Первые три дня после ухода мужа казались Светлане абсурдом. Ощущение того, что сейчас откроется дверь и на пороге появится Анатолий, было настолько реальным, что несколько раз за день она подходила к входной двери и прислушивалась, не доносится ли звук знакомых торопливых шагов. Но на лестничной клетке царила тишина, не нарушаемая даже рычанием соседского пса.
Пару раз Светлане казалось, что за шумом воды и шипением масла в сковороде она не расслышала, как в двери повернулся ключ. Бросив все, она шла в коридор, но там никого не было, а вид входной двери, безучастно наблюдавшей за ее действиями, оптимизма не вселял.
С Аленкой по телефону она общалась запросто, выслушивая ее новости и разговаривая о всяких пустяках, не затрагивающих ничего серьезного. На вопрос об отце неожиданно легко для себя она ответила, что Толя был вынужден уехать на некоторое время в командировку, и, благо такое уже случалось раньше, Аленка не стала расспрашивать о подробностях, и разговор перешел в другое русло.
С Володькой так просто не обошлось. На третий день, вечером, почти перед самым сном, он появился в комнате родителей и замер в дверях, вопросительно глядя на мать.
– Что-то случилось? – отложив сканворд в сторону, Света убавила звук в телевизоре и посмотрела на сына.
– Вот и я тебя хотел об этом спросить, – озадаченно протянул Володька.
– Спросить о чем? – напряглась она.
– Ты ни чуточки не догадываешься?
– Вопросом на вопрос не отвечают, ребенок, это дурной тон. И кто тебя только воспитывал? – улыбнулась она, пытаясь отшутиться.
– Хорошо, – кивнул головой тот, – я не стану отвечать вопросом на вопрос. Воспитывала меня ты и еще отец, которого почему-то третьи сутки нет дома. Ты, случайно, не знаешь, к чему бы это? – Глаза мальчика смотрели вопрошающе бескомпромиссно, и Светка первой была вынуждена отвести взгляд.
– Очень даже знаю, – легко проговорила она, натягивая на лицо безмятежную улыбку. – Папа уехал на несколько дней в командировку и скоро должен вернуться. Два дня назад я сама посадила его на вокзале в поезд.
– А тебе не кажется, мам, что командировка выходит какая-то странная?
– В смысле? – Светка посмотрела на сына полными изумления глазами и замолчала.
– Ты и вправду считаешь, что я до сих пор ребенок, или просто так привыкла меня называть?
– При чем тут это, Володь? – По спине Светы поползли предательские мурашки, и голос дрогнул.
– Мам, в какой город он поехал, он тебе сказал?
– Ну… – Светка старательно растягивала звук, судорожно соображая, какой город лучше назвать, ведь неизвестно, насколько растянется вся эта эпопея.
– Мам, не нужно, ладно? – Володька нахмурился, и лоб его прорезала вертикальная складка.
– Не морщи брови, морщины будут, – автоматически проговорила Света, соображая, что теперь со всем этим делать. Времени на подготовку к разговору с детьми у нее было достаточно, она даже придумала какое-то разумное объяснение всему происходящему, но уже с первой секунды все повернулось не так, как она запланировала, и ее старания моментально пошли прахом.
– Что ты от меня хочешь? – попробовала нахмуриться она. – Все, что мне известно, я тебе рассказала, так что ты хочешь еще? – повторила она, строго глядя на Володю.
– Я хочу знать, где отец и что случилось, – спокойно ответил он, выдерживая суровый взгляд матери – Я могу понять, что в поезде может пригодиться зубная щетка, электробритва и чистое полотенце, но не мог же он прихватить с собой автомобиль?
Хороша, нечего сказать, а про машину-то она и забыла! Да, теперь нужно как-то выкручиваться.
– А, вот ты про что, – негромко засмеялась она, – так машина в сервисе, там что-то такое полетело, не могу тебе сказать, я в этом абсолютно не разбираюсь. Надо же, чего тебе только в голову не придет! Слушай, ты, случайно, не знаешь породы лошадей на «а»?
– Ахалтекинец. А ключи от квартиры он, конечно же, забыл?
– Да? Надо же, а я и не видела, – расстроенно проговорила Света. Надо же, какой он внимательный, все углядит.
– А все свои документы он тоже взял в поезд? Целую коробку? Да еще и альбом с фотографиями, надо же! – саркастически вздохнул Володька. – А может, хватит, мам?
– Ты что, лазил в наш секретер? – поразилась Светка, и на этот раз уже по-настоящему.
– Конечно, лазил. А ты бы не полезла на моем месте?
– В чужой шкаф я бы не полезла ни за что, – с укором произнесла она.
– Вот видишь, а я полез. Мам, скажи… он от нас ушел насовсем?
– Я не знаю, сынок, – сдалась мать, – я ничего не могу тебе сказать.
– Значит, не ошибалась Ленка, так и есть, отчалил папанька, – нарочито грубовато произнес он, но Светка заметила, что губы его задергались. – И почему он нас бросил, я могу узнать?
– Он не вас бросил, – уцепилась за последнюю соломинку Света, – он меня бросил, а к вам это не имеет никакого отношения.
– Мама! – Мальчик подошел к матери, сел на палас и посмотрел ей в лицо, заглядывая снизу. – Я уже взрослый, ты не думай, вон, депутаты постановили, что я уже жениться могу, – усмехнулся он.
– Если жениться – значит, совсем большой, – соглашаясь, кивнула Света.
– Мы решили с Ленкой, что, как бы дела ни повернулись, в обиду тебя не дадим, – серьезно проговорил он. – Ты знай об этом, хорошо?
– Она тоже догадывается?
– Нет, мам, она не догадывается, она знает точно.
– Откуда?
– Она разговаривала по мобильнику с нашим батюшкой, и он ей все выложил сам, так сказать, из первых уст.
– Доложился. Вот, значит, как?
– Значит, так, – кивнул головой сын.
– И что вы по поводу всего этого думаете? – Светлана напряглась, ожидая ответа сына как приговора.
– Мы думаем, что и без него сможем прожить, на нем свет клином не сошелся. Мы уже выросли, так что тебе есть к кому обратиться в случае чего, а тебе другого мужа нужно подыскать.
– Мне прямо сейчас начинать искать? – серьезно проговорила она.
– Нет, сейчас уже поздно, а вот с завтрашнего утра – в самый раз будет.
– Хорошо, я подумаю над вашим предложением, а сейчас иди спать, а то завтра я тебя не добужусь.
Володька ушел, а Светлана, откинувшись в кресле, задумалась. Вот пинкертоны, вычислили! Надо же, подыскать нового мужа! Легко сказать.
Прошло трое суток, как ушел Толя, но до сих пор она в полной мере так и не смогла осознать всей глубины случившегося. Прислушиваясь к себе, она не чувствовала ни боли, ни отчаяния – ничего, что должно было бы сопровождать все эти события. Соскользнув с нее, словно капля холодной воды с жирной поверхности, неприятности отдалились, будто отошли в сторону, не затронув души и не причинив особого вреда. Удар, нанесенный Толей наотмашь, должен был свалить, раздавить, уничтожить все живое в ее душе, не оставив камня на камне, но он прошел мимо, едва коснувшись ее сознания.
Глядя через тюль в темное окно комнаты, женщина видела, как один за одним в доме напротив гасли желтые квадратики света, погружая улицу в неподвижность и темноту. Мохнатые шарики фонарей отбрасывали на снег желтые рассеянные овалы света; густое гуталиновое небо, съев все звезды, чернело над городом бездонной глубиной.
Вдалеке залаяли собаки. Прокатившись по всей улице, лай развернулся в обратную сторону, но, дойдя до середины, стих так же внезапно, как и начался.
Боли не было, была даже не обида, а скорее глубокое удивление и разочарование. Она прожила с человеком долгих двадцать пять лет, но так до конца и не смогла его понять. Теперь, когда у нее была возможность не торопясь вернуться в прошлое и проанализировать причины случившегося, возвращаться оказалось просто некуда. Перебирая странички лет, прожитых с мужем, Светлана вдруг поняла, что любила фантом, образ, созданный ее фантазией, любила мираж, выдумку, а не живого человека.
Она шла по жизни, она держала его за руку, но совсем не знала, какой он. Она смотрела на его волосы, глаза, фигуру, она готовила ему еду и стирала одежду, рожала детей и говорила о высоких материях, оставаясь совершенно для него чужой.
Много лет назад она приняла его восхищение за любовь и, окрыленная его юношеским восторгом и молодым азартом, отдалась этому чувству полностью, без остатка. Анатолий был совсем не против ее чувств, позволяя себя любить и находя это удобным. Мало того, со временем он уверовал в то, что эти отношения справедливы, потому что любовь жены являлась как бы компенсацией за те неудобства, которые налагало само понятие брака.
Образ бравого лихого забияки и заводилы, сводившего с ума всю женскую половину факультета, в сознании Светы так и не изменился, пройдя сквозь сито дней и испытаний. Она знала все: каждую черточку на его ладони, каждую морщинку в уголке глаз, каждую улыбку и взгляд, но она так и не успела понять, что по жизни она шла не вместе с этим человеком, а всего лишь рядом.
Осознав все это, Света вдруг поняла, почему она не испытывала отчаяния и боли: всему этому неоткуда было взяться, потому что отрывать и резать больно только по живому, а чужое и мертвое выбросить и сломать было просто.