Горячие сердца

Глава 3

Оказавшись в одном ряду с войсками генерала Шермана, уже готовыми войти в город, Тревис осадил свою лошадь. Китти, сидевшая за спиной, обхватив его руками за талию, чувствовала себя крайне неловко: солдаты беззастенчиво рассматривали ее. Рослый мужчина в перепачканном кровью мундире произнес, обнажив гнилые зубы в усмешке:

– Эй, капитан Колтрейн, вы уже наслаждаетесь плодами победы? По мне, так эта крошка выглядит очень аппетитной.

Остальные дружно загоготали.

Китти почувствовала, как напрягся Тревис и смерил ухмылявшегося солдата взглядом, от которого тот сразу съежился в седле:

– Попридержите свой язык, мистер, если не хотите его лишиться.

– Я знала, Тревис, что так и будет, – волновалась Китти, еще крепче прижимаясь к нему. – Я не могу въехать в город с тобой. Пожалуйста, отпусти меня, и я сама найду дорогу. В этом лесу мне знаком каждый куст. Мы можем встретиться с тобой позже, в городе. А сейчас все только и будут спрашивать, почему рядом с тобой в седле женщина.

– Я не могу тебя отпустить, Китти. Ты сама видела, как твое присутствие действует на этих людей, даже несмотря на то что ты находишься под защитой офицера. Им предстоит войти маршем в город, занятый без борьбы, и, конечно, они горят желанием отпраздновать победу. Не пройдет и пяти минут, как они сорвут с тебя одежду и изнасилуют.

Она вздрогнула. Он почувствовал это и похлопал ее по бедру.

– Мне очень жаль, Китти, но я не могу оставить своих людей. Таков приказ генерала. Как только мы прибудем в город, я подыщу для тебя комнату в гостинице, где ты сможешь скрыться от посторонних глаз.

– Я пойду в госпиталь.

– Кажется, ты говорила, что тебя тошнит от войны, что ты не хочешь снова видеть вокруг себя смерть и человеческие страдания. Госпиталь переполнен ранеными солдатами с обеих сторон.

– Я знаю, – отозвалась она тихо, откинув со лба прядь рыжеватых волос. – Но все же мне надо быть там. Я не единственная, кто устал от войны. Всем нам досталось. Доктору Холту не хватало людей, когда я покинула его, и сейчас у него наверняка много хлопот, когда раненых так много.

– Джонстон забрал своих с собой.

– Знаю. Я тоже собиралась, но Натан вынудил меня бежать вместе с ним. О Боже, если бы я отказалась!

Зазвучал горн, и Тревис выпрямился в седле. Все солдаты вокруг прислушались. Они были усталыми, оборванными, грязными, но каждый из них воспрянул духом при этом звуке.

Как только стих призыв горна, люди двинули своих лошадей вперед, выстроившись по четыре в ряд, и, словно повинуясь молчаливому приказу, подхватили слова песни: «Глаза мои видели славу явления Господа…»

Китти нахмурилась. Боевой гимн Республики. Они упоминали в песне имя Божие, словно это давало им право грабить и убивать. Ею овладела ярость. Слова гимна казались ей святотатством.

Солдаты закончили петь, и прежде чем они успели затянуть новую песню янки, Китти выпрямилась, подставила лицо ветру, и в наступившей тишине ясно прозвучал ее звонкий голос: «О, как хотела бы я вернуться на землю, где зреет хлопок, где еще жива память о старых временах… оглянись… оглянись… оглянись вокруг… благословенная земля Дикси[2]…»

Она продолжала петь куплет за куплетом, и голос ее становился все громче и разносился все дальше. Притихшие, хмурые солдаты обернулись и уставились на нее.

Тревису хотелось задушить ее на месте. Подумать только, он, всеми уважаемый офицер армии генерала Шермана, верхом на лошади с женщиной, распевающей гимн Конфедерации! Однако у него хватило здравого смысла не пытаться ее остановить. Лучше позволить ей закончить, несмотря на мрачные взгляды, которые солдаты бросали в его сторону.

Она повысила голос, чтобы пропеть последние несколько слов, когда до Тревиса донесся громовой стук копыт. Подняв глаза, он увидел самого прославленного генерала, направлявшегося к нему верхом на лошади в длиннополой шинели, развевавшейся на ветру. Однако Китти не замолчала – довела свою песню до конца и даже повторила лишний раз припев уже после того, как Тревис осадил лошадь и отдал честь генералу Шерману, грозно смотревшему на него.

– Что все это значит, капитан? – прогремел совсем рядом голос генерала. – Какое отношение вы имеете к женщине, которая, сидя на вашей лошади, смеет распевать гимн окаянных мятежников?

– В нашем гимне нет святотатства, – отрезала Китти, между тем как Тревис готов был провалиться сквозь землю. – Мы не идем в бой, упоминая имя Божие и одновременно насилуя и убивая. Все знают, что ваши люди пронеслись, словно ураган, по всему Югу, занимаясь убийствами, поджогами и разбоем. И вы поете о Боге?

На какое-то мгновение Тревису показалось, что Китти сплюнет с презрением на землю, однако она не сделала этого.

– Если я так ужасен, то почему не приказал сию же минуту вас убить? – спросил генерал Шерман.

Губы его изогнулись в язвительной улыбке, однако блеск в глазах не сулил ничего доброго.

– Зачем? У вас на совести и так достаточно злодеяний.

– Китти, ради всего святого! – Тревис обернулся в седле и бросил на нее сердитый взгляд, обдумывая, не ударить ли ее по щеке, чтобы она замолчала.

– Ну? – Ноздри Китти раздулись, в фиалковых глазах вспыхнули фиолетовые и пурпурные огоньки. – Не вы ли тот самый знаменитый генерал, который заявил, что даже ворона, летящая за вами следом, не найдет себе ничего на пропитание? Что война – это ад? Что вы намерены покарать Юг? Что ж, давайте обрушьте вашу кару на меня. Убейте меня, если это поможет вам почувствовать себя настоящим мужчиной! Только так вы заставите меня замолчать, потому что я сойду в могилу с пением «Дикси» на устах.

Генерал Шерман перевел взгляд на Тревиса и спросил свистящим шепотом, дрожа от ярости всем телом:

– Капитан Колтрейн, кто эта женщина? Мне кажется, я видел вас с ней раньше. Кто она такая и как она оказалась в вашем обществе?

– Сэр, – Тревис глубоко вздохнул и провел рукой по лбу, – это мисс Кэтрин Райт, дочь Джона Райта…

Выражение лица генерала Шермана тотчас изменилось.

– Понимаю. – Он откашлялся. – А что она делает с вами?

– Видите ли, сэр, Джон Райт был убит при Бентонвилле. Генерал, потрясенный, прикрыл глаза, не скрывая своего горя.

– О нет, – отозвался он чуть слышно. – Я не знал. Мне об этом не доложили.

Затем, оставив в стороне скорбь, генерал Шерман взглянул на Китти:

– Я сожалею, мисс Райт. Я чрезвычайно уважал вашего отца и восхищался им. Он был человеком глубоких нравственных и религиозных убеждений, мужественным и доблестным солдатом…

– Жаль, что вы на него не похожи, – огрызнулась Китти, и Тревис сжался в седле.

Генерал Шерман вздрогнул, словно она его ударила.

– Я мог бы сказать то же самое о вас, юная леди. Я знаю, что Джон Райт, родом с Юга, был убежденным сторонником северян. Прискорбно, что вы не разделяли его чувств. Но я нисколько не удивлен, что у Джона Райта такая пылкая и храбрая дочь. – Он снова бросил испытующий взгляд на Тревиса: – Вы до сих пор не объяснили мне, каким образом эта женщина оказалась с вами, капитан Колтрейн.

Тревис насколько возможно коротко поведал генералу Шерману о работе Китти в госпитале генерала Джонстона в Бентонвилле и о ее похищении офицером, дезертировавшим из армии конфедератов, рассказал ему о том, как этот офицер застрелил Джона Райта, а он сам расправился с Натаном Коллинзом.

– Коллинз родом из этих мест, так же как и мисс Райт, – продолжал Тревис. – Их соседи крайне неприязненно относились к Джону Райту и сожгли дотла его ферму. Китти прежде работала в госпитале в Голдсборо, и я решил, что мне лучше самому сопровождать ее туда. Я уверен в том, что прятавшиеся кругом дезертиры из армии мятежников видели, что произошло. Пойдут слухи, и, когда выяснится, что Китти Райт имеет прямое отношение к смерти Натана Коллинза, жители города захотят отомстить. Со мной ей будет безопаснее.

– Безопаснее? – Генерал Шерман приподнял брови. – И как же вы предлагаете с ней поступить, капитан? Неужели думаете, что эти люди смягчатся, увидев ее в обществе офицера армии северян? И как, по-вашему, они отреагируют, когда мы в самом скором времени войдем маршем в город?

– Я собираюсь взять ее с собой, – твердым голосом ответил Тревис, смело встречая пристальный взгляд генерала. – А затем мы обвенчаемся.

Вокруг послышался недовольный ропот, который тут же стих под гневным взглядом Тревиса. Он снова обернулся к генералу Шерману, ожидая его ответа.

Но тут Китти возмущенно воскликнула:

– Погодите, вы все! Разговариваете так, как будто меня вовсе нет рядом. Я уже сказала тебе, Тревис Колтрейн, что собираюсь остаться здесь и возделывать землю своего отца. И почему вас, генерал Шерман, должны заботить мои дела? Вы либо убейте меня, как вы обычно поступаете с женщинами и детьми, либо продолжайте свой путь и оставьте меня в покое. Я не намерена находиться в обществе вашего капитана дольше, чем того потребует необходимость. Ему пришла в голову мысль сопровождать меня в город, а не мне. Уверяю вас: я опасаюсь мести горожан не больше, чем ваших солдат.

Тревис ожидал самого худшего. Но генерал Шерман сделал то, что его люди наблюдали за ним крайне редко. Он рассмеялся. Запрокинул голову и смотрел на разъяренную молодую женщину, весь заходясь от смеха.

– Черт возьми, похоже, шутить вы не расположены, мисс Райт. Только Джон Райт мог произвести на свет такую дочь. Отправляйтесь в путь вместе с моим капитаном и, когда окажетесь в Голдсборо, поступайте как знаете. Жаль, если Колтрейн окажется настолько глуп, что женится на вас.

Они пересекли крытый мост через реку Ньюс, направляясь в Голдсборо по дороге, ведущей в Уэинсборо. Солдаты резко выпрямились в своих седлах при звуке артиллерийского огня, но почти сразу же по рядам пролетел слух, что причин для тревоги нет Генерал Скофилд приказал установить на вершине холма батарею и приветствовал входившего маршем в город генерала Шермана залпами салюта.

Услышав звуки орудийного огня, горожане собирались на улицах, чтобы посмотреть на завоевателей. Их лица были непроницаемыми, и Китти решила, что они уже смирились с поражением и полностью утратили боевой дух.

– И куда же мы направляемся? – спросила Китти у Тревиса, чувствуя себя крайне неловко в своем нынешнем положении.

На нее смотрели, отпускали реплики из толпы. Очевидно, принимали за публичную девку, не привыкшую отказывать никому, которую солдаты взяли себе для услады Тревис осведомился в ответ, куда она сама желала бы пойти.

– Я уже говорила, Тревис, что хочу немедленно вернуться в госпиталь. Доктору Холту пригодится сейчас любая помощь.

Какое-то время он молчал, затем произнес не без мрачной иронии.

– Ты понимаешь, моя прелесть, что там будет множество солдат-северян, раненых и нуждающихся в уходе?

– О, Тревис, ты несправедлив ко мне! – вскричала она возмущенно. – Неужели я хоть раз проявила пристрастие к солдатам Союза, работая в ваших госпиталях? Ты ведь, как никто другой, знаешь, что я делала все, что в моих силах, чтобы помочь раненым, и меньше всего меня при этом заботило, на чьей стороне они сражались.

– Ну ладно, ладно, виноват, – согласился он – Я знаю, какую неоценимую помощь ты оказала нашим людям на поле боя.

– Тревис, пожалуйста, отвези меня в госпиталь. Я чувствую, там нуждаются во мне.

– Как тебе угодно, – вздохнул он, устав от споров.

Взяв под уздцы лошадь, Тревис покинул строй и направился в сторону госпиталя. Внезапно воздух разорвал чей-то пронзительный крик:

– Это она! Это Китти Райт, грязная предательница, продажная девка! Видите? Она здесь, верхом на лошади с проклятым янки. Вероятно, тем самым, который убил бедного Натана!

Взгляд Китти переметнулся налево, и она даже приоткрыла рот при виде искаженного истерикой лица Нэнси Уоррен – той самой молодой особы, которая оспаривала у Китти привязанность Натана, не скрывая своего страстного желания стать его женой. Между двумя женщинами никогда не существовало ничего, кроме неприязни.

– Кто эта женщина, черт побери? – прошипел Тревис, пришпоривая лошадь, между тем как толпа подалась вперед.

– Прежнее увлечение Натана, так, по крайней мере, она считала, – ответила Китти быстро. – Поезжай вперед, Тревис. Иначе ярость этих людей хлынет через край.

Подобрав длинные юбки, Нэнси бросилась за ними следом, вопя:

– Так это и есть твой любовник-янки, Китти? Мы уже слышали о том, как погиб бедный Натан. Дрянь! Как ты только посмела появиться здесь после всего?

Протянув руку, она вцепилась в голень Китти, но Тревис, развернувшись в седле, оттолкнул ее. Потеряв равновесие, Нэнси упала на дорогу, растянувшись в грязи.

– Этот мерзкий янки оттолкнул ее! – воскликнул кто-то из мужчин. – Не для того они явились сюда, чтобы так обращаться с нашими женщинами. Неужели это сойдет ему с рук?

– Нет, черт возьми! – заорал другой.

Китти почувствовала, как что-то ударило ее по щеке – ком грязи, – и прежде чем она успела вскрикнуть, еще один ком, брошенный в воздух, попал в висок Тревису, сбив с него шляпу. Выругавшись, он пришпорил лошадь, пытаясь пробиться через обступившую их со всех сторон плотную толпу. Руки тянулись к ним, порываясь стащить обоих с седла. Китти перепугалась не на шутку, понимая, что толпа способна растерзать их на месте. Тревис вынул из чехла винтовку и выстрелил в воздух. Толпа тотчас отступила, но затем снова надвинулась на них, и Китти заметила, что Тревис навел винтовку на мужчину, который бил его тростью по ноге.

Звуки ружейных выстрелов пронзили воздух, и толпа попятилась в ужасе при виде приближавшихся к ним солдат, которые, сбивая с ног мужчин и женщин, прокладывали себе путь к тому месту, где Китти и Тревис попали в ловушку.

– Что, черт побери, здесь происходит? – возмутился старший офицер, затем взглянул прямо в лицо Тревису и произнес: – Укажите мне зачинщиков. Генерал Скофилд не потерпит никаких нападений на наших людей.

Китти крепко обхватила руками талию Тревиса, прижав лицо к его спине. Глаза ее были прикованы к Нэнси Уоррен, во взгляде которой было столько нескрываемой ненависти, что Китти даже вздрогнула. Кто-то повел Нэнси прочь, а она кричала:

– Ты заплатишь за все. Китти Райт! Еще горько пожалеешь о том, что произошло по твоей вине с храбрым солдатом Натаном Коллинзом.

Китти, больше не в силах молчать, выпрямилась в седле и закричала:

– Натан убил моего отца! Он выстрелил ему в спину!

– Твой отец был презренным предателем! – взвизгнул один из мужчин, стоявших рядом с ней. – Я задушил бы его голыми руками и ни на миг бы не пожалел. Людям из «Комитета бдительности» нужно было довести дело до конца и затянуть петлю на его шее, когда у них была возможность.

– Нет… – Глаза Китти были полны слез.

Неужели никто из этих людей так ничего и не понял? Ее отец любил их, но не мог изменить убеждениям своего сердца. Как ей убедить их?

– Папа любил Юг. Он…

– Китти, это бесполезно! – крикнул Тревис. Она тотчас умолкла, а он обернулся, глядя ей прямо в глаза, и добавил, понизив голос: – Китти, именно это я тебе и предсказывал. Эти люди ненавидят твоего отца, они ненавидят Союз, и поражение для них ровным счетом ничего не значит. Их ненависть не угаснет до тех пор, пока время не залечит раны, а на это может уйти целая вечность.

– Как это понимать, капитан? – спросил офицер, стоявший рядом с ними. – Из-за чего вся эта сумятица?

– Мисс Райт из Голдсборо, – отозвался усталым тоном Тревис. – Джон Райт был ее отцом…

– Джон Райт? – Глаза офицера округлились, в голосе отразилось почтение. – Мне приходилось слышать о нем – настоящий солдат. Я знал, что он был родом с Юга.

– Отсюда, – произнес Тревис. – Джон погиб в самый последний день битвы при Бентонвилле. Один из местных «героев» выстрелил ему в спину. Мисс Райт была невестой того человека. Я убил его. Слухи разошлись по округе, и потому-то добрым гражданам так не терпится стащить нас на землю и разорвать на части.

– Уф! – Офицер испустил глубокий вздох. – В таком случае вам обоим лучше всего не показываться на улице какое-то время, пока страсти не поутихнут.

Тревис сообщил офицеру о том, куда он намерен отвезти Китти, тот кивнул и приказал им немедленно продолжать свой путь.

Когда они отъехали на некоторое расстояние, Китти сказала:

– Ну что ж, продолжай и повтори, что предупреждал меня.

– В этом нет нужды. Но я надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я говорил, что тебе придется уехать отсюда, Китти? Эти люди ненавидят тебя, а сейчас страсти так накалены, что, я думаю, они бы повесили тебя на ближайшем суку не моргнув глазом, если бы им представился случай.

Китти в задумчивости прикусила нижнюю губу. Потом, когда горожане поутихнут, все будет по-другому, убеждала она себя. Просто все изрядно переволновались за последнее время. В конце концов, янки вошли маршем в их город и общее возбуждение слишком велико. После четырех долгих, кровавых лет война, наконец, подходила к концу, Юг был разгромлен.

Со временем раны заживут. Иначе нельзя. Здесь ее родной дом.

Они добрались до госпиталя. Тревис спешился, затем, протянув руки Китти, мягко опустил ее на землю. Все еще в объятиях Тревиса, она осмотрелась вокруг. Сколько времени прошло с тех пор, как она покинула Голдсборо, отправившись в Бентонвилл? Пять дней! Ей же они показались целой вечностью. Однако тут ничего не изменилось Кизиловые деревья, растущие вдоль улицы, готовы вот-вот покрыться пышным цветом, тишина, случайные прохожие бредут с потупленными головами, через силу волоча ноги.

Чей-то крик пронзил воздух, и они обернулись в сторону госпиталя.

– Пора идти, – прошептала она, когда он крепче прижал ее к груди – Им сейчас пригодится любая помощь.

Он приподнял рукой ее подбородок:

– Китти, я буду рядом на тот случай, если понадоблюсь тебе. Попытаюсь улучить время и заглянуть к тебе. Только обещай, что подумаешь о моем предложении поехать со мной. Ты сама видела, как люди относятся к тебе. Здесь у тебя нет жизни, нет будущего. Поедем со мной, и мы вместе обретем будущее. Ты знаешь, я предан тебе всем сердцем.

– И я тебе тоже. – Голос ее дрогнул, она едва удерживалась от слез, пытаясь подобрать нужные слова. – Пожалуйста, постарайся меня понять, Тревис Я готова обвенчаться с тобой, когда ты пожелаешь, но не могу бросить землю своего отца.

– Я прошу тебя лишь подумать о том, чтобы уехать со мной.

– А я прошу тебя подумать о том, чтобы остаться со мной здесь.

Они снова обнялись, затем Китти усилием воли заставила себя высвободиться из его рук и бросилась бежать по тропинке, ведущей к госпиталю. Она не оглянулась.