Жена для Императора морей (СИ)

ГЛАВА 15. Наконец-то отпуск!

На курортный городок опускаются нежные, сиреневые сумерки. Закат разливается персиковым на горизонте, небо горит пурпурным, сквозь него золотистой дымкой проглядываются призрачные месяц и звёзды, которые довольно скоро пропадают, словно давая отдыхающим больше времени.

Люба успокаивается, заметив, что Арктур как будто и не ждёт её ответа. Хорошо, потому что предложение было уж слишком неожиданным. Она предлагает продолжить знакомиться с миром людей через фильмы, раз у них есть ещё некоторое время до того момента, как Афина сварит зелье, выводящее злодеев на чистую воду.

Оно так и называется, между прочим.

Арель куда-то пропадает, из-за чего Люба спрашивает:

— Ты не боишься за него? Всё-таки мир незнакомый…

— Немаленький поди, — отмахивается Арктур легко, — не пропадёт.

Он обнимает Любу за талию уже совсем уверенно, по-хозяйски. И неожиданно спрашивает:

— По меркам людей я ведь тоже силён? — и подхватывает её на руки. — Или просто ты такая лёгенькая?

— По меркам… людей… — охает Люба. — Ты просто гора!

И хватается за его шею, на этот раз не требуя себя отпустить.

Арктур смеётся и кружит её, шутливо подбрасывая, а затем крепко обнимая. И слышит рядом звонкий и обиженный «хмык».

Он останавливается, коротко целует Любовь в висок и замечает уже знакомое лицо.

Маринка, которая проходила мимо, останавливается, сверлит их взглядом и складывает руки на груди.

— Чем-то могу помочь? — не понимает Арктур.

— Нет, — отрезает она и собирается уходить.

Люба неловко пытается дать понять, что её следует отпустить.

— П-привет! — здоровается с подругой на пробу, чтобы понять, что у той в голове.

— Привет, — бурчит та, но всё же медлит и останавливается.

Арктур ставит Любовь на ноги и ждёт, не решаясь вмешиваться.

— Я не хотела тебя обидеть, просто… ты как будто совсем за другого человека меня постоянно принимаешь. Это неприятно.

Люба понимает, что Маринка и тут её может не понять, ведь она говорит на фоне мускулистого жгучего брюнета.

Маринка и правда смотрит то на Арктура, то на Любу. И во взгляде её всё отчётливее загорается обида и возмущение.

— Уверена? Что, прям постоянно? А не тогда, когда моя адекватная, тихая подруга, не расстающаяся даже на море с книгой, оказывается в одном номере с ним, — кивает, не стыдясь, на Арктура. — А после бегает по округе с глазами по пять копеек и вдруг лезет в воду, даже не сняв ничего из одежды. А мне говорит: так на море же мы! Я ведь… Я, — на глаза её наворачиваются слёзы, — всё принять была готова. Не осудила ни разу. Не подумала плохого. Просто испугалась за тебя. А ты хочешь сказать, что и причин не было?!

Люба открывает рот, упирает руки в бока, но вовремя вспоминает, что спорить не собирается.

Она выдыхает, переносит вес на грудь Арктура, будто ей тяжело стоять и говорит:

— Точно. Книжка, — усмехается. — Ладно. Давай больше не будем ссориться, тем более, из-за недоразумения… А что у тебя в пакете? — опускает взгляд вниз. — Бутылки?

— Бутылки… Горестные. Но могут стать радостными. Мы… — мнётся она, — ещё подруги?

— Конечно… — Люба подходит к Марине, обнимает её за плечи и целует в щёку. — Прости.

— Угу… — всхлипывает она, и обнимает Любу так порывисто и страстно, что Арктуру приходится отступить. — И ты меня прости… Я люблю тебя! Любк, прости. Ты самая лучшая. Я ведь ничего не хотела плохого!

Любит, значит…

Арктур сужает глаза.

Интересно, как тут, у людей, принято вообще…

Он прочищает горло, намеренно громко и выразительно, пытаясь привлечь на себя внимание.

— Ой, отдай пакет Арктуру, он тебе может донести, правда? — оборачивается на него Люба, у которой даже от сердца отлегло.

Неприятно быть в ссоре с близкими людьми, пусть они иногда и бесят.

— Да, разумеется, — забирает он пакеты, и всё-таки осторожно, пытаясь не выдать себя, интересуется: — Так здесь разве… Многие друг друга… То есть. Хм. В общем, вы любите… Значит? — и вопросительно глядит на Любовь.

Люба щурится, будто готовясь поступить с ним так же, как с Романом, но тут же фыркает.

— Конечно. Мы любим друг друга, как подруги. Знаем друг друга давно, родные люди, знаешь, почти родственники. Ты же любишь хоть как-то брата и сестру?

— А, — даже светлеет он, будто с лица сползает туча, — да. У нас для этого есть другое название. Но на вашем языке не знаю, как сказать.

— Иностранец? — оживляется Маринка. — Откуда приехал?

— Из Америки, — ухмыляется Люба, — там же бандиты живут…

— А-а, — тянет Маринка, поначалу принимая это за правду.

— Бандиты? — удивляется Арктур.

— А-а, — наконец понимает Маринка и усмехается. — Ну прости, Люб. Это я от Аниты услышала.

— Анита, — переводит Люба взгляд на русала. Строгий взгляд.

— Та камбала? Чудная она, — соглашается он.

— Почему?

— Не знаю, смотрела на меня так странно. Вела себя своеобразно. Будто хотела чего-то, но разочаровалась. А чего хотела, кроме золота, не сказала.

Люба фыркает. Думается вдруг: если согласится стать его женой, наверное, повезёт. Так приятно видеть в мужчине искренность и непосредственность. И доверять приятно.

Но они так мало знакомы…

А вся эта история с Дном — сумасшествие!

— С Курортным… Романом, — берёт Люба подругу за руку, — получился роман? Хорошо закончилось свидание?

— Очень, — отвлекается та от темы золота, и шепчет Любе на ухо: — переживал, дурень, что рассорит нас. А я сказала, ты поймёшь. Алёшка с ним очень сдружился. Прям… Не знаю, Люб, может, мы и продолжим общаться с ним.

— А к мыши его как относишься?

— К какой ещё мыши?

— Я тебе не рассказывала?

И Люба с возмущением рассказывает историю про Дурку, пока они доходят до отеля, где курит Валера и на лавке сидит Рома с Алёшкой, который, наверняка, соскучился по матери.

— Никакой тебе мыши! — тут же объявляет Маринка Роману.

— А тебе?

— Никакой, говорю, никому!

— Мышка, — принимается вертеться Алёша, — у кого-то здесь мышка? А я хомяка хочу.

— Они воняют, — морщит Марина нос.

На этом к разговору подключается и Арктур.

— Хомяков не пробовал. А вот крысы бывают ничего.

— Крыс я не хочу, — к счастью, не понял Алёшка, о чём речь. — У них хвосты противные.

— Хрустящие, — возражает Арктур.

— Что?

— Крысы с рахитом, — улыбается Люба, будто это может как-то сгладить ситуацию, — помнишь, что я тебе рассказывала? Из-за недостатка кальция косточки могут ломаться.

— Охереть, — выдаёт Валера, взглянув на Арктура, а затем на Романа, мол, этот тебя обошёл и ты с прицепом взял, да?

Роман на это лишь закусывает губу и отводит взгляд. Но, впрочем, тут же возвращает своё внимание Маринке.

— Мышка маленькая, медовая. Дурка.

— Кто я?!

— Да не ты. Дурка. Мышка Дурка.

Алёшка хихикает, и всё поглядывает на Арктура с восхищением.

— Огромный какой… А покатаешь на плечах?

Арктур с сомнением глядит на Любу.

— Можно малька взять?

Люба улыбается.

— Спроси у его матери. И это не я, — тут переводит взгляд на Рому, которого с другой стороны всё ещё сверлит глазами друг, пускающий колечки дыма, мол, и эту сейчас уведёт терминатор у тебя.

Но Маринка лишь пожимает плечами и в свою очередь смотрит на Рому, будто чего-то от него ожидая.

Арктур хватает мальчишку и без каких-либо усилий усаживает его себе на шею.

— Ого, — хватает тот его за волосы, боясь упасть, — вы все стали маленькими!

— Будь осторожен, — говорит Люба Арктуру, — дети хрупкие.

И садится рядом с Курортным.

— Вижу, — улыбается он. — Знаю. Все мальки такие.

— Пойдём, — никак не унимается Алёшка, давай пройдёмся! — и Арктур слушается, на пару минут оставляя компанию.

— Люб, — тут же шепчет Марина, — ну, рассказывай, кто он?

— Он король…

— В смысле? Внешне или типа того?

— Псевдоним? — предполагает Рома. — Сценический.

— Да не похож он на стриптизёра! — фыркает Маринка. — Вот тот, другой, ещё куда ни шло, а этот…

— Что за другой? — настораживается Рома. — Ещё и другой есть? И куда он Алёшку поволок?! — никак не удаётся скрыть ему… ревность?

— Сейчас они вернутся… Да, другой это его брат. Но не будем о нём… Давайте лучше о вас.

Маринка кивает Любе с согласием, и снова косится на Ромку.

Тот будто бледнеет.

— Ну… Мы это. Люба, ты только не злись, дело не в тебе. Дело во мне, понимаешь?

Она смеётся почти что до слёз.

И молчит.

— Просто, — договаривает он, — наверное, судьба нас свела для того, чтобы я, — улыбается Маринке, — нашёл свою судьбу…

Валера хрюкает и решает пойти в бар и посмотреть футбольный матч за чебуреком и пивом, раз уж тут разворачивается мелодрама.

Глупый Ромка! Его жизнь кончена!

Люба всё ещё молчит.

— Обиделась, — делает вывод Рома и заметно расстраивается.

Маринка молчит тоже, почему-то полностью уверенная в обратном.

Люба поднимается, сжимая руки в кулаки. И идёт. В сторону моря.

Маринка срывается за ней.

— Да, он дурак. Но ты видела, — едва ли не пищит она и сдерживается, чтобы не обернуться на Ромку, — какой милый?!

— Нет, ничего не хочу слышать! — томным голосом говорит Люба. — Всё, оставьте меня… Я пойду… ТОПИТЬСЯ!

Маринка останавливается, пугаясь, а затем выдыхает и начинает смеяться.

— Ну хватит! Ну я ведь уже… Но мы ведь… Ой, будем купаться?! — и принимается расстёгивать на себе платье, под котором купальник.

Люба хмыкает.

— Ладно. Только пойду схожу переодеться, а ты смотри за… мальчиками.

— Ой, — хватает её Маринка за руку и шепчет на ухо, косясь в сторону Ромки, — а можешь, ну, проверить его? А то вдруг я… просто вариант запасной. Или чтобы ты ревновала…

Люба хмурится.

— Нет, ты же знаешь, я не люблю подобное…

— Ну пожалуйста, ну немного! Без вранья. Просто поговори с ним чуть-чуть, а?

Люба всё же кивает.

Действительно, нехорошо Марину оставлять на Рому, пусть он и неплохой. Но мало ли.

— Я переодеваться, тебе не нужно? — улыбается она ему.

— А? — задумывается, и будто воспринимает это за намёк, а потому с готовностью поднимается. — Нужно! Как… мм, как дела?

Они заходят в отель, где о чём-то переговариваются Вова с Арелем за ресепшеном.

Люба усмехается. Кажется, парню по нраву морское открытие о себе.

— Хорошо, всё никак не могу дочитать ту книгу. Роковый был день, когда ты отвлёк меня от неё.

— Да? — чешет затылок, улыбаясь. — Ну ничего, успеешь дочитать. Зачем напрягаться на отдыхе, правда?

— Напрягаться?

— Ну да, всё-таки фильм посмотреть легче, например. Люба… Ты не обиделась?

— Обиделась! — снова шутит она. — Книги некоторые могут ради удовольствия читать!

— Ну ладно, — примирительно тянет он. — Слушай, а… ну, у тебя с тем типом всё серьёзно, значит?

— А что?

Она подходит к номеру, открывает дверь и кивком зовёт его за собой.

Рома пару секунд мнётся, но затем заходит, зачем-то оглянувшись по сторонам.

— Просто. Это из-за него ты так со мной?

— Боже, ты невыносим… — произносить это в его адрес стало делом привычным, даже в какой-то степени уютным. — Всё, что я тебе говорила — так и было. Ты мне не подходишь. И нет, дело не во мне. Точнее, можно и так сказать, — она лучисто улыбается ему. — Посиди на кровати, я в душе переоденусь.

— Л-ладно, — присаживается он. — Но если Марина нас застанет здесь?

— Можешь уйти, — Люба фыркает.

Действительно, ему полагается поступить именно так.

Она достаёт из шкафа раздельный чёрный купальник и закрывается в ванной комнате.

Рома поднимается, переминается с ноги на ногу, и идёт к выходу. Однако у двери медлит и решает всё же подождать Любу. Хочется немного поговорить, пока они находятся наедине.

Она выходит к нему в купальнике, который отлично сидит на хорошенькой фигуре. Поправляет распущенные волосы, улыбается.

— Так что у вас с Мариной? Серьёзно?

— А она что-нибудь говорила обо мне? — скользит он по ней взглядом, при этом заметно стараясь упереть его в пол и больше, по крайней мере пока, не поднимать.

Люба подходит к нему и касается плеча.

— Что ты милый. И вправду… — тянет томно, — милый…

Рома звучно сглатывает.

— Любовь? — слегка отстраняется. — В смысле, приятно, спасибо. Эм… а ещё?

— Хочешь ещё? — она подбирается к нему ближе и шепчет это на ухо, привстав на носки.

— Имею в виду, — вздрагивает он и замирает, напрягаясь, — что она говорила ещё? Люба… вы ведь, ну, подруги…

— Уверен, что сделал правильный выбор?

— А ты? — ухмыляется он, а взгляд становится игривым.

Она приподнимает бровь и сдерживается, чтобы не выдать себя раньше времени.

— Я хочу навестить Дурку в твоём номере…

— Се-сейчас?

Люба облизывается.

— Да.

— Я не думаю, что это хорошая идея, — замечает он негромким, напряжённым голосом. — Про-прости…

— Звучит как-то неуверенно, милый.

— У-уверенно… То есть, я уверен, да, — пытается он вновь отстраниться.

Люба улыбается.

— То есть мышь остаётся у тебя?

— Нет, я отдам её тебе, если ты захочешь.

— Ты понял, да? — она тыкает пальцем в его грудь. — Что здесь происходит?

— Да, — тянет он неуверенно. — Ты пытаешься меня вернуть, точнее раздумываешь, сделать ли это.

Боже, боже, боже… Любе и смешно и грустно. Она обнимает Рому и говорит:

— Марина моя подруга, и если ты её обидишь, лучше пеняй на себя!

— Ох… — звучит и облегчённо, и разочарованно, — женщины…

Как вдруг открывается дверь, и их пронзает холодным и жёстким взглядом…

Арктур оказывается рядом прежде, чем Люба успевает что-то ему сказать или хотя бы отпрянуть от Ромы. Берёт его за грудки, поднимает и прижимает к стене, не глядя на Любовь.

— Оставил свою даму, чтобы пойти в комнату моей? — вопрошает сквозь зубы.

И Ромка что-то мямлит в ответ, даже не пытаясь высвободиться из его хватки.

— Арктур, — Люба произносит это спокойным тоном и садится на кровать, — нам нужно поговорить, полагаю. Рома, можешь идти.

Да, для этого у него должна появиться такая возможность. Она надеется, что русал это поймёт.

И Арктур действительно разжимает пальцы, позволяя Ромке сползти по стеночке и, когда ноги его коснулись пола, стремительно покинуть номер.

— Мм?

— Закрой дверь и подойди.

Он делает, что она говорит, и присаживается рядом.

— Слушаю, Любовь.

Она касается его плеча.

— Что это ты делаешь?

— Защищаю своё, борюсь за твою честь, разумеется. Я… что-то не так понял? — наконец смотрит он на неё слегка встревожено.

— Ты только что меня оскорбил.

Она обнимает себя за колени, не сводя с него внимательного, нежного взгляда.

— Разве? Я не хотел, — отзывается он мягко. — Меня просто задело, что этот нахал был так близко от моей… я надеюсь, невесты. А я защищаю своё. Всегда. Своё, в смысле, свою семью, близких, то, что дорого мне. Любовь… — роняет он вдруг уже совсем другим тоном и неизвестно откуда достаёт золотое, сверкающее бриллиантами колечко. — Позволь надеть его?

Она качает головой.

— Я не согласилась.

— Поэтому я и спрашиваю сейчас, — улыбается он и берёт её за руку.

Но не надевает кольцо Любе на палец, а кладёт его ей на ладонь.

— Не торопись с ответом, подумай… Что потеряешь ты, согласившись? Разве есть здесь что-то, что держит тебя так сильно? Я могу подождать, пока ты не закончишь какие-то свои дела. Тебе будет хорошо со мной. Будешь хозяйкой солёной воды. Будешь жить долгие столетия, ведь я передам тебе, разделю с тобой дар долголетия. Мы будем счастливы… Я не хочу терять тебя. Просто пообещай, что подумаешь, не отвечай сейчас, хорошо?

Она отвечает не сразу, но без тени сомнения:

— Хорошо.

А затем добавляет:

— Но ты не избежишь разговора о том, что такое здоровые отношения. Я против ревности. Ты либо доверяешь мне, либо идёшь к… морскому чёрту, — на этом Люба улыбается. — Даже будь я твоей женой, я бы тебе не принадлежала, понимаешь?

— Ты была бы моей, — выделяет он, — женой. Как и я твоим мужем. Я лишь об этом. А не доверяю я тому тунцу, а не тебе. Но я услышал тебя, — улыбается Арктур. — Я постараюсь.

— Я ведь могу о себе позаботиться. И если он был в моём номере, значит, на то и была задумка. Хотела убедиться, что он серьёзно относится к Марине.

— У Марины нет отца или брата?

— Нет, мы же в России.

— Здесь… ни у кого нет… Что? — не понимает он.

Люба фыркает.

— Мужчины часто уходят из семьи. И, собственно, больше не отсвечивают. Но не у всех так, да и дело не в этом. Просто не удивляйся.

— Хм… Это печально. У тебя тоже так было? На Дне так не принято…

Арктур поднимается.

— Идём? — и улыбается с неким коварством. — Ты хотела искупаться.

Люба убирает кольцо в тумбочку, захватывает полотенце и сумочку, а затем вскидывает бровь.

— Разве… тебе больше не опасно касаться воды?

— Я лишь полюбуюсь тобой, не волнуйся.

— Хочешь на Любовь любоваться?

Она за руку выводит его из номера.

— Звучит прекрасно, — он не выдерживает и снова целует её в висок. — Твои друзья, значит, тоже будут с нами? Считаешь, они не поймут, кто я?

В этот момент, как назло, за ними вырисовывается фигура Ромы.

— Эм. Я ничего не слышал, — спешно проходит он мимо.

— Ты ведь не обижаешься на меня? — перенаправляет Люба его внимание.

— Нет. Но вы все… странные, — отзывается Рома.

— Значит, будем друзьями?

Он останавливается и смотрит на неё с возмущением.

— Значит, теперь ты согласна?

— Теперь у меня есть надежда, что под этим мы будем подразумевать одно и то же.

Ромка фыркает на это и выходит из отеля первым.

Арктур долго ещё смотрит ему вслед…

— Отвергнутые мужчины бывают смешны, — произносит он задумчиво. — Он ведь такой, потому что отвергнут?

— Он всегда такой… Но если останется с Маринкой, я больше не смогу шутить на этот счёт.

***

Арктур сказал, что будут они на пляже до первой звезды. Так и вышло.

До тех пор, пока на чистом небе не зажглась крупная, яркая звезда, в противовес золотому тёплому закату даря земле хрустальное, холодное сияние, Маринка, Люба и Рома практически не вылазили из воды.

Арктур к ней не приближался, лишь с затаённой тоской во взгляде наблюдал за людьми и бурлящими волнами, что будто осознанно тянулись к нему. Только вот Арктур намеренно устроился как можно дальше от воды.

Пару раз волна накрывала Романа, заставляя его потом долго отплёвываться. Но, поймав на себе строгий взгляд Любы, русал прекратил подшучивать над человеком.

— В кафе? Может, в кафе? — выходит, наконец, Маринка из воды.

И все соглашаются.

— А малька куда дела? — почему-то именно Арктур задаёт этот вопрос, внимательным взором окидывая пляж, словно надеясь отыскать его здесь.

Маринка лишь пожимает плечами.

— Афина оказалась такой милашкой. Согласилась сегодня няней побыть.

И когда только они успели?

Арктур обменивается взглядами с Любовью, но слегка качает головой, давая понять, что беспокоиться теперь не о чем.

Разве что о компетенции Маринки, как матери.

Но вскоре они танцуют (у Арктура выходит на удивление недурно) и выпивают, не думая больше ни о каких проблемах.

Арктур даже пару раз по-дружески хлопает Ромку по спине, о чём-то с ним переговариваясь, бросая на Маринку странные, лукавые взгляды.

И полной компанией, уже ночью, покидают полное огней и уюта кафе, и вваливаются в номер Любы. Посреди которого так и стоит бассейн.

Арктур допивает ликёр из бутылочки, словно сок. Казалось, его ничто не берёт, разве что веселья добавляет. Но при этом именно он засыпает первым, и вовсе не в единороге, в которого зачем-то полез Роман, а на полу, обнимая ноги Любы, которая легла поперёк кровати вместе с Маринкой, да так и заснула.

Благо перед тем, как кануть в сладкое забытьё, Арктур шепнул что-то в сторону бассейна, и Ромку обошла участь вновь нахлебаться воды, а то и вовсе захлебнуться ею.

Ночь пролетает, как миг. Ночи летом совсем короткие…

Рассветные лучи пронизывают стекло, оранжевой дымкой дробятся в нём, ласковыми тёплыми бликами касаются подоконника и тянутся к кровати с людьми.

Роман просыпается на дне единорога и, барахтаясь, еле поднимается и опирается локтями о бортики.

— Ребят? — зовёт он тихо. — Уже утро.

— Дракон, — шепчет Люба, утыкаясь лицом в шею Маринки, — тише!

— Где дракон? — глухо отзывается Арктур из-под кровати. — Они ведь… Боги. Голова. Что с моей головой?.. Они одиночки.

— А как же истинные пары? — она потягивается и зевает. Надо же, вроде немного выпила, а спала как крепко… — Пить хочу. Доброе утро…

Люба приподнимается, оглядывает номер и выгибает брови:

— Надо было Вове сказать, чтобы ваши номера сторговал ночью, раз вам и тут хорошо и умещаетесь…

Арктур, растрёпанный, помятый, без рубашки, садится и опирается на кровать, поднимая на Любовь заспанный взгляд.

— Кажется, меня заколдовали. Всё было таким странным, а теперь болит голова.

— Это похмелье, милый, — она приподнимается, запускает пальцы в его волосы, зевает в плечо. — Сильно болит?

— Будто кто-то ударил, — морщится он, но подаётся при этом чуть ближе, чтобы Любе было удобнее гладить его по волосам. — Это болезнь какая-то?

— Ммм, тебе было вчера хорошо?

— Конечно, — он прикладывается губами к её коленке.

А Рома с трудом выбирается из воды и спешит в душ.

— Его тоже заколдовали, — произносит Арктур, с беспокойством глядя ему вслед. — То есть, он тоже заболел? Это заразно?

— Ну… Это как с магией. Как ты говорил насчёт Афины? У всего есть последствия. Вот. Это они. Поэтому не стоит злоупотреблять.

— А было вкусно, — горестно вздыхает он.

А Маринка подрывается на кровати.

— Афина! Я ведь Алёшку оставила у неё. А уже… Который час?!

Дверь приоткрывается, на пороге застывает Анита.

— Пол-одиннадцатого, — чеканит она.

— О боже, — срывается Маринка, по пути приглаживая свои волосы. — Я побежала, всем чмоки, увидимся!

Арктур же улыбается Аните.

— Утро доброе. Я… я сейчас, — встаёт он и куда-то отходит. — Жди здесь, дева!

— Не смей из себя ничего вырывать! — бросает Люба ему вслед и… закрывает глаза.

— Да, я помню, хорошо, — отзывается он, копаясь в какой-то сумке. — Минутку… Анита, расскажи пока, как твои дела? Кажется, люди так делают?

— Жду деньги. Почему бассейн всё ещё в номере? Я сегодня здесь каждый угол проверю, если что-то будет испорчено — пеняйте на себя.

Она впервые за долгое время выспалась, но поняв, /какую/ смену ей оставил ушедший с красавчиком Вова, ей стало даже жаль, она будто зря отдохнула, ведь сейчас не сможет насладиться этим.

Арктур подходит к ней, держа в руках чёрный матовый футляр.

— К сожалению, с деньгами вышли трудности. Но я дам тебе это, ты сможешь сама продать или оставить у себя. Ты… заслужила.

Анита открывает его и закусывает губу. Вообще-то, она уже перестала думать, что что-то получит, а тут…

— Это меньше, чем я просила, — произносит упрямо.

Арктур смеётся.

— Шутница.

Внутри лежит украшенное рубинами золотое колье и серьги в виде дельфинов.

— Там есть, — добавляет он, — второе дно. Открой. Правда, спрятано там уже не украшение, а просто камни да жемчуга. И всё же…

Анита чуть сдвигает брови и отшатывается.

— Всё же… кто ты такой?

— Король, — улыбается, — если по-простому. И не волнуйся, золото это моё, из дома своего доставил. Бери и ступай, камбала.

— К-к-к… — Анита разворачивается и от греха убегает, едва не свалив с ног горничную по пути.

— Напугал её, таинственный мужчина с сокровищами…

— Разве же мог напугать? — теряется он. — Любовь, люди все такие чудные?

Роман возвращается весь зелёный, с мокрыми волосами, и обводит всех воспалённым взглядом.

— Я что-то пропустил? А Маринка где?

— За Алёшкой побежала. А ты не мог к себе пойти мыться?

— Не добежал бы, — отвечает он честно и смущается. — В смысле, я… Ну, это… В общем, я пойду.

Люба стонет, пряча лицо в подушку.

Арктур тревожится.

— Ты тоже заразилась?! Принести воды?

Точно, кажется, она и хотела пить…

И Арктур открывает для неё бутылку с минералкой.

— Спасибо, — Люба приподнимается, забирая бутылку и отпивая, — такой галантный… А сокровища откуда?

— От русалочки, — подмигивает Арктур. — Ты ей понравилась, кстати. Осторожнее. Их симпатия бывает коварной.

— Она мне тоже… Но я постараюсь… воздержаться.

Люба показываем ему язык.

И Арктур вдруг взбирается к ней на кровать, заставляя её лечь, и нависает сверху.

— Знаешь, о чём я сейчас думаю? — ползёт его горячая ладонь по её бедру.

Люба касается его торса и чувствует, как по телу разливается, будто тёплая жидкость, дрожь.

— Ммм, дай мне хоть… себя в порядок привести.

— Ты в порядке, — отзывается он упрямо, и целует её ключицы, медленно, нежно, щекоча кожу горячим дыханием.

Люба стонет, выгибается, вцепляется в его плечи и шепчет:

— Дай хоть зубы почистить…

— Почистить? — он смотрит на её губы, будто раздумывая, можно всё же поцеловать или нет. — Что-то не так с зубами?

Люба прикрывает рот ладонью.

— Да. Утро ведь.

— У людей по утрам болят зубы? — Арктур нехотя отстраняется.

— Неа…

Люба понимается, вся такая загадочная, вооружённая тайными знаниями, достаёт из шкафа чистую одежду и прячется за дверью.

— Разве вы не чистите зубы после еды или перед сном?

— Мы кое-что едим иногда, чтобы зубы оставались острыми и чистыми. Ты об этом? — он идёт за ней, ведомый любопытством.

— Да, об этом… Эй!

Люба прикрывается полотенцем, когда Арктур приоткрывает дверь.

— Хочу посмотреть на тебя.

— Выйди! Смотреть можно только после свадьбы! — со смехом заявляет она. — Помнишь, что я говорила про сокровенный цветок?

— Но… — теряется он, и всё же прикрывает дверь, оставаясь за ней. Уступает. — Значит, после свадьбы, хорошо. Поговорим потом об этом? Вижу, ты всё решила?

— Да нет же… — Любе становится его жаль. — Ты просто… дай мне сделать утренние дела, я скоро выйду к тебе!

— Хорошо, я жду. Любовь, — он лбом прислоняется к двери. — А можно узнать нечто странное о людях? У нас есть множество предположений, но точного ответа неизвестно. Зачем вы так часто лежите под солнцем?

Слышится, как бежит вода, и с ней мешается голос Любы:

— А ты у Валеры спроси, если его увидишь, друга Ромы. Он большой любитель.

— К нему подходить страшно, — кривится Арктур. — Как он живым ещё остался?

В ответ он получает лишь лёгкий смех.

Спустя пятнадцать минут Люба выходит к нему в жёлтом лёгком платье, с влажными волосами в полотенце и с зубной щёткой и пастой в руках.

— Вы чистите зубы вот так? — тут же интересуется он и сужает глаза, стараясь ничего не упустить. — ЧуднО. Чудно… А могу я попробовать, ну, полежать под солнцем, чтобы понять вас лучше? В обличии человека, вряд ли я пострадаю.

— Садись.

— Куда? Зачем?

— На кровать.

— Хм, — он садится, выглядя весьма заинтригованным. — Что ты задумала?

Люба с полуулыбкой садится на его колени, задевая широкий торс бёдрами.

— Так удобно?

— Весьма, — делается он тут же довольным, как кот, и обнимает её за талию. — И что дальше?

Она выдавливает немного мятной зубной пасты на свою щётку и, принюхавшись к нему, удивляется:

— От тебя вкусно пахнет.

— Конечно, — непонимающе улыбается он и невесомо проводит костяшками пальцем по её щеке. — Такая красивая… А как ещё должно пахнуть от короля? А это… — косится на щётку, — пахнет своеобразно. Но мне нравится.

— Даже короли не будут пахнуть лишь солью, если выпьют столько, сколько вчера влил в себя ты…

— Вода загрязняется, — парирует он, — но и очищаться сама умеет.

Люба качает головой.

— Нет.

— Умеет… — упрямится он. — Моя умеет.

— То есть ты не терпишь? — усмехается она.

— Что не терплю? — похоже забыл он давний разговор про… пакетик и воду в бассейне.

— Ну, знаешь… Малая нужда. Большая нужда.

— У меня нет больших нужд, я богатый и властный, Любовь.

— Властный, знаю. Пластилин. А теперь открой рот.

— Мм… Хорошо, — и он открывает, зачем-то при этом зажмуриваясь.

Люба одной рукой покрепче вцепляется в его надплечье, другую вместе с щёткой подносит к белым, идеальным зубам.

— Видела бы это Светка, наша стоматолог… — охает и принимается осторожно водить щёткой сверху вниз и обратно. — Как ощущения?

— Сханые, — отвечает он, не закрывая рта, и приоткрывает один глаз. — Оно сегобно?

— Потом сплюнешь… Хотя если проглотишь, ничего, конечно, не случится.

Она с осторожностью продолжает исследовать его рот и, полностью удовлетворённая, наконец, кивает.

— Всё.

— Спасибо, — всё-таки рискует он проглотить мятную, странную для себя субстанцию. — Странно как… Мне нравится, — улыбается Любе. — Может, и на солнце понравится… Как думаешь?

— Надо было выплюнуть… — морщится она и отстраняется. — Ладно, раз так хочешь, у меня где-то был солнцезащитный крем…

— Зачем защищаться от солнца, если под солнце намеренно и идёшь?

— Потому что солнце вредно для кожи, но некоторые любят загар, а с кремом безопаснее… И ещё вот, — Люба протягивает ему солнечные очки-унисекс.

— Вот так? — надевает он их и замирает. — Почти, как на Дне! Мы видим примерно так, только цвета более яркие, а здесь они выходят приглушёнными. Мне, — красуется он перед Любой, — идёт?

— Да, — улыбается она, — похож на терминатора.

А сама высвобождает волосы из полотенца и встаёт напротив зеркала, чтобы привести себя в порядок.

И Арктур тут же подходит к ней, обнимает со спины и кладёт подбородок на её плечо.

— Хочу утащить тебя на Дно и никогда не отпускать…

— Звучит… пугающе. Расскажи мне… обо мне. Афина говорила о какой-то метке, но на мне нет родимых пятен.

Он вглядывается в неё внимательнее и запускает пальцы в её волосы.

— Она может быть бледной и находиться на голове, вот ты и не замечала… Остальное, думаю, тебе уже известно, раз ты говорила об этом с Афиной. Но если есть что-то ещё, что тебе хотелось бы узнать, спрашивай.

— И её нужно активировать? Как?

— Хм… Я могу, но лучше, чтобы Афина помогла и с этим. Обычно это, — улыбается, — поцелуй русалки или русала, или особое зелье. Или зачарованная игла, которой нужно проколоть палец, и подарить каплю крови морю.

Люба улыбается, глядя на него через зеркало.

— Не хочешь поцеловать меня?

И Арктур целует её в шею так, словно готов выпить.

— Хочу, — шепчет, — хорошо… Любовь… я ведь не сдержусь, если мы так и останемся здесь, наедине.

— Ах, да…

Она достаёт из тумбочки крем. Оглядывает его — оголённый превосходный торс, длинные шорты. Нет, так не пойдёт. Их придётся…

— Снимай, так загорать собрался? Какие на тебе плавки? Я уже не помню. Надо покороче.

Он немного медлит, затем принимается медленно стягивать с себя одежду.

— Боюсь, на мне больше ничего нет, я думал, нужно надеть только это.

— Ой… ты снова.

Люба зависает.

— Д-да… Там, в пакете… Найдёшь.

— Что найду? — поднимает он на неё недоумевающий взгляд.

— Плавки.

Она… тоже поднимает.

— Мм, хорошо, — он принимается искать и, наконец, показывает находку Любе, — это? Такие? Разве будет удобно?

— Д-да… Там есть выемка… Хотя тебе, возможно, жать будет.

Он примеряет их и… крутится у зеркала.

— Хм… Так, что, идём? — наконец отвлекается он от своего отражения. — Ваша мода такая… своеобразная.

Люба вздыхает как-то странно, будто лепестки розы валятся на пол. Выдавливает на ладонь крем и подходит к Арктуру.

— Готов?

— Конечно, — отзывается он просто, а при этом с подозрением следит за её действиями.

Люба размазывает белую густую субстанцию по его коже. Широким надплечьям, мускулистым плечам, рельефному торсу, груди, спине…

Усмехается и опускается на колени.

И Арктур как-то вдруг напрягается и едва заметно закусывает губу.

— Любовь…

— А? — вскидывает она какой-то терпкий взгляд голубых глаз.

И выдавливает из тюбика последнюю порцию крема.

— Ты заставляешь меня… волноваться, — находит он слово, но говорит тоном таким, будто имеет ввиду не совсем то. — Ты понимаешь?

— Ничего не произойдёт, это специальный крем… Хочу позаботиться о тебе, ведь ты мой гость.

Она размазывает остатки по его сильным ногам, массируя мышцы.

Он ведь, наверное, ещё не привык к ним, интересно, ощущения такие же, как было с хвостом?

— Я не совсем о том, — улыбается, — но хорошо… Мм, приятно, — выдыхает он, будто отвечая на её мысли. — А это точно защищает от солнца?

— Да, но нужно обновлять… Зайдём в аптеку, я куплю ещё. И позавтракаем.

Она поднимается, захватывает зонт, который так и не вернула на ресепшен (пока что) и кивает Арктуру, мол, идём.

***

Когда Маринка приводит Алёшку, Афине приходится оторваться от романтической любиной книги и дочитывать лишь украдкой. Между откармливанием и выгуливанием ребёнка.

Ночью он просит рассказать историю оттуда, и карлице приходится импровизировать, чтобы сделать сказочку о драконах детской. Правда, опустить всё неположенное не удаётся и, на недоумённый взгляд Алёшки насчёт упоминания об «особом драконьем жаре», Афина захлопывает книгу и целует его в лоб.

— Всё, спи, непослушник…

Утром она наблюдает за ним ведьминским взглядом, спрашивает, сколько ему лет и, наконец, решается:

— Ладно, если подождёшь меня двенадцать лет, я тебе явлюсь красавицей, высокой, выше твоей матери. И уволоку тебя в море.

— Уволочёшь? — округляет он глаза. — Для этого не надо быть красавицей, мне будет тогда всё равно. Зачем ты так?!

— Тебе будет хорошо, я тебе хвост подарю, — объясняет она.

— А-а, ну тогда хорошо. Если хвост и красавица, тогда подожду, — кивает он. — Обещаю. Только не забудь! И, — у него алеют щёки, — ты и сейчас красивая. Только если не хочешь съесть меня.

Афина показывает ему язык.

— Хоть понимаешь, что мне надо от тебя, дитя?

— Чтобы я на тебе женился? Все женщины хотят чего-то такого. Я от взрослых слышал.

Ведьма хохочет. Всё это застаёт Маринка.

— Что вы тут?

— Ничего, — спешит к ней Алёшка. — Совсем ничего.

Он чувствует себя на улице и среди людей уже более комфортно, однако в аптеке стоять долго не может. Пахнет странно… Поэтому ждёт Любовь снаружи.

А вот в кафе, куда они заходят позавтракать, располагается с удобством. К тому же еда людская, как оказалось, очень вкусна.

Он только к концу стал беспокоиться, не волнует ли Любовь своим аппетитом.

— Надеюсь, я не выгляжу зловеще. Русалки не едят людей, правда. Некоторые уверены в обратном, про вас у нас ходят страшные сказки… — и доедает десятую куриную ножку.

До пляжа они в итоге добираются не скоро, в самый солнцепёк. Однако остальных — Маринка с Ромой и его другом были уже там — это мало волнует, они не вылезают из воды, только машут пришедшим, зовя к себе. Но Арктур с опаской ложится загорать, чувствуя себя от этого очень странно.

— Я ощущаю, как оно греет, — делится он впечатлениями, — но мне и правда не плохо от этого. И всё же это весьма… необычно. И кожа, — поднимает он руку, — кожа слегка покраснела, видишь? — трёт он её, будто пытаясь стереть розоватый след. — Видишь?

— Да, ещё немного и станешь похож на Валеру, — Люба фыркает.

Она сама лежит под пляжным зонтом (а до того ходила, защищаясь от золотых лучей, обычным, наплевав на взгляды окружающих), потягивает коктейль из кокоса, словно в тот день, когда познакомилась с Курортным. Только, на этот раз, без книжки.

Сейчас Люба наслаждается шумом волн и пыхтениями своей… рыбки.

Арктур бросает взгляд на обгоревшего как его там, и перебирается под зонтик Любы.

— А ты светлая… С меня хватило, я утолил своё любопытство.

Однако правый бок его и нога всё равно оказываются под солнцем.

— Ты полежал только на одной стороне! Рыбу жарят с двух, чтобы она не была полусырой.

Арктур вздыхает и возвращается под солнце.

— Как скажешь, Любовь, — отзывается он покорно. — Кому расскажу на Дне, не поверят. Ой… Представил, как на тебя бы все смотрели… — в голосе его звучит довольство и гордость.

— Как? — не понимает она.

— Завидовали бы мне. Такую редкость привёл, да красивую.

— Ты сам похож на человека. Больше чем та русалочка, которую я видела. И даже больше, чем Арель. О, кстати…

Она вспоминает кое-что, цокает и открывает сумочку, чтобы в следующее мгновение достать из неё солнечные очки и подать Арктуру.

— Благодарю, — надевает он их и заметно расслабляется. — Совсем забыл, что так можно. А похож… Ну, я могу слегка менять свой облик. Но ты увидишь это потом, когда будешь со мной на Дне.

— У тебя тоже нечеловеческие глаза? Тёмные и глубокие, как колодцы?

— У меня нет, глаза у меня, как прозрачные синие или голубые камни. Смотря как посмотреть. Но клыки могут появляться, и немного меняться хвост. Увидишь. Тебе понравится. Понравится же? — изгибает он бровь.

— Почему это я должна на это смотреть? Ты ведь скоро уплывёшь сражаться с врагом… Дашь мне знак, когда всё закончится хорошо? Чтобы я не переживала.

Арктур хмыкает.

— Враг… Родного брата я опасался больше. Неизвестности, тоже. А так… Ничто не мешает тебе уплыть со мной сейчас. На Дне тебе будет безопасно. Брат мой силён. Я тоже. Враг известен. Я просто вышвырну его из солёной воды, да и дело с концом.

— Разве известен? Зачем тогда Афина варит зелье?

— Убедиться надо, — мрачнеет он. — Когда дело магии касается, рубить сплеча не стоит. Так у вас говорят, верно?

— Да, молодец, — хвалит она его, словно ребёнка и переводит взгляд в море, где купаются и Вова с Арелем. — Сдружились…

— Угу, утащит его с собой, зуб даю… — прослеживает Арктур за её взглядом. — Брат у меня впечатлительным бывает и увлечённым. Если нравится и интересно что-то, то…

— Вову? Утащит? — пугается Люба.

— Конечно.

— А… а если он не хочет?..

— Захочет, — лениво тянет Арктур. — Арель уговорит. Или Вова уже хочет, сам, да спросить как не знает. Или не решается. Или не понимает ещё, что так можно. Он ведь тоже ни рыба ни мясо. И у Ареля не было таких… Мы ведь можем вашими покровителями становиться. Это выгодно. Нам, так как вы редкость и ценность, почётно, значит. А вам проще так, будто приходите сразу в родной дом, к родным. А не чужаками из другого мира представляетесь. Да и всякие другие нюансы есть. Меня так… разморило что-то на солнце, лень рассказывать…

— Выгодно, значит? — хмыкает Люба и поднимается, будто собираясь уходить.

Арктур, не вставая, ловит её за руку.

— Но не мне. В смысле, такому, как я, не гоняться же за выгодой такой… Я просто… люблю тебя. Только не отвечай, — просит вдруг. — Сердце колотиться стало. До сих пор странно.

— Вообще-то, я хотела предложить тебе какое-нибудь другое развлечение.

Она склоняется над ним и с улыбкой целует в губы. Легонько. Нежно.

Арктур невесомо обнимает её, подаваясь к ней ближе, и поднимается.

— Какое? — глаза его блестят, и это не скрыть даже солнечным очкам. — Я… в предвкушении, — звучит странно, хотя, наверное, понятно, о чём его мысли в этот момент.

Люба улыбается:

— Ещё успеем съездить на экскурсию! Ты ведь нигде не был, надо с чего-то начинать, правда? Здесь, конечно, не так много развлечений, но они всё же есть.

Он молчит. Будто разочарованно. Но в следующую минуту улыбается ей и берёт Любу за руку нежно и бережно.

— Если только ты сама хочешь этого, Любовь. Ведь это время твоё, твой, как ты говорила? Отпуск. А мне достаточно и того, что есть. Мне достаточно, что ты рядом. Всё это в новинку мне.

— Я хочу немножко побыть твоим проводником… — шепчет Люба, чуть сжимая его руку, впервые чувствуя рядом с мужчиной, которого так мало знает, себя настолько безопасно и комфортно. Словно, наконец-то, нашёлся последний пазл, вставший идеально в идеальную же картину. — Даже жаль, — тянет она, — что первую прогулку на ногах ты совершил не со мной. Но Ани, наверное, было забавно с тобой. Ты так мило удивляешься.

Теперь он улыбается виновато.

— Но я впервые поднялся на ноги при тебе, Любовь… Для меня именно ты была со мной, когда происходило что-то впервые. А о той прогулки, с ней, я запомнил только пару птиц на ветвях и еду. И да, хорошо, веди! — разрешает он.

— Я… поставила тебя на ноги, — улыбается Люба, — как звучит-то…

Он кивает.

— Да-да, именно так! Так и было.

И он уходит за Любой, без сожаления покидая пляж.

День проносится, как длинный, красочный и тёплый сон. Реальность для людей предстаёт пред Арктуром, как нереальность для русалов.

Птицы проносятся мимо кабинки колеса обозрения, как стая чёрных, но очень быстрых рыбок. Арктур смотрит вниз и вдаль, вцепившись в сидение до бела пальцев и даже не замечая этого.

В другой руке у него подтаявшее мороженое. Оно не так удивило его, как сладкая вата и пейзажи вокруг. Мороженое похоже на снег, только сладкий.

— Боишься высоты? — Люба касается его руки.

И Арктур вздрагивает, но тут же улыбается ей, качая головой.

— Нет… Просто непривычно. В воде тоже есть высота, но упасть не можешь. А тут… Да и красиво так, захватывает дух, — однако взгляд он не переводит вновь на горизонт, где розовым заревом разливается закат.

Арктур смотрит только на Любу.

— Люблю тебя…