Жестокое желание

11

МИЛА

Я никогда ни в чем не была так запутана, как в своих чувствах к Лоренцо.

Проснувшись утром, когда мне суждено встретиться с ним, я испытываю в равной степени обиду и предвкушение — два чувства, которые я стала тесно ассоциировать с ним. Обида, потому что он продолжает игнорировать предложение, которое, как я знаю, ему нужно — и которое, как уже стало ясно, нужно нам обоим, — и предвкушение, потому что я хочу увидеть его снова.

Но это предвкушение еще и с оттенком нервозности после того, что произошло в задней комнате Бутона розы.

Мое лицо пылает жаром при воспоминании об этом. Я и раньше имитировала оргазм, когда терлась о мужчину, — с Альфио, с другими клиентами в клубе, которые, как я знала, дадут больше чаевых, если я притворюсь, что испытываю истинное удовольствие, танцуя для них, — но это никогда не было настоящим.

Я и представить себе не могла, что такое возможно. Но в тот момент…

По моей коже поползло тепло другого рода. Мне было хорошо. Так хорошо, лучше, чем любой другой оргазм, который я когда-либо испытывала. Это было эротично и грязно в самом лучшем смысле этого слова: я извивалась на его коленях в одном лишь нижнем белье, используя его как игрушку, пока доводила его до оргазма. Все это время я знала, что должна остановиться.

И не могла.

Я хотела, чтобы его контроль нарушился. Чтобы он почувствовал, как я содрогаюсь на нем, заливая брюки его костюма своим возбуждением, и сорвался. Я хотела, чтобы он положил меня на спину на том диване и трахнул меня, жестко, быстро и отчаянно, так, как я представляла его сейчас и дюжину раз или больше, с зарытыми в себя пальцами.

Я никогда не мастурбировала так часто, как в последние недели после встречи с ним. Я никогда не испытывала такого желания. Но каждое утро, принимая душ, я не могу остановить свои руки, и боль, которую он вызывает при мысли о нем, захлестывает меня до тех пор, пока не становится невыносимой, если я не кончу.

И теперь я собираюсь увидеть его во плоти. После того, что случилось.

Я все еще чувствую его твердую форму в своей руке. Как он напрягся подо мной, как напрягся каждый мускул. Как он вздрагивал и стонал, словно моя рука, поглаживающая его член, была самой изысканной вещью, которую он когда-либо чувствовал. Как будто он представлял себе этот момент, снова и снова.

Мне отчаянно захотелось узнать, как он будет звучать, что он будет делать, если я возьму его в рот. Если я трахну его. Это заставляло меня хотеть его еще сильнее.

А потом он снова и снова давал понять, насколько это невозможно.

Мы зашли в тупик. Он не хочет трахать меня за деньги или трахать меня, пока я работаю на него, а у меня нет другого способа удержать свою жизнь от развала. Мне нужны деньги, и пока все остается так, как есть, Лоренцо считает, что не должен меня трогать.

Благородный мафиози. Ирония судьбы заставляет меня смеяться, когда я собираю свою одежду и иду в душ.

Я знаю, что не должна одеваться для него. Ничего хорошего из этого не выйдет, кроме возможности еще большего унижения, еще большего отказа, еще больших осложнений. Но я не хочу идти к нему в леггинсах и старой футболке. Я хочу, чтобы он считал меня красивой. Я хочу, чтобы он хотел того же, что и я, даже если это причиняет боль.

Маленькая, обиженная часть меня хочет, чтобы ему было больно. В конце концов, это его бардак. Результат ситуации, которую он создал, когда убил Альфио.

Платье, которое я выбрала, — цветочный сарафан длиной до колена, желтый шифон с яркими цветами, разбросанными по нему. Бретельки хрупкие и тонкие, вырез V-образный, достаточно низкий, чтобы намекнуть на почти несуществующее декольте, которое у меня есть и без бюстгальтера. Я надеваю эспадрильи, маленькие золотые серьги-обручи и наношу легкий макияж, оставляя волосы распущенными. Деньги от продажи таблеток лежат в моей шкатулке, и я кладу их в сумочку, выходя в коридор, чтобы застать Дарси на кухне. Я попросила ее прийти сегодня рано утром, так как знала, что мне придется уйти до завтрака, чтобы навестить Лоренцо.

Я не могу сказать Дарси, что именно я задумала, но пока она не задает лишних вопросов. Я благодарна ей за это, даже если ее доверие усугубляет чувство вины. Могу только представить, что бы она сказала, узнав, какую работу я выполняю для Лоренцо.

Сейчас она вытряхивает хлопья в миску для Ники. Я спешу мимо нее и беру со столешницы банановый кекс.

— Спасибо за это. — Беру кекс, и Дарси улыбается мне.

— Это не проблема. Я испекла слишком много. Куда это ты собралась? — Она смотрит на мой наряд со смесью озабоченности и любопытства, и я понимаю, о чем она думает. Она беспокоится, что есть еще один Альфио, требующий моего внимания в ранний вторник.

Она будет и неправа, и права одновременно.

— Балетная встреча. Спонсоры. — Ложь срывается с языка, усугубляя мое чувство вины. — А потом у меня тренировка. Я не вернусь домой до позднего вечера.

— У меня сегодня выходной, так что все в порядке. Мы с Ники посмотрим фильмы Marvel, которые еще не смотрели. Дарси жестом показывает на свой ноутбук, где она обычно транслирует фильмы для Ники, который я не могу себе позволить.

Хотя, судя по тому, что я сегодня отнесу Лоренцо, все может измениться. Мне придется отдать Джуэл часть этой выплаты, но только на этот раз. В следующий раз я получу еще больше.

Это пугает и обнадеживает одновременно. И я должна быть осторожна, потому что потеря Альфио преподала мне один важный урок.

Неизвестно, как долго это продлится.

Я должна заработать как можно больше и сэкономить как можно больше, пока это есть.

— Ему это понравится. — Я подхожу и ерошу волосы Ники, быстро целую его в макушку и благодарно улыбаюсь Дарси. — Большое спасибо.

— Без проблем. Иди. Ты же не хочешь опоздать.

Я стараюсь не чувствовать груз вины на своих плечах, но это трудно. Дарси проводит свой выходной день, сидя с Ники. Хотя я знаю, что ей искренне нравится быть рядом с ним — она единственный ребенок, и жалеет, что у нее нет братьев и сестер, — тот факт, что я лгу ей, заставляет меня чувствовать себя ужасно.

Но что я вообще могу сказать?

Я предлагала другому боссу мафии секс за деньги, и он отказался. Теперь я продаю для него наркотики. Все в порядке.

Она бы точно не согласилась, что это нормально.

Поездка на автобусе в ту часть города, где находится офис Лоренцо, очень жаркая, и я чувствую себя немного липкой. Я убираю волосы с шеи, пока иду к зданию его офиса, желая, чтобы подул ветерок, и чувствую себя немного увядшей, когда захожу внутрь. Я благодарна кондиционеру, поэтому на мгновение задерживаюсь в холле, предвкушая, как буду подниматься на лифте в его офис.

С каждым этажом мое предвкушение и нервы растут. Я с трудом сглатываю, когда загораются кнопки, приближаясь к его этажу, а когда лифт звенит и двери открываются, мой желудок опускается с нервным рывком, от которого у меня начинает кружиться голова.

Я хватаю сумочку, выхожу в коридор и иду к его кабинету. Я останавливаюсь перед дверью и решительно стучу. Я не хочу, чтобы он понял, как я волнуюсь.

— Входите. — Его голос низкий и глубокий, и я стараюсь не вспоминать, как в последний раз, когда я его слышала, он произносил мое имя. Теперь я знаю, как он звучит, когда стонет. Когда он кончает.

Я открываю дверь, стараясь не обращать внимания на то, как трепещет сердце в моей груди. Когда я делаю шаг внутрь и закрываю ее за собой, то вижу, как взгляд Лоренцо окидывает меня всего один раз, как будто не в силах сдержаться. А потом его взгляд останавливается на моем лице, холодный и пустой, как будто той ночи в клубе никогда не было.

Я напрягаюсь, вскидывая подбородок. Я тоже могу играть в эту игру, говорю я себе, подходя к его столу. Я могу притвориться, что все это не имеет значения, что его отказ не причиняет боли. И что его предложение тоже не причиняет боли, только по-другому.

Я искренне считаю, что он не хотел быть жестоким. Но мысль о том, что он так ясно видит, что мне нужно — выход, который не потребует от меня унижения, риска попасть в тюрьму и навсегда потерять младшего брата, — и бросает его передо мной таким образом, что я не могу его принять… это кажется жестоким. Даже если это было непреднамеренно.

— Мистер Кампано. — Я подхожу к его столу и опускаюсь в одно из кожаных кресел. — Ваши деньги у меня.

Слабая ухмылка подрагивает в уголках его губ.

— Значит, мы к этому вернулись, да?

— Это вы указали на то, что я работаю на вас. — Я открываю сумочку и достаю пачку денег. Передаю ему, и сердце вдруг начинает биться сильнее в груди. Я знаю, что там все, до последнего доллара, но у меня необъяснимый страх, что он обвинит меня в том, что я его обманула.

До сих пор он никогда не использовал меня в своих целях. И сейчас не начнет.

Босс мафии или, в данном случае, брат босса, это последний человек, которому я должна доверять. Но что-то заставляет меня хотеть доверять Лоренцо. Это инстинктивное чувство, и впервые в жизни я сомневаюсь в этом инстинкте. Оно не может быть правильным, когда речь идет об этом человеке.

Он берет рулон денег, его взгляд устремлен на меня.

— Здесь все? — Спрашивает он, но в его тоне есть что-то почти скучающее, как будто он знает, что это так, и задает вопрос только по привычке.

— Да. — Он тоже мне доверяет. Это похоже на хрупкую связь между нами, которая не должна существовать.

Лоренцо все пересчитывает. Он сидит, раскладывая деньги по пачкам и делает пометки, а я все крепче сжимаю руки на коленях. На шее выступает мелкий пот, а легкие словно сжались. Мне вдруг захотелось выйти из кабинета на воздух.

Наконец Лоренцо берет тонкую пачку банкнот и подталкивает ее ко мне.

— Ваша доля, — просто говорит он. — В следующий раз, конечно, будет больше, но мне пришлось вычесть аванс из этой оплаты.

— Конечно. — Я не считаю деньги, но, глядя на них, понимаю, что мне хватит на карманные расходы, и на лечение Ники в течение следующих двух недель. И еще останется достаточно, чтобы купить хорошие продукты. Может быть, даже на месяц "Нетфликс" для него. Меня охватывает трепет счастья, чувство защищенности, хотя бы на мгновение. И это стоит того ужаса, который приходит вслед за ним, когда Лоренцо достает еще одну упаковку таблеток.

— Те же, что и раньше. — Он протягивает их мне. — Позвони мне, когда закончишь их продавать и будешь готова отдать мне деньги.

Вот и все. Холодно, прямолинейно, с фактами. Ничто в его лице или поведении не выдает, думает ли он о том, что произошло в клубе, о его горячем, напряженном члене в моей руке, когда я гладила его, о моем теле, бьющемся о его тело, когда я кончала. Я не вижу на его лице даже проблеска желания.

Я не должна чувствовать разочарование. Я должна почувствовать облегчение. На одно осложнение стало бы меньше. Но вместо этого я чувствую, как мое сердце замирает, когда он поднимает бровь.

— Есть что-нибудь еще, мисс Илени?

Я и не подозревала, как мне будет не хватать, чтобы он произносил мое имя. Формальное обращение звучит слишком жестко, неправильно на его языке, но я просто качаю головой, беру сумочку и встаю.

— Я позвоню вам, когда буду готова.

Деньги и таблетки тяжелеют в моей сумочке, когда я сажусь на автобус и направляюсь в банк. У меня с собой достаточно экстази, чтобы меня арестовали за намерение распространить, если поймают, а я намерена распространять, так что это было бы справедливо, и от этой мысли мне становится не по себе. Нет никаких причин для того, чтобы меня поймали, напоминаю я себе, садясь в автобус. Во мне нет ничего подозрительного, и у полицейского нет причин останавливать меня и заглядывать в мою сумочку. Но тревога остается, скручивая мой желудок, пока я еду на автобусе в банк, чтобы положить деньги на депозит.

К счастью, мой банк привык к тому, что я регулярно вношу на счет большие суммы наличных, благодаря моей работе в клубе. Эта сумма не должна вызывать никаких подозрений. Но беспокойство не поддается рациональному объяснению, и мне приходится подавить желание вернуться в автобус и поехать домой, когда я выхожу из него.

Вид полицейской машины позади автобуса ничуть не облегчает бурчание в моем желудке.

Не смотри. Я должна продолжать идти мимо, даже не взглянув. Так поступил бы обычный, ни в чем не повинный человек. Ведь так? Или они посмотрят, потому что им не о чем беспокоиться?

Зубы впиваются в нижнюю губу, и я не могу удержаться, чтобы не бросить быстрый взгляд на машину. Это похоже на виноватый взгляд. И тошнота в животе только усиливается, когда я вижу офицера на водительском сиденье и понимаю, что узнаю его.

Черт. Черт, черт, черт.

Каждый инстинкт в моем теле кричит, чтобы я шла быстрее. Даже бежать. Офицер в машине — тот самый человек, который приходил в клуб, тот самый, который смутно угрожал мне, и если и есть кто-то, кого мне стоит опасаться, что меня обыщут, даже если я не сделала ничего плохого, так это он.

Я заставляю себя идти ровным шагом. Непринужденно. Прогулка человека, которому нужно куда-то идти, но который не беспокоится о том, кто может преследовать его, пока он это делает. Все это время я напрягаюсь в поисках звука шагов позади меня, догоняющих меня, или звука приближающейся машины.

Ничего, кроме обычного шума пешеходного движения в центре города в ранний вторник днем.

Я не осознавала, что задерживаю дыхание, пока не выпустила его. Оно вырывается из меня мягким порывом, и, хотя я не осмеливаюсь оглянуться через плечо, я уверена, что он не идет за мной.

Совпадение, и ничего больше.

Пополнение счета в банке проходит гладко, и, когда я проверяю телефон, оказывается, что у меня достаточно времени на обед, прежде чем мне нужно будет идти в балетную студию. Обед вне дома, вместо того чтобы приготовить что-то дешевое и быстрое дома, кажется чрезмерной роскошью. Мой пульс немного учащается, когда я иду к близлежащему кафе, мимо которого я уже проходила, и меня охватывает волнение. Сесть за столик на открытом воздухе и пообедать в одиночестве — это как изысканное удовольствие.

Я беру воду и куриный салат "Цезарь" — мне приходится следить за тем, что я ем, даже когда я угощаю себя, — и наблюдаю за прохожими на тротуаре. На мгновение я чувствую, как расслабляюсь. Мои плечи расслабляются, и напряжение уходит из меня. У меня есть время, еще тридцать минут до того, как мне нужно будет сесть на автобус. У меня есть деньги, пока что. В этот короткий промежуток времени кажется, что все может быть хорошо.

Это не продлится долго, но я так давно этого не чувствовала, что позволила себе расслабиться, хотя бы на секунду. Как будто поднимаюсь на воздух, когда тону.

Когда я направляюсь к автобусной остановке, я снова вижу полицейского, и напряжение возвращается. Ничего страшного, говорю я себе, садясь в автобус. Это та же самая улица, только несколькими кварталами выше, вероятно, он патрулирует ее сегодня. Я не заметила никаких признаков того, что он меня узнал, так что беспокоиться не о чем.

Но когда я выхожу из автобуса, в совершенно другом районе, где находится балетная студия, — я снова вижу его.

У меня перехватывает дыхание, и головокружение охватывает меня с новой силой. Я снова с болью вспоминаю о пакетике с таблетками в своей сумочке. Нет никакой причины, никакого совпадения, которое могло бы объяснить его присутствие здесь и сейчас, если только он не преследует меня.

Мне требуется все мое самообладание, чтобы идти к студии размеренным шагом. Оказавшись внутри, я роюсь в сумочке, боясь случайно уронить упаковку с таблетками, пока нащупываю телефон, который дал мне Лоренцо. Я знаю, что он не ожидает услышать меня так скоро, но я не знаю, что еще делать.

Он должен знать, что за мной следят. Я уверена, что он будет в ярости, если я не скажу ему.

Я не могу ему позвонить. Боюсь, что разрыдаюсь, если позвоню. Беспокойство переросло в панику, и я вздрагиваю от каждого шума, уверенная, что полицейский последовал за мной сюда, намереваясь потребовать обыскать мою сумку.

За мной следят. Что же мне делать?

Дрожащими пальцами я набираю сообщение и нажимаю кнопку "Отправить". Я понятия не имею, что еще сказать, это же одноразовый телефон, но, конечно, я должна избегать любой инкриминирующей информации, например имени Лоренцо. Он даже не сохранил свое имя под номером, это просто единственный номер в телефоне. Я даже не знаю, должна ли я писать ему на него. Он всегда говорил мне звонить.

Через мгновение телефон пищит.

Следят?

Я тяжело сглатываю, оглядываюсь через плечо, прежде чем направиться по коридору к шкафчикам. Прислонившись к холодной бетонной стене, я быстро набираю еще одно сообщение.

Полицейский. Из клуба.

Проходит еще мгновение. Телефон снова жужжит.

Где ты?

Я закрываю глаза, пытаясь отдышаться. По крайней мере, кажется, что он воспринимает меня всерьез. Но меньше всего мне хочется, чтобы Лоренцо приехал сюда. Я очень старалась разделить эти части моего мира: мою должность в балете и мою работу в клубе. Приезд Лоренцо может привести к тому, что эти две части окажутся вместе.

Он захочет получить ответ, и я должна сказать ему правду.

Балетная студия. На углу Парка и 9-й улицы.

Не знаю, почему я даю ему адрес, просто инстинктивно чувствую, что это будет следующий вопрос, который он задаст, а у меня так дрожат руки, что я не знаю, сколько еще сообщений я смогу отправить. Но телефон больше не звонит, и через минуту я засовываю его обратно в сумку.

Я не представляю, как я должна танцевать в таких условиях. Но я должна. Одна ночь в клубе, это еще ладно, но Аннализа безжалостна. Любая оплошность, любой признак усталости, напряжения или ошибки, и она будет вне себя. Здесь я должна быть идеальной, всегда. Мы все должны.

Если я не смогу совладать со своими эмоциями и пройти через это, то могу потерять единственную вещь, помимо Ники, которая действительно имеет для меня значение.

Глубоко вздохнув, я подхожу к своему шкафчику и открываю его. Я кладу свою сумку внутрь, стараясь поставить ее вертикально, чтобы не было шанса, что она упадет и рассыплет содержимое, и достаю колготки, купальник и пуанты. Через пятнадцать минут я уже стою на полу в тренировочном зале и зашнуровываю обувь.

Много-много раз эта комната давала мне возможность убежать от всего, что меня мучило. От всех забот, страхов, тревог за будущее, за Ники, от ответственности, которую я теперь несу, чтобы его жизнь была хорошей. Мне часто удавалось потерять себя в нем, в знакомых ритмах и узорах, в музыке, в красоте искусства, которое пленяло меня с детства. Балет — это все, о чем я когда-либо мечтала. Я мечтала об этом с того момента, как впервые увидела балерину, и, по крайней мере, в этом я получила то, что хотела.

Или, во всяком случае, нахожусь на пороге этого.

У меня главная роль в следующем представлении. Шанс доказать, что я достойна быть примой, что все эти долгие годы, часы и потраченные деньги того стоят. Что эта единственная мечта — то, чего я могу достичь, даже если все остальное в моей жизни пойдет не так, как я надеялась.

У меня есть это, и мысль о том, что я могу это потерять, выше моих сил. Именно поэтому мы все еще в Лос-Анджелесе. Именно поэтому я так упорно боролась за жизнь, которую у меня постоянно отнимают, по одному дюйму за раз.

Напряжение наматывается на меня, как узловатая веревка. Я пытаюсь растянуть его, сбросить в разминке, которую делала сотни раз, но оно остается. Я жестче, чем должна быть, моим движениям не хватает грации, и я вижу неодобрительное выражение Аннализы еще до того, как она полностью повернется в мою сторону.

— Вы сегодня в другом месте, мисс Илени?

Мисс Илени. В этом формальном обращении, прозвучавшем из уст моей строгой балетной наставницы, нет ничего соблазнительного. Но от этого обращения у меня в животе все равно поднимается жар, когда я вспоминаю, как Лоренцо называл меня именно так, раньше, в своем кабинете.

Он может быть на пути сюда, прямо сейчас.

Желание немного размягчает мои конечности.

— Простите, — говорю я. — Мне больно, вот и все. Наверное, я перестаралась на последней тренировке.

Аннализа хмурится.

— Если ты правильно делаешь шаги, то ничего не должно болеть. — Это чушь, и она это знает: боль — неотъемлемая часть жизни балерины. Больные мышцы, натянутые нервы, пальцы с почерневшими или отсутствующими ногтями, ноги, сведенные судорогой и скрюченные. Но Аннализа утверждала, пока я танцевала для нее, что совершенство достигается без боли. Что если наши тела болят, это значит, что мы должны заставить их работать усерднее, принять это, а не чувствовать.

Это полная чушь, но ни у кого из нас не хватает смелости возразить.

— Конечно. — Я киваю, прикусив губу. — Я буду стараться лучше.

— Проследи за этим. Твоя дублерша с удовольствием займет твое место, если тебе слишком сложно. Не так ли, Рашель?

Рашель кивает, но бросает на меня извиняющийся взгляд из-под ресниц, когда Аннализа отворачивается, чтобы порицать кого-то другого. Она не может сказать "нет" — Аннализа ее за это ударит, если она предположит, что не будет в восторге от возможности получить главную роль для себя.

Амбиции, это то, что Аннализа находит привлекательным в приме, или будущей приме. Она считает, что лучшие сражаются за себя, а не за других.

Может быть, именно эту слабость она всегда видит во мне, потому что я всегда сражалась за всех, кроме себя. Больше всего за Ники.

Я заставляю себя заниматься, стараясь размять конечности, двигаться с грацией, не думать о катастрофе, которая, возможно, вот-вот разыграется за этими стенами. И когда музыка наконец затихает, замедляясь, когда я выполняю последние шаги и отхожу от партнера, я поворачиваюсь и вижу Лоренцо, прислонившегося к дверному проему.

Мое сердце на короткую секунду замирает в груди. Он выглядит невероятно красивым, освещенный светом из окна в коридоре, его рукава закатаны, чтобы показать мускулистые и, что удивительно, татуированные предплечья. Я никогда раньше не видела его без рукавов рубашки и почему-то не ожидала, что у него есть татуировки. Он казался слишком сдержанным, слишком расчетливым для этого.

Его темные брюки безупречно сидят на нем, рубашка так же хорошо подогнана, а его зеленый взгляд прикован ко мне, когда он наблюдает за происходящим, его темные волосы слегка спадают вперед. Он великолепен и опасен, а взгляд на его лице настолько горяч, что у меня перехватывает дыхание, когда я останавливаюсь и опускаюсь на ноги.

Я чувствую, как все женщины, да и некоторые мужчины в зале, смотрят на него. Я чувствую смесь ревности и гордости. Гордости, потому что я знаю, что он хочет меня, и ревности, потому что он отказывается сделать меня своей.

Он мог бы заполучить любого в этой комнате бесплатно, и я бы никогда об этом не узнала. Но у нас другие обстоятельства.

Медленно, осторожно он наклоняет голову в сторону холла, давая понять, что будет ждать меня там. А затем поворачивается и выскальзывает из дверного проема.

Мое сердце все еще бешено стучит в горле. Я опускаюсь на пол, расстегивая пуанты, не обращая внимания на взгляды и шепот вокруг. Рашель подхватывает меня под локоть и опускается на пол рядом со мной.

— Мила? Это…

— Я не могу об этом говорить. — Я бросаю на нее извиняющийся, умоляющий взгляд, и она колеблется, но через мгновение кивает. Я вижу, что у нее полно вопросов — возможно, она умирает от желания задать их все, — но, к моему облегчению, она уважает мою потребность не говорить об этом.

Дело даже не в том, что я не могу. Я не хочу. Я не хочу пытаться объяснить все это кому-то другому, когда сама едва могу с этим смириться.

Я надеваю мягкие кожаные туфли, морщась от привычной боли в ступнях, и выхожу, чтобы найти Лоренцо.

Он ждет меня в дальнем конце коридора, засунув руки в карманы. Я вижу складку беспокойства между его бровями, когда он смотрит на меня, и я ускоряю шаг, несмотря на боль в ногах, беспокойство снова набирает силу. У меня появилось внезапное, отчаянное чувство, что я должна рассказать ему все, и это пугает меня почти так же сильно, как сама ситуация.

Я абсолютно, однозначно, не могу начать нуждаться в этом человеке. Ни для чего большего, чем я уже имею.

— Ты уверена? — Он задает этот вопрос резко, низким голосом, как только я оказываюсь достаточно близко, чтобы услышать.

Мне не нужно спрашивать, что он имеет в виду.

— Абсолютно. — Это звучит как хриплый шепот, и беспокойство на лице Лоренцо становится еще глубже. Во мне что-то зарождается, усиливая панику, и она выплескивается наружу. — Я не могу попасть в тюрьму. Лоренцо… — Слова вырываются потоком, негромко и хрипло, но все же с бешенством. — У моего брата никого не будет. Его отдадут в приемную семью, его заберут у меня… Я не могу этого допустить. Должен быть способ все исправить, заставить его оставить меня в покое…

— Мила. — Его голос спокоен, спокойнее, чем должен быть в данных обстоятельствах. — Я не позволю ему причинить тебе боль. Я не позволю ничему причинить тебе боль. Я обещал тебе это, помнишь?

— Как ты можешь быть уверен? — Ты сказал, что иногда кто-то должен взять вину на себя, что должен быть козел отпущения, что…

— Я не позволю, чтобы это была ты.

— А что, если они будут настаивать? Что, если денег не хватит…

— Мила. — Звук моего имени, мягкий на его языке, отдается слабым эхом в моих ушах, но этого недостаточно. Теперь, когда паника захлестнула меня, я не могу ее остановить.

— Он что-то знает. Он не оставит меня в покое, пока не выяснит это. Если он последует за мной домой…

Внезапное мягкое прижатие рта Лоренцо к моему останавливает прилив сил.

Мне требуется мгновение, чтобы осознать все это. Его руки, нежно лежащие на моей талии. Его теплый цитрусовый аромат наполняет воздух вокруг нас. Его рот, мягкий и нежный на моем. Он притягивает меня ближе, но в этом нет ничего жесткого, быстрого или отчаянного. Вместо этого он притягивает меня к себе, как будто предлагает твердую плотность своего тела для моего комфорта, для моей защиты. Мне есть на что опереться, чтобы переждать бурю, которая поднялась внутри меня.

Его рот накрывает мой, так невероятно нежно, что это пугает меня. Я ожидала, что поцелуй будет грубым и требовательным. Я не думала, что в этом мужчине может быть что-то настолько нежное.

Тот факт, что это так, словно разрушает что-то во мне. Он притягивает меня, увеличивая то, как сильно я хочу его, забирая сырое желание и превращая его в нечто другое, в нечто с чувством. Боль от потребности распространяется в моей груди, обволакивая сердце, и я хочу прижаться к нему. Я хочу доверять ему. Я хочу верить, что это не какая-то ловушка.

Его руки скользят по моей талии к бедрам, притягивая меня ближе. При всей странной сладости поцелуя, в нем нет недостатка в похоти. Я чувствую, как он напрягся, прижимаясь ко мне, и толчок чистого вожделения проносится по моим нервам, заставляя меня вздрогнуть. Я слышу тихий стон, который я издаю, вибрирующий от его рта.

В глубине коридора я слышу шум других членов корпуса. Учителя, ученики. Нет ничего плохого в том, что я стою здесь и целую Лоренцо, но какой-то глубинный инстинкт подсказывает мне, что нужно отстраниться.

Это похоже на притягивание двух магнитов друг к другу. Я хочу снова погрузиться в его объятия, как только прерву поцелуй, и, судя по темному, горячему взгляду в его глазах, думаю, он чувствует то же самое.

Он тянется вверх, почти не задумываясь, и убирает за ухо прядь волос, выбившуюся из пучка балерины.

— Ты выглядишь прекрасно в таком виде, — бормочет он, его голос низкий и хрипловатый. — Растрепанная. Мне хочется…

Его голос прерывается, и я чувствую, как наклоняюсь к нему, желая, чтобы он закончил фразу.

— Чего ты хочешь? — Шепчу я, не в силах остановиться, и в его взгляде мелькает сожаление.

Мой желудок медленно опускается. Он снова собирается отстраниться от меня.

— Я хочу, чтобы ты пока вернула мне таблетки, — мягко говорит он. — Я хочу, чтобы ты не продавала их больше, пока не спадет жара. Это лучший способ обезопасить тебя.

Паника снова накатывает, густая и удушливая.

— Я не могу, — вздыхаю я, мой голос дрожит. — Ты знаешь, что я не могу. Лоренцо…

Все прежнее спокойствие, уверенность в том, что хотя бы на какое-то время все наладится, растворяется. Пока этого было достаточно, но это ненадолго…

— Мила. — Он поднимает руку и прижимает ее к моему лицу. — Послушай меня, пожалуйста. Я понимаю твою ситуацию. Я не собираюсь бросать тебя на произвол судьбы. Но мы должны действовать разумно.

Он лезет в карман, и я замираю, чувствуя, что мой разум словно затуманился, когда вижу, как он вынимает толстую пачку банкнот.

— Вот. — Он вкладывает их мне в руку. — Не беспокойся о том, чтобы называть это авансом или чем-то еще. Мы разберемся с этим позже. И ты заработаешь их, когда жара спадет, так что не…

У меня голова идет кругом. Это должен быть подарок, это ясно, но время, проведенное с Альфио, научило меня тому, что ни один подарок не достается даром. Что бы мне ни предложили, я должна быть готова заплатить за это немедленно, пока цена не стала еще дороже.

Лоренцо — не Альфио. Он показал мне это. Но старые привычки умирают с трудом.

И желая его, мне гораздо легче сделать то, что я считаю нужным.

Я хватаю его за руку и тащу в другой конец зала. Там есть подсобка, неиспользуемый кабинет, и я поняла, что буду делать, как только деньги появились в моем кармане.

— Мила…

Он идет за мной, даже когда мое имя звучит в воздухе между нами. Я втаскиваю его в комнату, закрываю за нами дверь и прижимаю его к стене рядом с ней. На краткий миг он позволяет, а затем качает головой.

— Мила, прекрати.

Я игнорирую его, опускаясь на колени. Он все еще наполовину твердый, твердая форма его члена давит на переднюю часть брюк. Я уже знаю, каков он на ощупь в моей руке, но я хочу большего. Я хочу знать, каков он в моем рту.

Затылком я понимаю, что это предлог, чтобы получить от него то, что я хочу. Я могу представить, что делаю это в обмен на деньги, чтобы убедиться, что между нами нет никаких долгов, что впоследствии он не придумает что-нибудь гораздо худшее, чего он хочет. Но на самом деле я хочу быть здесь, на коленях перед ним, мои руки тянутся к его поясу.

— Тебе не нужно этого делать. — Его взгляд, прикованный к моему рту, говорит о другом. Я вижу жар в его глазах, напряжение, пробегающее по его телу. Мышцы его бедер напряжены, член уже стоит на месте, а его рука тянется к моим волосам, как будто он не может удержаться, его большой палец проводит по моей скуле, когда я расстегиваю его ремень и тянусь к молнии. — Мила…

— Я хочу. — Я вдыхаю эти слова, расстегивая его молнию, и мои пальцы проскальзывают внутрь, чтобы почувствовать густой жар его члена. — Я хочу этого. Пожалуйста.

Его глаза закрываются на краткий миг, и я чувствую, как его член подрагивает от моих пальцев.

— Боже, принцесса. Ты хоть представляешь, что это делает с мужчиной?

— Что? — Мои пальцы гладят его по всей длине, освобождая его от брюк.

— Слышать, как ты умоляешь пососать мой член. — Его голос низкий и хриплый, такой густой от желания, что я почти чувствую, как он скользит по моей коже. — Ты знаешь, сколько раз я представлял себе это?

Лоренцо смотрит на меня, стоящую перед ним на коленях, моя рука обхватывает его твердый член в дюйме от моих губ.

— Я кончал дюжину раз, представляя себе именно это, — пробормотал он. — Я должен остановить тебя, но как, черт возьми, я должен это сделать?

— Не надо, — шепчу я, а затем скольжу губами по кончику его члена.

Все его тело напрягается. Его рука прижимается к моим волосам, не отталкивая меня, но я чувствую, как он контролирует себя, чтобы не сделать этого. Я чувствую всплеск желания в своем теле, дьявольское желание снова узнать, что нарушит его контроль, что заставит его сорваться и толкнуть меня вниз на свой член, трахая мое лицо. Я наполовину разочарована тем, что он этого не делает, и наполовину благодарна, его член толстый, длинный и невероятно твердый, и я не уверена, сколько я смогу выдержать.

У нас нет времени медлить. Кто-нибудь может заглянуть в подсобку, которая, как это часто бывает, не используется, в любой момент. Ключи есть у многих. Но я не могу заставить себя торопиться. Вместо этого я наклоняюсь вперед, обхватываю губами только кончик, провожу по нему языком, пробуя на вкус соль его спермы. Осторожно я дразню мягкую плоть под ним, и Лоренцо резко втягивает воздух, его рука сгибается на моем затылке.

— Черт, — вздыхает он, прислоняясь спиной к стене. — Боже, твой рот уже так чертовски хорош…

Он говорит это тихим шепотом, но это как-то более эротично, чем если бы он произнес эти слова вслух. Я никогда не считала себя эксгибиционисткой, но что-то в возможности быть пойманной заставляет мое сердце биться быстрее, кровь приливает к горлу, когда я снова дразню кончик его члена языком. Мысль о том, что кто-то застанет нас, меня, стоящую на коленях с членом Лоренцо во рту, заставляет мое тело напрячься, и я чувствую, насколько я мокрая. Я совсем не трогала себя, но чувствую, как влажная ткань трусиков прилипает к коже под колготками.

Медленно, дюйм за дюймом, я скольжу губами по его длине. Я так давно не получала такого удовольствия. Не могу вспомнить, чтобы я когда-нибудь получала такое удовольствие. Он чистый и слабосоленый на вкус, и мои губы напрягаются, чтобы вместить его весь в рот, толстые вены пульсируют на моем языке. Я провожу кончиком языка по каждой жилке и дюйму его плоти, чувствуя, как он напрягается и задыхается, когда я спускаюсь вниз, а головка его члена скользит к задней части моего языка. Когда я поднимаю взгляд, глаза Лоренцо закрыты, челюсть сжата, и он тяжело сглатывает.

Каждый дюйм его тела кричит о наслаждении, о том, что он пойман в тиски изысканных ощущений, и желание неуклонно пульсирует во мне при виде этого. И еще ощущение власти — этот мужчина, этот опасный, сильный человек, на данный момент находится в моей власти. Сейчас он ничего не хочет так сильно, как чтобы я заставила его кончить.

Медленно, с трудом я ввожу его глубже. Я задыхаюсь, когда головка его члена вонзается в мое горло, и торопливо сползаю с него, задыхаясь. Остекленевшее выражение лица Лоренцо, когда он смотрит на меня сверху вниз, заставляет меня чувствовать головокружение от желания.

Я понимаю, что он имел в виду, когда, глядя на меня, сказал, что ему нравится видеть меня растрепанной. Это самое подходящее слово для того, как он выглядит сейчас: одежда растрепана, волосы упали на напряженное от возбуждения лицо, брюки расстегнуты, а влажный, набухший член жадно торчит, отчаянно желая снова взять меня в рот.

— Боже, Мила… — Он выкрикивает мое имя, и я наклоняюсь, снова обхватывая его губами, как только у меня появляется возможность перевести дух. — Черт, ты заставишь меня кончить…

Его член бьется о мой язык, и я чувствую, как дергаются его бедра, как напрягается его тело, пытаясь не входить слишком глубоко. Я снова медленно скольжу вниз, обводя языком его ствол, пытаясь проникнуть дальше, а его пальцы вьются по моим волосам.

— Ты так чертовски красива в таком виде. — Его рука движется вниз, пальцы проводят по моей челюсти. Его большой палец нажимает на уголок моих губ, где они растянуты вокруг него, и он стонет с низким, почти отчаянным звуком. — Боже, я не могу…

Когда кончик его члена проникает в мое горло, и мои мышцы судорожно сжимаются вокруг него, когда я пытаюсь вогнать его глубже, Лоренцо издает придушенный звук, который повторяет мой.

— Черт, Мила, я…

Он пытается отстраниться, но я тянусь к нему, обхватывая рукой его бедро, чтобы удержать его на месте. Я сжимаю губы вокруг его члена, посасывая его сильнее, когда чувствую, как он напрягается и пульсирует, и успеваю мельком увидеть, как Лоренцо прижимает кулак к своему рту, прежде чем внезапный прилив его спермы заполняет мой рот.

Это так неожиданно и так много, что трудно не задохнуться. Я судорожно сглатываю, продолжая проводить языком по головке его члена и двигая губами по его пульсирующей длине, пока Лоренцо задыхается и содрогается у стены. Я слышу, как он ругается под нос, приглушенные звуки раздаются за его кулаком, когда он старается не шуметь. Где-то посреди всего этого я уверена, что слышу, как он произносит мое имя.

Медленно, когда все до последней капли покрыли мой язык, я позволяю ему выскользнуть из моего рта. Я смотрю на него сверху, обхватывая рукой его все еще твердый член и провожу языком по кончику, чтобы слизать все до последней капли, и Лоренцо испускает резкий вздох, вздрагивая.

— Мила, блядь, это уже слишком. — Он дергается в моей хватке, и рука, которая лежала на моих волосах, тянется к моей руке, поднимая меня на ноги.

Внезапная, странная застенчивость охватывает меня.

— Тебе было хорошо? — Шепчу я, и Лоренцо смотрит на меня так, будто я только что заговорила на иностранном языке.

— Господи, Мила. — Он резко поворачивает меня, меняя положение так, что я оказываюсь спиной к стене, его рука гладит мои волосы, а другой он пытается наклонить мой подбородок вверх, чтобы я посмотрела на него. — Никто никогда в жизни так не сосал мой член.

— Хорошо. — Я даю ему маленькую, трепетную улыбку. Мое тело дрожит, все еще охваченное жаром и желанием, и взгляд Лоренцо темнеет, когда он смотрит на меня.

— После того, что ты только что сделала, я могу чувствовать себя правым только в одном случае, — пробормотал он. Его рука опускается с моих волос, большой палец мягко надавливает на нижнюю губу, оставляя на ней небольшую вмятину.

По мне пробегает еще одна дрожь.

— Что это?

Лоренцо тянется к моей талии, приподнимая меня, как будто я совсем ничего не вешу. Мои ноги сами собой обхватывают его бедра, и на один короткий миг он прижимает меня к стене, а его влажный полутвердый член оказывается зажатым между нами. Я чувствую, как он напрягается, как его бедра бьются об меня, как будто все в нем кричит о том, чтобы он трахнул меня, чтобы я полностью принадлежала ему.

Но вместо этого он разворачивается, несет меня к неиспользуемому столу в задней части комнаты и усаживает на его край.

Осторожно раздвигает мои ноги, проходя между ними. Я дрожу от желания, не в силах смотреть ему в глаза, и Лоренцо поднимает мое лицо, чтобы я снова встретилась с его взглядом.

Желание, которое я вижу в его глазах, заставляет меня чувствовать, будто каждый мой нерв горит. Между ног разливается жидкое тепло, по телу разливается боль, и кажется, что мы можем провести здесь часы, а я все равно не буду удовлетворена. Я хочу сорвать с него каждый сантиметр одежды, увидеть его голым и раздетым передо мной, почувствовать его голую кожу на своей. Сердце колотится в груди, а выражение его лица настолько мягче, чем все, что я когда-либо видела, что я не знаю, возбуждаться мне или ужасаться.

— Когда я представлял, как делаю это, — бормочет он, его большой палец все еще проводит по моей нижней губе, — я слышал, как ты выкрикиваешь мое имя. Но после того, что ты только что сделала, принцесса, я не могу не пробовать тебя на вкус.

И тут его рука обвивается вокруг моего затылка, а другая ложится на талию, откидывая меня назад, а его рот прижимается к моему.

Как будто ему все равно, что мгновение назад он кончил мне в рот. Его язык проводит по шву моих губ, ища вход, и я открываюсь для него. В этот момент я не могу представить, что какая-то часть меня не принадлежит ему.

Я забыла обо всем, кроме того, как это приятно. Все причины, по которым мы не должны этого делать, его и мои, исчезли. Все, о чем я могу думать, это о том, какой теплый у него рот, какой мягкий, как хороша жестокость этого поцелуя. Раньше, в коридоре, он был нежен, но теперь Лоренцо целует меня так, словно хочет съесть меня со дна, его язык переплетается с моим, а другая его рука опускается на бедро и притягивает меня ближе.

Я чувствую, как он, твердый и толстый, прижимается ко мне. Его обнаженный член скрежещет о внешнюю сторону моего купальника и трико балерины, жар напряженной плоти проникает сквозь ткань, и я беспомощно стону в поцелуе.

— Просто трахни меня, Лоренцо, — задыхаюсь я в его губы. — Пожалуйста, просто трахни меня. — Мне больно, я вся мокрая, и я хочу, чтобы он был внутри меня. В этот момент меня больше не волнует, почему мы должны или не должны, и что это значит, если мы это сделаем. Все, о чем я могу думать, это о том, что я чувствую пустоту, что впервые за много лет я вспомнила, что значит хотеть, и я хочу, чтобы он был тем, кто наполнит меня.

По его подтянутому телу пробегает дрожь, и я чувствую, как его пальцы сжимают мое бедро, но он качает головой.

— Нет, — тихо шепчет он мне в губы. — Я не собираюсь трахать тебя сегодня, Мила.

Я хнычу от этого, мои бедра выгибаются от твердости его члена, прижатого между моих ног, и мои щеки краснеют от этого звука. Мне кажется, я никогда раньше не говорила так жадно, так нуждаясь.

— Я…

— Шшш. — Его большой палец проводит по моей скуле, когда он снова целует меня, лениво покачиваясь на стыке моих бедер, как будто у нас есть все время в мире. Как будто мы не занимаемся этим в общественном здании, за запертой дверью, которую кто-то может отпереть в любой момент. — Не волнуйся, милая девочка. Я знаю, что тебе нужно кончить.

От нахлынувшего на меня возбуждения я чувствую себя бескостной, парящей, готовой в любой момент сорваться с места. Его рот переходит от моего, его губы обводят мою челюсть, шею, а его рука опускается между моих ног.

— Боже, — дышит он, прижимаясь к моей коже. — Ты промокла насквозь, ты такая мокрая. Бедняжка. Моя милая, нуждающаяся принцесса.

Его. Это слово должно пугать меня, должно вызывать желание отстраниться и убежать, но оно лишь заставляет меня хотеть быть ближе, погрузиться в него еще больше. Да, бездумно думаю я, пока его пальцы гладят внешнюю сторону плотной ткани между моими бедрами. Я хочу быть его. Я хочу, чтобы он защищал меня. Я хочу принадлежать ему.

Лоренцо оттягивает мой купальник в одну сторону, его пальцы погружаются в тонкую ткань моих колготок, а он нежно теребит внешние складочки моей киски. Его рот оказывается у моих ключиц, язык проводит по впадинке горла, а затем он отстраняется и смотрит на меня.

Никогда еще я не видела столько вожделения на мужском лице.

— Такая мокрая для меня, — дышит он. — Мне нужно попробовать тебя на вкус, принцесса. Мне нужно заставить тебя кончить.

И тут, когда из моего рта вырывается еще один беспомощный стон, он подтаскивает меня ближе к краю стола и опускается на колени.

Все еще держа мой купальник с одной стороны, пальцы скручены вокруг ткани и упираются в бедро, он прижимает свой рот между моих ног. Я прижимаю руку к губам, как только чувствую жар его языка на моих колготках, проникающего сквозь ткань, его слюна и мое возбуждение пропитывают ее, пока я не чувствую, как она прилипает к моей набухшей, возбужденной плоти. Он лижет мои внешние складочки, вылизывая их длинными, медленными движениями, которые заставляют меня извиваться на его рту, отчаянно желая почувствовать его на своей обнаженной коже. Отчаянно желая большего.

— Они мне мешают, — бормочет он, его язык снова скользит по непрозрачным колготкам. — Я думаю мне нужно что-то с этим сделать, детка.

И тут, к моему полному шоку, он берет колготки между зубами и пальцами и разрывает их.

Я взвизгиваю, слегка подпрыгивая от шока, а Лоренцо смотрит на меня, положив одну руку на мое второе бедро.

— Я заменю их, — тихо прошептал он, как будто это было где-то в моей голове в этот конкретный момент, когда самый великолепный мужчина, которого я когда-либо видела, стоял передо мной на коленях. — Ты можешь кончать для меня столько раз, сколько захочешь, детка, — мягко говорит он, прижимаясь губами к моему бедру, а затем его рот плотно прижимается между моих ног, и я забываю, как дышать.

Его рот кажется раем. Его язык не похож ни на что, что я когда-либо чувствовала раньше. Он держит меня широко раскрытой, раздвинув бедра, его язык скользит от моего входа к клитору, как будто хочет попробовать на вкус каждый дюйм меня, плотно обхватывая набухшую плоть там. Он ест меня как голодный, его пальцы впиваются в мое бедро, пока он обводит мой клитор, снова и снова, пока я не чувствую, что приближаюсь к грани. Одной рукой я хватаюсь за стол, а другую прижимаю ко рту, чтобы заглушить стоны.

Когда его язык покидает мой клитор, я едва не вскрикиваю от протеста. Он лижет ниже, проводя языком по моим складочкам и захватывая их зубами, словно хочет вытянуть их. Нас могут поймать, чуть не говорю я, бросая взгляд на дверь, но эта мысль только усиливает мое возбуждение. Когда я представляю, как открывается дверь, как кто-то входит и видит Лоренцо Кампано, стоящего на коленях и пожирающего мою киску, все мое тело сжимается, и я испускаю дрожащий вздох.

Лоренцо хихикает, низко и глубоко, звук вибрирует на моей коже. Я стону, бедра выгибаются навстречу его рту, когда его язык застывает, и он вводит его в меня, как маленький член.

Я едва не вскрикиваю. Я никогда не знала, что это может быть так приятно. Никто и никогда не опускался на меня так. Лоренцо проводит языком внутри меня, маленькими, быстрыми движениями, а затем его язык размягчается, изгибается, касаясь тех мест, которые я никогда раньше не представляла себе лижущими. Он отпускает мое бедро, его рука поднимается и прижимается к моей тазовой кости, а большой палец начинает массировать мой клитор, и я выгибаюсь против его прикосновений, пытаясь заглушить еще один дрожащий стон.

— Лоренцо, пожалуйста. — Ему нравилось, когда я умоляла его раньше, и я представляю, что это может сработать снова. — Пожалуйста, трахни меня. Мне нужен твой член, пожалуйста. — То, как он трахает меня языком, ничуть не облегчило эту жажду. Я хочу, чтобы он толкнул меня обратно на стол и трахнул меня сильнее, чем я хочу дышать.

Он стонет, звук заглушается моей влажной плотью, но он качает головой. Со своего места я вижу, что его все еще обнаженный член снова стал каменно-твердым, жестким и истекает спермой, пока он трахает меня языком.

Это зрелище, в сочетании с давлением его большого пальца на мой клитор и влажным жаром его языка внутри меня, окончательно выводит меня из равновесия.

Каждый мускул в моем теле напрягается, когда оргазм настигает меня, обрушиваясь на меня с силой, не похожей ни на что, что я когда-либо чувствовала. Я сжимаюсь вокруг языка Лоренцо, мой клитор пульсирует, пока я скачу по его лицу, кусая руку, чтобы не закричать. Наслаждение сильнее, чем я могла себе представить, и только его рука на моем бедре, прижимающая меня к столу, не дает мне упасть. Моя спина выгибается дугой, все тело искажается от кульминации, и я чувствую, как мое возбуждение заливает его губы и язык.

Он не останавливается. Он продолжает проникать языком внутрь меня, проводит большим пальцем по моему клитору, и волны удовольствия обрушиваются на меня снова и снова. И вот, когда мне кажется, что все начинает стихать, он убирает язык и руку, а его губы смыкаются вокруг моего все еще пульсирующего клитора.

— Лоренцо! — Я громко произношу его имя, содрогаясь от внезапной чрезмерной стимуляции, но он не останавливается. Он опускается ниже и вводит два пальца в мою все еще сжимающуюся киску, трахая меня без устали, пока он сосет и лижет мой клитор. — Боже, Лоренцо, пожалуйста, трахни меня, пожалуйста…

Мне нужен его член. Мне нужно, чтобы он заполнил меня.

— Ты такой твердый, я вижу это. Пожалуйста…

Он отстраняется, его пальцы продолжают двигаться, а он смотрит на меня сверху. Его рот и подбородок блестят от моего возбуждения, зеленые глаза темные, волосы в беспорядке.

— Я не собираюсь трахать тебя, Мила, — рычит он. — Если ты еще раз попросишь, я не позволю тебе кончить.

Мои глаза расширяются, и я испускаю беспомощное хныканье, качая головой. Я только что кончила, но мысль о том, что он сейчас остановится, невыносима. Я выгибаюсь навстречу его пальцам, и темная ухмылка появляется на его губах, когда он наклоняется вперед и нежно целует мой клитор. Это дразнит, и я умоляюще смотрю на него.

— Если я дам тебе третий палец, ты перестанешь умолять меня о члене, детка?

Я киваю, уже отчаянно желая кончить снова. Ухмылка Лоренцо становится еще глубже, выражение похоти на его лице совершенно уничтожающее, когда он снова наклоняется ко мне, его рот прижимается именно там, где я нуждаюсь в нем больше всего, и я чувствую, как он вводит третий палец в мою ноющую киску.

— Будь хорошей девочкой, — пробормотал он, проводя языком по моему клитору. — И кончай так, как я тебе скажу.

Даже прижав руку к губам, я уверена, что кто-то должен слышать вырывающийся из моего рта звук. Второй оргазм наступает с такой же силой, как и первый, и я дергаю бедрами, впиваясь в рот и руку Лоренцо с такой силой, что я начинаю бояться, что могла причинить ему боль. Он стонет, его три пальца все еще двигаются, загибаясь внутри меня, когда он засасывает мой клитор в рот и посылает поток удовольствия через меня. У меня кружится голова, зрение расплывается по краям, я прижимаюсь к столу и пытаюсь молчать, прижимая руку ко рту и впиваясь зубами в нижнюю губу.

Он был прав, смутно думаю я, все еще содрогаясь от жара его языка и полноты его пальцев внутри меня. Жаль, что мы не можем сделать это где-нибудь, чтобы я могла закричать.

Медленно Лоренцо еще раз нежно проводит языком по моему клитору. А потом его пальцы выскальзывают из меня, и он встает, обхватывая рукой свой твердый член, когда он делает шаг между моими бедрами. Его лицо напряжено от потребности, зеленые глаза пылают, когда он фиксирует свой взгляд на мне, и я ошарашенно смотрю на него, видя, как его влажные пальцы размазывают мое возбуждение по всей длине его напряженного члена. Его рука сжимается вокруг его ствола, поглаживая его быстро и сильно, и я задыхаюсь, когда чувствую, как его горячая сперма пропитывает переднюю часть моего купальника.

Его челюсть сжата, член заметно пульсирует, когда его сперма выплескивается на мой живот, снова отмечая меня так, как он сделал это в клубе той ночью. Как будто я его. Как будто я всегда была его.

— Мила. — Он выдыхает мое имя, его рука гладит головку члена, когда он сжимает себя еще раз, последние капли его спермы впитываются в ткань, когда он наклоняется вперед и еще раз захватывает мой рот в жестком, обжигающем поцелуе.

Я тянусь вверх, зарываясь рукой в переднюю часть его рубашки и удерживая его там. Я не хочу, чтобы это прекращалось, ничего из этого. Я не хочу, чтобы все вернулось на круги своя.

Мы стоим так долгую минуту, пока дыхание Лоренцо не замедляется. Он отступает назад, когда моя рука убирается с его рубашки, и я вижу, как на его лице что-то гаснет, когда он опускает руку и убирает ее обратно в брюки от костюма.

— Я сделал из тебя беспорядок, — медленно говорит он, глядя вниз на мой испорченный купальник и трико. — Прости.

Я быстро качаю головой.

— Если ты выйдешь к моему шкафчику… — слова выходят с трудом. — У меня там есть одежда. Я могу переодеться.

Он кивает, движение все еще медленное и нарочитое, как будто его мысли находятся очень далеко.

— 212, — добавляю я, тяжело сглатывая. — Таблетки тоже там. В моей сумочке.

— Тогда я вернусь через минуту. — Лоренцо отворачивается и направляется к запертой двери, и я быстро закрываю ноги, прежде чем он открывает ее, пряча порванные колготки.

Когда он закрывает дверь, меня пробирает дрожь от осознания того, что мы только что сделали. Я опустилась на него в обмен на деньги, которые он пытался мне дать, а потом он положил меня на этот стол и заставил кончить. Дважды. А потом…

Мое лицо раскраснелось, когда я вспомнила, как умоляла его трахнуть меня. Горячее смущение проникает в меня, и я плотно сжимаю бедра. Я больше не буду этого делать.

Хотя я не уверена, что смогу остановиться. Одна мысль о его толстом члене заставляет меня снова и снова хотеть его. Я не могу перестать хотеть его, даже когда он только что заставил меня кончить сильнее, чем когда-либо в жизни.

Через несколько минут Лоренцо проскальзывает обратно в комнату, снова закрывая за собой дверь. В руках у него моя одежда и сумочка.

— У меня нет привычки рыться в женских сумочках, — говорит он, кривя рот в редкой полуулыбке, которая заставляет мое предательское сердце трепетать. — Вот. — Он подходит к столу, кладет обе вещи рядом со мной, и когда его взгляд скользит по моему пропитанному спермой купальнику и рваным колготкам между ног, жар, наполняющий его глаза, заставляет меня снова почувствовать слабость.

Я хочу его. Я хочу его так сильно, что мне больно, и, если следующее, что прозвучит из его уст, будет означать, что это была ошибка, боюсь, что могу разрыдаться.

Я знаю, что не ошиблась в нежности его первого поцелуя или в мягкости его взгляда. Я знаю, что не представляла, как на мгновение почувствовала, что могу погрузиться в него и быть в безопасности.

В этом мужчине нет ничего безопасного, и я никогда не чувствовала себя такой растерянной.

— Ты можешь отвернуться? — Наконец шепчу я, когда он молчит. Он поднимает бровь, как будто сомневается в необходимости этого, когда, возможно, все еще чувствует мой вкус на своем языке, но он делает то, о чем я попросила.

Сейчас я чувствую себя слишком уязвимой, чтобы позволить ему увидеть меня обнаженной. Он никогда не видел меня полностью обнаженной — почти, если только видел на сцене в клубе… но это как-то по-другому. Наедине с ним, в тишине комнаты, мысль о том, чтобы раздеться перед ним, кажется слишком интимной для этого момента. Что-то, что может раздеть меня догола, если я позволю это сделать.

Я оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что он действительно отвернулся, и чувствую себя при этом глупо. Он все еще стоит лицом ко мне, плечи напряжены, он ведет себя так по-джентльменски, как я только могла пожелать. Слишком по-джентльменски, правда, для человека, который является вторым лицом в лос-анджелесской мафии.

На моих губах вспыхивает смех, и я сдерживаю его. Боюсь, что если засмеюсь, то могу заплакать или и то, и другое, и не знаю, смогу ли остановиться. Сегодня произошло слишком много событий, и я чувствую, что распутываюсь слишком быстро, чтобы ухватиться за края нитей, которые рвутся наружу.

Я снимаю с себя купальник и испорченные колготки, комкая их в руках. Я начинаю выбрасывать их в неиспользуемую корзину у стола, но мысль о том, что их может найти какой-нибудь смотритель, заставляет мое лицо снова и снова пылать. Вместо этого я запихиваю их в сумочку, хватаю свою одежду и поспешно натягиваю ее.

— Теперь можешь повернуться, — шепчу я.

Лоренцо поворачивается, и я оказываюсь не готова к тому, что его лицо снова наполняется желанием. Из одежды у меня с собой было только то, что я надела здесь, — цветистый сарафан, в котором я пришла к нему в офис сегодня утром, и то, как его взгляд скользит по мне, говорит о том, что он представляет себе, как поднимает эту юбку и снова делает со мной невыразимые вещи. На столе или, может быть, перегнувшись через него.

— Вот. — Я тянусь к сумочке и достаю упаковку с таблетками. Мое сердце бьется слишком сильно, и я чувствую, как дрожат руки.

Лоренцо подходит ближе, в дюйме от меня, и берет пакетик из моих рук.

— Мы еще раз повторим это, когда жара спадет, — спокойно говорит он, убирая пакетик в карман. А затем, прежде чем я успеваю что-то сказать, он достает деньги, которые пытался дать мне раньше, и сует их в мою сумочку.

— Это не за то, что ты сделала раньше. — Его голос звучит резко, он тянется к моей щеке, прижимаясь пальцами, чтобы заставить меня посмотреть на него. — Ты понимаешь, Мила? Мы наслаждались друг другом, но я не буду платить тебе за это. Это нужно для того, чтобы о тебе позаботиться, пока мы будем решать эту новую проблему. Это не имеет никакого отношения к тому, что произошло в этой комнате.

Его тон настолько решителен, что у меня по позвоночнику пробегает дрожь. Я медленно киваю, с трудом сглатывая.

— Хорошо.

Значит ли это, что это может случиться снова? Это не должно быть моей первой мыслью, но это так. Мне остается только не поддаться его прикосновению.

— Я разберусь с проблемой этого копа, — успокаивающе говорит он. — И свяжусь с тобой, когда мы снова сможем поговорить. Мы разберемся с этим, Мила. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

Я не должна ему доверять. Я не должна чувствовать, что могу рассчитывать на его заверения, что, если он скажет это, все встанет на свои места. Но, глядя ему в лицо, я чувствую, что могу.

Я разберусь с этим позже, когда у меня будет более ясная голова.

— Тогда я буду ждать твоего звонка. — Слова звучат скованно и неловко, слишком официально, учитывая то, что только что произошло между нами, но я не знаю, что сказать. Я вообще ничего не могу сказать, если все так, как есть.