Главный свидетель

Глава десятая

— Как его зовут? Простите, плохо слышно. Вы сказали «Крук»? Пишется как обычно?

Скорчившись в неудобной позе с зажатой телефонной трубкой, Кендал поспешно занесла имя в свой адвокатский блокнот.

— Пойман на месте преступления? Уг-гу. И на том спасибо, — как бы разговаривая сама с собой, проворчала она.

В этот момент в дверь офиса решительно постучали. Затем она широко распахнулась, и на пороге появился Мэт собственной персоной. Кендал махнула ему рукой, приглашая войти.

— Не помешаю? — загдядывая в глаза, спросил он. Состроив подходящую гримасу, она дала ему понять, что он сморозил глупость.

— Ладно, — ответила она кому-то по телефону, — как только улажу все дела, спущусь вниз и побеседую с ним. А сейчас у меня посетители. Всего доброго.

Она картинно бросила трубку и сразу двумя руками пригладила волосы. Затем приветливо улыбнулась.

— Кажется, ты единственный еще в здравом уме, — с ходу начала она.

— По крайней мере, надеюсь, потому что все остальные, с кем мне сегодня довелось общаться, кажется, совершенно свихнулись.

Мэт участливо хихикнул и присел не край письменного стола.

— А все потому, что футбольный сезон в разгаре, — многозначительно пояснил он. — В пятницу вечером наши будут играть дома, на своем поле. Поэтому здесь все немножко обезумели.

— Немножко обезумели? — изумленно переспросила она. — Спустись на землю. Вокруг все с ума посходили!

— Кто, например?

— Вот, смотри. Только что изрядно поскандалили добрые соседи. Какой-то пастух-немец использовал чужой двор в качестве туалета… В общем, ты понимаешь. Это, конечно же, не очень здорово. Тот хозяин сразу же подал в суд. Или вот еще случай. Арестованный за вооруженное ограбление в ожидании суда спрашивает, не могу ли я отпустить его на некоторое время из тюрьмы, чтобы он посмотрел игру. Как тебе это нравится?

Мэт от души расхохотался: — А что я тебе говорил?!

— Безотносительно к футболу я имела бурную встречу с уважаемым прокурором нашего округа. Мы схватились по вопросу о том, учитывать ли на суде все предыдущие правонарушения клиента. Я обозвала Дэбни линчевателем в одном лице. Он, в свою очередь, наградил меня прозвищами мягкосердечной либералки, розовой идиотки, поклонницы янки, и, В сердцах бросив трубку, теперь не отвечает на мои звонки.

Мэт с большим интересом слушал ее.

— Всем известно, что Дэбни частенько пребывает в дурном расположении духа, но очень отходчив.

Кендал и прокурор Дэбни Горн регулярно и не на шутку цапались. Конфликт обычно затрагивал профессиональную сферу. Впрочем, Кендал казалось, что в этих поединках она только оттачивает свой профессионализм, в противном случае она просто не сможет расти как специалист.

Однако Горн зачастую воспринимал подобные споры, как личное оскорбление, что резко ухудшало и без того не стабильные взаимоотношения, поскольку он был весьма уважаемым человеком в городе. Вот уже целых четыре раза подряд на выборах он был вне всякой конкуренции, а до этого побеждал с огромным преимуществом. Мистер Горн считался в высшей степени популярной личностью в округе, символом законности и порядка, борцом за правду, справедливость и американский образ жизни. Поэтому любой человек, осмелившийся сказать хоть слово против, заслуживал общественного порицания.

Кроме того, он был близким другом Бернвудов. Поэтому в присутствии Гиба и Мэта Кендал приходилось тщательно взвешивать каждое слово и держать свое мнение при себе. Она ведь сразу же разглядела в нем напыщенного фанфарона, умело манипулирующего законом и более заинтересованным в сохранении своей предвыборной репутации, чем в безупречном служении закону.

Как и судья Фаргоу, взгляды которого, к сожалению, в точности совпадали со взглядами Горна, прокурор оказался самым несносным ее противником. Однако не желая дразнить гусей, Кендал умалчивала об этом.

— Короче говоря, — заключила она, сложив руки словно послушная девочка, — сегодня был тяжелый день. Чем могу служить, мистер Обаятельный Издатель Газеты?

— Для начала неплохо было бы меня поцеловать. — Я не заставлю вас ждать.

Потянувшись друг к другу прямо через стол, они предались сладостному занятию. Наконец она снова села на место:

— Благодарю, оказывается, мне хотелось именно этого. — Просто футбольный сезон в разгаре, — снопа повторил Мэт. — Тут все помешаны на футболе.

— Ты тоже играл?

— Шутишь? Отец всегда ставил футбол на второе место после охоты. Он тренировал меня как футболиста одновременно с обучением стрельбе.

Нередко Гиб с горящими глазами перечислял Кендал достоинства сына на футбольном поле. Вряд ли отец испытывал бы такой же восторг от игры Мэта, к примеру, на флейте в школьном оркестре.

Свекор напрочь отвергал все виды деятельности, в коих не подчеркивалось мужское превосходство. По его словам, творчеством, изящными искусствами должны заниматься лишь женщины и гомосексуалисты. К последним относился любой, увлекающийся классической музыкой, балетом или театром. Некоторые его высказывания звучали столь абсурдно и нелепо, что Кендал едва сдерживалась, чтобы не лопнуть со смеху. А иногда ей становилось страшно.

Порой она стонала от негодования, выслушивая его ультраконсервативную точку зрения. Бабушка всегда прививала ей терпимость к человеческим слабостям, считая, что все люди достойны уважения. Более того, она не раз повторяла, что различия во взглядах делают взаимоотношения людей интереснее и глубже.

Либеральные наклонности Элви Хэнкок не очень-то пользовались популярностью в Шеридане, небольшом городишке в Теннесси. Тем не менее она всегда следовала своим принципам и так же старалась воспитать внучку. Видимо, поэтому Кендал стала общественной защитницей всех неудачников и жертв произвола, по крайней мере, сама она думала так. С подобными бедолагами она частенько сталкивалась в тесных коридорах фирмы«Бристол и Мазере».

— Тебе только что звонили. Кто? — Мэт прервал свободное течение ее мысли. — Или это служебная тайна?

— Останется между нами?

— Железно.

— Некий Крук пытался что-то выкрасть в магазине. Его поймали.

Крук-младший? Билли Джо?

— Вы знакомы? — удивленно спросила она.

— Я знаю его семью. Близнецы Генри и Лютер всего лишь на год старше меня, есть еще другие дети, а самый младший — Билли Джо. Их престарелый отец работал на свалке за городом. Знаешь, там еще огромная гора ржавого металла?

Она кивнула, припомнив местонахождение этой свалки:

— Ты сказал «работал», а что сейчас?

— Пару лет назад он умер, — опустил глаза Мэт. — Миссис Крук сейчас очень нелегко, она пытается сохранить предприятие мужа.

— Как это?

— Старик Крук не всегда дожидался, пока к нему привезут что-нибудь стоящее. Иногда его клиенты покупали у него свои же детали Для машины. Говорят, старик заправлял как Фагин. То есть просто-напросто посылал своих ребят воровать запчасти.

— А миссис Крук пытается действовать законно? — Возможно, но весьма сомнительно. Вероятно, недостаток ума, а не моральные убеждения, тормозит ее бизнес.

— Гм-м. Значит, ты с уверенностью можешь сказать только одно, а именно то, что Билли Джо самый младший в большой семье Круков?

— А я и забыл, что ты комедийная актриса.

— Ну зачем же так сразу. Спасибо за информацию о Круках, но это, вероятно, все, о чем сейчас можно поговорить, не нарушая принципов этики.

— Конечно-конечно.

Он никогда не пытался вытянуть из нее больше, чем она считала нужным сообщить, исходя из тайны взаимоотношений адвокат-клиент. Поскольку именно он издавал местную газету и два раза в месяц публиковал свои передовицы, ей приходилось постоянно остерегаться как бы не выболтать что-нибудь важное. И не потому, что она сомневалась в его порядочности, а прежде всего ради своей собственной безопасности.

— Что привело тебя сюда? — спросила она.

— Я хотел сообщить, что не обедаю сегодня дома.

— О, Мэт!

Он поднял руки вверх, взывая к ее разуму, пытаясь унять протестующие вопли:

— Очень жаль, но ничего не могу поделать.

— Второй раз за последние четыре дня! Что у тебя на сей раз?

— Леонард Уайли пригласил сегодня нас с отцом поохотиться на енотов. Он приобрел собаку и очень ею гордится. Короче говоря, отец принял приглашение от моего имени.

— Скажи ему, что сегодня не пойдешь на охоту, у нас свои планы.

— Но у нас же их нет.

— Тогда скажи, что ты пообещал мне остаться дома и мы просто посидим у телевизора.

— Но я же не обещал.

— Он об этом не знает.

— Но я-то знаю!

— Боже мой! — воскликнула она в ужасе.

— Неужели ты ни разу в жизни не врал?

— Врал, но только не отцу.

— В таком случае скажи ему правду. Объясни про мою физиологию, пожалуйста, что я такая сука, что не позволяю тебе бродить ночами на охоте и угрожаю тебе кастрацией, если ты оставишь меня сегодня в гордом одиночестве. — Она проворно выскочила из-за стола, размахивая ножом для бумаги.

Весело расхохотавшись, он уклонился от воображаемого удара в промежность.

— Я так и знал, что ты огорчишься, — тяжело вздохнул он.

— Я не огорчилась. Я просто обделалась от злости. Его веселая улыбка тут же слетела с лица:

— Неужели не нашлось других слов?

От этого дурацкого упрека она еще сильнее разозлилась:

— Я грублю тебе от отчаяния, Мэт. Черт возьми, мой муж всего лишь через три месяца после свадьбы предпочитает провести ночь с охотничьей собакой, а не со мной! Думаю, я имею право быть вульгарной.

Она резко повернулась, и направилась к книжному шкафу, где хранились фолианты по юриспруденции и толстенные тома федерального законодательства и законодательства Южной Каролины. Там же, на одной из полок стоял свадебный подарок Роско — картина в рамке, а с краешка их свадебная фотография. Она специально поместила картину на самом видном месте.

Когда Роско впервые увидел свой подарок в офисе, он гордо расправил плечи и выпятил грудь. Детская неподдельная радость уборщика до слез умилила ее. Пожалуй, не зря она пошла наперекор Гибу и Мэту и послала ему приглашение на свадьбу.

— Никак не пойму, — глядя на фото, сказала она, — почему для тебя так важно взглянуть на новую охотничью собаку.

— Для меня — нет, — спокойно возразил Мэт. — Но она так много значит для Леонарда, что я просто задену его, если не разделю с ним радость.

Она мгновенно повернулась и в упор посмотрела на него:

— А меня, значит, ты не заденешь.

— Я этого не хотел.

— Но ты именно так и поступаешь.

— Я делаю то, — еле сдерживаясь, произнес он, — что устраивает всех. И откровенно говоря, уже здорово устал от всей этой кутерьмы.

Похоже, он давно уже мучился, но не мог набраться смелости и завести разговор. Сейчас решился.

— Не знаю, что хуже, Кендал, — исподволь начал он, — твой обиженный вид, когда я не считаюсь с тобой, или упреки друзей, когда подчиняюсь тебе.

Слова прозвучали хлестко и обожгли ее до глубины души.

— Поскольку твоя женитьба стала помехой для твоих друзей, может, стоило хорошенько подумать, прежде чем предложить мне руку и сердце.

— Я искренне желал этого, — сказал он. — Правда. Но ты должна понять, что…

— Что ты прежде всего принадлежишь им, — закончила она. — И в особенности Гибу.

Он поспешно приблизился и обнял жену за плечи.

— Совершенно верно. После смерти матери я стал для него всем. Мы прожили вместе почти тридцать лет. Вдвоем, я и он. Теперь, в связи с моей женитьбой, он очень одинок.

— Одинок? — переспросила она возмущенным тоном. — Да я не задумываясь назову тебе дюжину женщин, которые ухлестывают за ним и стремятся переплюнуть одна другую лишь бы добиться его расположения. Предложений столько, что он мог бы целый год не обедать дома! Друзей больше, чем возможности всем уделить внимание! Почему ты должен вечно его развлекать?

— Потому что он мой отец и я его очень люблю. А он любит меня. И тебя тоже, — добавил Мэт с особым нажимом на последнее слово. — Ну что плохого он тебе сделал или что-нибудь не так сказал? Разве он не старался изо всех сил, чтобы ты здесь чувствовала себя как дома?

Она опустила глаза и глубоко вздохнула:

— Да, Мэт, это правда. Мне нечего возразить…

Он приложил свой палец к ее губам:

— Давай не будем спорить, Кендал. Ненавижу наши споры.

Ей страшно не нравилось, когда, изложив свою позицию, он потом требовал примирения, лишая ее возможности сделать то же самое. Но даже последний студент юридического факультета прекрасно разбирался в преимуществах выбора аргументов разных сторон, тут она шла ему на уступки. Дело было вовсе не в том, что его желание поохотиться противоречило ее специфическим планам на сегодняшний вечер.

Просто именно эти, свободные от всяких встреч и бесед вечера, она любила больше всего. Ей нравилось, когда они оставались вдвоем, смотрели телевизор, обжирались кукурузными хлопьями. И занимались любовью. Когда же он где-то на стороне встречался с друзьями, она чувствовала себя одинокой и брошенной, тем более что не разделяла их увлечений.

Тем не менее Кендал предпочитала одиночество дома, нежели длинные вечера в обществе жен его друзей, когда мужчины предавались охоте.

Правда, она пыталась обзавестись друзьями, но все эти попытки так ни к чему и не привели, поскольку в отличие от других женщин ее занимала собственная карьера. Кроме того, еще что-то, почти неуловимое, пропастью пролегло между ней и всеми ее знакомыми. Паранойя это или нет, но она почти физически ощущала, что все окружающие что-то намеренно от нее скрывают. Иногда ей казалось, что этой отчужденности она никогда бы не ощутила, пусти она глубокие корни в этом городе.

В самом деле, ей так и не удалось раствориться в общей массе. Возможно, с досады и отчаяния она невольно выплескивала все свои чувства на Мэта, поскольку тот был просто нарасхват. Возможно, она просто расстроилась, будучи не принятой в высшие круги Проспера. А Мэтом восторгались все наперебой. Естественно, она подсознательно стремилась к безраздельному обладанию мужем.

В любом случае ей была присуща патетика молодой жены, которая без разбору отвергала все права мужа на деятельность вне дома.

— Хоть бы эта чертова собака не поймала ни одного енота, — чуть слышно прошептала она.

Мэт воспринял ее слова, как попытку выбросить белый флаг и поцеловал в нос:

— Я долго не задержусь, но ты меня не жди.

— Все равно буду ждать, — возразила она. Он еще раз поцеловал Кендал и направился к двери. — Аккуратнее с оружием и вообще, — бросила она вдогонку.

— Конечно-конечно.

Закрыв за ним дверь, Кендал долго сидела в офисе и размышляла. Мэт наконец высказался, подумала она. Да, положение у него уязвимое и он сам себя загнал, стараясь найти золотую середину между отцом и женой, которых одинаково горячо любил и всячески пытался ублажить.

Она никогда не стремилась их поссорить, напротив, всегда хотела гармонично влиться в их семью. Может, следовало бы проявить больший интерес к их увлечениям, а не ворчать по каждому поводу? Вот бы Мэт обрадовался, впрочем, и Гиб тоже. Он ведь частенько повторял, что желает видеть ее полноправным членом их сообщества.

Теперь Кендал чувствовала себя гораздо лучше. Ее не устраивает нынешнее положение дел — что ж, она в силах все изменить, и добьется этого, наверняка добьется.

Игра стоила свеч еще и потому, что ей мало было просто хорошего брака. Ей хотелось создать самую лучшую семью на свете.

Билли Джо Крук оказался высоким, долговязым парнем, без каких-либо существенных различий в размерах плеч, талии и бедер. Под одеждой без труда угадывались острые кости. Временами он резко встряхивал головой, убирая с глаз светлые прямые волосы, что весьма напоминало нервный тик.

— В полицейском протоколе сказано, что в момент задержания у тебя под рубашкой обнаружили компакт-диски, — начала Кендал ровным голосом.

Он громко втянул в себя содержимое носа и проглотил: — Я собирался за них уплатить.

— За пределами магазина?

— Я пошел к машине, чтобы взять деньги, а эти засранцы налетели на меня сзади, скрутили и стали обыскивать, будто я какой-то страшный преступник.

— Уг-гу, — задумчиво протянула Кендал, абсолютно не отреагировав на его неловкие попытки изобразить из себя невинного младенца. — Тебя раньше уже задерживали за кражу?

Он тупо уставился на нее своими бесцветными глазами. Кендал выдержала этот холодный взгляд и терпеливо ждала, что будет дальше. Наконец он обвел глазами потолок, охранника у двери, остальные предметы в комнате. Через секунду снова глянул на нее своими жуткими колючими глазами:

— Нет.

— Билли Джо, — предупредила она тихо, — не стоит мне врать, поскольку я все равно узнаю правду. И лучше, все расскажешь ты сам, чем я услышу ее от мистера Горна. Раньше аресты были?

— Меня не арестовывали.

— Но инцидент уже был?

Он нагло ухмыльнулся, как бы отвергая упреки:

— Пару лет назад? В Пигли-Вигли?

Кендал, сложив руки на груди, приготовилась слушать его объяснения.

— Эта… эта девчонка у кассы сказала, что я пытался украсть книжку комиксов. — Он равнодушно пожал плечами. — Эта сука все наврала.

— Ты книжку не брал?

— Я, конечно же, взял ее с полки, — нехотя продолжил он. — Я просто взял ее с собой в туалет, чтобы почитать, сидя на унитазе. Но эта сука подняла вой и вызвала менеджера. Тот вышвырнул меня из магазина, пригрозив, чтобы ноги моей больше там не было. Как будто я что-то сделал. Я им так и сказал, что они меня больше не увидят.

— Полагаю, — заключила Кендал, — они очень расстроились.

— Эй, стерва, ты на чьей стороне? — заорал он, вскакивая со стула. — И вообще, почему мне дали женщину в качестве адвоката?

Кендал так резко поднялась из-за стола, что стул, упав на пол, отлетел в сторону. Полицейский тотчас ринулся к Билли Джо, но она жестом остановила. Тот, еле сдерживаясь, попятился назад, сохраняя бдительность, дабы призвать Билли Джо к порядку в случае необходимости.

Кендал сверху вниз посмотрела на клиента и перешла на угрожающий шепот:

— Если ты хоть раз еще назовешь меня подобным образом, я выбью все твои гнилые зубы и тебе придется их проглотить. Ты меня понял? И на твоем месте я бы предпочла адвоката-женщину, а не мужика. Ты настолько отвратителен, что ни одна женщина не захочет представлять твои интересы в суде, если не будет уверена в том, что тебя осудят незаконно.

После этой тирады Кендал дала ему достаточно времени поразмыслить над ее словами. Он беспокойно ерзал на стуле и беспрестанно грыз грязные ногти, и без того обкусанные. Несмотря на его наглую ухмылку, теперь она заметила легкие признаки беспокойства.

— Ну ладно-ладно, — наконец выдавил он. — Не надо катить на меня бочку. Я не имел в виду ничего плохого.

— Нет, ты имел в виду вполне определенные вещи, — твердо возразила она, поднимая упавший стул и усаживаясь на него. — Мне плевать, что ты обо мне думаешь, Билли Джо. Мне заплатили, чтобы я представляла твои интересы в суде. Хорошо я это сделаю или плохо, это уже мои заботы. Независимо от исхода судебного процесса, я все же получу свой чек в следующую пятницу. Ты меня понял?

Он все прекрасно понял.

— Я не хочу в тюрьму, — тихо сказал он и тряхнул головой, отбрасывая назад волосы.

— Ну хорошо, — примирительно сказала она. — Давай продолжим разговор.

— Признать себя виновным? То есть признаться в том, что он украл? Да ты просто выжила из ума, дамочка!

Грубость, казалось, была неотъемлемой чертой всей семьи Круков, как и их соломенного цвета грязные волосы и лишенные всякой пигментации глаза. Старшие братья-близнецы Билли Джо, такие не высокие и ширококостные, не выглядели, впрочем, такими долговязыми. Возраст сгладил их острые плечи.

Генри и Лютер Крук пристали к ней по дороге из здания суда. Они тоже здорово негодовали по поводу того, что интересы их младшего брата в суде представляет женщина. Не обращая никакого внимания на их возражения, Кендал спокойно начала излагать стратегию защиты, которую она предложила их брату.

— Я вовсе не выжила из ума, — возразила она ровным голосом. — По некоторым соображениям Билли Джо должен признать себя виновным.

— Признать себя виновным, — грустно повторил Генри. — Ну и адвокат! Ладно, забудь об этом. Мы найдем кого-нибудь другого. Такого, который хорошо знает, что делает.

— Прекрасно, — тут же отреагировала Кендал. — Буду очень рада передать это дело любому, кого вы найдете, или кого назначит суд. Но моя обязанность заключается в том, чтобы закончить это дело как можно быстрее. Может пройти не одна неделя, прежде чем появится новый адвокат. Когда вы собираетесь при влечь его?

Лютер и Генри какое-то время раздумывали над неожиданным поворотом дела. Затем Генри с сожалением посмотрел на Лютера:

— Мать не выдержит, если малыш окажется в тюрьме.

— Выслушайте меня, а затем принимайте решение, — миролюбиво предложила Кендал. — Билли Джо сейчас только шестнадцать. Он еще подросток. Это его первый суд. Забудем про инцидент в Пигли-Вигли. Тогда он не был арестован и не предстал перед судом. Но и в противном случае это не приняли бы во внимание.

— Гм-м?

Генри пихнул брата локтем под ребра:

— Заткнись, дай ей договорить.

Поскольку Генри казался посмышленее, Кендал стала перечислять все аргументы именно ему.

— Я уверена, что если Билли Джо появится перед судьей по семейным делам и признает, что допустил ошибку, то есть вышел из магазина, не оплатив покупку, эти компакт-диски, хотя и собрался это сделать, то он, вероятнее всего, получит выговор и будет отпущен на поруки.

— То есть?

— То есть не проведет в тюрьме ни дня и его не пошлют на освидетельствование в округ Колумбия.

Это так называемое освидетельствование представляло собой задержание подростка в течение пяти дней и выяснение в течение этого времени всех тонкостей, зафиксированных в Департаменте подростковой преступности. После этого председатель суда выносит свое решение, исходя из рекомендаций Департамента.

— Что означает «на поруки»?

— Это означает, — терпеливо продолжала Кендал, — что Билли Джо не должен допускать подобных«ошибок» на протяжении года. К нему в это время будут внимательно присматриваться. Тут уж ему придется держаться подальше от всяких происшествий.

— А что, если он снова попадется?

— Попадется снова, получит срок на всю катушку. Генри молча обдумывал услышанное, почесывая свой локоть:

— А еще есть какой-нибудь выход?

— Другой выход — признать себя невиновным. Он предстанет перед судом, который скорее всего назначит ему строжайшее освидетельствование и направит дело в Департамент подростковой преступности. В этом случае, как мне кажется, судья более благосклонно отнесется к раскаянию со стороны обвиняемого.

Кендал увидела пустые глаза, уставившиеся на нее. Она попыталась объяснить свою мысль более популярно:

— Судья, вероятно, поддержит Билли Джо только в том случае, если тот заявит, что сожалеет о содеянном и пообещает, что впредь не допустит ничего подобного. Должна сказать, эта идея понравилась вашему брату. Он поклялся, что если выберется отсюда, то больше не будет искать приключений. Вот и все. Что решили?

Братья долго перешептывались друг с другом в стороне.

— Идет, — сказал, наконец, Генри, когда они снова подошли к ней. — Мы согласны с этим, то есть с тем, что вы сказали.

— Прекрасно, — ответила Кендал. — Но вы должны хорошо уяснить: если Билли Джо признает себя виновным, его осудят за совершение преступления. Отныне у него будет судимость. И к тому же, нет никакой гарантии, что признание вины смягчит сердце судьи. Это такая игра, в которой рикошетом может всем достаться. Однако игра безопасная.

Они снова посовещались и дали добро, не уставая повторять, что мать здорово обрадуется, ведь ее любимчик избежит тюрьмы.

— Разумеется, как только брат выберется отсюда, она так надерет ему задницу, что он и сесть не сможет.

Эта мама, подумала Кендал, должно быть та еще штучка:

— Советую вам купить Билли Джо новый костюм, чтобы он появился перед судьей в приличном виде. — Чуть помолчав, добавила: — И туалетные принадлежности. — Затем она стала подбирать слова, чтобы растолковать свою мысль. — Он должен выглядеть так, будто собирается в церковь для венчания.

— Кстати, о венчании, — перебил ее Лютер, — вы правда жена Мэта Бернвуда?

— Совершенно верно.

— И Мэт отдал предпочтение городской девушке?

— Не совсем так, — поправила его Кендал. — Я выросла в восточной части штата Теннесси. В городке Шеридан, который даже меньше Проспера.

— Но вы ведете себя как городская дама, — объяснил Лютер. — И одеваетесь точно так же, — заметил он, оглядывая ее с головы до ног. — Забавно, что Мэт на вас женился. Я всегда считал…

Он замолчал, получив очередной удар локтем под ребра.

— Лютер всегда болтает всякую чепуху, — извиняющимся тоном произнес Генри. — Давай побыстрее домой, порадуем мать хорошей новостью. — Он подтолкнул брата к стоявшей у обочины машине.

Кендал с облегчением вздохнула. После этой встречи ей вдруг захотелось принять душ.

— Продаются рыбные консервы, — раздался рядом чей-то голос, — три банки за один доллар.

На ступеньках сидел человек, показавшийся ей знакомым. Он громко читал последний выпуск газеты Мэта. Перемазанная чем-то густая борода, с застрявшими в ней крупинками соли и перца, сильно старила его. На самом деле он, видимо, не старше Мэта.

— Добрый вечер, Бама, — сказала Кендал, улыбнувшись.

— Добрый вечер, адвокат.

— Как поживаешь?

— Ничего, потихоньку.

Как-то Роско поведал ей грустную историю.

— Он появился здесь совсем недавно, за несколько месяцев до вашего приезда. Знаете, — уточнил Роско, его зовут Бама, по названию штата Алабама. Он приходит к зданию суда каждый Божий день, невзирая на дождь или непогоду. Сидит на ступеньках и от корки до корки читает газету. Очень добродушный парень. Никому никакого зла не причиняет. Во всяком случае похоже, что так. Несколько раз его пытались отсюда прогнать, но на следующий день он всегда появлялся. Так провести свою жизнь?! — Уборщик грустно покачал головой, словно осуждая те кошмарные обстоятельства, которые вынудили этого человека бездельничать и совсем опуститься.

Вспомнив обо всем этом, Кендал вынула из сумки долларовую бумажку и сунула в боковой карман грязного твидового пиджака бедняги:

— Купи себе этих самых консервов, Бама.

— Большое спасибо, адвокат.

— Доброй ночи.

— Всего хорошего.

Какой длиннющий день. Каждая минута оставила в ее душе неизгладимый след, как рубец от удара плетью.

Кендал попыталась, как обещала, дождаться Мэта, но неожиданно так захотелось спать, что к полуночи, признав свое поражение, она улеглась в постели в гордом одиночестве.