Настя
Вернулась обратно в квартиру. Сашка ест сухую ромашку, индюшка возвышается на столе, Антон замер, сложив на груди руки.
— Ребята ушли. Саш, тебе тоже пора.
— Куда пора? — поднял на меня растерянный взгляд бывший. Так смотрит разве что оторванный от материнского пуза щенок, которого злой человек бросил в морозную лужу.
— Не знаю. Сними номер в гостинице.
— У меня паспорта нет.
— Совсем?
— Он дома лежит, в квартире. Уже первый час ночи. Я бы Глебу позвонил, ты его знаешь, да он наверняка спит. Можно я у тебя заночую?
— Нет! С меня хватит! Мы развелись, все!
— Но мы же остались друзьями, а друзей не бросают. Я тихонечко тут посплю на диване до рассвета. Осталось-то всего ничего, пара часов.
— Саша, даже не начинай.
— Пожалуйста. Я вам не помешаю. Честно. Чуть рассветет, и я уйду. У меня на машине беда с ближним светом. Разобьюсь, ты себе этого не простишь.
— Саш!
— Четыре часа. Пожалуйста. Мне в себя надо прийти после того, что мать отчудила. Знаешь, я как-то не так представлял себе Толика. Думал, он хотя бы доцент. Или директор рынка, на худой случай.
— Хорошо. Но только не смей соваться к нам с Антоном в спальню. Ясно? — проще уж согласиться, чем выгонять. Что за дурная семейка! И угораздило же меня с ними связаться! Прилипалы. Что свекровь, что бывший муж.
— К нам в спальню? — ошарашенно спросил Антон. Его я забыла предупредить о своих планах. Впрочем, мне почти не стыдно. В историю с Толиком он меня впутал.
— К нам в спальню, любимый. Бери индейку и иди первым. Я сейчас догоню. Только найду перец.
— Индейку? Зачем?
— Для особых извращений! — нырнула я в морозилку и выудила из нее упаковку маринованных рёбрышек. Повезло, что они ещё не прихватились. Даже гнутся. Интересно, их удастся нанизать на вертел?
Сашка смотрит на меня оторопело и, кажется, даже не мигает. Вот как ему объяснить, зачем двум любовникам понадобилось в спальне сырое мясо? Никак. Даже пытаться не стоит.
Залезла в коробку с приправами. Повезло! Перец горошком — целая баночка. Ещё и с мельничкой сверху. Думаю, госпожа Лора останется очень довольна этой небольшой взяткой. Чуть помялась и незаметно, — очень на это надеюсь, — выгребла из ящика с ножами золотые монеты. Кто его знает, вдруг Саша решит что-нибудь приготовить и наткнется на них? По конвертам он лазить не будет, слишком щепетильный. А вот золото его точно заинтересует.
— Настя, я тебя не узнаю.
— Мы просто слишком мало прожили вместе. У всех есть свои секреты и тайны. Антон, идём. Нас ждёт чудесная ночь.
Мужчина пошел за мной нехотя, то и дело озираясь по сторонам. Я закрыла дверь в спальню на хилый крючок. Минуту подумала и задвинула под ручку небольшой комод, что стоял у стены. Открыть дверь он не помешает, слишком лёгкий, но если дергать дверь за ручку, то грохотать точно будет. Не думаю, что хорошо воспитанный бывший муж, решится брать штурмом дверь в мою спальню.
— Анастасия, я не готов. Ты это. Может, лучше он?
— Чупокабр тебя приглашает на ужин.
— На ужин?
— Ты же его и приготовишь, пока я буду улаживать дела, хорошо? Взамен могу наварить зелий. Или ещё чем помочь.
— Обратно выпустишь?
— Обязательно.
— И это. Я на море хочу, лады? Часика на два. Чтоб пляж, все дела, — протянул он ладонь для рукопожатия.
— Я тоже хочу на море. Лады, — пожала я ему руку.
— Дружим на взаимовыгодных условиях. Заглядывать буду не часто, но с подарками.
Антон первым прошел через волшебную дверь, стремительно прошлепал через террасу и скрылся за дверью.
Как же тут хорошо! Пахнет солнцем, морем и предвкушением чуда. Ужин скоро будет готов. У такого мужчины наверняка получится договориться с огнем и углями. Мне бы переодеться ко встрече с соседкой или ну его? Не буду зря терять время. Поплотнее прикрыла за собой красивые створы.
Хоть бы Сашка ничего не учудил в квартире!
Вышла в сад. Розы благоухают, гном волочит к себе в норку под яблоней щёточку для волос. Любопытно, что он с ней собирается делать. Посмотреть? Нет, пожалуй, потом. Сначала встречусь с соседкой.
Пробралась через заросли к уже знакомой калитке. Солнышко вовсю светит. И так хорошо. Весь этот удивительный мир прокрадывается яркими красками в душу, баюкает сердце. Потянула за ручку, но калитка и не думала открываться. Пришлось перегнуться через нее и заглянуть во дворик Лоры. Чистота и порядок, аккуратные клумбы. Совсем не то, что у меня. Ничего, и с садом, и со всем остальным справлюсь. Работы я никогда не боялась, тем более возни с растениями. Повезет, ещё и целебных трав смогу здесь набрать.
Отодвинула пальцами небольшой засов и, наконец, распахнула калитку. Неудобно вот так запросто входить в чужой двор, но и кричать тоже пока ни к чему. Мало ли кто может увидеть меня саму в земной одежде
Почти прокралась к соседскому дому, беспокоясь лишь о том, чтоб меня саму никто не увидел. Крыши их домов плотно прикрыты буйством садовых растений. Как же тут хорошо и спокойно.
Поднялась на крыльцо, заглянула внутрь дома через переплет крохотного окна. Руки пришлось сложить козырьком, чтобы хоть что-то увидеть.
Лора стоит одна посреди большой комнаты. Перебирает дивные вещи. Платки, вышивки, кружева, платья. Нет, она не одна. В полумраке комнаты напротив неё стоит сухонькая женщина. Советует что-то. Дёргает за подол темно-синего платья крючковатыми пальцами. Наконец, на стол опускается горсточка некрупных монет.
Женщины заговорщически улыбаются друг другу, жаль, что сквозь стекло не слышны голоса. Лора мягкой рукой разглаживает покупки, сложенные на столе в стопку. И вдруг обе женщины направляются к двери, чего и следовало ожидать.
Что мне делать? Бежать, но уже поздно, до калитки далеко. Прятаться? Негде. Разве что залезть под куст жасмина. Он раскинул ветки прямо у дома. Метнулась к нему, но поздно, слишком густой, чтоб в него влезть целиком. Поместилась только половина моего тела. Лучшая, я надеюсь, а именно голова. Теперь я напомнила себе страуса.
— Девочка, — удивлённо звучит мягкий голос, — что ты там делаешь? Аннеке, вот об этой сиротке я тебе и говорила, видишь, как дурно одета, бедняжка.
— Повезло, что есть монеты, чтобы купить себе хорошие новые вещи. Говорят, твой сосед был очень богат. Торговал специями и не только, — скрипучий осуждающий голос портнихи вынудил меня спрятать за шиворот рубашки и мельничку с перцем, и десяток монет. Не должны были заметить, надеюсь. Вылезла наружу и попыталась поправить то птичье гнездо, которое появилось у меня на голове вместо волос.
— Врут, Аннеке, все врут. Карл после себя кроме долгов ничего не оставил. Хорошо, что у девочки есть я, — Лора подошла ближе и выдернула из моей прически веточку жасмина, — Вместе как-нибудь справимся. Сосед очень просил присмотреть. Хороший был человек, хоть и странный.
— Что странный, то верно. Угодить в русалочий пруд, — покачала головой сухощавая женщина, — Но не буду мешать, не обижайтесь. Да не забудьте посетить ратушу, чтобы не было штрафа.
— Спасибо, что напомнила, дорогая. Посетим обязательно, пусть только девочка обживется немного.
— Срок-то два дня, как и для всех. Ты говоришь, она вчера прибыла. Не тяните долго. Спуска никому не будет, — Аннеке подманила пальцем корзину, полную шитья, и та последовала за ней по воздуху. Чудеса! Я тоже такую хочу.
— И то верно, — соседка кивнула головой портнихе на прощание, — Да освятит твой труд своим дыханием Светлая.
— Уж куда без этого. И с вами пусть пребудет счастье.
Только когда Аннеке скрылась за воротами, ведущими на дорогу, Лора развернулась ко мне.
— Рано ты пришла. Ну да и хорошо. Пусть тебя видят соседи, так, пожалуй, даже лучше. Аннеке живёт вниз по улице, отсюда через три дома. Ее бабушка была полуэльфийкой. Такие браки ещё тогда заключались. Шьёт — заглядение. Стежки ровные, точные, аккуратные, один к одному. Да ты сейчас и сама увидишь. Идём в дом.
— Полуэльфийкой?
— Да, это сейчас такое и не представить. А тогда жили вместе вот на этой самой улочке. Увидишь ее дом, сразу поймёшь, кем был старый хозяин. Дом с тех пор не перестраивали.
— Надо же.
— Крепко умеют строить ушастые, надежно. И магия из стен почти не выходит, не то, что у нас. Моему дому всего сто лет, а уже кое-где побелка сереет. Что делать, ума не приложу. Надо будет при случае магией напитать. Да только попробуй, найди ещё того мага, который согласится помочь! А ведьм у нас совсем мало. Проходи, дорогая, — открыла она передо мной дверцу в дом.
— Обувь снимать?
— Да зачем, у меня метла намагичена, приберет. Блюдечко принесла, не забыла?
— Ой, — не то что не принесла, а напрочь про него забыла. И оставила, скорее всего, у себя в квартире на кухне. Рядом с Сашкой. Только если чупокабр убрал, тогда, считай, повезло. А иначе, не представляю, что подумает бывший, если у него перед носом тарелка полетит.
— То-то же, что «ой!» — по-своему расценила мое замешательство Лора, — Хоть перец-то нашла?
— Да, вот, держите, — достала я мельничку из-за пазухи, — Я от портнихи решила спрятать, чтоб не увидела.
— Это что, все мне? Ты сама купила? — всплеснула руками женщина, — Зачем же так потратилась? Как же я с тобой рассчитаюсь теперь?
— Это подарок. Смотрите, если сверху покрутить крышку, перец сам перемелется, — кувырнула баночку вниз головой и прокрутили пару раз крышку.
— Мимо не сыпь! Ты чего же так? Это же перец! — почти выхватила она у меня из рук свой подарок и прижала к груди.
— Простите, я не подумала. Хотите, в следующий раз принесу корицы?
— Корицы?
— Ее в булочки добавляют. Делают из коры.
— Нельзя разбрасываться богатством попусту. Потом ещё меня обвинять станешь, что обобрала.
— Да что вы!
— Ну, только если немного, то принеси. Пожалуйста. Да ты проходи в дом, на пороге стоять совершенно точно не дело. Смотри, что я для тебя выбрала. В лавке было мало товара, так Аннеке достала кое-что из своих запасов. Фигурку твою я на глаз прикинула, шили с запасом. Но корсаж все подберёт, ты не переживай. Да и потом, вдруг немножечко потолстеешь? Тебе очень пойдет. Смотри, а я пока подарок твой спрячу, — скрылась женщина на кухне. Я же подошла ближе к столу.
Потрясающие наряды, словно сошедшие с иллюстраций или выпрыгнувшие из фильма. Первое платье, которое я взяла в руки, оказалось сшитым из плотного хлопка. Длинное, темно-синее, рукав свободный, глубокое декольте отделано по краю узкой полоской кружева. Настоящего, ручной работы, вязанного крючком.
— Под него идёт вот эта рубашка, — вернулась ко мне Лора и протянула совершенно невесомую вещь. Тончайшую, лёгкую рубашку с тесемкой на воротнике. Белая ткань вся расшита цветочным мелким узором, — потянешь за тесемочку, ворот подсоберется красивыми складками. Сверху платья принято надевать корсаж. Он мягкий, не бойся, не помешает, — в руку мне лег бежевый широкий ремень из плотной ткани, нашитой на гибкие ребра.
— Нравится?
— Очень.
— Нижняя юбка. Ее под платье пододевают. Смотри, — вынула она ещё одну лёгкую вещицу из стопки, — Вон там по подолу кружево и вышивка. Когда наденешь, можно чтобы кружева немного торчали. А узор посторонним показывать уже неприлично. Ты у нас девушка молодая, ещё замуж выйдешь. Ну или… Как решишь. А вот это платье особое, голубое. Редкого шелка, еле нашли такой в запасах у Аннеке. И на праздник надеть не грех. Ну или как в ратушу соберёмся. К нему и корсаж не нужен. Так просто можно носить.
Удивительно тонкая блестящая ткань должна обтекать фигуру. Платье довольно свободное. Рукава от локтя невероятно широкие и свободно ложатся вниз. Чтобы поднять руку, сделан разрез. Рукав так и останется свисать, а кисть и рука до локтя выглянут наружу.
— Красиво!
— Старались. Тут ещё много вещей. Сейчас переоденешься, и сходим в ратушу. Нужно заполнить бумаги. Только вот есть одна загвоздка. Про волшебный дом и товары говорить ничего нельзя.
— Знаю.
— Дар у тебя магический есть же, верно?
— Кажется.
— А какой?
— Не знаю.
— Ну в ратуше и определим, с этим загвоздки не будет. Важно, чтоб у тебя не нашли равновесия сил. А вот профессию тебе нужно придумать, чтобы в городе знали, чем ты собираешься жить. У нас так принято.
— И кем же числился Карл?
— Как кем? Земляным магом. Воду искал, камни на пашнях, клады, но это конечно редко бывало. В основном помогал, если гномы забывали, где и что попрятали их дед или отец. Работа не сложная, платили за нее много. Но основной достаток, конечно же, приносил ему дом. Какие чудесные вещицы он только не приносил из миров! А нелюди какие к нему захаживали! Ух!
— Любопытно. И что будет значить, если у меня обнаружат равновесие сил, как вы сказали?
— Такого не бывает. Только проклятые дочери Морриган могут нести в себе равно и свет, и тьму. У всех остальных без исключения перекос в ту или другую сторону.
— Дочери Морриган, кто они?
— Те, кто стоят на грани жизни и смерти. Могут вдохнуть жизнь, а могут отнять исключительно по своей воле. Только это все сказки. Их уже сотни лет никто здесь не видывал.
— Допустим, во мне найдут равновесие сил и что тогда?
— Тогда? — Лора очень внимательно посмотреть мне в глаза, — Тогда, девочка, будет худо. Если боишься или знаешь о себе что-то такое, постарайся отвлечь канцлера, когда он станет тебя проверять. Хоть чем. Придумай. Иначе нам всем беды не миновать.
— Как проверяют дар?
— У всех по-разному. Обычно достаточно приложить руку к кристаллу. Иногда просят поколдовать. Я уже всего и не помню. Во мне дар искали, когда мне исполнилось двадцать, матери что-то такое показалось. Искорку нашли, но такую крохотную, что ее и определить почти невозможно. Одевайся, дорогая, поторопись. Быстро сходим, чтобы пораньше вернутся.
Тронула пуговицы на рубашке, запоздало вспомнила про золотые монеты, которые спрятала себе за воротник.
— Сколько я вам должна за одежду?
— Одного золотого с лихвой хватит. И то потому, что у Аннеке в запасах пришлось покопаться, очень уж она неохотно отдаёт свои ткани. Жадничает. Так бы в десять медяшек все обошлось.
— Держите, — положила я один золотой на скатерть. И начала раздеваться. Увидев мое нижнее белье, женщина сначала всплеснула руками, а потом попросила принести ей точно такой же комплект. Обещала снять с себя мерки.
Новая рубашка облегает тело словно лёгкая дымка. Нижняя юбка тоже хорошо села. Вот голубое платье оказалось совсем непривычным. Такое лёгкое, свободное, кажется, что на мне и вовсе ничего не надето. Повезло, что я вышла из квартиры сегодня в балетках. Они пришлись в самый раз к моему наряду. Хотелось бы конечно надеть туфли, но, увы, чего нет, того пока нет. Да и потом, ещё не известно, как далеко идти до ратуши. И к которому часу я смогу вернуться домой.
С любопытством наблюдаю, как собирается к выходу в город Лора. Скинут с платья белейший кружевной фартук, шею обвил шнурочек с небольшим оберегом. На нем изображена женщина, раскинувшая руки в порыве обнять и притянуть к себе. Соседка теребит верёвочку, ласково касаясь изображения на амулете.
— Светлая богиня, я не одарена, так прошу у нее защиты от злых взглядов и суетных проклятий.
— Ясно. А мне такой не нужен?
— Зачем, ты же одарена.
— Ну так, для виду.
— Для виду у нас ничего не носят. И потом, откуда ж мне знать светлого дара в тебе больше или темного? Сейчас ещё что посоветую, а выйдет боком. Кого потом ругать станешь? Меня. Оно мне не нужно, — Лора покопалась в ящике тумбы и выудила на свет чепец. Впервые вижу такой. Весь в оборках, нарядный, кремового цвета. По шнурочку идёт тончайшая вышивка шелковой нитью. Очень нарядный. Соседка осторожно надевает его поверх прически, вытаскивает наружу несколько крупных локонов, прицепляет крохотные заколочки по бокам, чтоб не сползал и только после этого завязывает на шнурке бантик.
— А чепец?
— Тебе тоже не нужен. Ты ведь безхозная дева, имеешь право предложить себя во всей красе. Вдруг кто и позарится.
— Не поняла вас?
— У тебя ж нет ни мужа, ни дела, ни хозяйства. Можно ходить без чепца и не стыдиться. Вдруг кто замуж позовет, как увидит твои локоны? Такое богатство грех держать взаперти. Вот замуж выйдешь, или наоборот, решишь замуж пока не ходить, тогда и носи на голове чепец, как я.
— Ясно. То есть непокрытая голова это знак того, что я ищу мужа?
— И знак свободы от всяких хлопот. Идём, дорогая. Говорить везде стану я. Соседке я уже наплела, что ты сирота, росла в огромном поместье, да отец держал тебя в строгости, рта лишний раз не давал открыть. Потому и странная немного, стесняешься. Приглядишься к нашим порядкам, тогда и резвее будешь. Пока только не ляпни ничего лишнего.
— Можно мне чепчик надеть, чтоб не привязался кто? Я замуж точно не хочу. От прошлого бы мужа оттрястись.
— Так ты что же, вдовая? Привидение прицепилось? Это тебе к некроманту. Он у нас дело знает, пусть не с первого раза, но упокоит.
— Жив он. Мы развелись, брак расторгли и все.
— Чудеса, так только у гномов бывает. Ты про это молчи. Скажешь, что девица.
Широкая мощеная улица тонет в зелени палисадников. Фасады домов уставились на нас небольшими оконцами. Деревья до верхушек обвешаны яркими фруктами. Розовые, золотистые, всех возможных форм и размеров. Но таких, какие растут в саду у меня, вроде бы нет.
Лора идёт стремительным шагом, перебросив небольшую корзинку через правую руку.
— Здесь жилые дома. Мы идём к площади. Рынок, ратуша, лавки, всё там.
Герцог Лео
Тяжёлый день остался позади. Лёгкие все так же дерет кашель, по всему выходит, что берсерк вдохнул в меня там, в порту, новую жизнь, не иначе.
Повезло. Вот только руки устали бесконечно готовить еду для такой прорвы народа. Ещё хорошо, что во время морских походов я не чурался лишний раз навестить камбуз. Примерно представляю, где что лежит, и как все устроено. Вот только судно это совсем не чета моей бригантине. Паруса плохо натянуты, палуба скользкая, дерево почти сгнило, груз и тот закреплён неважно. Веревки слишком уж толстые для простых сундуков и совсем их не прижимают к борту. Вся наша посудина напоминает собой скорее скорлупку грецкого ореха, брошенную в воду, нежели обычное судно. Вдоль берега оно ползет ещё ничего, но стоит ему выйти в море, рассыплется при первом же шторме.
Команда откровенно боится мага. То и дело свистит в воздухе плеть, благо по спинам людей она вовсе не попадает. Тогда зачем пугать наказанием, если ты не намерен его исполнять? Или с меткостью плохо, или для острастки, что, впрочем, ещё того хуже.
Весь прожитый день чудится мне наваждением, глубоким сном, омраченным кошмаром. И эта сизая гладь воды, и закопченные стены крохотного камбуза, и похлёбка, которую я без конца должен варить. Бред, лишенный смысла и дыхания воли, а значит, и жизни.
Душу терзает другое, ей нет дела до сиюминутных тревог. Мой брат, тот, с кем я был един по крови, по жизни, по статусу и по духу. Он предал меня? Мы вместе росли, вместе взрослели, вечно шалили и помогали друг другу. Теперь, выходит, ничего этого не осталось, все позади. Или маг, убивший мое сердце на той дороге, солгал? Быть может. Но слабо верится, если честно.
Был бы брат невиновен, он бы уже давно отправился на поиски. Ведь не мог он узнать в теле убитого Льюиса моих черт. Не мог. Да, с сокольничьим мы были только похожи, но не больше. Примерно одинаковый рост, схожие черты лица, цвет волос. Кто другой мог бы нас спутать, да только не брат. Он единственный, кто не мог ошибиться. И от этого на душе все страшней. Голову терзают хмурые мысли, требуют мести, воздаяния за грехи. И мне кажется, что я сам умер, а вместо меня здесь на судне кто-то другой. Тот, кто учится ненавидеть, желать смерти некогда близкому человеку. Сам же я умер там, на дороге, опаленный словами мага.
И думать о побеге нет никаких больше сил. Лишь единственная цель удерживает на плаву меня самого, я хочу, нет, я мечтаю заглянуть в лицо брата. Прочесть в его серых глазах, отчего он так со мной поступил. Зависть? Природная злоба? Желание захватить в свои руки то, что не сможет удержать? Ведь нет в нем достаточных сил, ни физических, ни душевных, чтобы править в нашем наделе, сдерживать бунты, отбивать осады врагов. Слаб он, и в этом погибель всего, чем я дорожил.
И чаша весов не смеет качнуться. Предположим, я доберусь до короля. Мой титул, мое имя найдут подтверждение, я вновь обрету их, смогу вернуться к делам. Но брат будет обречён на погибель, бесчестие и мало что сможет его спасти. Сам виноват, да только от этого в моей груди не распустится солнце, и легче ни на секунду не станет. Я умер. Нет больше того, кто вошёл широким шагом в таверну. Передо мной стоит выбор. Продолжить биться за себя самого, и, возможно, успешно или забыть всю свою прошлую жизнь.
Ловкой походкой к котлу подошел берсерк. Высокий мужчина, а движется словно кошка, почти бесшумно перетекая по судну.
— На первую трапезу хватит. Иди, отдыхай, я сам приберу здесь.
— Где мне ложиться?
— Мешков много, выбирай любой. Ты раньше часто ходил в море, — не вопрос, утверждение.
— Бывало.
— И работы не боишься, хоть и не умеешь ничего толком. Ножи любишь, все наточил по десятому разу, — я предпочел промолчать. Что делать со своей жизнью, сам для себя пока не решил. Значит, ни к чему, чтобы до мага дошло, кто я есть на самом-то деле, — И слугой ты никогда не был. Спину держишь прямо, головы не склоняешь, — привычным движением он сгреб в сторону всю оставленную на столе посуду и уселся рядом на бочку, — Кем же ты был, Луис и как тебя угораздило так влипнуть?
— Кем был, больше не стану, — не соврал я. Того безмятежного герцога, и вправду, больше не существует, — Ты же слышал, я стащил кошелек, — слова лжи даются не просто.
— И убил прежнего хозяина. А ещё обесчестил девицу, наградив ее своим сыном.
— Зачем спрашиваешь, если все и так обо мне знаешь?
— Да так. Предпочитаю знать, с кем предстоит ночевать рядом. Больше шансов дожить до утра. Да и потом, не слишком-то я верю в то, что говорят люди. Языки длинные, а толку в них мало. Ты не похож на того, кто может украсть. Да и история с дочерью градоначальника звучит странно. Многие из нас не пожалели бы сил, чтобы занять место при такой женщине. Ребенка ты ей сделал, брак был бы неотвратим. Ты не дурак. Выгораживаешь кого? Кого-то, кто на тебя очень похож. Брата?
— Сам-то как очутился на каторге? — прервал я ненужный разговор.
— Сам? Считай, что по доброй воле.
— Так не бывает.
— Я убил и не счёл для себя возможным уходить от ответа. Так и оказался здесь.
— Берсерк?
— Мало кто узнает во мне прошлого воина. Да, берсерк. Свои же отдали на расправу канцлеру. Сами не решились меня тронуть.
Я начал присматриваться к мешкам, выбирая место для ночлега. Мука, зерно, отруби, сухари. Не густо.
— Вот как. Крыс много на судне?
— Почитай, ни одной нет. Дурная примета, так говорят. Сам я не силен в морском деле.
— Артефакт?
— Не мечтай. Хозяин наш слишком уж скуп. Крысы сошли на берег ещё в начале пути.
— Пробоина?
— Мне-то откуда знать, в трюме сухо, как видишь.
— Да, здесь пока сухо, — задумчиво произнес я и, наконец, выбрал себе место для сна. Пришлось перевернуть несколько мешков, да скрутить один неполный, в качестве подушки под голову. Берсерк устроился ближе к котлу, протянул пальцы к углям, прошептал напевно молитву своим чужеземным богам.
— Ты удивительно легко относишься к жизни. Совсем не боишься быть скинутым за борт.
— Мне везёт. И потом, эта посудина потонет при первом же шторме, мы просто не дойдем до середины моря. На палубе достаточно шлюпок. Матросам боятся нечего, выплывут, вода сейчас теплая. Вот ты — другое дело, из трюма до палубы далеко. И центральная мачта прямо над нами.
— Уверен?
— Клянусь честью, что готов ответить за каждое свое слово.
— Честью? Что ж, допустим, она у тебя и была. Да только браслет, боюсь, ее замарал.
— Как знать. У меня есть способ все исправить.
— Ты не тот, за кого тебя выдают. Так почему?
— Лучше быть живым каторжников, чем мертвым… Имя можно вернуть. С ним и все остальное, что украдено у меня. Кроме смерти, — принял я для себя окончательное решение. Каждый сам волен поступать, как знает. И каждый должен принять те плоды, что приносят его решения. Что брат, что я.
— Думаю, наше с тобой плавание лучше окончить в ближайшем порту.
— Это было бы очень удачно.
— Ты предупредил меня об опасности, я помогу тебе сойти на берег. Согласен?
— Вполне.
— Способ я выберу сам. Только, боюсь, он не придется тебе по душе.
— Сбросишь меня за борт? Браслет не даст совершить побег, насколько я знаю. Меня быстро найдут.
— И не мечтай. С трапа ты должен сойти своими ногами.
— А дальше?
— Куда судьба повернет. Ты удачлив, значит, бояться нам нечего. Я помогаю тебе, ты помогаешь мне. Идёт?
— Договор.
— Что нужно, чтобы ты смог вернуть себе имя?
— Сущая мелочь, добраться поскорей до столицы.
— И после этого ты сможешь выкупить меня и освободить, так?
— Согласен.
— Договор.