сыграть что-то своё, я пишу музыкальную композицию.


— Сыграешь?


— Она же ещё не готова! А что, мало было? — Мику засмеялась.


— Признаюсь, да.


— Ну хорошо, если так… — впервые в её голосе послышалось коварство. — Сыграю тебе одно продолжительное произведение, тоже из моих любимых, поэтому я прекрасно знаю его. Готовься: четырнадцать минут!


— Что⁈ — я даже не смог возразить.


— Четырнадцать минут ещё ничего! Есть композиции подлинней, а самая рекордная симфония длится около пятнадцати часов.


— Бесспорно, разница есть. Спасибо за утешение!

«Была у меня привычка иногда мучить плеер многократным проигрыванием плейлиста с самыми понравившимися треками, и бог знает, сколько часов жизни это заняло у меня, но сейчас призадумался: а смог бы я столько времени слушать только Мику?»


— Я сыграю то, что выучила несколько лет назад и исполняла на приёме в московской консерватории.


В голове родилась целая туча вопросов, но я задал самый глупый и очевидный, позабыв об остальных.


— Ты учишься у нас?


— Нет, но буду с сентября! Я здесь по обмену, а у отца как раз строительный проект, и поэтому мы с родителями переехали сюда только на один год… А чтобы не терять время и практиковаться дальше, я в июне ходила на подготовительные занятия. Между прочим, там преподаёт очень хороший папин знакомый.


Многословность Мику лишила меня необходимости расспрашивать о подробностях, так что я просто кивнул.


Она поправила хвосты, выпрямилась и простёрла руки над клавишами. Как объяснила Мику, она собиралась играть увертюру известного композитора, однако я о таком никогда не слышал: я и классическая музыка существовали в разных плоскостях.


Композиция началась осторожными прикосновениями и негромким перебором нот, пока не переросла в заливистую трель — пальцы Мику порхали до самой паузы, завершавшей первый этап, вновь сменившийся игривой и беглой трелью в безудержно скором темпе. Звонкая мелодия со временем угасла, а за ней полилась эпическая и берущая за душу, словно воспевалась чья-то борьба, а затем — триумф.


Мику была невероятно напряжена и даже ни разу не оглянулась в мою сторону, следя за своими руками, и то же волнение передалось мне, будто мы не в музыкальном кружке, а на важном концерте перед тысячами зрителей, и на ней лежит большая ответственность за выступление. И на мне, как её знакомом…


Последняя часть этой необычной композиции совместила в себе приподнятый лейтмотив первой и торжественность третьей. Чувствуя завершение, Мику постепенно расслаблялась, но не прерывала строя интенсивной музыки. И, наконец, трижды прозвучал возвышенный заключительный аккорд.


Я был уверен, что тут прогремели бы овации публики, не будь я единственным слушателем Мику. Хотелось похлопать, но я постеснялся, представив, как глупо это будет выглядеть со стороны. Оттого было неловко говорить «браво» в гордом одиночестве польщённой исполнительнице.


— Я вообще не поклонник классики… Всегда думал, что это для напыщенных зазнаек в пингвиньих костюмах, но… — мне пришлось прервать слова похвалы, потому что я насмешил Мику. Я, с трудом давя с чего-то вдруг возникшую улыбку и менторски покачивая пальцем, пытался снова обратить на себя внимание старосты. — Так вот, Мику, так вот… Ты смогла изменить моё мнение. Мне кажется, если в будущем найдётся с чем сравнить твою игру, то первое впечатление останется самым лучшим.


— Спасибо!


— Давай теперь ты. Мне интересно, что за песенку ты разучил.


— Э-э, я бы ещё потренировал аккорды и перебор в припеве.


В голове вертелась разухабистая песенка-перепевка про Элис, живущую по соседству. Ее я и отрабатывал далее.


Сигнал на обед прервал наши музыкальные посиделки. Я отложил гитару, Мику встала из-за рояля, и мы поспешили на выход.


— Ой, мамочки…


На лестнице у музыкального клуба Мику оступилась и со всего маху врезалась мне в спину.


«Да что ж такое? Это уже выходит за рамки теории вероятности!» — пронеслось у меня в голове. «Нет, я, конечно, виноват тоже — зная о рассеянности моей подруги, надо удвоить бдительность и внимательно следить за ней. Раз, несмотря на все эти неприятности, она не становится более осторожной и аккуратной, кто-то должен учиться этому вместо неё.»


— Прости, я не подстраховал тебя. Не сильно ушиблась? — спросил я, помогая Мику подняться.


— Ну вот опять… Ой-ой, кажется, я ножку повредила… И, кажется, на этот раз сильно… — Мику скривилась от боли. — Ну что за невезуха, а? Вот тут больно.


Мику показала на лодыжку и принялась осторожно потирать её. Я помог бедняжке подняться с земли, и мы присели на крыльцо.


— Ничего страшного, сейчас посидим немного, и всё пройдёт. И ты снова будешь прыгать и скакать, — я ободряюще улыбнулся.


Но при следующей попытке встать Мику только громко охнула от боли и опустилась на ступеньки вновь.



— Семён, иди, пожалуйста, без меня на обед, я ещё немного посижу, а потом потихоньку доберусь до столовой сама.


— Ещё скажи: «Брось меня здесь, вместе мы не выберемся. Спасай себя и дай мне умереть спокойно! » — я постарался придать голосу шутливый тон. — Я тебя не оставлю! И вообще, нечего сидеть — надо идти в медпункт. На этот раз, похоже, всё серьёзно.


Я обхватил Мику за талию, она закинула руку мне на плечи, и мы поковыляли. Однако, поняв, что дело это не быстрое и даже такой способ передвижения доставляет пострадавшей довольно неприятные ощущения, я остановился и предложил:


— Может, лучше я тебя понесу на руках? Так будет быстрее и тебе совсем не больно!


— Нет, ты что⁈ Я очень тяжёлая! Давай лучше не на руках. На спине! У нас на родине так принято переносить людей. Ты присядь, а я на тебя… напрыгну сзади, — Мику запнулась. — Ну то есть не напрыгну, конечно, а… в общем, я сзади тебя буду… обнимать, а ты меня держать вот тут, только выше не надо, а то я буду смущаться.


— Хорошо, я понял, — кивнул я, засмущавшись уже только от инструкций.


«Неужели мне наяву удастся поучаствовать в такой переноске? Надо же, столько раз видел этот способ в аниме-сериалах, а теперь и сам смогу попробовать… и всё прочувствовать.»


Я присел на корточки, стараясь не смотреть на Мику.

«Интересно, как это будет?»


Почувствовал, как она неуверенно обнимает меня за шею, словно боясь причинить неудобство. Затем она аккуратно прижалась ко мне телом, распределяя вес по спине, её колени коснулись моих боков. Я осторожно стал вставать и, стараясь не коснуться ничего лишнего, обхватил её ноги примерно у середины бедра, как она и показывала.


— Оказывается, ты очень лёгкая, я думал, будет гораздо тяжелее! — сказал я, выпрямляясь. — Так что ты зря на себя наговаривала, когда говорила, что очень тяжёлая!


— Хорошо, если так, — обрадовалась Мику, и её дыхание защекотало мне шею, отчего по спине побежали мурашки, а сердце забилось чаще.


Я подозревал, что буду ощущать ни с чем не сравнимое сочетание мягкости и упругости её холмиков, скрывающихся под рубашкой. Но то ли моя спина была недостаточно чувствительной для подобного, то ли бюст Мику не был достаточно крупным, чтобы дарить такие ощущения. В любом случае, я по большей части ощущал только тёплую, приятную тяжесть её тела. А наиболее приятные ощущения передавались мне через ладони, касающиеся безупречно гладкой кожи бёдер.


— Знаешь… ты пахнешь рекой и летом, — вырвалось у меня прежде, чем я успел подумать.


— А ты… как свежий хлеб, — ответила она, и её голос дрогнул от смущения. — Только не смейся, пожалуйста.


— Я не смеюсь, — поспешил заверить я, хотя уголки губ предательски дёрнулись вверх. — Это… приятно.


Каждый шаг становился испытанием — не из-за её веса, а из-за того, что я слишком остро осознавал её близость. Каждое её движение, каждый вздох отзывались во мне волнами чего-то нового и непривычного.


Когда мы ввалились в медпункт, медсестра, Виолетта, удивленно вскинула брови:


— О! Что это тут у нас? Моя самая любимая пациентка? Как же можно ее не любить, если видишь по нескольку раз в день? Ну-с, что на этот раз? — она окинула нас взглядом с ног до головы. — А! Я поняла! Битый небитого везет?


Она улыбнулась, но улыбка получилась немного натянутой.


«Нет, надо же, полный лагерь юмористов. У них при наборе персонала „странное чувство юмора“ было одним из обязательных требований к претендентам?» — подумал я, стараясь не выдать своего раздражения.


Я присел, и Мику, разжав руки, осторожно встала на пол.


— К сожалению, у нас совсем другая сказка. Вы не могли бы посмотреть, боюсь, на этот раз случай серьезный. И зализыванием, как вы предлагали Мику ранее, уже не обойтись, — сказал я, стараясь говорить как можно более вежливо, но твердо.


— Давайте посмотрим.


Медсестра посерьезнела и проследовала к кушетке, куда присела Мику.


…


— Да ничего страшного, простое растяжение. Скоро и само пройдет. Впрочем, медицина может несколько ускорить выздоровление и снять неприятные сопутствующие… — Виолетта одарила нас дежурной улыбкой.


— Вы точно уверены? Просто Мику… испытывала более сильные болевые ощущения, чем может вызывать растяжение. На мой взгляд, — я запнулся, не зная, как выразить свои сомнения, не обидев медсестру. Я не очень доверял мнению Виолетты после того, как она уже не единожды продемонстрировала довольно прохладное отношение к Мику.

«Может, и в этот раз просто не хочет возиться. А там на самом деле… все гораздо серьезнее, и надо что-то сделать, пока не слишком поздно!» — эта мысль не давала мне покоя.


— Какой ответственный и заботливый у тебя кавалер. С таким не пропадешь! — она подмигнула Мику. — Что же, давайте я все вам покажу и объясню. Будем считать, что у меня хорошее настроение и поэтому я проведу курсы первой помощи. А не выгоню взашей, раз вы не доверяете моим навыкам!


Виолетта ожгла меня суровым взглядом разноцветных глаз.


— Очень доверяем! — примирительно ответила Мику.


— Очень хорошо! Что же, пионер, как там тебя… Семён, вроде? Странный наш новенький, давай подходи ближе. Мику, снимай чулок и положи ногу на ногу, чтоб не отвлекать Семена видом трусиков. Да, вот так. Семен, давай руку, клади сюда…


…


В итоге диагностировать травму Мику и проделывать необходимые манипуляции мне пришлось самостоятельно под чутким руководством Виолетты. Когда с первой врачебной помощью было покончено, Мику жалобно произнесла:


— А можно мы теперь в столовую пойдем — кушать так хочется. Или мне пока нельзя никуда ходить?


— Зачем тебе куда-то ходить? У нас же есть в хозяйстве такой полезный Семён. Его и отправим добывать пропитание! Настоящее мужское занятие! Верно, пионер? — Виолетта с хитрой улыбкой посмотрела на меня.


— Верно, — согласился я, понимая, что выбора у меня нет.


— А я тебе составлю компанию. Заодно и поговорим, — добавила медсестра.


Мы с медсестрой вышли, она заперла дверь на ключ, а потом вручила его мне.


— Вот тебе ключ от башни, где принцесса заточена. Поцелуешь её — она и проснётся, — Виолетта улыбнулась, и в её разноцветных глазах мелькнули озорные искорки. — Я, кстати, не шучу, ты ей успокоительное дал вместе с обезболивающим, так что… И это правильно. А то мнительная больно твоя подружка, по любому пустяку расстраивается сильно и из всего норовит устроить трагедию вселенского масштаба. Это к твоему вопросу о том, почему она так страдает от простого растяжения.


— Понятно. Буду иметь в виду.


— И ещё кое-что. Пойдём, по пути расскажу.


Мы вышли на площадь.


— Ты не задумывался о том, почему с нашей бедной девочкой всё время случаются какие-то неприятности? Эти падения, спотыкания и крушения разной степени тяжести? — спросила Виолетта.


— Невнимательность, наверное, и… неуклюжесть. Не обращает внимание на окружение из-за того, что погружена в свои мысли. Творческая личность… — я пожал плечами. — Такие люди, они немного… не от мира сего.


«Ага, по себе знаю!»


Я почему-то разоткровенничался вместо того, чтобы коротко ответить «Нет» и выслушать версию моей собеседницы. «Но, возможно, в этом случае разговор пошёл бы совсем по-другому.»


— Хорошее предположение. Хвалю. Отчасти, наверное, и в этом причина. Но я тебе подкину ещё вариант, — Виолетта сделала многозначительную паузу.


— Слушаю.


— Что если наша подопечная испытывает дефицит внимания, и все эти травмы — лишь способ привлечь сочувствующих, вызвать жалость и желание позаботиться? Вполне возможно, что это неосознанные ею потребности. И такое поведение — это проявление бессознательного. И раз уж так получилось, что ты рядом… почему бы тебе не стать тем… человеком, что даст ей всё необходимое? Заботу, внимание, душевную теплоту. Подумай об этом.


Я покраснел и смущённо промямлил:


— Хорошо, подумаю.


— Отлично! Ну что, пионер, баш на баш?


— А?


— Я тебе помогла советом, а ты поможешь мне?


— Помогу. Что нужно делать?


— Мне нужно ненадолго отлучиться. Подежурь за меня в медпункте.


— Ну, я не против, конечно… но что если кому-то потребуется помощь? Я же ничего не умею!


— Да не переживай, сейчас сон-час начнётся. Никто не придёт до вечера.


В столовую я пришёл позже обычного, когда основная масса пионеров уже пообедала. «Как хорошо — пустынно, тихо и не нужно выискивать свободные места. Можно спокойно в одиночестве поесть, не опасаясь странных соседей по столу. И почему мне раньше не пришла в голову идея приходить позже остальных?»


На раздаче никого не было, и я несмело подал голос:


— Есть тут кто-нибудь?


На мой зов показалась молодая и симпатичная женщина. «Это ещё кто? Что-то я её раньше не видел тут!»


— О, кто тут у нас? Откуда ты такой взялся-нарисовался? — она окинула меня взглядом с головы до ног.


— Э-э-э…


— Я тебя тут раньше не видела! Притворяешься пионером, небось? Ты откуда, мальчик? Деревенский, наверное?


«Ещё немного, и вскроется вся правда о том, что я случайный пришелец, а вовсе никакой не пионер! Что делать?»


— Н-не. Почему деревенский? Я тут уже… четвёртый день! Я позже остальных приехал. Опоздал к началу смены просто.


— Неужели? И в каком ты отряде? Кто вожатая?


— Ну… Не знаю, в каком. Мне как-то не сказали, — глаза от страха округлились.

«Чёрт, я и правда не знаю самых элементарных вещей об этом лагере! И почему я был столь беспечен и пропускал всё мимо ушей на линейке?»

— А вожатая у нашего отряда Ольга Дмитриевна. Славя там ещё, Мику, Лена, Электроник и Шурик.

«Блин, я даже не знаю, какие у них фамилии! О! Двачевская!»

— Ещё Алиса Двачевская, Ульяна э-э-э… Сидорова, вроде. Женя…


— Ладно-ладно, не части. Чего ты так испугался прямо? Я бы тебя и так покормила. Пионер, не пионер — все дети наши! Всех накормим! Что мне, жалко еды, что ли? — она по-доброму улыбнулась.


«Фух, кажись, пронесло.»


— Звать-то тебя как?


— Семён.


— Семён, супа уже не осталось, раньше приходить нужно было! Кто порасторопнее да понаглее, взял добавку. Я уж думала, все поели, вот и расщедрилась.


— Да не страшно, мне и второго хватит. Обычно я со всеми прихожу. Только сегодня так получилось.

«Оказывается, не зря все пионеры так ломятся в едином порыве в столовку, можно и голодным остаться, если не поторопишься. В большой семье, как говорится, клювом не щёлкай.»

— Я просто… в медпункте задержался, Мику ногу повредила, и медсестра… Виолетта нас задержала. Первую помощь оказывала. А Мику, она всё ещё там. Меня просили принести обед к ней в медпункт. Можно?


— Я тогда вам двойную порцию обоим выдам. Чтоб не оголодали до ужина. Пюре и котлеты не все ребята любят — ещё осталось немного. Ульяна только ваша по три котлеты за раз съесть может. Маленькая такая, а желудок бездонный!


— Да, она у нас прожорливая. Наверное, растёт, потому что, — я осторожно улыбнулся, наблюдая, как повариха наполняет тарелки.


— Спасибо!


Я выбрал столик по душе и присел, решив прикончить хотя бы свою порцию прямо здесь, в столовой.


«Вдумчиво и обстоятельно. Как я и люблю.»


Спокойно принялся за еду, наслаждаясь моментом умиротворения. Но покой длился недолго.


«Покой нам только снится!» — подумал я, когда дверь в столовую распахнулась, и на пороге появились уже осточертевшие мне сестрички — Аня и Инна.


«За что мне все это? Никуда от них не скрыться!»


Аня, заметив меня, сразу заулыбалась и направилась к моему столику. Но Инна, видимо, не разделяла её энтузиазма. Она перехватила сестру на полпути, попытавшись утянуть её к другому столику. Несколько секунд они молча боролись. В конце концов, любовь победила рассудок — Аня, довольная, подошла ко мне, а Инна, надувшись, уселась в дальнем углу и демонстративно отвернулась, всем своим видом показывая неодобрение.


«От судьбы не уйдешь!» — заявила Аня. Её голос звучал игриво, а глаза блестели.


— О чем ты? — спросил я, стараясь сохранять невозмутимость.


— Я к тому, что даже слепой случай все время сводит нас вместе. Это определенно что-то значит! — она заговорщицки подмигнула. — Как думаешь, что?


Я пожал плечами и уткнулся взглядом в тарелку. Аню мое равнодушие нисколько не смутило. Она опустилась на стул рядом, придвинулась и зашептала на ухо:


— А давай после столовой сбежим из лагеря! Мы сейчас в лес ходили, я там присмотрела уединённую полянку…


Я замер, перестав жевать. Мысли закружились вихрем.


— Поваляемся… — продолжила Аня, её щеки слегка порозовели, а в голосе появились игривые нотки.


Она отстранилась и мечтательно прикрыла глаза, потом на ее лице проявилось беспокойство. Склонившись ко мне, она прошептала ещё тише:


— Только… Семён… я надеюсь, ты не станешь позволять себе слишком многое… сразу. Все-таки, ты у меня первый парень, с кем я… ну… готова зайти немного дальше, чем просто поцелуи. Поэтому мне нужно немного времени, чтобы решиться на что-то большее…


Она с надеждой посмотрела на меня. Я сглотнул, чувствуя, как ситуация становится всё более неловкой.


— Прости, — произнес я, стараясь говорить как можно мягче. — Меня Виолетта дожидается в медпункте. После обеда я обещал подежурить там вместо неё.


«Кажется, только что я похерил свой единственный в жизни шанс поваляться с девчонкой на травке. Эх, жисть моя жестянка. Предложение, от которого невозможно отказаться… но в медпункте меня дожидается любимая девушка. А значит… выбор очевиден.»


— Ещё раз прости, — добавил я, подхватывая порцию Мику и торопливо поднимаясь из-за стола.


Не удосужившись отнести поднос до транспортёра с грязной посудой, я со всей возможной скоростью ретировался.


В медпункт я вернулся с тарелкой, на которой высилась усиленная порция пюре и котлет, и стаканом компота. Мику вяло поприветствовала меня, привстав с кушетки.


— Сёма, это ты. А медсестра?


— Она не придёт, сказала, что мы можем развлекаться далее вдвоём и играть в доктора уже без неё.


«Остаться с девушкой в помещении наедине, это несколько смущает. Да ещё в такой обстановке.» Почему-то я чувствовал себя здесь куда более скованным, чем в музыкальном кружке.

«Там ведь мы тоже были лишь вдвоём, и ничего подобного я не испытывал. А теперь я ещё и сам усугубил своё положение, необдуманно передав напутствие, гм… непутёвой медсестры.»


Я придвинул к изголовью кушетки стул и поставил на него компот. Тарелку вручил Мику, когда она неторопливо, как сомнамбула, приняла вертикальное положение.


— Играть? Наверное, я не очень бодра для этого. Может быть, попозже? А что за игра? Что там нужно делать? Ты знаешь? — Мику говорила непривычно медленно, растягивая слова.


— А ты не знаешь? — кажется, мои уши стали розоветь.


— Не-е-ет, — она широко зевнула и стала неохотно ковыряться в пюре.


В тишине прикончив треть порции, Мику вновь подала голос:


— Се-е-еня, ну что ты молчишь. Я всегда-всегда одна говорю, а ты всё молчишь и молчишь. Теперь я не могу болтать как раньше, а потому ты должен взять на себя эту обязанность. Нельзя же всё время молчать, когда, когда мы вместе. Потому что, потому что… это смущает. И вообще… Иначе, иначе… что это за общение, если оба молчат. Как тогда дружить?


— Ну… я не очень разговорчив. И не знаю, о чём… можно говорить, — признался я в своей проблеме.


— А ты, промежду прочим, так и не объяснил.


— Что?


— Как играть.


«Что она докопалась, в самом деле, к этим моим словам, как пьяный к радио?»


— Ну… считается, что это неприличная игра.


— Вот как. И что там нужно делать?


Кажется, после моих слов Мику заинтересовалась ещё больше. Она тщательно облизала ложку, пристально глядя мне в глаза.


«Ого! Ничего себе! Это… это было сильно!»


Затем поставила тарелку на стул, показывая, что с едой покончено и теперь её внимание занимаю лишь я.


«Это что, флирт? Притворяется, что ничего не знает, чтоб услышать мою интерпретацию?»


Я разволновался ещё больше, думая, что ответить.


— Э-э-э… Надо осматривать и трогать друг друга в разных местах… и без одежды, — наконец сформулировал я, нервно сглотнув.


— Какая… какая увлекательная игра, — Мику слабо улыбнулась, в прежнем неторопливом темпе улеглась на кушетку и затихла.


«Вот и поиграли.»

Мику безмятежно спала, тихонько посапывая. Я расположился на стуле, доселе безраздельно принадлежащем лишь медсестре, и лениво обозревал вид из окна. Поначалу я, конечно, наблюдал за моей спящей подругой. Очень уж умильно она выглядела в таком беспомощном состоянии. Я вспомнил о том, что в некоторых примитивных племенах существовал обычай наблюдать за спящими. То ли где-то читал, то ли по телевизору говорили. Правда, там это касалось женщин: они смотрели, как спит их избранник, с тем чтобы определить, что он за человек, хороший или нет. Потому что считалось, что во сне невозможно притворяться.


«Мику, определённо, прекрасный человек,» — решил я, а затем подумал, что будет несколько странно, если кто-нибудь зайдёт в медпункт и обнаружит меня с идиотской улыбкой на лице, созерцающего спящую девушку.


Я решительно развернул стул и попытался сосредоточиться на чём-то ещё.


Дверь неожиданно распахнулась, и я, оглянувшись, увидел на пороге Славяну. Она, кажется, смутилась, заметив меня.


— Ой… А где медсестра?


— Я за неё.


— М, вот как? А когда вернётся?


— До полдника я тут. Потом смена караула.


— Понятно. Семён… а можно я тут немного похозяйничаю? Мне… кое-что нужно.


— Да пожалуйста. Для тебя всё, что угодно.


— Ты как всегда очень мил. — Славяна улыбнулась.


«Нет, это ты милая. А я бесхребетный слизняк, который никому не может сказать „нет“. Но в данном случае это к делу не имеет отношения. Я тут не нанимался сторожем медикаментов.»


— И не подглядывай, пожалуйста. А то знаю я тебя…


«О чём это она?»


Но вслух я ничего не сказал и послушно отвернулся, вновь уставившись на пейзаж за окном.


— Я всё! Спасибо, что помог девушке в столь сложный момент, — Славяна мимолётно чмокнула меня в щёку и быстро скрылась за дверью.


«Какой стремительный налёт на медпункт… И её даже не удивила спящая на кушетке пионерка. И то, что мы тут наедине. М-да…»


Я заметил, что над кушетками с потолка свисают плотные занавески. Видимо предполагалось что с их помощью можно отгородить пациентов от остального помещения. Я встал и раздвинул занавесь над кушеткой с Мику. «Ну вот теперь у новых посетителей, если они еще будут, не возникнет вопросов.»

Снова потянулись томительные минуты ожидания.


«Интересно, что тут делает медсестра целыми днями? Так от безделья и свихнуться недолго.»


Я выдвинул верхний ящик стола и, обнаружив там женский журнал, несколько обрадовался.


«Ну, хоть какое-то развлечение.»


От изучения новых веяний в советской моде меня отвлёк стук в дверь. Я хотел было гаркнуть «входите», но потом вспомнил, что это может разбудить мою первую пациентку, а потому молча закрыл журнал и уставился на дверь.


В проём просунулась голова с растрёпанной рыжей шевелюрой. Увидев, что в помещении я один, Ульяна смело зашла внутрь, осматрелась, беззастенчиво заглянула за занавеску.


— О! Ничего себе! Семён, а что это вы тут делаете?


— А на что похоже?


— Вы распивали медицинский спирт, и Мику первая сошла с дистанции? — мелкая непоседа довольно осклабилась.


— И откуда только такие мысли в столь нежном возрасте?


— Прости, если я своим появлением нарушила твои планы насчёт Мику. Я ненадолго! Мне бы таблеточек, и я сразу уйду, не буду вас отвлекать…


— Какие ещё планы?


— Ой, да ладно, что такого? Обычное дело, зачем утруждаться и пытаться понравиться девушке, достаточно её напоить, и она твоя!


— Эй, ты что, правда так думаешь обо мне?


— Нет, конечно, это я тебя подначиваю. Даю, так сказать, бесплатный совет по обращению с девушками! Пользуйся на здоровье! И вообще, учись, пока я жива!


— Балда!


— Так что, дашь таблеточку? А то живот так болит…


Ульяна попыталась изобразить страшные мучения, согнувшись и постанывая, но хитрый блеск в глазах, устремлённых на меня, портил всё представление.


— Не верю! — сурово охарактеризовал я её экспромт, скрестив руки на груди.


— Ну тебе жалко, что ли? — она выпрямилась и скорчила обиженную рожицу. — Я думала, мы друзья и ты мне по-дружески поможешь.


— Зачем тебе таблеточки? Ты здоровая как лось!


— Ну… надо. Для дела одного. Разреши я тут пороюсь немного.


— Вот ещё. Вы опять какую-нибудь пакость устроить хотите. Давно не наказывали, что ли? Давай-давай, на выход, ничего я тебе не дам. И не надо так на меня смотреть жалобно! Нет — значит, нет!


Спустя полчаса Ульянка ускакала, довольная, с двумя пачками столь жизненно необходимых ей таблеток. Причём большая часть времени потребовалась, чтобы установить их местоположение и сторговаться о количестве упаковок, которые я разрешу забрать.


Когда спустя несколько минут дверь открылась вновь и на пороге показалась Алиса, я ничуть не удивился.


— Тоже живот? — ехидно вопросил я, уже начав живо и в деталях представлять, как меня сейчас будут раскулачивать.


— Ага. Что это ты тут делаешь с моей подругой?


«Эта, похоже, будет давить совсем не на жалость и дружеские обязательства…»


— Ничего не делаю. Она подвернула ногу, медсестра дала ей обезболивающего и сказала, что некоторое время лучше полежать. Вот она и лежит. Послеобеденный сон, что такого?


— Ну а ты почему тут с ней?


— А меня медсестра попросила подежурить.


— Больно уж крепко спит, не находишь? Напоил её чем-то?


Я тяжело вздохнул.


— Говорю же, медсестра дала обезболивающее, наверное, это оно так действует.


Алиса подошла к Мику и деликатно потыкала пальчиком.


— Ну, Сёма, прекрати баловаться, — пробормотала та, довольно заулыбалась и попыталась свернуться ещё компактнее.


Алиса многозначительно хмыкнула, вернулась ко мне и присела на ближайшую к моему посту кушетку.


— Вот что, медбрат… Завтра меня, скорее всего, запрут, а то и вовсе вышлют куда подальше, так что за Мику я больше присматривать не смогу, поэтому ты это… — Алиса замялась. — Пусть у вас всё будет хорошо, ладно? Не хочется тебе угрожать и всё такое… Просто… Она же хорошая, добрая и милая девушка, неужели она не заслуживает… счастья. Добрые и верные друзья, любимый человек, который не обидит и не предаст?


— Э-э-э… — я растерялся, ожидая услышать совсем другое. — … Заслуживает, конечно.


— Вот! Догадываешься, какую роль ты займёшь в описанной мной хорошей жизни?


«Алиса же ещё не в курсе нашего с Мику признания, но уже навязывает мне роль „любимого человека“?»


— Пока ещё рано о чём-то говорить наверняка, но… Я постараюсь. Она и правда… Мне нравится, — с трудом смог закончить я.


«Это несколько неожиданно, вот так откровенничать с этой хулиганкой, да ещё на такую деликатную тему.»


— А что насчёт добрых и верных друзей? — я бросил на Алису многозначительный взгляд.

«Лучшая защита — нападение, ведь так? Раз пошла такая пьянка.»


— И это всё тоже ты! — она лучезарно улыбнулась. — Правда, хорошо, что ты такой универсальный человек?


— Боюсь, меня одного всё же будет недостаточно. Почему бы тебе и далее не выполнять роль лучшей подруги? Хотя, извини, но на эту роль ты не шибко тянешь…

— Чего сказал? — Алиса постаралась изобразить зверское выражение лица, но меня это не испугало, и я продолжил гнуть свою линию:


— Ты могла бы проводить с ней больше времени. Почему она жалуется, что ей приходится одной скучать в музклубе? У вас же общее увлечение музыкой. И тебе, и ей нравится играть… на гитаре в том числе. А я почему-то единственный, кто вступил в кружок. А я вообще… практически ничего не умею. Проводить время, сочинять, музицировать, тренироваться и оттачивать свои навыки. Столько всего можно делать вместе, а ты… Только и делала, что приходила и шугала меня. Какой ты друг после этого…


Я перевёл дух и, чувствуя, что вот-вот схлопочу оплеуху, поспешил продолжить:


— А сегодня Мику попросила меня выступить вместе… на дне этой вашей самодеятельности. И что я там изображу? Сам опозорюсь, да ещё испорчу выступление Мику. Почему бы вам не сыграть дуэтом? Для твоей подруги это, похоже, и правда важно. Это то, чего она желает больше всего. Почему ты её не поддерживаешь в этом, не помогаешь исполнить заветное желание? Вместо этого устраиваешь мелкие и крупные пакости, терроризируешь окружающих, а теперь и вовсе хочешь сбежать из лагеря. От Мику в том числе. Ты правда считаешь, что друзья именно так должны поступать⁈


«Уф-ф-ф. Еле закончил. Никогда так много не говорил. Что же дальше? Теперь меня будут бить?»


Я с тревогой взглянул на опасную собеседницу.


«Кажется, офигела, услышав такую отповедь от „зачуханного ботана“, который до этого только и мог несмело мямлить. А уж как я сам офигел…»


— Ну чего ты… давай, скажи, как там себя ведут преданные и верные друзья. Ты-то сама не желаешь, как я погляжу, хорошей жизни для своей подруги. Чтоб ей было интересно и весело жилось, сама не хочешь приложить никаких усилий? Только кого-то другого запрячь, да⁈ — в запале добил я оппонента, чувствуя, как начинает болеть голова. Слишком много говорить, да ещё столь эмоционально, это не даётся так легко и просто. Особенно для того, кто всегда лишь молчит и ищет спокойствия.


«И что на меня нашло? Озверевший хомячок — это, должно быть, забавное зрелище.»


Но Алиса не смеялась, не улыбалась даже.


— Что я, мыла поела? Выступать с дурацкой детской песенкой перед толпой малышни? Ещё скажи, что если Мику захочет утренник провести в детском саду, то и в этом я должна её поддержать.


— А почему нет? — я улыбнулся, чувствуя, что начался конструктивный диалог. — Ну, аудитория — да, согласен, не такая, которой хочется настоящему серьёзному музыканту, тут уж ничего не поделаешь. Но, с другой стороны, начинать с чего-то нужно. И какая разница, кто тебя слушает? Главное — выйти на сцену и так отыграть, чтобы это, в первую очередь, понравилось тебе самой… и Мику. А что уж там подумают остальные… почему это тебя так волнует?


— А тебя не волнует? Кто только что боялся опозориться и плакался по этому поводу?


— Перед Мику опозориться! И ей испортить… всю малину я боюсь… Но вообще ты права, да. Но я и не претендую на роль исполнителя хитов и звезду эстрады.


— Ха, значит, ты с нами выступаешь?


— Почему это? Я-то зачем?


— Будешь показывать нам, неразумным, как бороться с собой и побеждать, идти и не сдаваться, выступать и не бояться… выглядеть глупо, — Алиса улыбалась. Было видно, что она меня подначивает.


— Ну, допустим… я тоже выйду, тогда ты с нами?


— Если песню будем исполнять, которая мне понравится, то… Я готова подумать.


— А какие тебе нравятся?


— Вот пришёл бы ко мне на сцену, когда я тебя звала, знал бы… Хотя, чего уж теперь, понятно, почему не пришёл… — она грустно улыбнулась и посмотрела на так и не проснувшуюся Мику.


Некоторое время Алиса молчала, полностью уйдя в себя. Потом столь же неожиданно ожила, улыбнулась и закончила мысль:


— Ладно, не будем о былом. И о грустном. Вечером я к вам зайду в музклуб. Посмотрим, сможете ли вы меня чем-то заинтересовать!


— А я думал, ты уже заинтересована и согласилась! После моей вдохновляющей речи. Вступить, репетировать и выступать!


— Но я же девушка! Сначала согласилась, потом настроение изменилось — отказалась. Ветреная особа, что поделать, — Алиса изобразила смущение. — И вообще… я не могу вот так сразу… это слишком серьёзный шаг… для нас двоих — тебя и меня… мне нужно подумать!


Алиса, поддразнивая меня, показала кончик розового язычка.


— А речь и правда была убедительна! Я даже зауважала тебя после неё… слегка. Можешь ведь! Когда захочешь. Молодец — хвалю!


Затем Алиса опять неуловимо изменилась и, наклонившись к столу, зашептала:


— Таблеточек мне ещё отсыпь, не жадничай только, ты же хочешь, чтоб я была добрая, ласковая… на всё согласная?


…


Вскоре в медпункте мы с Мику вновь остались наедине.


«Зачем вообще рыжим этот гидроперит? Что за лекарство? И почему от него Алиса становится ласковой?»


Ещё некоторое время меня потряхивало после недавнего эмоционального разговора, а в голове десятки раз подряд прокручивался наш диалог с Алисой. Но тишина помещения и умиротворяюще покачивающаяся зелень за окном помогли успокоиться, и меня стало клонить в сон. Глаза сами собой закрывались, и мне стоило больших трудов открыть их вновь.


«Может, и не стоит бороться? Ничего же не произойдёт, если я немного подремлю.»


— Семён! Всё на свете проспишь! — голос Мику звучал необычно игриво.


Я вздрогнул и резко открыл глаза. Мику уже не спала — она сидела на кушетке, слегка наклонившись вперёд, её волосы мягко рассыпались по плечам, а в глазах плясали озорные искорки.


— Так мы будем играть в доктора? Я буду пациенткой, а ты медбратом. Всё как недавно… Только теперь медсестры рядом нет…


— И я готова показать тебе больше… — её голос стал ещё мягче, но в нём чувствовалась уверенность, которая раньше была ей не свойственна. Она чуть склонила голову, глядя на меня с лёгкой улыбкой.


— Ну же… Иди ко мне! — её слова манили, обволакивали, как тонкая паутина, лишая воли сопротивляться.


Я поднялся со стула, словно находясь под гипнозом, и двинулся к ней, чувствуя, как сердце начинает биться всё быстрее. Каждый шаг давался с трудом, казалось воздух вокруг сгустился, превратившись в мед.


Мику тем временем начала медленно расстёгивать пуговицы на рубашке. Её пальцы скользили по глади с нарочитой неторопливостью, заставляя меня затаить дыхание. Под рубашкой проступили очертания чёрного кружевного лифа — деталь, которую я никак не ожидал увидеть на обычно скромной Мику. Этот контраст между её обычным образом и тем, что происходило сейчас, лишь усиливал волнение.


Рубашка была небрежно отброшена на кушетку. Моё сердце заколотилось ещё чаще, когда она потянулась к юбке. Пальцы ловко справились с крючками, и ткань плавно скользнула вниз, открывая чёрные кружевные.


Я сделал ещё один шаг вперёд, преодолевая разделявшее нас расстояние. Любое движение давалось с огромным трудом, будто сила гравитации многократно возросла. Мику стояла напротив, протягивая ко мне руки, её глаза блестели, а губы слегка приоткрылись, в ожидании неизбежного…


В этот момент резкий стук в дверь разорвал ткань сна. Я подскочил на стуле, обливаясь холодным потом. Сердце колотилось как безумное.


Мику всё так же безмятежно спала на кушетке, даже не подозревая о том, какие фантазии посетили меня под аккомпанемент её тихого дыхания.


«Так, это был просто сон…» — я тряхнул головой, пытаясь прогнать остатки наваждения, но тело всё ещё хранило отголоски возбуждения, которое я испытал там.


«Никогда бы не подумал, что меня будут мучить эротические сны… да ещё так настойчиво!»


Стук в дверь повторился, отдаваясь эхом в тишине медпункта.


«Да что им всем по домам не сидится? Прорвало, что ли? Поспать спокойно не дадут! Кого там принесло на этот раз⁈»


Не дождавшись ответа, новый посетитель заглянул в помещение. Моё сердце едва не остановилось, когда я увидел её.


«Опять Аня!»


Меня бросило в жар.


«Что она здесь делает? Как же не вовремя! Черт, черт, черт! Будет катастрофа, если она увидит Мику здесь со мной! И страшно представить, что будет, если Мику проснётся и застанет нас с Аней… Кто знает, что эта сумасбродная девица выкинет на этот раз!»


— Семёнчик, ты меня звал, и я пришла! — заявила Аня, входя внутрь с беззаботным видом.


«В смысле звал⁈» — мысленно возмутился я.


— М, тут тоже неплохо, может, даже лучше, чем на природе… А ты предприимчивый парень, нашёл место, где можно уединиться с комфортом!


«Опять что-то себе надумала про меня. Боже, да она, похоже, абсолютно всё готова записать мне в плюс!»


— Вот только пока я шла к тебе, кое-что случилось… небольшая неприятность… но думаю, ты сможешь мне помочь… — произнесла она с загадочной улыбкой.


— Че-е-ем помочь? — жалобно проблеял я, чувствуя, как крупная капля пота холодит кожу, стекая из подмышки по рёбрам.


— Вот… — сказала Аня и, будто это было самым обычным делом, приподняла юбку, взявшись за её край тонкими пальцами.


Перед моими глазами предстала картина, от которой я окончательно потерял дар речи. Простые полосатые трусики, на которых, судя по всему, лопнула резинка, опустились куда ниже положенного места. И хотя всё самое сокровенное оставалось скрытым, открывался волнующий вид на низ живота не тронутый загаром. Тень от юбки скрадывала детали, оставляя простор для фантазии.


«Это просто невозможно… Как она может так спокойно это делать⁈» — мысли метались в голове, словно пойманные в ловушку птицы.


— Резиночка лопнула… — невинно сообщила Аня, хлопая ресницами и делая такое лицо, будто ничего особенного не происходит.


— Ой… — пискнула она, когда раздался очередной стук в дверь. Она смущённо дёрнулась, быстро опустила юбку и исчезла за дверью, оставив меня в полном недоумении и с бешено колотящимся сердцем.


Вскоре в помещение вошла миниатюрная пионерка в нахлобученной до самых глаз панамке.


— Как необычно… Ты, что ли, с ней теперь…


Я промолчал, не зная, что ответить.


Незнакомка по-хозяйски оглядела помещение, обойдя его, заметила мою спящую подругу за занавеской и улыбнулась.


— А, вон оно как. Тогда Аня зачем? Хочешь вызвать ревность? Но с Мику же это не сработает, скорее даже наоборот. Непонятно… — пробормотала девушка тише. — Ты, всё-таки, скажи — вы что… теперь вместе? Мику и ты? Нет, правда?


Я снова промолчал, не спеша доводить до какой-то залётной пионерки тонкости наших с Мику отношений.


— Да, точно, ты же опять всё забыл, ладно… Скажи хоть, когда в кружок записался! Вчера или раньше? Это же не секретная информация.


— Вчера.


— Ну вот, стоит ненадолго отлучиться, и тут такое! Молодец! На гитаре играешь? На обычной?


— Да.


— И как? Хорошо получается?


— Не очень.


«И что она ко мне привязалась? Допрос устроила на ровном месте. Но куда денешься — не скажешь же „отвянь, не лезь, куда не просят“. Девушка к тому же… Правила приличий, они такие — любой желающий может начать доставать тебя своими бессмысленными вопросами, а ты только улыбайся, отвечай и делай вид, что тебя радует такой интерес посторонних.»


— Мику учит? Или Алиса?


— Мику.


«Она, получается, их знает? Может, состояла в музыкальном кружке ещё до моего появления в лагере? Тогда точно не стоит грубить. Если это знакомая Мику, то в моих интересах, наоборот, очаровать её! И как-то оправдаться насчёт Ани. Надеюсь, она не успела увидеть её с задранной юбкой… Грехи мои тяжкие…»


— Хотя и Алиса, бывает, пытается. Но у неё своеобразная манера обучать.


— Знаю, знаю, — девочка понимающе улыбнулась.


— Ты ходила в музыкальный клуб? Играешь на чём-то? — решил я закинуть удочку, чтобы прояснить, с кем имею дело и какова связь между новой посетительницей и «моей Мику».


— Я не могу играть — у меня лапки, — собственная шутка рассмешила незнакомку.


Я тоже не смог удержаться, и губы сами собой растянулись в улыбке.


«Ха-ха, очень смешно, ну-ну.»


Этого ей показалось недостаточно, и она, согнув кисти в кулачки, помахала ими перед собой.


— Ня-я!


И залилась пуще прежнего.


«Похоже, не очень дружит с головой… Но почему-то располагает такое ничем не скованное поведение. Что удивительно.»


— И в музыкальный клуб я… я бываю там нечасто, — отсмеявшись, продолжила она. — Но я могу тебе помочь! Хочешь играть лучше? Уверена, это понравится, гм… твоей девушке, и у вас всё сложится. На концерте будете выступать?


— Да. Мику хочет, чтобы мы сыграли там вместе что-нибудь.


— И как тебе эта идея? Справишься? Сможешь произвести на девушку впечатление?


— Сомневаюсь. Скорее нас ждёт полный крах по моей вине, чем и доведу свою девушку до слёз — это более вероятный исход.


— Верно-верно. Рада, что ты честен с самим собой… и со мной. Невероятный успех! — «Заговорила прямо как Ольга Дмитриевна. И панамка аналогичная, может, это вожатая другого отряда? Но какая-то она слишком молоденькая и „малоавторитетная“ для подобной работы.»


— Ты как чайник — пока следишь за ним, ни за что не закипит, а стоит отвернуться на минутку… Вот и ты в моё отсутствие показал невиданный доселе прогресс личностного, профессионального и творческого роста!

«И хихикает по любому поводу, как легкомысленная дурочка… Но эти постоянные упоминания — она что, следит за мной⁈»

— Прости-прости, просто подумала, что и в музыкальной сфере ты тоже «чайник».


Собравшись с силами и глубоко вздохнув, собеседница приняла серьёзный вид.


— Но мы можем это исправить! Всего одно занятие сегодня вечером, и твои навыки существенно улучшатся! Ты ведь уже занимался раньше, мышечная память, двигательный навык, всё это у тебя уже есть, уверенности только не хватает и знаний.


— И что за волшебный способ?


— Понимаю-понимаю, звучит как реклама волшебной пилюли, только у нас и только сейчас, абсолютно проверенный и надёжный способ добиться успеха у девушки! Подходи, налетай, покупай! — она усмехнулась. — Но я же ничего не прошу взамен. Просто хочу помочь из добрых побуждений, без всякого умысла. Абсолютно без-воз-мез-дно! То есть даром! Заметь! Тебе остаётся просто поверить, что в этой ситуации могу помочь только я! И мои уникальные способности! В конце концов, какой у тебя выбор? Позориться на концерте или довериться таинственной незнакомке и получить шанс с честью пройти испытание. Заслужив награду, — она указала взглядом на Мику. — Да и это абсолютно безопасно! А то, что я не посвящаю тебя в детали… говорят же: «в каждой хорошенькой девушке должна быть загадка! » А я хорошенькая?


Незнакомка кокетливо захлопала длиннющими ресницами.


Я тоже посмотрел на Мику и нерешительно ответил:


— Думаю, да.


«Как-то неуютно флиртовать с новой девушкой, когда недавно признался в чувствах другой, и она лежит вот тут рядом и, возможно, всё слышит.»


— Вот и отлично! Ты мне тоже мил! Тогда жду тебя вечером на сеновале!


— А?


— Да шучу я, шучу. Запретная зона знаешь, где?


— Нет. Что ещё за…


Неожиданно позади девочки возникла Виолетта и попыталась ухватить ту за плечи.


— Ай! — пискнула пионерка, вывернулась и, просочившись между медсестрой и косяком, была такова.


— Какой проблемный ребёнок! Никак не могу отловить. Надо… прививку поставить от бешенства. Её… кошка укусила, — ответила на мой немой вопрос заведующая медпунктом.


«А, так значит, поэтому её так рассмешило упоминание про „лапки“…»


— Если ещё увидишь её, будь добр, приведи сюда. Сам понимаешь, с таким шутить не стоит. А я тебе… а я буду очень благодарна.


— Хорошо.


«Заниматься отловом непослушных пионеров — это именно то, чего мне так не хватало!»


— Как прошло дежурство? Ещё кто-нибудь приходил?


Я задумался. Врать как-то не хотелось, но и говорить, что от посетителей не было отбоя, наверное, не стоит. «Начнутся расспросы: кто, когда, что хотел, а там недалеко и до признания, что я был соучастником хищения таблеток.»


Виолетта, впрочем, не обращая на моё молчание особого внимания, подошла к спящей Мику, подняла её руку и, когда та безвольно опала под действием силы тяжести, прокомментировала:


— Похоже, мы с тобой, пионер, переборщили с дозировкой.


«Не мы, а вы!»

ТЕЛЕГРАМ

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги