Настя
Забрала с кухни пакет вишнёвого сока, задумчиво порылась в своих запасах ингредиентов. Все же Лео мне жалко. Вот только чем именно я могу помочь при таких ранах? Ведь ни единого раза не создавала мази именно для заживления. "Согревайки" не в счёт. Они лечат только перетруженные мускулы. Впрочем, согревающую мазь тоже неплохо бы с собой взять. Далет наверняка спину перенапряг, пока таскал на себе Лео. Хуже ему точно не будет, мне не в убыток, так почему бы не сделать доброе дело? Да и вообще я привыкла заботиться о своей собственности, ее у меня всегда было мало. Нет, о живых людях так думать откровенно не хочется. Скорее этих двоих я воспринимаю как людей под своею опекой, что ли? Не знаю. На подброшенных котят они оба вроде не похожи, на чупокабра тем более. Нет, все, с меня хватит. Высплюсь и уже завтра подумаю, как быть с ними обоими дальше. Зла я им не хочу, рабов в доме держать вроде тоже не собираюсь, перепродавать точно не буду. Как освободить и стоит ли это вообще делать, понятия не имею. Все же оба мужчины на каторгу попали не случайно. Вряд ли они стащили ценные травы у эльфов. Расспрошу для начала, а там подумаю, как мне с ними быть.
Захватила из ящика бутылку самой радикальной согревающей мази. Для себя делала, такую в продажу не пустишь. Применять нужно с большой осторожностью, следить, чтоб не попала в глаза или на слизистые. В составе красный перец и не только. Мазь все «прожигает», зато хорошо помогает.
Для заживления ран Лео прихватила с собой флакончик масла, содержащего много компонентов. Тоже хорошее средство, смягчает и заживляет. Посмотрю, что ещё ему врач прописал. Наверняка антибиотик в таблетках и мази. Уф. Вроде можно идти, ничего не забыла, — окинула я взглядом холодную, неприветливую спальню и закинула на зарядку свой телефон.
На террасе тепло, солнце давно закатилось, только светящиеся надписи на полу, привет от волшебного дома, обрамляют дорогу до входа в гостиную.
" Приятной ночи, любимая хозяйка. Добрые покупки творятся к великим свершениям"
— Знать бы ещё к каким именно, — шагнула я наконец за дверь и тут же оказалась в водовороте сытных ароматов. Шаверма на вокзале не источает таких запахов, как те, что доносятся с моей кухни. Воплощённый соблазн! Иду на манящий запах, весь мир разом померк. Животик бурчит. Черт с ней с той диетой! Умру, если не съем сразу все.
Жареное мясо, специи, свежий хлеб. Мммм!
На пороге кухни я немного задержалась. Мужчина всегда выглядит сексуально, когда готовит. И водопад черных кудрей совершенно не в счёт. Да и фигура… Разве у мужчин бывают такие изумительные фигуры? Широкая спина плотно облеплена шелковой тканью, она струится ровно до того места, которое можно условно назвать ещё немного приличным. Даже середину бедра не прикрывает. Нет, я умом понимаю, что шорты или плавки на пляже у мужчин заканчиваются гораздо выше. Но этот упоительные шелк, как соблазнительно он перемещается из стороны в сторону, грозясь обнажить то, что должно быть скрыто.
Вроде была замужем, ничего нового не узнаю, но, черт побери, взгляд отвести невозможно. Даже смуглые ноги невольника смотрятся невероятно. мусклитые, в меру стройные и босые.
— Госпожа Анестейша, где вам накрыть ужин? — оборачивается ко мне зеленоглазый красавец. Приличное выражение лицу мне придать не удалось, — Через минуту ваш ужин будет готов.
— Я здесь поем, — киваю я головой на кухонный стол. Мужчина явно смущён и моим решением, и взглядом. Надо попытаться как-то взять себя в руки, нельзя так смотреть на людей. Тем более на тех, кто находится в твоей власти.
— Как пожелаете, — мелодично тянет мой раб. Колеблется передник, затянутый вокруг бедер. Взлетает вверх лопатка над сковородой.
Я занимаю место за столом, с наслаждением вытягиваю усталые ноги, приглушённый свет создаёт особый уют, отгоняет неуместные мысли. И все же как ловчая кошка я слежу за тонким подолом халата. Будто хочу и вправду поймать тот самый момент, когда сверкнёт обнаженное тело. И дело не в страсти. Нет. Охотничий инстинкт? Любопытство? Не знаю.
Вот он шагнул в сторону, чуть шире расставил ноги, чтоб дотянутся до тарелки, выгнул широкую спину. Ловкий и грациозный, будто дикий кот. Таким телом нельзя не залюбоваться. Кому бы оно ни принадлежало.
— Как Лео? — задаю я вопрос, только сейчас обнаружив на столе мази и ампулы. Все же придется колоть. Жаль, я надеялась на таблетки.
— Он крепко спит, госпожа. Я искренне вам благодарен за заботу о моем друге, — оборачивается ко мне мужчина, опустив глаза в пол и чуточку кланяется. Халат на миг распахнулся, обнажив мускулистую грудь. Засмотрелась, надеясь на большее, и тут же одернула себя. Можно подумать, мало я видела мужских торсов! Или этот особенно привлекателен, потому что скрыт под одеждой? Наверное. Все, что спрятано, всегда больше интересует.
Опускаются на стол расписные тарелки, обдавая меня запахом вкусного ужина и лёгким ароматом тела мужчины. Он пьянит, чуть будоражит душу. И это при том, что передо мной всего-навсего каторжанин, преступник. Он может быть опасен. Хватит, пора одернуть себя. Рядом с тарелкой опускается на салфетку вилка и остро заточенный нож. Вид его черного лезвия отрезвляет. Каторжник. Опасность. Пора бы очнутся.
Протыкаю острый бочок конверта у себя на тарелке. Из него льется наружу бульон. Поспешно кладу в рот небольшой кусочек. Вкусно до невозможности. Восточный плов обернут в тонкие полоски хрустящего мяса, угадываются нотки орехов, специй и фруктов.
— Очень вкусно, — поднимаю я взгляд на Далета. Он так и стоит у плиты, теперь чуть улыбаясь, как мне показалось, ехидно — А ты почему не ешь? Отравлено?
Все краски мгновенно схлынули с лица Далета.
— Я берсерк, — голос мужчины наполнен яростью, — Моя родовая честь осталась при мне. Я никогда бы не посмел отравить ту, что стоит на грани. Даже не будь на мне этого, — выставил он вперёд свой браслет.
У Лео на запястье надет точно такой же. Даже два. Символ каторги? Артефакт? Не знаю.
— Садись за стол и ешь. Я пошутила.
— Благодарю вас, госпожа, — краски медленно возвращаются на суровое лицо мужчины. Да, он не столько хорош собой, сколько статен. И его облик совершенно не вяжется со статусом каторжника, — Что мне позволено взять и сколько?
— Я хочу, чтоб в моем доме все были сыты. Ешь, сколько хочешь и что хочешь.
— Благодарю, — вздрагивают темные кудри. Мужчина торопливо наполняет самую невзрачную миску едой. Пальцы чуть не дрожат от плохо скрываемого восторга. Ведь он голодный. Как я умудрилась это прохлопать? Отправила готовить и не предложила поесть самому. Тот ещё из меня рабовладелец!
Мужчина подходит к столу, мнется. Наконец задаёт вопрос.
— Мне дозволено использовать стул?
— Безусловно, — оторопело отвечаю я, — И Лео тоже. Вы смело можете есть за этим столом.
— Благословение Морриган коснулось нас в этот удивительный день. Ее дочь очень щедра.
— Откуда ты знаешь мою мать?
— Меня не так долго не было на родине, чтобы забыть, госпожа, — вспыхивают золотом изумрудные глаза.
Мужчина занимает место напротив и с видимым наслаждением приступает к еде. Тонкие длинные пальцы, скорее женские, чем принадлежащие воину или тому, кем он был до того, как попал ко мне. Едва слышно размыкаются губы, пухлые, мягкие, как две налитые вишни.
Я любуюсь этой жаждой жизни, этим умением наслаждаться моментом, да что там, этим мужчиной. Он действительно красив той необычной красотой, тонкой, лёгкой, которую так редко встретишь.
— Эта мазь для тебя, — запоздало вспоминаю я про пузырек с согревающим средством, — Намажь перед сном те мышцы, что болят. Главное, убери со стола и смотри, чтобы в глаза не попало.
— У меня ничего не болит, — вскидывает он на меня глаза, в которых читается просто бездна самого искреннего удивления, — Благодарю за заботу, хозяйка, — тут же опускаются вниз пушистые ресницы, погребая под собой изумрудную зелень. Не перестаю удивляться этому цвету. Настолько яркой радужки глаз на Земле не бывает.
Постепенно и мои тарелки пустеют, вместе с сытостью наваливается сонная нега. Все же хорошо? Ну, по крайней мере, сейчас. А что будет завтра никому не известно, поэтому и переживать об этом не стоит.
Вкуснейшие десерт из тонких лепестков хлеба, приправленный кисловатым соком стал последним аккордом мелодии ночного обжорства. Как же мне теперь хорошо. Ещё бы до постели добраться. Веки тяжёлые, их почти не удается разлепить. Куда-то подевалось все напряжение, и стало так спокойно на душе.
— Госпожа желает еще что-нибудь? Я могу прибрать со стола? — вопрос отрезвляет лишь на секунду, силком выволакивая меня из дрёмы.
— Ещё бы до постели кто-то донес, — озвучиваю я старую как мир присказку и тут же зеваю в ладонь.
Почти невесомое прикосновение, я оказываюсь прижата к груди мужчины. Далет ловко берет меня на руки.
— Что ты делаешь? — дремы как будто и не было вовсе.
— Вы просили отнести вас в постель, госпожа. Я ошибся? — его удивление и мой искренний страх лишают момент какой бы то ни было интимности.
— Нет. Я просто так это сказала! Выразила свое желание вслух!
— Желание дочери Морриган — закон для берсерка.
Словно хрустальную птичку, драгоценный сосуд, ноутбук, купленный без распродажи, меня несут на вытянутых руках вперёд в сторону гостиной. Шаг за шагом, ступень за ступенью он поднимается по лестнице, будто бы я совершенно ничего и не вешу. Даже его мышцы под тяжестью моего тела не дрожат. Сколько же в нем сил, в том берсерке. И, черт побери, где настолько уважают мою покойную мать, что меня готовы нести на руках как величайшее сокровище мира?
Плечом он распахивает дверь моей спальни, бережно укладывает на кровать, откидывая одной рукой покрывало.
— Вы разденетесь сами, или я должен помочь, хозяйка? — в голосе сквозит не то бездна уважения, не то преданность свежеподобранной на улице псины. Я замираю лишь на долю секунды. Тонкие пальцы Далета уже тянутся к пуговицам моего платья.
— Брысь отсюда! — взвываю я. И змейка на моем браслете встаёт в боевую стойку.
— Пусть эта благословенная ночь принесет вам самые лучшие сны, — склоняется перед моей постелью невольник, — Позвольте мне помолиться об этом у вашей постели.
— Дверь там! — шиплю я и тянусь за подушкой, чтоб хоть чем-то огреть его по кудрявой башке с неясным содержимым.
— Прошу извинить мою невольную дерзость, — пятится он к двери, так и не распрямляя спину.
Ушел! Уф! Подскочила, закрыла щеколду, для надёжности собралась пододвинуть к ней кресло. Обернулась. Ага, как же. Толку-то в том кресле, если у него лапы! Ещё сбежит ночью от двери подальше. Сейчас-то нахохлилось, трет одну лапищу о другую. Нет, таким креслом дверь точно не подопрешь. Вся надежда на чупокабра.
— Ты спишь под дверью! — выношу я приговор заспанной морде.
— С ума сразу все вместе не сходят. Я ещё не рехнулся! — двумя руками спихнула нахала на пол.
— За что?!
— Будешь меня охранять!
— У тебя для этого есть в доме мужчина! И потом, от кого? Мы ещё столько не наворовали, чтоб кто-то решился брать дом ведьмы штурмом! Или я о чем-то не знаю? Только не говори, что кроме растений ты стащила в эльфийской столице лепнину? Пожалуй, стоит зачаровать ту дверь понадежней.
— Будешь охранять меня от берсерка!
Чупокабр зашелся в приступе. Вся мохнатая тушка пошла волнами, а из пасти донёсся хрип. Он что, так сильно ударился об пол? Это же я сама его спихнула! Подхватила на руки, прижала к груди.
— Тебе плохо?
— Охранять от берсерка! Я сейчас точно задохнусь! От хохота! Подавлюсь своим языком! Ты хоть знаешь, кто такие берсерки?
— Не очень.
— Свирепые воины. Их жизнь не стоит ничего по сравнению с их честью. Морриган они почитают выше, чем солнце.
— Скажи, кто была моя мать? Ты ее видел? Сколько нас, ее дочерей?
— Твою мать я не видел и знать о ней ничего не знаю. Мне вполне хватает одной сумасбродной хозяйки. О твоём семействе я даже слышать ничего не хочу. Нет, тебя я люблю, всем своим отсутствием сердца. Но если представить, что вас стало две? Что по дому ходит ещё одна точно такая же? И волочет сюда всех бесполезных? Впрочем, берсерк недурно готовит. Слышишь, кто-то скребётся?
— Где? — зверь ловко спрыгнул на пол с моих рук.
— В саду. Гнома нет. А кто-то скребётся. Не порядок.
— Ты как хочешь, а я буду спать!
— Как я хочу, так не будет. Нет, ну кто-то же скребется!