Гибель дьявола

ГЛАВА 4

ДАНТЕ

— Я знал, что должен был убить ее, — говорю я, прохаживаясь по огромной больничной палате, Ракель лежит на кровати и выглядит чертовски спокойной для человека, которому предстоит рожать.

— Детка, иди сюда, — зовет она, протягивая руку, из которой торчит капельница. — Все будет хорошо. Вот увидишь.

С тяжелым вздохом я возвращаюсь к ней, беру ее за руку и усаживаюсь в кресло рядом с ее кроватью. Я позаботился о том, чтобы у нее была самая лучшая палата в этой больнице. Она находится на элитном этаже, здесь всего две родовые палаты.

— Что из этого хорошо? То, что доктор сказал, что у тебя преэклампсия через день после того, как мы увидели эту суку?

— Я имею в виду, я бы обвинила ее во всем. — Она сжимает мою руку в трясущемся смехе. — Но доктор также сказал, что, учитывая, что мое давление то поднимается, то падает в течение третьего триместра, он не удивлен. — Она подносит мою ладонь к своему рту и нежно целует ее.

Мое сердце замирает. Черт, я волнуюсь за нее.

— Хорошо, что так, — продолжает она. — Этот ребенок родится, и с ним все в порядке. Я тоже буду в порядке. Не волнуйся.

— Ну, извини, детка, беспокоиться о вас — это все, что я могу сейчас сделать.

Ее глаза становятся яркими и блестящими, брови сжимаются, когда она прижимает мою ладонь к своей груди.

— Я люблю тебя, Данте.

— Я тоже, детка. — Торопливый выдох покидает меня. Я никогда в жизни так не нервничал.

Когда появилась Карнелия, я, конечно, тоже был взволнован, но она появилась быстро. Через минуту у Ракель начались схватки, еще через минуту мы уже были в палате, и она тужилась. Через пять минут ребенок появился на свет. У меня не было даже секунды, чтобы отдышаться с этой девочкой. Она всегда была в движении. Но маленький человечек, черт возьми, Ракель делают индукцию, и это ожидание меня просто задолбало.

— Может, ты сходишь за кофе или чаем? — Она хихикает.

— Детка, перестань смеяться. — Но теперь я тоже смеюсь, потому что она смотрит на меня с умилением и жалостью. — Я даже не пью чай.

— Думаю, тебе стоит начать. Это тебя расслабит. — Она хихикает, прижимая к себе эти чертовы губы.

Я не могу даже думать об этом сейчас. Я знаю, как ей было тяжело в этот раз, и я постоянно напоминаю ей, как я горжусь ею. Она замечательная мать.

Как она смотрит на меня сейчас — щеки раскраснелись, лицо обнажено — черт, я бы обрюхатил ее снова и снова, потому что я люблю ее беременной. Не считая осложнений, которые были в этот раз. Но иметь детей с ней, знать, что она растит наших детей — это что-то со мной делает.

— Прости. Я отстойно умею рожать детей. — Я протягиваю к ней руку и большим пальцем провожу по ее розовой щеке.

— Ни черта ты не отстойный, Данте Кавалери. — Ее глаза горят нежностью, ее рука ложится на мою. — Тебе можно нервничать. Это и твой ребенок тоже.

— Я волнуюсь не только за него. — Сырые эмоции когтями впиваются в мое сердце. — Если с тобой что-нибудь случится… — Я сглатываю, борясь с болью в горле.

— О, Данте. — Она наклоняет голову в сторону. — Я люблю тебя. Я здесь.

Я мгновенно оказываюсь на кровати рядом с ней, прижимаю ее к себе, заглушая боль, нарастающую в груди.

— Я ничего не могу поделать. Я хочу, чтобы все закончилось, чтобы я мог забрать вас обоих домой. — Я провожу пальцами по ее руке.

— Я тоже этого хочу. Но доктор сказал, что может пройти несколько часов, пока лекарства начнут действовать. Это не значит, что что-то пойдет не так.

Как только утром мы проверили ее давление и увидели, что оно высокое, мы поехали в больницу, и ее сразу же приняли.

— Это я должен тебя успокаивать. — Я смотрю на нее. — Не наоборот.

— Папочкам тоже можно волноваться. Это часть работы.

— Папочка, да? — Я вздергиваю брови.

Ее взгляд превращается в суженную щель, она поджимает губы и качает головой.

— Да, нет, не делай этого. Буквально. Нет.

Я разражаюсь смехом.

— Папочке нравится, когда ты так на него смотришь.

— Ммм, да, нет. Все равно ничего.

— Но ты уверена? — Я подмигиваю, дразня.

— Очень уверена. — Ее глаза становятся большими, она качает головой, ее рот приоткрывается от удовольствия.

Мне нравится смешить ее, и она чертовски хорошо умеет смешить меня тоже. Это одна из причин, почему мы так хорошо ладим. Она больше, чем моя жена и мать моих детей. Она мой друг превыше всего, и я бы сжег весь мир, если бы ей это навредило.

В дверь неожиданно постучали.

— Войдите! — зовет она. — Спасена стуком, — шепчет она мне, прикусывая нижнюю губу, в ее глазах все еще пляшет улыбка.

— Папочка всегда может помучить тебя позже, — говорю я, как раз когда входят Джейд и Энцо.

— Ух! — простонала она, а потом усмехнулась, когда они подошли к нам.

— Привет, ребята! — Джейд приветствует нас, наклоняясь, чтобы поцеловать Ракель, а Энцо прижимает свою ладонь к моей. — Мы только что приехали, — объясняет он. — Я смотрю, все уже спустились вниз.

— Да, они приехали совсем недавно, — отвечает Ракель. — Вы ведь понимаете, что можете задержаться здесь надолго?

— Нам все равно. — Энцо встает за спиной Джейд, когда она занимает место на стуле рядом с кроватью. — Я бы не пропустил рождение моего племянника.

— Оу… — поддразнивает Ракель, склонив голову набок. — Ты думаешь, если он увидит тебя раньше других твоих братьев, то ты ему больше всех понравишься, не так ли?

Он дергает головой назад.

— Черт, неужели я настолько очевиден?

Девочки смеются, разговор продолжается, пока я думаю о другом. Я не могу перестать думать о том, что что-то случится с ней или с нашим ребенком. Это, блять, пожирает меня заживо.

— Данте? — зовет Энцо. — Куда, черт возьми, ты пропал?

Я провожу свободной рукой по лицу.

— Прости. — Я тяжело вздохнул, прижимая к себе Ракель.

— Может, сходим за кофе и принесем дамам по чашке?

— Отличная идея! — Ракель практически вскакивает на ноги от волнения. — Пожалуйста, возьми кофе. И если у тебя где-то завалялось виски, принеси ему его тоже.

— Женщина, я не собираюсь напиваться, пока рождается мой сын. — Я хихикаю.

— Конечно. — Она взмахивает рукой и смотрит на меня. — Я просто шучу… типа того. — При этом она смотрит на Джейд широко раскрытыми глазами, и Джейд пытается подавить смех.

— Я займусь этим, невестка. — Он подходит ко мне и кладет ладонь мне на плечо. — Пойдем, брат. Жена хочет, чтобы ты остыл.

— Да, да. — Я неохотно поднимаюсь, не желая оставлять ее одну. Я обнимаю ее лицо и целую в лоб. — Я люблю тебя, детка. Позови меня, если я тебе понадоблюсь. Я не буду долго отсутствовать.

— Со мной все будет в порядке. Мое давление было отличным. Видишь? — Она показывает на монитор рядом с собой.

— Хорошо. — Но мой разум как будто не дает мне поверить, что все будет хорошо.

Проводив ее долгим взглядом, мой брат выходит, я выхожу из палаты следом и закрываю за собой дверь.

Как только мы выходим, я долго и глубоко вдыхаю, втягивая воздух через нос.

— Черт, чувак, — шепчет Энцо. — Ты действительно не в форме.

— Да, я не могу остановить это дерьмо, которое лезет мне в голову, — говорю я ему, когда мы входим в лифт и нажимаем кнопку вестибюля.

Мой затылок с силой ударяется о стену.

— Эта преэклампсия заставила меня испугаться. Я читал о ней.

— Братан, если ты хоть что-нибудь прочитаешь в Интернете, то будешь думать, что умираешь от пореза чертовой бумагой.

Я покачал головой.

— Не, это другое дело. Я многого не боюсь, чувак, но когда мы приехали сюда, у нее было такое давление, что даже док побелел. Они думали, что придется делать кесарево сечение, но потом оно стабилизировалось от того, что они ей дали.

Лифт прибывает, и я выхожу вслед за братом, направляясь в зону ожидания, где ждут Дом и Маттео со своими женами.

Энцо останавливается перед ними и смотрит мне в лицо.

— Ты должен верить, что все будет хорошо. Если ты слишком занят тем, чтобы думать о худшем сценарии, ты никогда не сможешь жить настоящим моментом.

Я киваю, не зная, что еще сделать или сказать.

— У тебя будет сын, брат. Кавалери. С ним все будет в порядке. Мама и папа позаботятся об этом. Ты это знаешь.

При упоминании о родителях у меня в груди все сжалось. Я все еще разговариваю с ними, все время. Мне хочется верить, что они заботятся обо всех нас.

— Может быть, Ракель права. Мне действительно нужно выпить.

— Ну вот, теперь мы заговорили. — Он сжимает мое плечо. — У меня есть немного в багажнике.

— Конечно, есть. — Я хихикаю, пока мы идем ко всем.

— У меня было предчувствие, что тебе это понадобится. — Он толкает меня локтем в ребра.

Он определенно прав.

РАКЕЛЬ

Было время, когда мой мир казался невероятно маленьким. Когда свет померк. Когда возможности вели только к смерти, а жизнь угасала, разрушаясь с каждым вздохом.

Пока не пришел он.

Пока он не спас меня.

Даже когда все его намерения были направлены на то, чтобы причинить боль моей семье, используя меня для брака, который он не хотел, он все равно заботился обо мне.

И пока нам обоим было больно, любовь нашла нас, когда никто из нас не думал, что найдет ее.

Но друг в друге мы нашли нечто другое — любовь, которая создала семью. И с каждым годом я нахожу все больше поводов для улыбки.

Прижавшись ко мне на больничной койке, мы смотрим в лицо нашего сына Тристена, и наши сердца несут в себе столько преданности и благоговения, что готовы расколоться.

Как только он ушел с Энцо, я уже через двадцать минут была готова к появлению на свет нашего мальчика. А еще через десять он благополучно появился на свет. Самый красивый мальчик, которого я когда-либо видела, с густыми черными волосами и большими карими глазами. Он идеально сочетает в себе нас двоих.

— Не могу дождаться, когда Карнелия познакомится с ним, — шепчу я, пока Тристен посапывает у меня на руках, посасывая бутылочку.

— Ты ведь знаешь, что ребенок будет думать, что она мать?

— О, я знаю. — Мой тихий смех вырывается наружу, и я не могу оторвать взгляд от сына. — Она уже сказала, что будет сидеть с ребенком, пока я сплю.

Данте хихикает.

— Тебе не больно, детка? — Он приподнимает мой подбородок своими твердыми костяшками пальцев, заглядывая мне в глаза, и это чувство врезается мне в сердце. Он всегда беспокоится обо мне, и это самое приятное, что есть на свете.

— Я в полном порядке. — Я широко улыбаюсь ему. — Спасибо тебе, Данте. За все это. Если бы не ты, я не знаю, где бы я была.

— Ты и меня спасла, милая. — Он проводит большим пальцем по моим губам, на мгновение задерживая на них взгляд. — Я должен поблагодарить тебя за то, что я такой, какой я есть сегодня.

Я издаю тяжелый вздох, и улыбка озаряет мое лицо.

— Думаю, мы должны поблагодарить друг друга.

— И я буду. Каждый день, черт возьми. Потому что ты, Ракель, — он целует меня в макушку, — ты — мое все.

— А ты — мое.

— Чертовски верно. — Вместе, с новой жизнью, бьющейся в моих руках, мы обнимаем друг друга, дорожа каждым мгновением.