Жена для Императора морей (СИ)

ГЛАВА 2. Наглец любит воспитанных девочек

Смешные и странноватые девушки под дождём.

По стёклышкам очков Любы бежит вода, так что она снимает их и теряет фокус.

Отлично, может, получится выйти из неловкой ситуации, если она не будет её видеть?

Его, точнее.

Романа.

Курортного.

Вернуться бы за книгой, но она слышала, как карлица с криками замыкала дверь.

А если принять во внимание дождь и рыскающих, словно волки, Маринкиных мужиков…

В общем, в лавку и вправду придётся возвращаться позже.

— А у нас всё отменилось из-за бури, — словно давним знакомым объявляет Роман, якобы вскользь окидывая Маринку взглядом. — Так что мы здесь. А ещё… Любовь, да? Может к нам? У нас шампанское есть и конфеты. Давайте быстрее, дождь усиливается! — собирается он взять её под руку, подступая ближе.

К себе зовёт! Выпить предлагает! Да за кого он их принимает вообще?

Люба не даёт до себя дотронуться и тащит Марину дальше.

— И для чего? — бросает Роману.

— Провести время.

— Кто такой? — спрашивает её Маринка, поминутно оглядываясь на Романа.

— Я не знаю, — шипит Люба, — но он думает, что мы доступные девушки!

— Нахал! — хмыкает она и ускоряет шаг. — Ещё один нахал. И вообще, мы тут единственные дамы, что ли? Или самые красивые? — улыбается и оборачивается снова.

— А чего ты глазеешь так?

Люба останавливается. Ещё не хватало убегать от двух увальней. Чтобы они с усмешками своими сальными, полными превосходства, смотрели вслед.

Ещё чего!

Она оглядывается и понимает, пусть дождь и плохое зрение размывают картинку, что две фигуры медленно надвигаются на них.

— Чёрт, Маринка, они идут за нами, пошли быстрее. Сумасшедшие!

— Да-да, — кивает она и снова ускоряет шаг. — А он будто к тебе шёл, пусть и на меня, — в голосе плохо скрываемое довольство, — смотрел. Знакомы? А тот, другой, друг его?

— Смотрел… Да, ему видимо всё равно, на кого смотреть! В смысле, неважно, ты поняла. Жуть какая, ещё вокруг никого, надо скорее добраться до отеля. А я ещё хотела на рынок сходить…

— Вместе сходим попозже, ничего! Жуть, ветер какой, — спотыкается она обо что-то и наступает в лужу. — У меня туш потекла? Посмотри, — по лицу её ручьями стекает вода.

— Я вижу какое-то размазанное пятно, Маринка, блин! — Люба щурится. — Нашла время.

Над ними снова громыхает.

Марина вскрикивает и прикрывает руками голову.

— Бежим! Что мы идём, как дуры? — бросается она вперёд.

Любе кажется, что мужчины их догоняют, а со стороны моря надвигаются какие-то тени.

Она спешит за подругой. Дождь как из ведра, ничего не видно, и вскоре Любовь теряется в сером мареве и не может найти Маринку.

Потерялась. Словно в трёх соснах. Но здесь даже деревьев нет! Ни одного.

Зато её находит Роман…

Он врезается в неё, едва не сбивая с ног, но затем его крепкие руки смыкаются у Любы на талии, не позволяя ей упасть. Ладони будто непроизвольно ползут ниже, опаляя её кожу жаром сквозь промокшую холодную ткань.

Люба вскрикивает, больше от неожиданности и испуга:

— Ах ты чёрт! А ну иди сюда!

Но верная подруга хватает её за руку и буквально уводит в сторону от мужчины.

— Ты чего, идём! — ведёт её к ступеням отеля. — Быстрее, Люб!

— Д-да… Мерзость! Меня кто-то облапал! Ты не видела, кто это был?

— Что? — удивляется она, уже заходя в просторный холл и оставляя шумную бурю позади двери, — нет… Может осьминог? Я слышала, ветер с моря может всяких тварей подхватывать и швырять их в людей. На тебе, — отступает на шаг, — никого нет?

— Я очень сомневаюсь, пыльцы были горячие и… человеческие.

Люба пытается вытереть очки о промокшую насквозь одежду.

— Ну и погодка, — улыбается им администратор с ресепшена.

Симпатичный молодой человек.

— Вам чем-нибудь помочь?

— О, да! — радуется Маринка, но чем именно он может помочь, не знает. — Там буря, восьмируки, как выяснилось, — косится на Любу, улыбаясь, — и холодно. Можно, чтобы нам кофе принесли? С булочками. И шоколадкой! — добавляет спешно.

— Я не уверена, что это входит в… — тянет Люба, но парень прерывает её:

— Конечно! Вам принесут всё в номер.

Наверное, хороший отзыв хочет. Надо будет написать. С упоминанием имени.

— Молодой человек, а есть обо что очки протереть?

— Да, подойдите ко мне.

Он кладёт её руку на ткань, и Люба протирает стекло.

Рома заходит в холл, едва ли не отплёвываясь от воды. Друг появляется чуть позже и с недоумением замечает его, застывшего на месте.

— Ясно… — тянет Рома полушёпотом, хотя в голосе непонимание.

Люба стоит почти вплотную к какому-то парню и теребит, кажется, его… рубашку?

Маринка замечает их и трогает подругу за плечо.

— Эй…

Люба не сразу замечает, что именно ей дали в качестве тряпки. Находит это немного странным — но мало ли? Наверняка под рукой ничего не оказалось, а парень не хотел упасть в грязь лицом.

— Спасибо, — она отстраняется, нацепляет очки и, наконец, оборачивается. — Что… — шёпот.

Что они тут делают?

Она быстро забирает ключи от своего номера и спешит скрыться в коридоре и подняться по лестнице вместе с Мариной.

Рома, обменявшись с Валерой красноречивым взглядом, идёт за ними.

— Вот ведь… — шепчет Маринка сбивчивым голосом от быстрой ходьбы. — Слушай, но ты не обижайся, я сразу спать пойду к себе. Ты главное — дверь замкнуть не забудь. Ой… — замечает она вдали две надвигающиеся фигуры.

Любе надоело убегать.

— Иди, — отсылает она Марину, а сама встаёт посреди коридора и упирает руки в бока. — Я разберусь.

— О, — тянет она, отступает в сторону и замирает у своего номера. Любопытно же.

Рома подходит всё ближе, рассматривая Любу с откровенным интересом.

И обходит её, после чего открывает дверь своего номера. Молча.

Она только собиралась открыть рот, чтобы высказать ему всё…

— Иди, иди, — цедит сквозь зубы.

Они живут в одном отеле! Напротив друг друга!

Роман, оказавшись у себя, вновь бросает на друга, который зачем-то зашёл следом, странный взгляд.

— Фигурка у неё реально, что надо! Я уже… обследовал. Она стояла так, будто меня ждала. Ну я и…

На самом деле это вышло случайно, но не говорить же об этом Валере.

— Две пары баб — и всё мимо. День зря прожили. Погода мерзкая. Выпьем?

— Да чего мимо! Говорю же, она в моих руках была, — для наглядности он протягивает вперёд раскрытые ладони.

Валера морщится и окидывает другом взглядом, мол, вот она — старость.

— И этого тебе достаточно?

— Так это начало. Она ведь думать теперь обо мне будет.

— Она вообще знает, что это ты был? Может быть, на меня думает. Пойду к ней постучусь, — ухмыляется.

— А, ну стой! — преграждает Рома ему путь. — Здесь будешь. Хватит девок пугать, всё испортишь мне.

Валера ухмыляется в ответ и остаётся в номере.

Если даже Маринка решила закрыться у себя — что говорить о Любе?

Если есть какие-то резервуары с энергией, то у неё он всегда был весьма скромных размеров.

Люба запирается, дважды перепроверяет дверь, зашторивает окна и принимается раздеваться по пути к душу.

Одежда валится мокрыми комьями на пол, по коже пробегается холодок.

Ещё пару шагов вприпрыжку и…

— О да…

Она забирается под тёплые струи воды.

Невероятно приятно.

В такие моменты кажется, что нет ничего лучше.

Люба намыливает голову, ведёт рукой по шее ниже и вскрикивает.

Словно на ней повисла змея или щупальцы осьминога.

Но нет, всё гораздо хуже — она совершенно забыла про бусы. Почему-то, даже когда раздевалась, не почувствовала, что на теле осталось что-то ещё.

Украла, получается.

— Воровка, выходит, — вторит Люба своим же мыслям, от этого становится так неприятно, что всё удовольствие от горячей воды спадает на нет.

Как объяснить продавщице, что она ненамеренно?

С другой стороны, настоящая воровка ведь и не понесла назад, зачем ей?

— Если только взяла что-то не то.

Хотя всё равно странно.

Дальше нежиться не выходит, Люба выключает воду, заматывает волосы в одно полотенце, а всё остальное — в другое.

Нужно как можно скорее вернуться. Отдать бусы, забрать книгу, купить Маринке дурацкие ракушки, возможно.

Хотя нет, это лишнее.

— Никаких. Ракушек. Люба.

Она заглядывается на себя в большое зеркало. Жемчужинки так подходят к тону кожи и чертам лица…

Снимать его совсем не хочется.

Она ведь может поносить пока?

А потом — почему бы и нет? — даже купит.

Вот только судя по звукам от окна — на улице не успокаивается стихия. И продираться сквозь неё только для того, чтобы доказать, что она и не верблюд, как минимум неразумно.

Нужно подождать.

С этой мыслью Люба валится на кровать и сама не замечает, как начинает дремать, погруженная в водоворот мыслей о странной карлице, её любви к русалкам и фобии штормов.

Кофе с булочками оставляют за дверью, не достучавшись, а затем и вовсе забирают.

Люба просыпается уже в темень. Дико хочется пить, на кромке мыслей ещё брезжат остатки сна.

В котором чьи-то руки забираются под полотенце…

Кстати, надо бы переодеться.

Люба натягивает джинсовые бриджи и свободную рубашку поверх топа.

Неудобно, что кулер общий, в коридоре. Приходится выходить со своей кружкой.

А там, как назло, будто поджидая её, стоит Рома с бутылкой из-под минералки.

В широких то ли серых шортах, то ли… трусах. Без футболки. Заспанный.

Он смотрит на Любу и начинает улыбаться.

— Ночи доброй. Тоже за водой? Или просто не спится? Меня молния разбудила, по глазам аж ударило.

Она теряется, потому что не может решить, стоит ли ему вообще отвечать.

Но всё же выдаёт после затянувшийся паузы:

— Скорее, легла слишком рано и теперь вряд ли засну. Когда, говорят, — находит нейтральную тему, чтобы как можно менее неловко подождать, пока придёт её очередь набирать воду, — закончится шторм?

Роман пожимает плечами и забирает свою бутылку, правда уходить не торопится.

— Он почти прошёл, мне кажется… А я тоже, возможно, не засну больше, — говорит явно с намёком.

Не, ну он точь-в-точь её бывший.

Люба не выдерживает, хоть и не собиралась с ним ссориться:

— Хватит! Разве я недостаточно ясно дала понять, что мне это не нужно?

Он какое-то время молчит. Будто растерянно.

— Не нужно, что? Совсем не знакомишься? Я ведь… — даже отступает на шаг, — просто пообщаться хотел…

Она нажимает на кнопочку и наблюдает за тем, как тонкой струйкой льётся вода.

Ужасно медленно.

— Очень смешно.

«А лапать тогда было зачем, хочешь сказать, это не ты?»

— Почему смешно, считаешь себя неинтересным для общения человеком?

Она поднимает на него тяжёлый взгляд. Просто убийственный был бы, если бы не очки.

— В каком смысле? Может быть, это тебя я считаю неинтересным человеком? Может быть, ты меня раздражаешь? Может быть, ты просто не моего уровня? В любом качестве.

— У, — тянет Роман и уходит, — да это ты, похоже, не моего уровня. Я люблю воспитанных девочек.

— Просто чего ты ожидал? Что снимешь рубашку и я в твои объятья кинусь? Это по-твоему поведение воспитанного человека? Человека, болван!

— Жарко же, мы были на пляже! — отзывается он, не оборачиваясь, и уходит, наверняка сдерживая ругательство.

— Болван. Роман-Болван. Нет, плохая рифма…

Она ещё несколько секунд сверлит взглядом дверь его номера, чувствуя в груди клокочущую злость. Выдыхает, отпивает прохладной воды и решает выглянуть на улицу.

Дождик и вправду лишь накрапывает, зато воздух свежий и приятный.

— Простите, а у вас нет зонта?

Администратор дремлет, но по зову её голоса тут же просыпается и поднимается, чтобы сразу же начать искать зонт.

— Прошу. Не боитесь так поздно на улицу выходить?

— Я только подышать свежим воздухом, Александр, — считывает она его имя с бейджика.

Приятное здесь место, персонал хороший, до моря рукой подать.

Если бы ещё соседи не были такими мерзкими.

Маринка тем временем навивает круги у сувенирной лавки. А заметив подругу, принимается махать ей рукой.

— Люб! — кричит она приглушённым голосом, будто это может заменить шёпот. — Люба, иди сюда!

— Чего?

Она в этом отпуске с ума сойдёт! Мало что сама в ночь попёрлась неизвестно куда, так ещё и эта барышня занимается тем же самым!

— Ты что тут делаешь? — Люба подходит к ней с явным беспокойством на лице.

— Смотри, — шепчет загадочно и… открывает дверь. — Это я, — в глазах гордость.

Люба вцепляется в неё.

— Что вообще происходит? Почему ты… а?

— Это не честно. Я хотела. И я имею право! Стой на стрёме, — и собирается нырнуть в темноту лавки.

Но Люба вытаскивает её назад и прижимает к стене, вцепившись в плечи.

— Ты что, пьяна? Хочешь, чтобы отпуск закончился концлагерем? Мало того, что я… — она обрывает себя.

С бусами ошибочка вышла. А вот Маринка…

Как это вообще понимать?

Они знакомы уже несколько лет, раньше вместе в больнице работали. Потом подруга всё бросила, вышла замуж. Только уже развелась и в отпуск поехала перед тем, как снова вступить в число трудящихся два через два.

Или для того, чтобы найти себе мужчину и сесть ему на шею. Снова.

Люба такое вообще не осуждает, если всё честно и всех всё устраивает.

А вот грабёж — другое дело!

Карлице это точно не понравится.

Маринка смеётся. Но быстро прерывает себя и настороженно осматривается по сторонам.

— Да я же не украду, я деньги оставлю. Помню, она говорила, четыреста рублей стоит. Просто… посторожи меня. Или как сказать правильно? В общем, хорошо, что ты зде… А что ты здесь, кстати?

— Ничего. Я хотела постучать! Боже, Маринка, сдались тебе эти ракушки? Что ты с ними делать будешь вообще?

— Любоваться! Ты либо помогай мне, либо иди, не отсвечивай. Не привлекай внимания.

Люба выдыхает.

Она на удивление умеет держать себя в руках. Сейчас нет смысла разводить панику, вытаскивать Маринку силой — тоже.

А то ещё обидится потом, как сиамская кошка.

Лучше проследить сейчас, чтобы всё было в порядке, а уж затем устроить ей взбучку. В отеле. При закрытых дверях. Когда у неё уже будут чёртовы ракушки.

— Ладно. Ты сама открыла или как? — встаёт Люба у двери.

— Да. Ну, как, я очень хорошо ручку потрясла, там что-то щёлкнуло и взламывать не пришлось, — отвечает она довольным голосом, будто иначе и правда сумела бы взломать замок, и заходит, наконец, внутрь. — Да ты не бойся, это ведь не кража.

— Четыреста восемьдесят за ракушку! — напоминает Люба, а сама вспоминает про бусы.

Она почти не ощущает их на себе и снимать будто бы лень.

И почему чужое не жжётся, как должно было быть у любого совестливого человека?

— Нет, так не пойдёт…

Если хозяйки нет на месте, то она не узнает, сколько они стоят. А ценника точно не было. Придётся их оставить.

Люба пытается расщёлкнуть замочек, но ничего не выходит.

Маринка тем временем заходит за прилавок, копается в поисках ракушек и… не находит их.

— Люб, помоги. Их нигде нет.

Смятые в руке деньги она успевает положить возле кассы и, похоже, забыть о них.

— Она же собиралась куда-то… Если там нет, то она взяла с собой. И русала тоже нет, заметила?

— ДУШОНКИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ, — доносится вдруг неизвестно откуда утробный голос.

Маринка вытягивается стрункой и бледнеет.

— Она вернулась…

И бросается к двери, убегать.

«Голос-то мужской… вроде», думает Люба.

Но эта ремарка никак не делает поведение Марины странным. Бежать — правильное решение.

Краем глаза она замечает расплывчатые тени, сердце мгновенно оказывается в пятках.

Едва удаётся из-за паники не выбросить казённый зонт.

Когда лавка остаётся далеко позади, Маринка останавливается и оборачивается в поисках подруги.

— Фух, ты успела, — вытирает она ладонью пот со лба. — А я уже боялась, что придётся возвращаться за тобой. Фух… Всё, ну в, — ругаться ей пришлось отучаться, а то нехорошо, если вдруг услышит сын, —… сама знаешь куда, такой отпуск. Я в номер, отсыпать недоспанное.

— А ну стоять! — рявкает Люба. — Объяснись!

— А? — непонимающе хлопает ресницами. — Ты про помаду?

Люба складывает руки на груди.

— Какую ещё помаду?

— Розовую, твою. Я пару раз взяла. Но ты не из-за меня тогда ангиной заболела, честно!

— Может, герпесом? С каким пор ты вообще клептоманка у меня?

— Но я не крала! Я пару раз всего накрасилась. Такого ты обо мне мнения, значит? — обиженно дует губы. — Мы ведь на отдыхе, так нужно отдыхать, веселиться! И я вроде не особо за рамки выхожу. Я ведь деньги… — она хлопает себя по карманам джинсовых мини-шорт. — Чёрт! Деньги там оставила.

— Слушай, я тоже рассталась с парнем, — хоть она и именно, что сама рассталась и именно, что с парнем, а не мужем — и без совместно нажитых детей. — Но я ведь не пускаюсь во все тяжкие! Не за мной гоняется толпа мужиков!

— Они… Я… — Маринка захлёбывается воздухом от возмущения, в глазах её начинают блестеть слёзы. — Да что я сделала-то? — спрашивает уже совсем жалобно. — Это случайность была. А с ракушками… Ну дура я, что теперь?

Люба кивает. Ком застревает в горле от голоса подруги. Что ж такое-то…

Она кидается обнимать Маринку и успокаивать.

— Завтра, хочешь, пойдём и разберёмся с этой лавочкой. Ничего страшного.

Маринка кивает, утыкается лбом Любе в плечо и тихо всхлипывает.

— Угу… Спасибо. Люблю тебя.

Мимо, как назло, так не вовремя проходит Роман.

— Ясно… — улавливает он её последние слова. — Сказали бы сразу, а не вот это всё.