Жена для Императора морей (СИ)

ГЛАВА 17. Падшая на Дно женщина

Арель заплетает последнюю из шести кос, и босой ногой ступает в воду. На нём лёгкая и длинная, непонятно откуда взявшаяся белая рубашка. Он выглядит утончённым и призрачным.

И даже не прощается с Вовой, который наблюдает за ним, стоя на берегу.

Но ор серого кота заставляет Ареля замереть на месте. По пояс в воде, которую он гладит ладонями.

Кот разрывается.

И мужчина спешит, всё ещё на своих двоих, на берег.

— Иди, иди сюда, — тянет руку к коту, и тот едва ли не лезет в воду. — Хороший, мягенький… — Арель берёт его и прижимает к себе. — Заберу с собой!

— Куда, обалдел? — встревает Вова, приближаясь к нему.

Сейчас раннее утро, через два часа ему на смену. Новый друг, его… лорд возвращается на Дно. Рассвет так красив. Он тоже красив. А вот кот…

— Он ведь захлебнётся, не мучь животное!

— Но он звал меня! — голос лорда приобретает капризные нотки. — Ты же видел. Он не боится.

— Перестань… Уплывай уже.

Вова подходит ещё ближе и протягивает руки, чтобы забрать кота.

Но Арель лишь крепче обнимает его и спешит отступить, поднимая в воздух шквал брызг.

— Я… как-нибудь всё устрою. Чтобы он мог дышать. Животное же… В пузырь его, что ли, поместить? В общем, — упрямо поджимает губы, — это мой кот! И коту позволено идти, куда кот хочет идти! Таков теперь закон у нас на Дне. Ясно? Имею право.

— Ты ведь не король, — Вова уже понял, что Ареля это задевает, несмотря на то, что правителем быть он не хочет. — Давай хотя бы… в другой раз? — спрашивает с затаённой надеждой. — Сейчас у вас там враг, Любу надо оберегать, не до кота…

— У… — то ли выдыхает стон, то ли теряется, что сказать, но всё же медленно бредёт к Вове и протягивает кота ему. — Береги его. Я потом заберу его. Но следи сейчас, чтобы кот не плакал. Иначе уйти не смогу… — и спешит обратно в воду.

Животное кричит, вцепляется в Вову и будто специально со смаком оставляет на его груди глубокие царапины. С которых тут же капают капли крови. Из-за соли, к тому же, хочется плакать уже ему.

— Чёрт…

Арель оборачивается. И глядя на его кровь, медленно и выразительно облизывает губы. И приказывает затем:

— Успокой котика, дай мне уйти с лёгким сердцем!

Вова сцепляет зубы, пытается заткнуть коту пасть и уходит не оборачиваясь…

***

Арктур набрасывает на плечи Любы плед и садится рядом на сдутый матрас.

Они на берегу, любуются рассветными лучами.

— Ты готова? Я чувствую, что Афина скоро будет здесь. Мы можем начинать.

— Не знаю… — отвечает она честно, поглаживая его великолепный хвост.

И Арктур подаётся ещё чуть ближе, жмурясь от удовольствия.

— Я активирую твою метку поцелуем. Но у тебя ненадолго закружится голова. И хвост появится, когда коснёшься солёной воды.

— Л-ладно.

Она улыбается. Несмело. Нежно. Светло.

— Тогда… иди сюда, — он запускает пальцы в её волосы и целует сначала нежно и едва ощутимо, затем всё горячее и глубже. Как то иначе, чем целовал до этого, и во рту чувствуется… соль.

Любовь дёргается, совсем немного, будто из упрямства, распахивает глаза и чувствует, будто где-то внутри что-то раскрывается. Дивный алый цветок или же ракушка с перламутровой жемчужиной. На грани слышимости начинает звучать тихая мелодия. Голубые радужки мерцают, сердце бешено колотится.

Арктур отстраняется и смотрит на неё с лёгким беспокойством, которое перекрывает жгучий интерес.

— Как ощущения?

И пальцами касается её метки под волосами.

— Она пульсирует… — сводит брови Люба, сейчас она выгляди совершенно беззащитной и хрупкой.

— Да, хорошо, так и должно быть… Подожди немного, с Афиной переговорю, и войдём в воду. Да? — спрашивает, словно боясь, что она успела передумать.

— А это не больно?

Люба вжимает свою руку в его ладонь.

— Нет, — качает он головой, — ничуть. Не бойся… Просто может слегка пощипывать, и то недолго. Больно, если честно, когда наоборот. И то скорее для русалов. А ты родилась всё же изначально с ногами. Поэтому не волнуйся о боли.

Люба кивает.

Афина не спеша, будто прогуливаясь, идёт к ним, вооружённая торжествующей улыбкой.

И Арктур в нетерпении бьёт плавником об воду.

— Доброе утро, сестра! Ну, как оно там?

— А где этот разгильдяй?! У меня для вас для всех есть небольшие ведьмины подарочки…

Афина оглядывает море и хмурит тёмные брови.

Арктур вздыхает, подтверждая её домыслы.

— Уплыл. И зачем только ждал? Хотя я знаю, зачем… Почему, точнее.

— А?

Люба обнимает себя за колени, привыкая к новому чувству, любуясь морем. Афина устраивается рядом и принимается копаться в чёрной сумочке.

— С человеком своим игрался. И, — усмехается Арктур, — с котом. Арель ещё такой малёк… Сколько ему, я подзабыл, восемьдесят?

— Человеку? — Афина отзывается рассеянно. — Откуда мне знать?

— Да нет же, Арелю, — отмахивается он. — Я не позволил бы ему играть с восьмидесятилетним стариком, это слишком.

— Да ну, ещё в расцвете сил, был у меня один, правда, ему под семьдесят было… — будто напевает она и достаёт из сумки бутылёк причудливой формы. — Вот, дай это выпить Римфорду вместе с чем-нибудь, и если магия принадлежит ему, он… В общем, ты заметишь.

— Хорошо, — принимает он бутылёк. — Но если окажется, что мы ошиблись, как узнать, кто враг?

— Не гони морских коньков, смотри лучше!

Она роется в сумочке и со дна достаёт три амулета в виде капель на верёвочке — зелёный, красный и синий.

— Засветится, если кто-то попытается применить на вас свои чары. А меня не обманешь, я В-Е-Д-Ь-М-А, — могучее слово тонет в волнах. — И благодаря твоим словам, сказанным в лавочке, могу вернуть себе истинный облик. Ведь ты позволяешь, повелитель?

Карлица чуть склоняет голову, подходя к воде. На ней детско-цыганское платье, которого почти не видно из-за длинных чёрных волос.

Арктур улыбается со вздохом.

— Позволяю… — тонет голос его в волнах.

Она входит в воду, и та приветствует её, словно даже не дочь… мать. У Любы перехватывает дыхание, когда карлица с головой уходит под воду, а через несколько секунд показывается её длинный, переливающийся серебром, аметистовый хвост. Высокая… гораздо выше Любы навскидку. Длинные густые волосы стали будто живыми, локоны двигаются против ветра. Гладкая кожа переливается перламутром, синие глаза сверкают, словно драгоценные камни. А её фигура… К тому же, прикрытая лишь волосами...

Люба открывает рот, затем улыбается, пусть на мгновение и чувствуя себе серой мышкой по сравнению с этой… богиней.

Афина смеётся так громко, что уши закладывает, бьёт хвостом по воде и ныряет, будто для того, чтобы обнять море.

Арктур фыркает и машет рукой, прикрывая то место, где скрылась сестра, громадной волною, что исчезает даже не расплескавшись на берег.

— Она себе не изменяет… Ну, — возвращает своё внимание Любе, — поплыли и мы?

Она поднимается, даже не дрожа, вибрируя…

Арктур протягивает ей амулет, на себя же надевает два, чтобы не потерять тот, что нужно отдать брату, и первым оказывается в воде.

— Идём… — подаёт Любе руку. — Смелее.

Она ступает в воду и едва ли не прыгает на него, чтобы повиснуть на шее, словно та самая маленькая девочка, которую в своё время не удалось утащить в море морской ведьме.

Арктур обнимает её, не удержавшись целует в нежное плечо, и увлекает за собой дальше, на глубину. Однако всё ещё не погружая Любу с головой под воду.

У него заходится сердце от одной мысли что та, с кем он провёл незабываемую ночь, та, которая сумела пробудить любовь в его душе, уходит с ним на Дно. Прекрасная, трогательная, самая лучшая…

И волосы её так вкусно пахнут…

Он прикрывает глаза, что-то нашёптывая ей на ухо, сам не разбирая, что говорит. И чувствует, как вокруг них начинает бурлить вода.

А взглянув на Любу ещё раз, видит красный, яркий и тонкий хвост с прозрачными, почти что розовыми на концах боковыми плавниками и просто прекрасным, будто лёгкая длинная юбка, широким плавником в основании хвоста.

— Любовь, — выдыхает он, — ты… Я… Не видел краше.

Она не успевает что-либо ответить или как-то отреагировать, Арктур целует её и ныряет вместе с ней под воду.

И как-то так выходит, что дно будто исчезает под ними, и они парят над бездной… Долго, пока Люба не решается сделать вдох, и не ощущает ничего болезненного, разве что пузырьки воздуха, что всё ещё находились в лёгких, щекочут и покалывают в горле, выходя наружу вместе с выдохом.

И когда исчезает последний из пузырьков, серебряной рыбкой, или же скорее медузой, растворившись в выси, вода становится всё темнее, пока и вовсе свет не поглощает непроглядная чернота. В которой, будто звёзды в небе, то тут, то там загораются огоньки. Серебряные, белые, оранжевые или фосфорно-зелёные. Одни из них двигаются, стайкой или причудливыми «созвездиями», другие застывают в невесомости и лишь едва заметно мерцают, будто подмигивая Любе и своему королю.

Вода в этот момент прекращает ощущаться почти полностью. Как если бы воздух чувствовался кожей лишь из-за дуновения ветра. Разницы почти никакой, за исключением того, что под плотной толщей воды собственные движения всё же становятся медленнее и плавнее.

Да и голос, наверное, звучит иначе…

Люба размыкает губы, собираясь что-нибудь сказать, но тут же замолкает, не узнав своего голоса, что под водой звучит, будто музыка, но при этом каждое произнесённое слово она понимает, как на родном языке.

Магия?

Возможно, так же было и с Арктуром, когда он попал на их землю… Или же он знал язык, нет, языки людей, потому что всё же много мог путешествовать, да и что-то касающееся людей наверняка доходило до Дна?

Она смотрит на него и вскоре забывает обо всём, любуясь тем, как он кружит вокруг, словно в танце, опускаясь всё ниже. Поднимая на поверхность водоворот пузырей…

Люба не сразу понимает, что уже может видеть, как если бы вода не была такой чёрной, если бы подсвечивалась изнутри.

Она не знает, что глаза её стали больше, настолько, что белки их почти исчезли. Почти так же, как у той русалочки. Или Ареля. Только цветом остались всё таким же, как раньше. Разве что чуть темнее.

Она обнаруживает себя будто парящей в тёмном, грозовом небе. А внизу, под нога… хвостом? Внизу видны шпили башен, покатые и круглые крыши песчаного цвета. Дома, похожие на пещеры. Затонувшие корабли с обрывками парусов. Настоящие пещеры, в которых мерцают огни, будто бы от живого огня. Дороги из камня, скорее указывающие путь, чем предназначенные для чей-то ходьбы. Тропы из высокой травы, что сама, как волны, которые переливаются изумрудным и голубым. И цветы, что не цветы, но название этой растительности (или живности?) Люба не знает. И русалочки с разноцветными хвостами и венками на головах, волосы их распущены и развиваются на «ветру». Зелёные, синие, чёрные. Светлых очень мало, Любе пока не попалась ни одна блондиночка, но Любовь знает, что такие бывают. У Ареля светлые волосы…

Мягкая чешуя в цвет хвоста и на их груди, словно лифчик, так что и сама Любовь не стесняется своей наготы.

Красных хвостов, как у неё, очень мало. Те, что ей удалось разглядеть, выглядят более тусклыми и не такими тонкими и крепкими у плавника.

Русалочки склоняют головы пред своим повелителем и его спутницей, на которую поглядывают то со жгучей завистью, то с игривостью. Но подойти… Подплыть не решаются. Как и русалы, которые выплывают со своих жилищ, чтобы поприветствовать короля.

Арктур машет им рукой: почти незаметный, уверенный жест, а затем обнимает Любовь за талию и увлекает её за собой ещё ниже. Со скоростью такой, что захватывает дух.

Так они плывут, пока глазам их не открывается большой, будто из хрусталя и стали, замок с открытыми окнами, множеством этажей и туннелей вместо лестниц, ограждённый высокими шпилями, а сверху — сводом скал.

— Вот мы и дома, любовь моя, — жестом указывает Арктур на врата, что раскрываются перед ними беззвучно и стремительно. — Добро пожаловать.

И хвост его переливается радужными бликами, плавники становятся длиннее и острее, глаза ярче, а улыбка более ослепительной и… клыкастой. Что её отнюдь не портит, лишь добавляет остроты и опасности.

Арктур протягивает Любе раскрытую ладонь — она горяча — и проводит её к замку.

— Здесь так чудесно… — выдыхает Любовь.

Ей больше не страшно, чувство такое, будто она во сне, в котором была уже не раз, но теперь всё иначе, ведь она с Арктуром, своим покровителем и повелителем сердца, что сейчас будто замедлило бег.

— Я рад, что тебе нравится, — он ведёт её к большой каменной арке, проплыв которую они оказываются в неком туннеле, а после в просторном зале из хрусталя и каких-то мерцающих кристаллов. — Чувствуй себя как дома. Любовь, теперь всё это принадлежит и тебе тоже.

— Арктур! — к ним выплывает Арель, волосы его здесь будто серебряные, глаза выглядят ещё чернее, лицо заострённое и словно высеченное из мрамора. — Я не могу так больше. Позволь вернуться за… котом, — опускает он взгляд.

А Арктур закатывает глаза.

— Поплыли, Любовь, я покажу тебе мои любимые места в замке.

— Это было бы здорово… Отдашь брату амулет? Не знаю, милый, — обращается она к нему так, словно он младше, — кота здесь, даже если найдёшь способ ему дышать, раздавит давление. Это плохая идея.

Арель заметно грустнеет, и даже не смотрит, что подаёт ему брат, просто надевает на шею.

— А если пузырь воздуха вокруг него создать?

Арктур хмыкает.

— Нашёл за что переживать! Пока есть дела поважнее.

— Как отбор невест, что она должна пройти? — хмыкает он в ответ, кивком указывая на Любу. — Или ты про действительно важные дела, и мы сначала с врагом разберёмся?

— Это, — цедит Арктур сквозь клыки, — само собой. Но Любовь сейчас мне важнее, ты прав. Но упрекать меня этим не смеешь! Нахал, расстроился из-за кота и берега совсем потерял?

— Что ещё за отбор? — Люба бьёт хвостом и охает, оглядываясь… на него же. Вау! Как эффектно!

— Красота, — ухмыляется Арктур, соглашаясь, будто это его заслуга, — словно пламя следует за тобой, полыхает и переливается!

Люба касается указательным пальцем, что будто стал бледнее и тоньше, его губ и щурится.

— Ты слышал мой вопрос!

— Ну, любимая моя, — берёт её Арктур под локоток, — зачем сейчас говорить об этом? Лучше давай я покажу тебе твои покои…

И перед ними две бледные, почти прозрачные русалочки с голубыми волосами и серыми, но блестящими хвостами, раскрывают нечто похожее на резные врата, за которыми находится круглая комната.

В окнах, что идут в ряд по одной её стороне, вместо стёкол нечто похожее на натянутый прозрачный белый шёлк. Часть окон открыта, и «ветер» влетает в комнату вместе со стайками маленьких, красных и серебристых рыбок. А снаружи виднеется сад с большими, в метр шириной, яркими цветами. За которыми открывается тёмный обрыв с мерцающими золотыми огнями по краям. И огни эти, судя по движению, принадлежат каким-то рыбам… Или животным?

— Больше всего мне нравилось смотреть из этого окна. Прекрасно, правда? — обнимает её Арктур. — Я дарю это всё тебе… Ты можешь прогуливаться по саду, ничего не боясь. Здесь всё безопасно для тебя. Но если что-то понадобиться, просто позови слуг. Я покажу тебе, как. Нравится?

В самой же комнате вместо кровати находится нечто наподобие гамака из плотного зелёного… листа? Большой белый шкаф с украшениями и такие же белые, украшенные золотой росписью сундуки.

— Да… — Люба сглатывает. Она заворожена, но всё же не потеряла память. — И всё же… у нас лишь три дня в запасе. Что ты будешь делать, насколько это опасно? Что здесь делать мне?

— Тебе? Осваиваться, конечно, наслаждаться. Я встречусь с предположительным врагом и разберусь с ним. А потом мы проведём вместе остаток времени. Устроим праздник.

— А о чём говорил всё же Арель, дорогой?

Люба усмехается. Она впервые видит Арктура таким… таким… проще задохнуться от возмущения и умиления, чем выразить чувства словами.

— О традиции, — отводит он взгляд. — Всего лишь о традиции… Любовь ведь у нас, это сказка… А если ты тем более из знатного рода… В общем, когда к свадьбе дело идёт, избранница должна пройти отбор. Посоревноваться с другими невестами, ведь, вдруг краше да искуснее найдётся? И в большинстве случаев разумнее тогда избранницу поменять. Но тебе не стоит думать об этом, — заверяет он её и подкрепляет слова улыбкой.

— Так, значит, я не буду в этом участвовать?

— Ну… Ты должна, — опускает он голову и отплывает чуть в сторону. — Но это весело… Это ничего не значит. Вот увидишь!

— А нормально ли, — повышает она голос, в котором проявляются властные нотки, словно у морской ведьмы, — что до этого мы… Мы!

— Нормально, — звучит упрямо. — И это было прекрасно. Ты прекрасна. Любовь, — он смотрит на неё и глаза его сверкают, как драгоценные камни. — Никогда не видел тебя такой. Моя королева… — вода вокруг становится будто бы легче и теплее.

Она игриво улыбается, ругаясь уже не всерьёз, а словно против течения, наперекор своему внезапно возникшему желанию.

— То есть ты мне не предложение сделал, а пригласил, как и многих прочих, испытания проходить?

Снова бьёт своим прекрасным, сверкающим, искристым хвостом.

И Арктур судорожно выдыхает, подаваясь ближе, беря её за руки.

— Никого не приглашал больше. Ты первая. Единственная. И ты победишь всех, выиграешь! Моя… душа. Моя королева… Моя… — он приникает к её губам и увлекает за собой через окно прямо в прекрасный сад.

Любовь с ужасом ощущает, как под плавником пульсирует «сокровенный цветок», о котором она и не задумывалась пока Арктур не… взбудоражил её.

— Это так… необычно… — охает она.

Но Арктур не даёт ей больше ничего сказать, целуя её так, словно уже и не планирует отстраняться.

Вокруг неизвестно откуда появляются кружащие пузыри, которые смыкаются над ними, будто Люба с Арктуром оказываются в бутоне огромной розы. Словно специально, чтобы скрыть их от возможного чужого внимания. И сильные, сияющие хвосты сплетаются друг с другом… А горячие ладони Арктура нежно касаются спины Любы и плавников на «бёдрах».

И длится всё до тех пор, пока вода вокруг не прекращает кипеть и искриться.

И сам Арктур приходит в себя лишь тогда, когда они оказываются над пропастью бездны в потоке прохладной воды.

— Ты станешь моей женой?

— Если… — выдыхает она, — пройду отбор?

— Да забудь ты об этом, — морщится он. — Конечно, ты пройдёшь.

Люба видит, что он не понимает, что именно её беспокоит. Она слишком довольная и… размягчённая, чтобы снова спорить, поэтому, вместо ответа, приникает к его губам.

***

— Мне, значит, кота нельзя, а он притащил челове…

Арель заставляет себя замолчать, понимая, что Любовь слышит его.

— Прошу прощения… — звучит вместе со вздохом, и он ведёт её дальше, вниз по светлому туннелю. — Я сам не свой в последнее время.

Арктур к ночи (или к утру? Здесь время будто бы шло не так, как на суше) покинул замок, оставив Любу на брата. И Арель вот уже который час пытается рассказать всё об отборе.

— Значит, — возвращается он к этой теме, — историю я уже рассказал, традиция пошла с древних времён… Теперь, что тебе придётся делать. По сути, ничего необычного, есть ряд заданий, которые могут меняться или вычёркиваться из списка вовсе. Смотря чего пожелает жених или совет. В случае Арктура совет не такую уж важную играет роль, поэтому всё пройдёт скуч… Я хотел сказать, быстро. Обычно просят спеть, станцевать, красивее и эффектнее показать свой хвост. Приготовить водоросли так, чтобы те поменяли свой вкус на более интересный. И всякие другие мелочи. Рассматривается родословная, каждая обязана рассказать о предках всё самое выдающееся. В общем, обыденность. Вон та, — кивает он на хрупкую, прекрасную русалочку с чёрным хвостом и рыжими волосами, когда они проплывают открытую синюю террасу, — будет участвовать. Милая леди… Знаю её семью с детства. И вон те две рыбки, — указывает в сторону на зеленоглазых русалочек с длинными, бледными пальцами и оранжевыми, пышными плавниками. — И вон те, — кивает на проплывающую мимо, нежную, можно даже сказать призрачную, стайку. — Вопросы ещё есть?

Люба наблюдает за всем с интересом, затем отвечает спокойно, окончательно приняв решение:

— Я не буду в этом участвовать. Но с другими русалочками было бы интересно пообщаться… — она любовно обводит красавиц взглядом. — И да, я не простой человек, а кот самый что ни на есть обычной.

— Кот не обычный, то был самый чудесный кот… — поджимает он губы. — И не только кот… — вздыхает горестно.

Но вместо того, чтобы продолжать разговор, жестом подзывает к себе местных красавиц, и те со смехом и весельем принимаются кружить вокруг Любы.

Сначала они не решаются приближаться, касаться её, но потом то одна, то другая, потянут легонько за прядь волос, коснутся хвоста, хихикая, ущипнут за руку.

— Подружка…

— Новая подружка.

— Сестрица!

— Будешь нам сестрой?

— Давай поиграем в салочки?

— Ты знаешь как?

— Ой, или в прятки!

— А кто проиграет, того защекочем.

Арель выныривает из разноцветной весёлой стайки и спешит удалиться. Пока не поздно.

Люба волнуется за Арктура, но мысли о нём быстро уносит мелодичный и местами будто истерический смех русалочек. Такие красивые, такие разные, словно цветы в саду или самоцветы в ларце. Она не боится. Вихрь русалочьей музыки, плясок и игрищ уносит их всё дальше, Любе хорошо и спокойно, но при этом она понимает, что чувства на Дне будто притуплены, а время течёт иначе.

Здесь хорошо…

Но дома лучше.

Она с удовольствием бы приплывала сюда, но оставаться надолго, быть здесь всегда, среди фосфоресцирующих огней, что разбавляют тьму… Нет. Её место среди людей.

Оттого грусть на мгновение трогает сердце, но Люба чувствует в море куда большую власть над эмоциями, чем на суше. Она порефлексирует позже. А сейчас…

— Я… поймала тебя… — вцепляется в золотистый хвост одной из русалочек и ухмыляется, обнажая острые, красивые клыки.

***

Вода становится плотнее, темнее и гуще. Арктуру кажется, что он пробирается сквозь пелену едкого дыма.

— Римфорд! — гремит его голос. — Я знаю, что ты здесь, выходи! Я пришёл лишь поговорить. Пока я здесь для разговора.

Амулет начинает тускло светиться на его шее, и Арктура всё сильнее захлёстывает гнев.

— Мы были друзьями…

Перед ним, наконец, вырастает высокая и тёмная фигура врага.

Арктур не спешит нападать, но пальцы смыкаются на рукоятке оружия, похожего на меч.

А фигура, словно её спугнули, ныряет в черноту. И Арктур бросается за ней. Только вот амулет на шее разгорается до боли в глазах ярко, и… всё исчезает вокруг. Морок растворяется, ошмётками, как лоскутами старой ткани, опадая на дно…

И Арктур, всё поняв, бросается назад…

***

— … поймала тебя.

Русалочка смеётся и поддаётся Любе, позволяя себя щекотать. Подружки её кружат вокруг них, пытаясь спасти сестру. Но внезапно смех их смолкает. И их, будто и правда стайку рыбок, сметает в сторону.

Люба остаётся одна на открытом пространстве. А перед ней образовывается чёрная туча, из которой выходит, выплывает, выбирается… Он.

Длинные, чёрные, цепкие щупальца словно живут своей жизнью и извиваются змеями. Сероватое тело — сплошные мышцы. На затылке тёмные волосы стянуты в тугой узел. Скулы острые, взгляд жёсткий и холодный, абсолютно синий.

Римфорду даже не нужно представляться, чтобы Любовь поняла, кто предстал перед ней.

Он ухмыляется остро, и одна из щупалец стремительно бросается к ней и овивается вокруг её тонкой талии.

— Ты поплывёшь со мной!

— Осьминог… — отчего-то выдыхает Люба, хотя и помнит его имя. — Не смей!

Она вгрызается в щупальце и дёргается что есть мочи.

Но он и бровью не ведёт, с легкостью тащит её вдаль. Будто поймал стремительный поток, облегчающий ему задачу. И вот уже и замок исчезает вдали.

А Римфорд… смеётся.

— Боже, я дамочка в беде… — шепчет Люба.

Народ русалочий очень… простой. Она поняла это, наблюдая за сценой примирения родственников в лавке. Мелкое недопонимаете — казалось бы — такая ерунда… А Афина несколько лет мыкалась по земле карлицей и считала, что права!

Что уж говорить про Ареля, который и вправду совсем малёк.

Но при этом русалы не такие уж и глупые и чертовски опасные, словно дети богов, предоставленные сами себе, без душ, но с сердцами, которые иногда даже могут… биться чаще от настоящей… любви.

С Римфордом то же самое?

— В ещё какой беде, — шипит он вдруг сквозь зубы, и вскоре притаскивает её к глубокой пещере. — Арктуру ты дорога, поэтому ты, именно ты, станешь его расплатой! Я отомщу ему. А потом и свергну его. Как вообще осмелились вы праздновать и радоваться? Неужели решили, что я не несу угрозы?

— Отомстишь? Но он считал тебя добрым другом! Разве мог чем-то обидеть? Он ведь… — она усмехается, — ангел.

Римфорд отпускает её и принимается щупальцами заваливать вход в пещеру камнями.

— Обидел. Сам знает, чем. Или не рассказал он тебе? А что рассказал?

— Что Афина должна была стать твой женой, но сбежала… Но не из-за этого же ты?

Она складывает руки на животе и бьёт хвостом, что будто подсвечивает всё вокруг. Понимает, что бросаться на него смысла нет.

А он отвлекается от своего дела.

Красиво…

Глядит на Любу внимательным, опасным взглядом

— Почему не из-за этого? — отвечает он наконец. — Она была обещана мне. А сбежала и опозорила меня! Арктур сделал что-нибудь, вернул её мне? Нет! — гремит его голос, и стены сотрясаются, грозя завалить камнями здесь их обоих. — Афина должна была быть моей, она достойна меня. Никто не может пройти отбор и победить у неё. Так пусть теперь… Пусть теперь и Арктур теряет своё!

— Ты совсем не любил её… — вздыхает Люба даже будто с пониманием. — Но если посмотреть на ситуацию с другого ракурса, из-за тебя он рассорился с родной сестрой и не видел её несколько лет. Не нашёл, потому что скрывалась она на суше. И не подходила близко к воде.

— Это уже его проблема. Он обещал мне! И вообще, как смеешь ты… — Римфорд снова замолкает, смотрит странно и медленно приближается, тонким кончиком щупальца убирая прядь волос с лица Любы. — Красивая какая, странная, необычная… А хочешь, давай, задобри меня. Может и не сделаю, — ползёт его щупальце к её груди, — ничего дурного…

Она фыркает, ведёт бровью, бьёт хвостом вновь, разгоняя волны и заставляя воду будто бы искриться.

— Знаешь ли ты, что говоришь с будущей королевой? Я могу лишь образумить тебя и тогда, возможно, всё не зайдёт слишком далеко и твоё наказание не будет… суровым.

Ещё несколько щупалец смыкается на ней, и Римфорд притягивает Любовь так близко к себе, что она может рассмотреть своё отражение в его глазах.

— А если не приласкаешь, да не задобришь меня, не стать тебе королевой… Какая, — звучит одобрительно. — Какая рыбка. Бойкая, яркая… Захватывает дух.

— Ты не посмеешь! — вскидывается Любовь. — Да к тому же… — оглядывает ещё щупальца. — Как?

Он смеётся.

— Глупая человека! Какой бы хвост на тебя не примерить, а человека человекой! — и уже совсем другим тоном, приближаясь к ней, чтобы поцеловать: — Показать?

— Ты хоть знаешь… — пытается Люба его отвлечь, тяжело сглатывая, — что Афина вернулась в море? Она лучше меня во всём. Намного красивее…

И это помогает, он медлит.

— Она не захочет быть со мной, а Арктур не станет заставлять. Хотя и должен был бы сдержать слово…

— И как ты планируешь… что ты будешь делать? Арктур селён, у него есть воины, морская ведьма, брат… Русалки рассказали, что родственников у него много. Да и простой народ ополчится против тебя.

Во взгляде его мелькает сомнение, но Римфорд, судя по всему, сдаваться не привык.

— Главное, я буду отомщён.

Он прижимает Любу к стене, щупальцами поглаживая её тело. Губами касается шеи, будто пробуя её на вкус. Шумно втягивает воз… воду, всё ещё, видно, ощущая человеческий запах, и…

Вход в пещеру, наполовину заваленный камнями, будто взрывается. И нечто огненное, похожее на молнию, отбрасывает Римфорда от Любы. А она сама попадает в крепкие руки Арктура.

— Предатель!

— Как…

— Афина помогла мне вовремя понять, кто враг!

Он выплывает из пещеры, прижимая к себе Любу, и даже не оборачивается, чтобы посмотреть, как камни обваливаются, погребая под собой Римфорда. И земля расползается на части, и вода бурлит…

Арктур слишком разозлился. Он сам не ожидал от себя, что вызовет такую мощную молнию из поверхности. Должно быть, там теперь буря.

— Ты… — шепчет Люба, вновь чувствующая сильные, человеческие эмоции, — убил его?

Арктур зло усмехается.

— Вряд ли. Но он не выберется сам. Как ты, любимая?

Она только качает головой.

— Он такой глупый, обиженный ребёнок… Ты тоже такой?

— Откуда такие мысли? Конечно, нет. А… Что он говорил?

Люба пересказывает ему всё, уткнувшись в шею.

— А потом он захотел… А потом появился ты. Успел.

Арктур, понимая о чём речь, резко останавливается, раздумывая, не вернуться ли к нему, чтобы добить…

К ним подплывает Афина. Она касается плеча брата и ухмыляется.

— Ну что, сломил его? Иди, я уже придумала, что с ним делать…

Глаза её сверкают нехорошим блеском.

Арктур выдыхает не без облегчения.

— Да будет так, — кивает он ей и уплывает, обнимая Любу.

***

Тревога уходит быстро. Как волны сменяются водной гладью. Всё будто встаёт на свои места.

Переполох в замке стихаетстремительно, все успокаиваются, видя возвращение Арктура с невестой. Жители Дна доверяют своему повелителю, верят, что если он рядом, значит, всё будет хорошо.

Русалочки провожают его томными взглядами, а Любовь — завистливыми или восхищёнными. Надо же, повелитель несёт её на руках, прижимая к себе бережно, будто самую прекрасную и дорогую сердцу жемчужину!

— Скорее бы отбор, — доносится до Любы чей-то шепоток, но она успевает увидеть лишь красивый, разноцветный плавник скрывающейся за толпой русалочки.

Это слышит и Арктур, но лишь слегка меняется в лице и уносит своё сокровище подальше от чужих глаз.

На этот раз он показывает Любе свои покои. Просторное и круглое помещение, такое большое, что на его месте мог бы поместиться целый дом, увито растениями, похожими на лианы, только с тёмно-красной и почти чёрной листвой. Куполообразный потолок прозрачный, и над ним постоянно «порхают» светящиеся голубые рыбки. Мебель стоит изысканная, часть явно из людских земель, а часть причудливая, больше похожая на искусно обработанные валуны, куски скал или брёвна. Всё в драгоценных камнях и хрустале.

— Ложе… — показывает Арктур вдруг на полупрозрачный балдахин, за котором стоит огромная кровать. — Распорядился, чтобы доставили с поверхности. Чтобы тебе было… уютнее, — он явно смущается и вновь отводит в сторону взгляд. — Но мне кажется, здесь этот предмет неудобен, плохая была идея…

И вдруг обнимает Любовь порывисто и целует куда достаёт, отчаянно, нежно…

— Прости меня! И за дурацкий отбор прости! Ничего не будет, — всматривается в её, особенно блестящие в этот момент, глаза. — Не будет, я объявлю всем и так, что ты невеста моя. Я знаю, что нет лучше тебя. Да и проверять это не хочу. Сразу не подумал, будто что-то не так. Это такая глупость… А обидел тебя, верно… — и, не дожидаясь её ответа, страстно целует в губы.

***

Оставшееся время они проводят будто в расслабляющем, золотом мареве. Арктур надевает Любе на голову венок из белых «лилий». Любуется ею, пока она рассматривает его владения. Катает её на акулах… Знакомит с говорящими, почти как русалы, рыбами… Очень редкими и старыми. Выйдя на поверхность, найти бы их название, но Люба даже не знает, возможно ли это.

Она пробует местную кухню. Удивительно, но и под водой есть многие блюда, которые нужно как-то обрабатывать и готовить. Но вот от вяленой чайки она всё-таки вежливо отказывается.

Арктур одаривает её украшениями, «ягодами» и прочей едой, что считается у них дорогой и самой вкусной, едва ли не каждый час. Не может оторвать от неё взгляд, сам не может от неё оторваться.

Но время заканчивается. И Арктур вынужден это сказать:

— Пора… — голос его звучит скорбно.

Они сидят на белом балконе самой высокой башни его замка.

— Но ты ведь скоро вернёшься ко мне, правда?

Разговор, маячивший на горизонте и не дающий полностью расслабиться, наконец, настал. Люба берёт его за руку и вдруг целует костяшки королевских пальцев. Это у неё выходит нежно и одновременно возбуждающе. Глаза не мерцают, в них глубокая, безмолвная бездна.

— Нет, — выдыхает она, — я не смогу остаться здесь.

Арктур замирает, кажется, даже переставая дышать.

— Я не люб тебе? — наконец произносит он шёпотом.

А вокруг словно темнеет.

Она качается головой.

— Люб… — так щемяще-трогательно сейчас звучит это слово, что у неё замирает сердце. — Но Дно не станет мне домом. Я останусь в своём мире, в мире людей. Я всегда мечтала накопить на путешествие, выучить французский, завести собаку… Здесь прекрасно, правда, мне здесь хорошо, но я не готова остаться навсегда.

— Арель хочет кота… Вдруг мы придумаем, как взять сюда кота и собаку? — он понимает, как отчаянно, наивно и глупо это звучит, но не может себя сдержать. — Тогда ты останешься?

Она качает головой и выдыхает, всё ещё держа его за руку, гладя пальцы.

— Я бы предложила встречаться, но что это будет? Ты король, я знаю, у тебя много обязанностей. Твои подданные любят тебя, насколько могут… любить, а это большое достижение! А у меня работа, планы, мечты о зимних вечерах у камина с книгой, каких не может быть здесь.

— А там у тебя всё это будет?.. — с печалью спрашивает он, опуская голову.

— Да… — выдыхает Люба. — Со временем. По крайней мере, это возможно. Я… слишком поздно встретилась с тобой, открыла для себя очарование моря. Я буду плохой женой тебе, если не буду счастлива. А здесь, у вас, русалок, совсем другие чувства, другие ценности…

— Значит, я могу хотя бы подарить тебе ту жизнь, которую ты хочешь на поверхности, но без меня? Ты купишь дом с камином, заведёшь любую собаку… Они ведь разные? Будешь счастлива… и будешь тогда вспоминать обо мне?

— Не уверена, что хочу вспоминать… — шепчет она и понимает, что плакать не может. Снова. На этот раз железно. А хочется.

— Вот как… Всё же не люб? Всё же… не получилось дать хорошее? Потому что… потому что я другой, русал? Или?..

— Я люблю тебя! — не выдерживает Люба. — Люблю! Не знаю, будет ли это светлым чувством или мучительным, ведь тебя не будет рядом. Понимаешь?

Он словно пугается, смотрит на неё и молчит.

— Светлым, конечно, — произносит спустя какое-то время несмело, так непривычно для себя. — Ты ведь… Ты ведь человеком останешься. А не как я, который помнить будет тебя ещё долгие столетия. Ты всю свою жизнь будешь знать, что я есть. А я…

— Но ведь… Я показала тебе, что такое любовь. Теперь ты можешь полюбить другую. И она станет твоей королевой. И ты. забудешь обо мне. Так бывает.

Но Арктур лишь качает головой.

— Нет, Любовь. Ты показала мне, что это. Ты, — выделяет он, — показала… Но не волнуйся, я не стану тебя заставлять. Провожу тебя наверх. Отдам дары мои. И отпущу с лёгким сердцем…

Люба обнимает его за шею, приникает к груди, всхлипывает беззвучно.

— Драгоценности я не возьму… Не обижайся на это.

— Но почему?

— Не люблю я лёгкие деньги, так что всё равно не потрачу.

— Тогда выбери что угодно другое, на память. И тогда мне не будет больно…

— Правда не будет?

Она вдруг вспоминает:

— Но сначала мне нужно будет вернуть тебе кольцо!

— Что? Нет, кольцо не приму. Либо выброси его, либо оставь. Это… выше моих сил. А насчёт остального, да, правда, — смягчается он. — Что угодно.

— Тогда только кольцо. Я буду хранить его.

Арктур не сразу, но согласно кивает.

— Хорошо… Любовь, — произносит он как-то по-особому, и целует её в плечо.

— Прости меня. Я слишком хорошо знаю себя. А ты… самый прекрасный мужчина в моей жизни.

Вместо ответа он целует её. И пусть это уже далеко не в первый раз, ощущается всё равно иначе…

Они поднимаются на поверхность в молчании, держась за руки. Не помня будто, не видя дороги. И даже там, подплыв к берегу, Арктур не спешит отпускать её ладонь.

— Боюсь, что ты ступишь на берег, и я тебя потеряю. Но я ведь… не потеряю? — шепчет он.

— Не нужно было с тобой плыть… — шепчет Люба, наконец, чувствуя горячие слёзы, бегущие по щекам, а с ними и облегчение, и вину одновременно. — Прости меня. И обещай не грустить. Ты ведь можешь?

— Обещать не буду. Мне теперь дорого всё, что связано с тобой. Иди… Только не оглядывайся. Пожалуйста. Да так и надо, раз выбираешь свой мир…

Люба в шаге от того, чтобы передумать, броситься в его объятья, забыться, постараться не вспоминать о своём мире, о том, что в жизни есть что-то кроме его синих, чудесных глаз.

Замирает на мгновение и делает шаг вперёд. Затем ещё один. И ещё. Больно.

Но так будет лучше.

Видимо, она больше всё же «мясо», и это из неё не вытравить.