Гас

Воскресенье, 6 августа (Гас)

Ма не будет в городе все выходные. Она поехала в Сан-Франциско на машине. Это хорошо, Ма много работает и заслуживает отдыха. После таких выходных она всегда возвращается домой более спокойной и расслабленной.

В доме очень тихо. Знаю, мне стоило бы воспользоваться этим, чтобы писать, но блок все еще удерживает меня от этого. Если хотите знать правду, то сейчас он придавил меня со всей силы. Все, о чем я могу думать, это о том, что я не могу думать. В плане творчества у меня полный застой. Сначала это вызывало раздражение. Но спустя месяц, благодаря давлению всех, кто хоть как-то связан с группой — агентов, менеджеров, продюсеров, звукозаписывающего лейбла — я стал чувствовать себя заключенным. Музыка стала наполнять меня страхом. Раньше, она просто наполняла меня. Думаю, вот что происходит, когда на тебе висит груз денег, контрактов и сроков. Это такой отстой.

Поэтому я пью.

Много.

В понедельник утром я буду удивляться, а были ли вообще выходные. Может, это просто галлюцинации? До такой степени я собираюсь напиться.

Сбегав в вино-водочный за «Джеком» и сигаретами, я удобно устраиваюсь в шезлонге на веранде.

Час спустя, уже ополовинил первую бутылку и иду в туалет. По дороге обнаруживаю в гостиной Нетерпюху.

Она хмурится. Судя по всему, ее недовольство направлено на меня.

Я не в настроении терпеть это сегодня. Обычно мы общаемся вполне цивилизованно, не обязательно по-дружески, но цивилизованно. Но не сегодня. Я раздражен и, к сожалению, ей придется стать объектом моей злости.

— Знаешь в чем твоя проблема? — ворчу я. — Тебе просто нужно трахнуться. — Если бы не алкоголь, я бы никогда не сказал этого.

Она отшатнулась, как будто я ударил ее.

— Что?

Я пьян настолько, что воспринимаю это как развлечение, которое намереваюсь продолжить.

— Трахнуться, — медленно произношу я и показываю на нее пальцем. — Тебе. Ты слишком напряжена. Нужно трахнуться. Все слишком запущено, чувиха.

В голове проносится воспоминание об ее сне двухнедельной давности и о том, какие звуки она издавала, занимаясь сексом.

Она фыркает. Нетерпюхе это явно не нравится, но я и не ожидал от нее другого.

— Не все на свете крутится вокруг секса, — говорит она.

Я согласно киваю. Сто лет уже ни с кем не спал. Она права. Но тут я вспоминаю о том, что весь день был раздражен и снова впадаю в агрессию.

— Только целка могла сказать такое. Это так? Неудивительно, что ты такая фригидная.

Не знаю, почему я разговариваю с ней в подобном тоне, но не могу остановиться. И ненавижу себя за это. Зная ее всего несколько месяцев, я понял, что она скорее застенчивая, чем что-то еще. Сосредоточенность на самой себе — это всего лишь защитный механизм. А став невольным свидетелем ее сна, я уверен, что она никоим образом не может быть девственницей.

Нетерпюха краснеет. Она зла так, что готова "схватить лампу и бросить ее через всю комнату".

— Пошел на хрен, Густов. Ты ничего не знаешь обо мне.

Черт. Она никогда не посылала меня. Я смотрю на ее обнаженные ноги. Мысли в голове перемешиваются, и я не могу сконцентрироваться ни на чем, кроме того, что мы спорим друг с другом по поводу секса.

— Когда ты занималась сексом в последний раз? Я хочу услышать это. — А еще мне хочется деталей, потому что я, судя по всему, больной на всю голову ублюдок.

Она пристально смотрит на меня, прожигая карими глазами дыру во лбу.

Знаю, я должен прекратить это, но мы так давно уже не общались, да и сейчас ругаемся. Я не хочу останавливаться. На каком-то странном, иррациональном уровне я нуждаюсь в этом. Поэтому, я давлю на нее.

— Когда?

Она опускает взгляд, а вместе с ним и свои щиты. Это продолжается всего несколько секунд, но я успеваю обратить внимание на ее ранимость, или сожаление. Чувства, которые я не ожидал увидеть.

— В канун Нового Года, — шепчет Нетерпюха. А потом, так же быстро поднимает свои щиты обратно и переводит на меня взгляд. Она моргает, ее глаза наполняются слезами, и щиты снова падают. — Он придурок.

— Парень? — интересуюсь я. Сердце стучит как сумасшедшее. Мне не по себе, когда кому-то больно, даже, несмотря на то, что я сам довел ее до этого. И теперь, когда она расклеилась, я чувствую себя ужасно.

Мои чувства постоянно скачут, в одну секунду — вверх, а в другую — вниз.

Алкоголь не помогает. Мне и правда, стоит бросить пить.

По ее щеке катится слеза; она быстро стирает ее тыльной стороной ладони и, презрительно усмехнувшись, недовольно смотрит на меня.

— Вы все одинаковые, понятно! У вас все сводится к сексу. Может быть, поэтому ты никогда не любил.

Одно простое предложение вызывает у меня внутри огненную бурю. Перед глазами мелькает лицо Опти. Она улыбается. Ее зеленые глаза озорно блестят. Опти нет уже полгода, а я все также продолжаю ее любить. Настал мой черед. И я возвращаю ей ее собственные слова:

— Пошла на хрен. Ты ничего не знаешь обо мне.

— О, я все о тебе знаю. Каждый день, пока мы были в туре, я наблюдала за тем, как ты приводишь к себе разных девок. Это не любовь.

Я делаю шаг вперед. Я стою так близко, что могу видеть зеленую каемку вокруг ее зрачков.

— А может, я не ищу любви. — С этими словами я внимательно осматриваю ее с головы до ног. Черт, эти длинные ноги. Они снова отвлекают меня. И я мгновенно завожусь.

Нетерпюха упрямо поднимает подбородок вверх, и мы скрещиваемся взглядами. Она редко смотрит мне в глаза.

— Судя по всему, так оно и есть. — Голос Нетерпюхи звучит насмешливо и язвительно, но эмоции, которые она показывает — настоящие. Она полностью опустила свои щиты. Нетерпюха ранимая, но в то же время сильная. И когда ее "бьют", она только выше поднимает голову.

— Судя по всему, так оно и есть, — вторю ей я, переместив взгляд на ее полные губы.

Нетерпюха делает шаг вперед. Теперь мы стоит практически вплотную друг к другу. Не знаю, когда наша злость переросла в вожделение. Думаю, они находятся на одной частоте — бешенство просто выкипает до страсти.

Я опять перевожу взгляд на ее глаза. Нетерпюха пристально смотрит на мой рот расширившимися зрачками. Ее дыхание учащается, и она краснеет. Я знаю этот взгляд. Я видел его сотни раз. Я чувствую сексуальное напряжение, исходящее от ее тела.

Обычно, в такой ситуации я думаю о сексе, просто сексе; акте, который может удовлетворить мое желание. Но глядя на Нетерпюху, такую открытую и ранимую, все чего я хочу — это поцеловать ее.

Опускаю голову и упираюсь своим лбом в ее. Она не отталкивает меня, только слегка склоняет голову вправо. Она пытается спрятаться, хотя наши лбы так и продолжают касаться друг друга.

— Эй, — мягко уговариваю я ее. Мои чувства сделали кульбит на триста шестьдесят градусов: от враждебности к сексуальному желанию и покровительству.

Она вздрагивает и отворачивается, делая контакт глазами невозможным.

Упираясь лбом в ее висок, я понимаю, что должен уйти. Если поцелую ее, то не захочу остановиться, да и она, судя по выражению ее лица, не станет останавливать меня.

— Ты была слишком хороша для него, — говорю я. — И ты достойна того, чтобы найти свою любовь. Вот почему я должен уйти. Ты и для меня слишком хороша.

Это правда. Нетерпюха умная и целеустремленная. Она много работает и сама обеспечивает себя. Она красивая. А самое главное, ранимая. Не хочу быть еще одним придурком, который сломает ее. Как можно нежнее целую ее в висок. Это своего рода извинение.

— Прости за все, что я говорил раньше, — тихо произношу я и ухожу к своей бутылке «Джека».