Жена для Императора морей (СИ)

ГЛАВА 7. Бывших морских ведьм не бывает!

Тащить ребёнка в свой номер ни в коем случае нельзя, когда там русал в единороге!

До сих пор его поцелуй приятным касанием пульсирует на нежном запястье. Но об этом лучше не задумываться. Совсем.

Люба долго общается с откровенно психующей к концу смены Анитой. Приходится звонить Марине, чтобы она подтвердила, что подруге можно отдавать ключи. Алёшке нужно где-то находиться. Но не у неё, нет. У неё на русалочьем сленге в номере везде трусы валяются. Широкие такие, бугристые и чешуйчатые!

Со скрипом Анита всё же отдала ключи и принесла чашку кофе. Как раз к этому времени подвезли канючащего Алёшку. Он умудрился соскучиться по матери.

— Она очень хотела тебя встретить, милый, но лодка сломалась, но она совсем скоро приедет. Ты как? Устал, наверное? Спать хочешь?

Он мотает своей светленькой головкой, волосы у него, ну точно золотистая рожь, смотрит исподлобья синими глазищами и кривит губы. Ещё поди расплачется!

— Не устал, скорее спать устал. Поехали к маме, тёть Люба!

В ответ усталый вздох.

Но Люба быстро берёт себя в руки и улыбается.

— Давай позавтракаем для начала. Будешь английский завтрак?

— А это как?

Люба одаривает его улыбкой и пожимает плечом.

— Что-то вроде жареной сосиски, жареной картошки, яичницы и фасоли сверху.

Она запускает пальцы в его волосы.

— Еда для настоящих мужчин!

— Ого, — тянет он с предвкушением. — Звучит так, будто это очень много и сытно, и правда для мужчин. Для таких, как я, — кивает он. — Хорошо, давай. А потом к маме?

Люба заказывает завтрак и отводит Алёшку на террасу.

— Я же тебе объяснила, что она сама приедет через несколько часов. Понимаешь?

— Ага, — отзывается он расстроенно. — Но мне скучно. А когда кого-то ждёшь, время идёт медленно.

— А ты вообще не смотришь по сторонам?

Люба благородит официанта и пододвигает к Алёше тарелку с плотным завтраком.

— Мы ведь на курорте. Тут интересно. Приятного аппетита!

— Спасибо, — он принимается за еду, спешно и причмокивая, глядя вокруг таким взглядом, будто еду эту у него могут забрать. — Ну, — говорит Алёша, пытаясь прожевать очередной кусок, — идём?

— Куда? — приподнимает она бровь. — И ты бы это… жевал получше.

Сама она тоже ест, а то с такими приключениями начнутся обмороки.

Вот тебе и отпуск. Вот тебе и первоморье…

Алёша крутится на стуле, принимаясь жевать активнее, и вдруг с этого же стула плюхается на пол.

Ножка оказалась расшатанной.

— Ой… — ударяется он лбом о край стола. — Упал, — и с трудом проглатывает еду.

Любе самой больно становится при взгляде на него, но виду она не подаёт. А то испугает ещё, будет реветь…

— Дай посмотреть, — приподнимает его голову за подбородок.

Алёшка всхлипывает.

— Болит лоб. Страшно там? Что, сотрясение? — делает он большие глаза. — Что тут за стулья такие? Я не виноват, что такие стулья.

— Просто царапина. Пройдём мимо аптеки, куплю тебе спирта. Хорошо?

— Говорят, это вредно. Дядя Боря постоянно покупал. Ну, сосед наш, помнишь?

Люба ведёт его за руку к узким улочкам, где в одной стороне и аптека, и сувенирная лавка, и набережная.

— Ну что ж, тогда куплю перекись. Как ты проводил время с папой?

— Да так, — пожимает он плечами. — Катался с ним на машине, пазлы собирал и смотрел мультики. А ещё он мне порулить дал, но совсем чуть-чуть. Но вообще он не любит играть со мной. Мне каждый раз просить приходилось. Но зато он мне пообещал телефон купить. Круто, да?

Люба едва заметно качает головой, но ничего не говорит.

Спустя уже десять минут она обрабатывает ему царапинку и наклеивает на лоб пластырь с Человеком-Пауком.

— А теперь, вот тебе двести рублей, видишь ту тележку? Можешь купить мороженое. А я зайду в лавку, хорошо?

Ей бы попытаться как-то вернуть себе бусы, но так, чтобы Алёшка не видел. А то ещё подумает неизвестно что, в памяти это отложится и вырастит бандитом.

Он энергично кивает, так, словно задался целью проверить, не отвалится ли пластырь. Берёт деньги и бежит за мороженым.

— Я быстро, тёть Люб!

— Хорошо.

Лавка снова закрыта. Но, может, можно подёргать ручку, как Маринка делала?

Боже, сначала она пытается разделить русалий хвост и самого русала, потом кидается артефактами, а теперь ещё и ворует с риском навсегда испортить чужого ребёнка!

Где-то внутри она чувствует холодок. Словно кто-то дует на стержень, тот самый, который символизирует стойкий характер.

Русалки. Существуют.

— И они мужчины! — ужасается Люба.

У неё ведь не было времени как следует это обдумать, нужно было мчаться вперёд, спасать, рисковать собой…

— И, возможно, человечеством, — шепчет она, на мгновение усомнившись в том, что делает.

Но поцелуй всё ещё чувствуется на коже. Заколдовали её, что ли?

Лавка всё равно заброшенная, карлица действительно уехала, и судя по её реакции на непогоду и бусам — она как-то со всем связана.

Интересно.

Люба, воровато оглядываясь, дёргает за ручку двери.

Афина в чёрном балахоне замирает на углу. В этой спешке она забыла пару важных вещиц, которые нигде больше не достать, кроме как в её закромах. Да и погода проясняется. И если море взбаламутилось по её душу, то искать здесь уже перестали. Ложная тревога?

Тогда почему ей всё думается об Арктуре?

Она замечает ту самую девушку у двери и ухмыляется, но тут же сердце пропускает удар, когда в поле зрения попадает и пшеничноголовый мальчишка.

Просто идеальный для того, чтобы его съесть!

Будь неладна ведьминская натура, она давно с этим завязала и больше не собирается…

— Привет, — ноги сами ведут к нему, — мальчик.

Он держит в руках два мороженых, одно клубничное, другое шоколадное с орешками, и дико жалеет о своём выборе. Потому что какое именно отдать тёте Любе, не знает.

Алёша поднимает… нет, направляет взгляд на маленькую женщину и кивает ей.

Надо же, фея, что ли? Красивая, странноватая, миниатюрная. Только крыльев не хватает за спиной. Она ненамного выше Алёшки!

Ну ладно, выше, но он просто самый маленький среди детей в своей группе.

Однако незнакомка всё равно непохожа на взрослую. Или как сказать правильно?

Он настолько задумывается об этом, что шарик шоколадного мороженого падает на асфальт и разбивается в лепёшку.

И Алёша, понимая, что хотел съесть именно его, всхлипывает:

— Привет.

— Какой же ты неуклюжий! — Афина улыбается. — Хочешь, я отведу тебя в страну мороженого?! Где даже дома из мороженого? И мороженые реки и мороженые лодочки. Идём со мной, — она протягивает ему руку.

На небольшой ладони виднеется родимое пятно, похожее на звезду.

Алёшка замечает его, и только поэтому берёт её за руку. Чтобы повертеть ладонь странной незнакомки и так и сяк. И поднять на неё пытливый, строгий взгляд синих, как море, глаз.

— Татуировки, это нехорошо. Мама так говорит. И тётя Люба, тоже. Я Алёша. А ты? И вот, — кивает в сторону тележки с мороженым. — Можно здесь.

— Это не татуировки, это ключ к стране мороженого, милый мальчик, ты будешь просто мальчиком в моих глазах, волосы у тебя прекрасные… — она вздыхает мечтательно и тянет его за собой. — Здесь еда не та! Ты удивишься, какой она бывает… живой!

— Разве можно есть живую еду? — морщится он, и сам не замечает, как уходит за ней всё дальше. — Если бы со мной говорила булочка, например, — лижет он клубничный шарик мороженого, — я бы не смог её съесть. И это мороженое бы меня пугало. Знаешь почему? Потому что я его лизну, а оно меня за язык схватит. Жутко очень. Хочешь? — предлагает ей. — Оно тоже вкусное. А ты меня потом угостишь шоколадным. Угостишь же?

— Конечно, там, куда я тебя веду, будет всё, что захочешь. Вечно, вечно, вечно… — эхом отдаются её слова.

Дверь поддаётся со скрежетом. Странно, что никто ещё ничего не вынес, одна она такая что ли?

Такая… с русалом в единороге и курортным Романом напротив?

— ОПЯТЬ ТЫ, ЖРИЦА ЛЮБВИ! — громыхает голос.

Ей уже кажется, что это всё записанные фразы, но про любовь-то как совпало!

Она вскрикивает, но хватает бусы, что лежат нетронутые, на том же месте. И выбегает из лавки, словно ужаленная. Тяжело дышит, хватается за сердце, роется в… сумочке, достаёт последние три тысячи из тех, что можно было тратить, швыряет за порог и ищет глазами Алёшку.

Он оказывается на другом конце улицы с…

— Сссс, — срывается с места Люба. — Эй, куда!

Алёшка её не слышит, зато слегка замедляет шаг, сообразив, что его куда-то уводит незнакомка.

— А… надо тёте Любе сказать, — лепечет он, чувствуя подбирающийся к сердцу страх.

— Да, знаю я твою эту тётю! Не отдалась она морю в детстве, теперь бегает тут как сумасшедшая среди людей! Между мирами. Зачем её спрашивать, дурную? Идём, быстрее…

— Не отдалась, это как? — морщится он, пытаясь понять о чём речь. — Типа… не отдала… что?

Афина замечает предмет разговора. Да, именно что предмет, раз не уплыла из Саратова в своё время! И сворачивает с Алёшкой за угол.

На ходу продолжая заговаривать мальчишке зубы:

— Есть такой обряд, как дань морскому королю. Или царю. Или даже богу. По-разному называют, но не суть. Среди людей иногда рождаются дети, которые могут жить как на суше, так и в море. И метка у них морская обязательно будет. В виде родимого пятна необычной формы. По ней родители и должны понять, что их ребёнок — дань повиновения морям. Они обязаны оставить дитя у воды, чтобы верховная ведьма забрала и отдала королю. Такие дети всегда были на особом счету. Но ты, наверное, не слышал об этом ничего… Связь этого мира с миром, где есть место магии, с каждым годом становится всё слабее. Лишь единицы верят в русалок и ещё рассказывают о них сказки.

Несмотря на то, что они бегут быстро, речь её плавная и приятная уху, словно журчание воды.

Но Алёша вдруг упирается пятками и останавливается, поворачивая назад. А так как незнакомка руки его не отпускает, то он пытается тянуть её за собой.

— Мне нельзя уходить без спроса. Даже за сказками. И мороженое уже рас… таяло, — роняет он огорчённо, когда и клубничное плюхается об асфальт. — Ну вот…

Афина качает головой и тянет его за собой на крутую, неприметную тропку, ведущую от лавочек прямо к морскому берегу.

— Слушай сказку дальше, непослушник!

Люба едва продирается сквозь будто бы замедлившиеся время, бусы на её шее гремят змеями, хотя маленькие, возможно, и не настоящие вовсе жемчужинки, не должны издавать такой звук.

— Что здесь происходит? — кричит она. — Отпустите мальчика!

— Сама воровка! — прожигает карлица её взглядом синих глаз. — Бусы мои стащила, да как умудрилась, чтобы я не заметила!

— Да я и сама не заметила! — возражает Люба, которую эта тема очень сильно задевает. — Ребёнок здесь при чём?!

— Я здесь при чём? — вторит ей Алёша и… кусает со всей силы своих молочных зубов карлицу за руку.

Она вскрикивает скорее от неожиданности и крепко прижимает его к себе.

— Хорошенький, — шепчет, — маленький, молочный ещё, но большой, есть где разгуляться, волосёнки светленькие, люблю блондинов, глазки вкусненькие…

Люба кривится, наблюдая за этим. Карлица ухмыляется.

— Ладно, отдам тебе бусы взамен на ребёнка, так уж и быть!

Алёшка всхлипывает, но уже не отбивается. Слишком странно всё, и это заставляет пугаться ещё сильнее.

— Эм, — пытается подобрать он обращение к незнакомке, — феечка? Пусти…

— Я Афина! — она, будто чтобы успокоить ребёнка, принимается гладить его по животу.

— Кто ты такая? Зачем тебе мальчик и как ты связана с… ты знаешь, с чем! — не решается Люба сказать о русалках при Алёшке.

Ещё чокнется, а будто её одной мало!

— Афина, так Афина, — не спорит Алёша. — Но тебя уже видели, пусти! Знаешь сколько…

Как же это заумное слово называется?

— Сколько за… Кибеник. Киднепик… Ки… За похищение детей, короче, тебе светит? Мой папа милиционер!

Точнее, друг его папы, а папа так, просто как-то связан с этим. И бизнес у него ещё. Но какая разница, правда?

У карлицы глаза сиреневеют от гнева!

— А я ведьма семи морей, — раздаётся жуткий шёпот, будто сам ветер озвучивает её мысли, а над ними сгущаются тучи, — проводник между миром магии и людьми, сестра Морского Короля, подруга ветра и дождя…

— А дальше рифму не нашла! — будто продолжает за ней Алёша, хотя у самого сердце замирает от страха и будто обдаётся кипятком.

Или то не сердце?

Он коротко икает, а затем слишком плотный завтрак с примесью мороженого выходит прямо под ноги ведьмы.

— Видимо, — бормочет Алёшка, — всё-таки не мужчина ещё…

Ошиблась тётя Люба, не нужно было для настоящих мужчин завтрак брать.

И глаза начинает щипать от слёз. Обидно. Очень обидно. Не мужчина!

— Нет, не ребёнок! — будто вторит ему Афина. — Плохой завтрак, нездоровый!

Глаза её снова становятся яркими и синими, как само море.

— Но это всё в прошлом, — добавляет она, — теперь я обычная торговка ракушками! Привычки старые дают о себе знать…

Она отшатывается от Алёшки, и его берёт на себя Люба:

— Как ты? Это от волнения так? Мы сейчас же пойдём в участок писать заявление! Как можно так пугать ребёнка?

— Всё нормально, — жалобно говорит ей Алёша, — просто переел. И теперь снова голодный. Мороженого бы… — и здесь он начинает реветь. — Мороженое упало. Упало всё. И моё, и твоё!

— Ну, перестань, тебе теперь попить бы, и есть впредь аккуратнее!

Люба приглаживает его волосы и переводит взгляд на карлицу.

— И что мы с вами делать будем? Сколько, кстати, бусы стоили? Я оставила вам три тысячи. Где-то на полу.

Афина улыбается:

— Столько и стоили! Со скидкой!

Люба щурится.

— Меньше, что ли?

— Да нет, говорю же…

— Сколько?

— Полторы.

Светлые брови неумолимо ползут вверх.

— За магические бусы?

— Да не магические они, просто… Ну да, для тебя магические, в принципе. Но ты ж не возьмёшь наценку за это?! Здесь люди чёрные, про это и не слышали...

— А ракушки по пятьсот рублей?

— Ракушки всем нравятся. Не знаю почему.

— Дорого за ракушки, — будто со знанием дела встревает Алёша в разговор, и начинает плакать с новой силой. — А я хочу ракушку. И мороженое. Но всё упало. У меня упало. И я не мужчина! И папа не милиционер. И мамы нету, — последнее он протянул как можно более жалобно и долго, и принялся кулачками вытирать слёзы.

— Ну, упало и упало, Алёш, что ты разорался-то? — начинает Люба, но быстро обрывает себя. — Скоро Марина приедет, и мороженое тебе купит, и ты мужчина и папа у тебя даже лучше, чем милиционер. Ты просто съел слишком быстро, сам говоришь. Настоящие мужчины жуют, и тогда у них ничего не падает! Ты даже такой красивой даме понравился, гордись!

Он всхлипывает, разглядывает ведьму и немного успокаивается.

— Понравился? — спрашивает у неё. — Очень?

— Ты пробудил во мне молодость, — шепчет она с такой живостью в голосе, будто хочет ему что-то продать.

Алёша поднимает на Любу вопросительный взгляд.

— Это значит, да?

— Наверное.

Она не знает, как бы поговорить с карлицей так, чтобы Алёша не застал ещё больше странностей.

Хотя он даже сейчас особо не задаётся вопросами, слишком впечатлился тем, что не мужчина.

Дети.

Рома точно такой же.

— Нам нужно с вами поговорить, — шепчет она Афине.

— Продалась морю и теперь хочешь сдать меня? Римфорд что-то тебе обещал за мою поимку?

— Что? — у Любы от этих имён голова кругом идёт. — Нет, я никому не продавалась!

— Да, — подходит к ней ближе карлица, — вижу, метка ещё не активирована.

Алёшка и правда будто не слышит их, обнимает Любу за руку, и сверлит ведьму взглядом. И несмотря ни на что, спрашивает у неё:

— Идём за ракушкой?

— Я думаю за неудобства тётушка Афина даст тебе столько ракушек, сколько ты захочешь, — кивает Люба, умиляясь тому, что предпочтения у них с матерью одинаковые, — идёмте, у меня помимо вас ещё много дел.

Прежде чем сдать смену, Анита не выдерживает и достаёт запасные ключи от номера этой странной девицы. Пусть её и не было на месте, но она слышала от горничных, что та ушла с мальчишкой гулять после завтрака.

Нужно проверить номер и выяснить, есть ли какие-нибудь проблемы.

Ей нельзя терять работу, штрафы получать нельзя тоже.

— Ой, ну почему же опять в мою смену… — она улучает момент, оставляет горничную за ресепшеном, бежит по лестнице, сворачивает в коридор и замирает у двери.

— Любовь, вы здесь! Мне срочно нужно войти! Я открываю дверь!

Ему снится родная темнота и огни в ней, которые ледяную тьму эту не разгоняют, а лишь раскрашивают.

Снится родное Дно. И отблеск драгоценных камней. И золотые пики дворца. И разноцветные плавники местных красавиц. Чем радужнее и прозрачнее хвост в основании, тем красивее. Чем длиннее и эластичнее плавники, тем лучше.

У Любы хвост огненный, и плавники, словно юбки у людей на суше… Это очень красиво. И волосы в воде, словно распускающийся светлый цветок. И голос чарующий, вода так откликается на него!

Арктур тянет к ней руку, удивляясь тому, что она здесь, в его родной бездне.

И вдруг слышит шаги…

«Любовь вернулась» — проносится у него в голове и он открывает мерцающие глаза.

И тут же понимает, что это не она. Звук шагов другой. И голос, кажется, звучал вовсе не её. И скрежещет что-то в замке двери…

Арктур опускается на дно. Хвосту тесно. Пол весь в лужах. Он вновь поднимается с громким всплеском, не зная, что делать, и решается на отчаянный шаг…