Настя
Проснулась от того, что меня укусили за руку. Раскрыла глаза, надо мной висят в воздухе зелёные лампы. Голова начисто отказывается соображать. За окном ещё ночь, свет в комнате выключен, только на стене светятся полосы.
Что за чертовщина? Где я вообще нахожусь?
— Прошипауся! Опассдыаим!
— Чего? Ты кто? — лампы надо мной исчезли, и что-то грохнулось на пол.
Молнией в голову ворвались воспоминания о вчерашнем дне. Карл Бересклет, чупокабр, картина, золотые монеты, браслет, бредовое письмо-завещание.
Потянулась за телефоном, чтобы узнать время, и заметила змейку, свернувшуюся калачиком у меня на ладони. В темноте светятся крохотные глаза, зубастая пасть открыта и ясно говорит о том, кто меня цапнул. Тряхнула рукой, отчего змея скатилась на одеяло.
Ну уж нет. Кровать хоть и двухместная, но в ней останется только кто-то один из нас. И, кажется, это буду не я.
Неужели змея живая? Что там Карл про нее писал? Эта красотка, похоже, спутала меня с мышью.
Стоп! Она же не могла ожить. Я ведь рассматривала ее долго-долго, любовалась. Змея была украшением, точно. Волшебство какое-то! Чертовщина. Или я все ещё сплю? Но тогда руке не было бы больно!
— Колдовскоиии щас скороу проииидет, — раскатился кошачий бас из подкроватного царства. В говорящего чупокабра я гораздо охотней готова поверить, чем в ожившее украшение.
— Какой час?
— Торопииись отворить двери! Иначе бииита!
Тряхнула головой, чтоб собрать мысли в кучу, но, похоже, только устроила в своей голове землетрясение для тараканов.
Так. Двери в комнате только одни, и они светятся. Карл в письме настаивал, чтобы я постучала в них ровно в три часа ночи. Только зачем это делать, он толком не написал. Дом, ещё какие-то тарифы. Не помню.
Взяла в руки телефон. Три тридцать утра. Опаздываю. Вопрос в том, куда?!
Змея на моей постели заскользили, подбираясь ко мне. Я резво отпрыгнул в сторону, помня о недавнем укусе.
— Не того боишься! — прошипел редкий зверь.
Двери светятся все ярче. С той стороны задул теплый ветер, обе половины как будто бы покачнулась на петлях.
Подошла, крадучись. Картина. Это просто картина. Постучишь, и ничего не случится.
Ну, а даже если случится все именно так, как писал господин Бересклет, что в этом страшного? Дом в магическом мире — это же хорошо, верно? Вообще иметь свой собственный дом — это прекрасно.
За дверью загрохотало. А змейка сползла на пол. Она точно живая!
Грохнула с перепугу кулаком по двери. Вышло достаточно убедительно.
— Тли лаза! Тли!
Ещё два удара обрушила я на удивительно теплую древесину. Может, все просто, панно сделано с подсветкой, с греющей спиралью и вентилятором? Нет, не похоже.
— Кто ты есть? Назови имя! — позвал меня голос с той стороны.
— Дочь Морриган из Твери. Анестейша Ферч. Хозяйка квартиры и Волшебного дома. Фармацевт-зельевар. Единственная наследница Карла Бересклета, — выдал мой непроснувшийся мозг все, что завалялось по случаю в глубинах сознания.
За дверью послышался скрежет.
— Впервые слиишу, чтоб дом говорил словами! — прошептал восхищённо зверь.
— А я впервые слышу, чтоб недокот говорил.
— Я чупокабр! — фыркнула морда.
— Звучит гордо.
Будто бы лязгнула об пол цепь. Яркий свет внезапно затопил всю мою комнату. Я зажмурила глаза. Отчаянно захотелось бежать, только непонятно куда. Доводы разума гонят куда подальше от чуда и волшебства. Любопытство, напротив, толкает что есть силы вперёд в неизвестность.
Волосы на голове зашевелились. И вовсе не от страха, а от хлынувшего в комнату теплого летнего ветра, наполненного запахами сада и морского прибоя.
— Добро пожаловать, Анестейша! — грохнул со всех сторон голос совсем как в кинотеатре, и я раскрыла глаза. Рот сам распахнулся от удивления.
Передо мной сразу за рамой картины возник огромный холл. Солнечный свет хлынул в темную спальню. Сделала шаг вперед, в средиземноморское лето, не смогла удержаться от соблазна.
Под босыми ногами теплая плитка. Справа от двери терраса, цветы, слышна птичья трель, и плещутся совсем рядом волны, накатывая на пляж. Девичий виноград пытается заползти в дом. Передо мной закрытая высоченная дверь. Повернула голову влево.
Вниз спускается коридор, обрамленный каменным сводом. Загадочный, темный, мерцающий всполохами искорок. Подняла голову вверх и ахнула. Вместо потолка — витражный купол, он щедро сыплет солнечные зайчики вниз, распуская немудреные кусочки счастья по холлу.
Рот закрыть так не получилось, даже когда я опустила глаза. Пол изумляет. Мозаичное полотно, все исчерчено золотыми линиями. Они разбегаются и сливаются в символы совсем как живые. Будто по полу перетекают ручейки золота. Смотришь в первый раз, кажется, символы лишены смысла. Чуть отводишь глаза в сторону, и они начинают складываться в текст, как иероглифы. Каждый знак здесь — целое слово.
"Волшебный дом рад новой хозяйке".
Золотые линии на полу заискрились, змеями заструились по полу, образуя новое предложение.
"Добро пожаловать, обречённая!"
Я протёрла глаза. Ничего не исчезло. Все так же мерцает золотом на полу странная надпись. Поют в саду, — очевидно, в моем саду! — птицы.
Неужели мне все это просто-напросто снится? — в ужасе подумала я. Присела на корточки и коснулась пальцами пола. Теплая мозаичная плитка из тысяч фрагментов самая что ни есть настоящая. Обернулась.
Моя спальня все так же тонет во тьме ночи. Холодом несёт от плохо заделанного окна. Разобранная постель, наверное, ещё теплая.
— Поиидеум проверрриим, что схоронилось в кладовой! — ткнулась голова Несчастья мне под колено.
— В кладовой?
— Ты думала, мы будем жить здесь, в прихожей? Стесняюсь спросить? Наш дом довольно вместительный.
— Наш?
— Ну а чей? — зверь нырнул под подол ночной рубашки и потерся теплым бочком о мои голые ноги, — я твой, дом твой, значит и мой тоже. Кроме содержимого кладовой. Оно только мое! Кроме орехов. Ненавижу грызть содержимое скорлупок. Фыр!
— Ошалеть! Честно! — я прошла вперед. И ведь это все правда. Этот дом, мой зверёк, изумрудно-зеленые стены, дверь впереди. Неужели так бывает на самом деле?
И почему тогда все это случилось со мной? Кем была моя мать? И откуда о ней стало известно Карлу? Может быть, есть какие-то фамильные черты или что-то ещё? Или он знал мою маму? Знал кто я?
Потом, когда вернусь в квартиру, перечитаю письмо. Вдруг все же что-нибудь и пойму.
Вот только обратно в квартиру возвращаться совсем не хочется, в тот полный предрассветного холода мир. Ноги сами несут меня вперед, к двери.
Несчастье беззаботно крутиться под ногами.
— Нас там никто не укусит? — взялась я за медное кольцо. Мой чупокабр фыркнул вместо ответа, — И почему ты здесь так хорошо говоришь? В квартире ты издавал только мявканье, похожее на слова.
— Лучше спроси, почему ТЫ меня теперь так хорошо понимаешь!
— И почему?
— Магия. Ты позволила ей наполнить себя, дочь Морриган. Хозяин был прав, когда решил, что ты — это ты! Прежний хозяин, я имею в виду, — хвост забрался под ночную рубашку и ласково оплел мою ногу, лишь слегка поцарапав, — Открывай скорее! Кладовая не может ждать долго!
Потянула на себя дверь за кольцо, она неожиданно легко распахнулась. Несчастье скользнуло вперёд, смешно переваливаясь с боку на бок на кривых лапках.
Кругом пыль, будто в доме давно никто не жил. Мебель закрыта чехлами, окна задернуты бархатом зеленых портьер. Воздух спертый, таким и дышать невозможно.
Оглянулась по сторонам. Невероятно! Потемневшие от времени балки разрезают светлый потолок. Держат на весу огромную люстру с плафонами в форме цветов. Стены до середины одеты в благородное дерево. Электричества здесь, похоже, нет. Вместо лампочек люстре служат украшением толстые восковые свечи. Выключатель на стене искать бесполезно.
Несмело прокралась к окну, отвела в сторону штору и припала к стеклу. Мне открылся новый мир. Небольшой палисадник заполонили цветущие розы, сирень, сотни неизвестных ярких растений. Высокие деревья сгибаются под весом янтарных плодов. Ими усыпан весь двор. И все в точности так, как на той гравюре, что я нашла в конверте с наследством.
За низким заборчиком вымощенная брусчаткой дорога. По ней, цокая копытами, идёт лошадь, впряженная в экипаж. Высокие ободья колес, неспешно вертятся длинные спицы. Темно-зелёная карета украшена листочком на двери. Я перевела взгляд на возницу, он меня, кажется, тоже заметил и даже повернул голову.
Неужели эльф? Они что, тоже существуют? Острые уши озорно выглядывают из-под светлых волос, собранных в длинную косу. Я поспешила задернуть окно, будто впечатлительная юная скромница. Уф! Может, мне это просто-напросто снится? Да нет, вряд ли. Для сна все уж слишком реально!
Ноги заледенели. Шторы бы раздернуть, чтоб запустить в зал солнечный свет, но мне вдруг стало страшно, что меня заметят здесь посреди чужого дома, ставшего внезапно моим. Может быть, случилась ошибка? Но не мог же Карл Бересклет допустить промах? Нет, это было бы слишком жестоко!
— Сыр! Настя! Тут есть сыр! Помпезан! Помпезный, как мое пузо после встречи с твоей ледяной кладовочкой! — донесся со стороны темного проема голос обжоры.
По полу мимо меня скользнула серебристая змейка. Кажется, та самая, что жила на браслете. Торопится. Уж не мыши ли здесь завелись? При этой мысли мои пальчики на ногах мгновенно поджались.
Змей я не боюсь с самого детства, даже, наоборот, меня по-настоящему завораживает их природная красота, переливы чешуи, гибкость. Но вот ко встрече с мышами я не готова.
Прошла вперёд, силясь угадать под чехлами силуэты мебели. Сколько же ее тут? Диваны, кресла, комоды и тумбы, видимо, буфет и, кажется, даже шкаф с книгами. Их силуэты легко угадать под суровой тканью.
Обернулась, почувствовав лёгкое дуновение. Напротив широкой лестницы во всю стену расположился камин невероятных размеров. Пожалуй, в него можно войти целиком. И даже сгибаться не придется. Шагнула в самое жерло и задрала голову. Пахнет синим небом и сажей. Вздрогнула от птичьего писка. Ничего себе, трубе на выступе умостилось гнёздышко, ласточки поселились. Говорят, это к счастью.
Потрясающе! Разве все это волшебство может случиться на самом деле? Разве бывают в мире волшебные дома и картины, которые способны открыть проход в другой мир? Но если все действительно так, как писал Карл, то и мне грозит смертельная опасность. Или грозила? Зря я не поверила сразу во все!
Выглянула обратно в зал. Из-за лестницы засияла полосочка света. Похоже, это дверной проем или арка, я устремилась туда, стряхивая сажу с белой рубашки. И зачем только залезала в пасть камина?
Огромная кухня выходит окнами в сад. Ситцевые шторы в оборках прикрывают переплет окон. Чугунная плита с духовкой устроилась на изогнутых ножках, под ней уютно примостились вязанки колотых поленьев, огниво и бумага. Неужели здесь придется готовить на настоящем огне?
Медные кастрюли и формы для выпечки золотым блеском украсили каменную стену. И видно, что камень не бутафория как в кафе, а самый что ни на есть натуральный круглый булыжник.
Деревянный стол без скатерти кажется обнаженным. Несколько кованых подсвечников сгрудились посередине. Тарелки сверкают румянцем узора, выглядывая из-за ограждения полок. Пузатые кружки, круглые бокалы и графины выстроились в ряд.
— Пропало! Все пропало! Хозяйка! Это конец! — распахнулась дверца в стене, которую я не заметила.
Чупокабр выглянул, крепко стоя на задних лапах, передними он во что-то вцепился. Может быть, это кошка была? Ой!
— Что пропало?
— Все! Это конец! Мой зайчик весил два пуда! И посмотри, что с ним стало! — потряс он зеленой пушистой шкуркой.
— Давай похороним. Тут есть лопата?
— Кого? — отступил на шаг зверь.
— Того, кого ты держишь в руках. Ты его любил?
— Невероятно! Это был вяленый окорок. Лучший! И теперь его осталось только сварить. Сколько трудов напрасно. И хоронить я его не позволю! — чупокабр прижал к сердцу или, скорее, к желудку находку.
— Он такой зеленый от плесени?
— Это благородное покрытие! НЕ отдам!
— Имей совесть! Ты же отравишься! Сколько ты всего сегодня уже сожрал!
— Это было вчера! — попятился зверь к окну все так же на задних лапах, — Мое сокровище! Моя скромная радость!
— Дай сюда эту дрянь! Ты уже слопал скворчащего жиром куренка, а до этого консервную банку!
— И что? Они нашли друг друга в моем желудке. Им там теперь хорошо! Вместе! Получились почти что консервы! Но это было так давно, что уже превратилось в неправду!
— Ты вообще сытым бываешь?
— Я начисто лишен такого порока! — чупокабр упёрся спиной в стенную кладку.
— Отдай! — я протянула руку. Чупокабр мощным прыжком сиганул в окно.
— Тебе жалко, что ли? — побежал зверь через тернии в сторону соседского особняка.
— Жалко! — выкрикнула я и полезла следом за ним, — Тебя жалко! Стой! — вывалилась я в маргаритки, безмятежно растущие под окном кухни. И с грацией раненой калечной лани поскакала через кусты.
— Спасите! Грабят! Последнее отбирают! Я умираю! Не кормююют… — влетел недокот на полном скаку под калитку соседского участка.
Дернула изо всех сил за ручку двери. Заперто. Вправо и влево раскинулась высокая изгородь.
И что мне делать? Форсировать через верх? Подползать снизу? Пытаться докричаться до тех, кто живёт в соседском белом домике под красной черепицей? Что если не успею? Сожрет и отравится же мой чупокабр несчастный! Попыталась упереться ногой в зеленую ветку, торчащую из изгороди. Даже подтянулась немного. Вопрос о взятии штурмом решился сам собой.
— Ни совести, ни стыда! Объявилась! Не стыдно? — появилась в проёме калитки… Свекровь? Так вообще бывает? Это законно? Брр. Я, похоже, рехнулась. И когда только успела Галина Николаевна нарядиться в чепец и платье средневековой матроны? Вместо ридикюля корзина накинута на запястье. В другой руке женщина держит плесневелый трофей Несчастья. Отобрала, можно расслабиться и никуда не спешить этим утром.
Ой! Как глаза у нее блестят, и щеки горят нездоровым румянцем.
— Ой!
— Насилу отобрала! Ну и сволочь же ты! Голодом морить бедную животину, — чупокабр показал мне длинный язык, высунувшись из-за ее юбки, — Бессовестная! Думаешь, если зверушка словами сказать ничего не может, так и ее мучить его можно! Был бы жив Карл, руки бы тебе оторвал.
— Добрый день. Как ваше здоровье?
— Так плохо выгляжу, что ты решила спросить?
— Ну что вы, Галина Николаевна.
— Как? Меня зовут Лора. Для тебя, непутёвая, тетушка Лора, — женщина повернула голову в профиль, и наваждение исчезло. Фуууух! Тот же рост, те же округлости, очень похожие ямочки на щеках, но нос другой, да и на подбородок округлый. Уф.
— Очень приятно. Настя. Анастасия Ферч, — в небольших серых глазах полыхнул нехороший такой огонек. На секунду мне даже показалось, что женщина меня убьет. Прямо здесь и сейчас, не отходя от калитки. Может, Карл об этой смертельной опасности предупреждал меня в своем письме? Ой! Она же местная, наверное.
— Так вот ты какая, Анестейша! — губы женщины стянулись в тонкую ниточку, — И не жаль тебе было покойного лорда! Столько лет искал обреченную! Извелся весь тут! А ты? Его единственную скотинку мучать удумала? Ох, открутил бы он тебе голову, если б только увидел, во что превратился его котик!
— Это чупокабр.
— Все-то ты знаешь! Умная нашлась? Как есть кот! Вон погляди, разве чупокабры такие бывают? Довела кота до того, что облез, — женщина горестно вздохнула, — или у тебя денег нет? Неужели Карл совсем все промотал? Он, кстати, кем тебе приходился?
— Не знаю.
— То есть, как это не знаешь? Он же тебе все свое добро оставил или нет?
— Вроде бы все…
— Может, дядька? Ну там, брат матери, нет? Отчим? Тоже нет? А тогда кто? У тебя родители-то живы?
— Я сирота, — вот зря я это сказала. Если стихийное бедствие под названием «свекровь» ещё можно пережить, то от Лоры так просто, похоже, не спастись никому.
— Беда-то какая! Я же не знала! Стою, нервы девчонке мотаю! Проходи скорее, милая. Сейчас во всем разберемся. Это точно твой зверь? — я кивнула.
Женщина обняла меня за плечо точно дочку. За это чупокабр наградил ее уничижительным фырком. Мог бы, наверное, взглядом бы испепелил, но вместо этого поплелся следом за нами в сторону дома.
Соседский дом весь тонет в цветах как печенюшка в чашке с какао. Того гляди хлебнет черепичной крышей маковый цвет. Вот где простор для души зельевара. Что только не растет в этом саду. И лапчатка, и пустырник, и душица, и алтей, и бессмертник, и анис, и вербейник, и горицвет, и девясил.
— Проходи, дорогая, не стой на пороге. Сейчас я тебя отваром напою. Ароматным. У меня пирог как раз созрел, собиралась сегодня нарезать. И ты, звереныш, иди. Бедняжка, оголодал совсем!
Мощеная кирпичом дорожка уткнулась в синий переплет двери. Воров здесь, похоже, не боятся. Это радует.
Хозяйка повернула круглую медную ручку. Большая комната с низким потолком, пол, точно так же как и дорожка снаружи, вымощен кирпичом.
Выходит, климат здесь теплый, раз не настелены деревянные полы? Хорошо! Узнать бы ещё, далеко ли до моря и как тут с русалками? Вдруг я смогу их увидеть вживую? От предвкушения и счастья у меня засияли глаза.
Диванчики обиты ситцем, сквозь открытые окна в дом залетает свежесть, солнечные лучи и запах цветов. Толстые деревянные балки держат потолок, рядом с камином он чуть подкопчен. На кухню ведёт широкая круглая арка из темного дерева.
Тут чуточку жарко, в углу затаилась печь. Дымом не пахнет, и огня за дверцей не видно, а пузатый чайник совершенно точно кипит. На окне висит кружевная занавесочка, какие изредка встречаются в старинных домах или музеях. Темный кирпич на полу отдает по ногам лёгкой прохладой.
Хоть бы я тапки догадалась надеть! Вот балда! Выскочила из квартиры босиком. Ведь выгляжу как бедная сиротинка! Ночная рубашка заляпана сажей, на ногах грязь, волосы наверняка дыбом. Я же, проснувшись, даже не причесалась! Неудобно-то как!
— Миау! — вскрикнул Несчастье и завалился в голодный обморок посреди кухни. Не знала бы, сколько всего он проглотил за прошедшие сутки, может быть, поверила бы. Женщина наклонилась, качнула слегка головой.
— Жаль, гладить котика нельзя. Карл жив был, с меня слово взял. Не нарушать же теперь договор после его смерти. Хороший был человек, хоть и с чудинкой. Мне все стеклышки какие-то обещал привезти на глаза.
Мой благодетель, наверное, имел в виду очки? Выходит, женщина плохо видит. Раз уж чупокабра считает котом. Интересно, что она знает о волшебном доме? Можно ли сознаться, что я из другого мира? Или лучше молчать?
— Каким он был, Карл Бересклет? — решила я узнать хоть что-нибудь.
— Карл? Веселый. Шутил много. Ты его, выходит, совсем не знала? Он тебе кто, отец? Мне-то можешь сказать, ругать за грехи матери не стану. Не поженились они, так мало ли почему. Родителей не выбирают. Остальным скажешь, что Карл Бересклет твой дядька, коль спросят. Люди разные. Садись за стол, — расправила она ладонью складку на веселенькой скатерти в цветочек.
С полки над столом соскользнула чашка, еле успела подставить руку, поймать. Следом соскочила вторая и, ехидно сверкнув бочком, устроилась по другую сторону стола.
Это что, волшебство? Вот так сразу? Предупредить чашки заранее не могли, что это не попытка суицида, а тактический маневр?
— Ставь на стол, чайник может не приноровиться, а ну как кипятком обрызгает, чего доброго! — чайник и вправду взлетел с кругленькой печки, притормозил напротив Лоры, качнул носиком и степенно наполнил кипятком обе чашки.
Следом с полки соскочила коробка и насыпала сверху засушенных листьев. Мелисса вроде? А это что за цветок проплывает? Может быть, земляника? Надеюсь, не отравлюсь. Пахнет уж очень вкусно, чтобы не пить из-за предрассудков и доводов разума. Подумаешь, зелье в иномирном доме. Что с него будет?
— Мед закончился, сироп дорогой, зараза. Зато пирог настоялся на славу. Месяц назад пекла.
— Месяц назад? — содержимое чашки и то вызывает меньше сомнений.
— Особый рецепт с секретом. Наш, местный. В тесто щедро всыпают сушеные яблоки, специи, корицу, травы, вяленые ягодки, томленые в масле орехи. Какие, я тебе не скажу, — лукаво улыбнулась хозяйка, сверкнув глазами из-под чепца. И вовсе она на мою свекровь не похожа. Примерещится же, — Для начала тесто долго пекут, а потом ещё держат неделю или месяц в шкафу. Кто сколько нужным считает. Потом, как напитается ароматом, как созреет, тогда уже режут и к столу подают. Вон, смотри, какой получился, — пальцем она подманила с полки солидное медное блюдо. Кекс, политый по верху белой глазурью, кажется снежной вершиной.
Нож с лёгким хрустом вошёл в золотистую корочку. Тонкие ломтики кекса на срезе щедро украшены цукатами и ядрами крупных орехов. Умопомрачительный запах вскружил голову, в животе заурчало.
— Кушай, девочка. Ты давно приехала?
— Ночью.
— Я и не слышала. Или ты через межмирную дверь прошла? Мне-то можно сказать. У Карла таких дверей много было, куда только ни вели. Мне он как-то показывал несколько. И к эльфам одна выходила, и в русалочье царство, и к гномам в Подгорье, и в драконью пещеру, и, самая удивительная, на север. Там снег, представляешь? Настоящий! Белый, что аж искрит! И птицы странные. На двух ногах ходили враскачку как гуси. Только высоченные, ростом чуть не с меня, жирные и совсем не летали. Нам бы таких вместо куриц, вот было бы здорово. Мне Карл все сам показывал, я носа без спроса в ваше семейное гнёздышко не совала. Но штук двадцать открытых дверей насчитала.
— Столько дверей в разные миры? — вскрикнула я от удивления. Это какие потрясения меня ждут впереди? Вспомнила вчерашнего гостя, который подарил рыбу и спешил на поезд. Чувствую, придется подготовиться и купить огнетушитель на случай визита дракона в мою маленькую квартирку! Вдруг ему тоже понадобится на вокзал?!
Да, похоже, дом припас немало сюрпризов. Выходит, об этом прибыльном дельце говорил в письме благодетель?
— Не кричи! Тише! Услышат! — испугалась хозяйка.
— Кто услышит?
— Кто-кто? А то ты не знаешь! Канцлер! Или Карл тебе не говорил? Так ты, выходит, не из этого мира, верно?
— Не из этого. Говорил, что с Канцлером ссориться нельзя, — выглянула я в окно и прикинула пути отступления на случай, если ляпнула лишнего. Три грядки с морковью и один колючий куст. Стометровка с препятствиями. Добегу.
— Вот и я о том же! За столько лет Карл ни разу никому здесь не проболтался. Только мне одной рассказал. Дом-то твой волшебный! Сколько всего через него притащить можно и продать, представляешь? Тут соль в цене, а золото мало стоит. Там серебро дешевое. Специи опять же вздорожали, про зелья и говорить нечего. Если потихонечку продавать, так разбогатеть можно мигом. Ещё и купцов он знатных через дом пропускал, а то и просто путешественников по мирам. Со всех плату брал. С кого золотом, а с кого и товаром. Прибыльно. Только знать об этом никому не нужно.
— Почему?
— Как почему? — всплеснула руками женщина и положила мне на блюдечко ломоть пирога, — Канцлер до выгоды сам не свой! Каждому такой домик нужен. Со свету тебя мигом сживут. А то и вовсе со зла нарекут дочерью Морриган. Матери-то твоей тут никто не видел. Придумать много что можно. Люди злые, а языки у них длинные. Молчи. Никому тайны дома не выдавай, если в темницу не хочешь! А то и что похуже. И торговать сразу не начинай. Осмотрись для начала. Мне только перца принеси, если найдешь. Карл обещал десяток горошин, да не успел. Может, и лежат у него где, золотой-то я заплатила уже. Вдруг найдешь?
— Поищу. Кстати, а от чего умер Карл?
— Как он погиб, никто толком не знает. Исчез. Только одежду на берегу русалочьего озера нашли и все. Сам-то он туда бы и не пошел. Так что, кто знает, что случилось. Кушай, сил набирайся. Соседкам скажу, что ты утром приехала из Бретца на дилижансе, запомнила?
— Угу.
— Платья тебе завтра закажем по местной моде. Деньги только оставь, я сама сбегаю. Скажу, что багаж твой украли.
— Спасибо. Сколько это будет стоить?
— В два золотых уложимся. У Карла деньги водились. Ты в столе его поищи, мелочь точно найдешь.
— Поищу. И перец тоже.
— Вот спасибо. С путешественниками будь сторожкой. Эльфов особо не пропускай. Они часто к твоему дядьке захаживали, перед тем как его вещи у пруда нашли. Поняла?
— Спасибо, что предупредили.
— Ох! — женщина повернула голову в сторону фарфоровой куклы, стоящей на полке, — полдень уже! А я тут с тобой заболталась! Мне же бежать нужно! Сегодня ситец в лавку должны привезти. Опоздаю, так все разберут. На тебя какой покупать? Ах, какой будет, такой и возьму. Пусть бы хоть даже зелёный эльфийский!
— Спасибо за чай, — поднялась я, чуть не наступив при этом на хвост чупокабра.
— Ты перец, главное поищи. Десять горошин. Что ж я тебя голодную из-за стола провожаю? — Лора отхватила ножом добрую половину кекса, плюхнула ее на тарелку, тут же достала с полки кружевное полотенчико, обернула им все, — держи. Тарелку и полотенце потом вернёшь. У меня последний намагиченный сервиз остался. Все перебила. Маги халтурят, посуда то и дело сама на углы налетает. Пора новую покупать. Ну, беги. Завтра жду. Платья закажу на тебя. Раз уж обещала Карлу позаботиться о наследнице.
Я по инерции схватила в ладони завёрнутый в полотенчико сверток. Тарелка как живая забилась у меня в пальцах. Волшебство! Самое настоящее! Его можно потрогать, почувствовать! Прижала свёрток к груди. Лора оценила по-своему этот жест.
— Бедняжка, оголодала совсем, — покачала она расстроенно головой, — Худенькая вся, бледная. Взаперти тебя держали, что ли? Совсем солнца не видела?
— Нет, я гуляла, что вы. Просто у нас сейчас зима… Идёт снег, — признание прозвучало немыслимо посреди жаркого лета, духовитого сада, жужжания стрекоз.
— Снег? Настоящий? Принеси мне горсточку. Только потрогать. Можно?
— Принесу. Далеко тут до моря?
— Прямо за твоим забором. Там весь берег засыпан белыми круглыми камешками. Карл постарался. Зачем уж он это сделал, не знаю, даже не спрашивай. Справа кусты, слева кусты. На берегу только два диких мандровых дерева. Плодов много, правда, они мелкие все, но сладкие. Я тебе потом покажу как из них конфеты сушить, чтоб не превратились в мармелад.
— Спасибо.
— Да что же ты меня все время благодаришь? Иди, девочка, завтра увидимся. Платьев тебе накуплю самых разных. Стрясу с лавочника лучшую ткань. Хоть одно розовое, но будет. Деньги потом отдашь, как найдешь.