Глава 21


Вика ненавидит меня. Эти слова сверлят сознание, раздирают душу, как осколки стекла, которые застряли глубоко внутри и не дают дышать. Я чувствую, как с каждым днём эта ненависть становится крепче, холоднее, превращается в стену, которую уже невозможно пробить ни силой, ни лаской. Я был готов к её гневу, но не к этой ледяной пустоте, которая осталась после каждого нашего столкновения. Она не просто оттолкнула меня — она сделала это с такой яростью, что я сам чуть не раскололся на осколки. Но Вика имеет на это право. И я должен признать это, даже если это лишает меня возможности дышать. Она права. Всё, что она мне сказала — правда. Я отнял у неё всё. И самое страшное в этом — я не могу отрицать ни одного её слова. Я не раз думал, что справлюсь с любой правдой, но эта — непреодолима. Вика была для меня светом в этом мраке, который окружал мою жизнь, но теперь я стал её тьмой. Её врагом. Я разломал её, и теперь она смотрит на меня, как на чудовище, которым я всегда и был. А ведь только Вика всегда видела меня другим…только она прикасалась к моей душе кончиками пальцев и выдирала меня из моего ада. Только с ней я перестал нуждаться в боли. Только с ней я стал настоящим мужчиной.

Я вижу её лицо, полное отчаяния и боли, и эта картина не даёт мне покоя. Вспоминаю, как она кричала, что ненавидит меня, как слёзы катились по её щекам, а глаза блестели гневом. Каждое её слово было правдой. И я не могу с этим ничего поделать. Моё сердце разрывается, когда я думаю о Саше. Мой мальчик. Он только что пережил то, что ни один ребёнок не должен переживать. И его мать, Вика, сейчас заперлась в своей боли, не давая ему тепла, в котром он так нуждается. Но он тянется ко мне. Даже после всего, что произошло, он ищет утешения у меня. Это — странная смесь боли и радости. Радость, потому что мой сын всё ещё видит во мне защитника. Боль — потому что его мать теперь не доверяет мне. Каждый раз, когда я вхожу в его палату, его глаза загораются. Он протягивает ко мне ручки, и это разрывает меня ещё сильнее. Как я могу быть для него отцом, когда его мать ненавидит меня? Я вижу, как Вика смотрит на нас с тоской, как она хочет подойти, прижать Сашу к себе, но что-то её останавливает. Она сломлена. И я знаю, что это я её сломал. Но сейчас не время для слабости. Я должен быть сильным ради своих детей. Ради того, чтобы они не видели того ужаса, который мы переживаем. И ради Вики, даже если она больше никогда не простит меня.

Моё сознание кипит от ненависти к Джамалю. Он раскрыл перед Викой всю правду, как змея, впрыснул в её сердце яд. И теперь она видит меня таким, каким хотел показать меня Джамаль: монстром, убийцей. Я найду этого ублюдка, который решил мстить… и оторву ему жало!

А потом я… я каменею от ужаса, каменею потому что вдруг начинаю понимать кто та женщина которая была с ним. Новые следы. Новые свидетели. Кто-то видел его с уродливой старухой, снимавших квартиру на окраине города. Информация была скудной, но когда мне начали описывать эту женщину — плохо говорящая, с тихим, дрожащим голосом — кажется у нее отрезан язык. Я пошатнулся и схватился за стену. Меня снова начало тошнить как и всегда при мысли об этой твари…

Самида.

Не может быть. Она… Она ведь мертва. Я убил её. Я собственными руками отправил её умирать в пустыню, лишив её последнего шанса на спасение. Но сейчас я слышу это описание, и в голове всплывает один образ: Самида. Моя тётка, которая погубила всё, к чему прикасалась. Она всегда была тенью за моей спиной, тенью, что готова была вонзить кинжал в любой момент. Сукой, которая хотела меня. Хотела инцеста. Чокнутой змеей, ополоумевшей ведьмой. Блядь! Как она выжила? Она не могла выжить. Или могла? Гнев накатывает на меня, словно волна. Если это действительно она — всё, что происходило в последние месяцы…это все она. Все эти интриги, козни, все попытки разрушить меня и Вику — всё это её рук дело. Джамаль и Самида. Они оба работали вместе. Внутри меня поднимается ненависть, такая сильная, что я едва могу дышать. Она жива. Она всё это время стояла за кулисами, дергая за ниточки, какая привычная роль для нее. Она всегда была искусной манипуляторшей, но как она могла выжить?


Я должен найти её. Я должен уничтожить её раз и навсегда. Я отдаю приказ — поднять всех людей. Мы не можем упустить этот след. Джамаль прячется, но теперь у нас есть зацепка. Если они прячутся вместе, я смогу найти обоих. Моя команда ищет их по всему городу, проверяют каждую квартиру, каждую улицу. Я не остановлюсь, пока не уничтожу обоих, пока не раздеру их на ошметки. Особенно ее. Это она приказала похитить моих детей, это она научила Аят, заколдовала ее, запрограммировала, это она нашла оружие – Джамаля и вложила в его руки свое жало.

***

Через несколько дней Сашу выписывают. Врачи говорят, что его рана не так серьёзна, но он пережил сильный шок и потерю крови. Он здоровый ребенок и быстро идет на поправку. Но я вижу в его глазах, как страх поселился внутри. Он больше не такой беспечный, каким был раньше. Он ластится как котенок, ищет моего тепла, моего утешения. Но что, если я не смогу его дать? Что, если я не тот человек, который способен защитить его? Вика видит, как Саша тянется ко мне, и это причиняет ей боль. Я чувствую её отчаяние. Но я не могу сделать ничего, чтобы это исправить. Каждый раз, когда я подхожу к Саше, её взгляд наполнен горечью и упрёком.

Прошло несколько дней с тех пор, как я узнал о Джамале и Самиде, но ни один из моих людей не смог найти их. Они исчезли, словно растворились в воздухе. Это сводит меня с ума. Как они могли быть так близко и исчезнуть? Всё это время я думаю о Вике. О том, что она знает теперь. О той правде, что я так долго скрывал. Я понимаю, что если не расскажу ей всё, это будет концом. Не только для нас, но и для неё самой. Она не сможет жить с этой ненавистью, с этими сомнениями. И, возможно, она никогда меня не простит, но я обязан рассказать ей правду. Я стою перед её дверью. В этот момент моё сердце бьётся так сильно, что кажется, оно вот-вот вырвется наружу. Я не привык бояться, но сейчас меня раздирает страх. Страх, что я потеряю её навсегда. Но я не могу больше молчать.

Я тихо открываю дверь и вхожу в комнату. Вика сидит у окна, лунный свет освещает ее безумно красивое лицо, ее четкий, такой идеальный профиль. Она не замечает меня сразу, погружённая в свои мысли. Её плечи дрожат, и я понимаю, что она снова плачет. Мои пальцы сжимаются, но я стараюсь сохранять самообладание.

— Вика, — мой голос звучит тихо, но достаточно резко, чтобы она вздрогнула и обернулась.

Её глаза, наполненные ненавистью и болью, встретились с моими. Это был момент, которого я боялся больше всего. Этот взгляд разрушал меня изнутри. Но я знал, что сейчас не время для слабости. Я должен был рассказать ей всё. О том, как наша жизнь переплелась, о том, как прошлое сделало меня таким, каким она видит меня сейчас. Я закрыл дверь за собой, и в комнате повисла гнетущая тишина. Вика отвернулась, словно мой приход был ей невыносим.

— Чего ты хочешь, Ахмад? — её голос был холодным, как ледяной ветер, и эта ледяная волна прошлась по моему телу. Я сделал шаг вперёд, не приближаясь слишком сильно. Её тело было напряжено, как натянутая струна. Каждое моё движение могло сломать её окончательно.

— Я пришёл, чтобы рассказать тебе правду, — мои слова прозвучали глухо, даже в собственных ушах. — Вся правда, Вика. О том, что связывает нас, и как мы оказались здесь.

Она медленно повернулась ко мне, её глаза блестели от слёз, но в них был такой гнев, такой разрыв между болью и ненавистью, что я почувствовал, как внутри грудной клетки болезненно сжалось сердце.

— Правда? — она издала горький смех. — Ты хочешь рассказать мне правду? После всего? Что ты можешь сказать, чтобы исправить всё это, Ахмад? Что ты скажешь, чтобы вернуть мою сестру? Мою мать? Чтобы вернуть мне жизнь, которую ты разрушил?

Её слова были как ножи, вспарывающие мне вены. Но я не мог уйти. Я не мог убежать от этого разговора. Я должен был выдержать, подставить грудь под ее лезвия ненависти, даже если это означало полностью обнажить свою душу перед ней.

— Я не могу вернуть их, Вика, — сказал я тихо, чувствуя, как мои собственные слова режут меня изнутри. — И это правда. Я совершил ужасные ошибки, которые не смогу исправить. Но ты должна услышать все… с самого начала и до конца.

Она замолчала на мгновение, её взгляд пронзал меня, как холодный замороженный кинжал, подернутый инеем.

— Говори, — произнесла она, и я знал, что это был её последний шаг. Она открыла для меня дверь, но за этой дверью была лишь боль.

Я глубоко вздохнул, собирая себя по осколкам. Мне было тяжело говорить. Но я должен был.

— Всё началось намного раньше, чем ты можешь себе представить. Всё началось с моей семьи. С моего отца.

Вика молчала, но её глаза не отрывались от меня. Я видел, как она судорожно сжимала руки, как её тело напрягалось с каждым моим словом.

— Он…любил женщин. Много женщин. У нас не принято мужчинам себе отказывать. Одна из его любовниц забеременела. Но отец не признал ее ребенка. Я не знаю, что с ним стало…точнее не знал. До недавнего времени. Пока не понял, что Амир – это Джамаль ибн Бей аль Назари. Мой сводный брат.

При упоминании имени Джамаля, Вика вздрогнула, и я понял, что эта история касается её намного больше, чем она могла себе представить. Мои слова тонули в тишине комнаты. Вика всё ещё молчала, но я чувствовал, что она слушает. Я продолжил.

— Джамаль вырос на улице, без поддержки, без семьи. По крайней мере так я думаю. Он выжил только потому, что у него было одно желание — вернуться и отомстить за всё, что с ним сделали. Он вернулся, чтобы разрушить всё, что я построил. Чтобы отнять у меня всё, что мне было дорого. И он начал с тебя.

Вика сжала губы, её глаза блеснули, и я знал, что каждое моё слово режет её так же, как и меня. Но это была правда, которую она должна была знать.

— Я не оправдываю себя. Я виновен в том, что произошло с твоей семьёй. Я сделал выбор, который привёл к гибели твоей сестры. Но Джамаль был тем, кто манипулировал нами. Он заставил тебя видеть меня монстром, он хотел, чтобы ты ненавидела меня так же, как он ненавидел меня всю свою жизнь.

Она сжала губы, её плечи дрожали. Но она не прерывала меня.

— И всё это время за ним стояла Самида, — мои слова замерли в тишине. Я видел, как её лицо побледнело. — Она не мертва. Она выжила после того, как я отправил её в пустыню. И теперь она вернулась вместе с Джамалем, чтобы разрушить нас.

— Самида… — прошептала Вика, её голос сорвался на шёпот. — Она жива?

Я кивнул, чувствуя, как мои пальцы снова начинают дрожать от гнева. Это был не тот гнев, который я испытывал к врагу. Это был гнев на самого себя. На то, что я не смог уберечь её, не смог предотвратить всё это.

— Она вернулась. И она будет идти до конца, пока не уничтожит всё. Нас. Наших детей. Она ненавидит нас обоих, — мои слова застряли в горле, но я продолжил. — Я был ослеплён. Я не видел, как она плела свои интриги за моей спиной. И теперь мы оба стоим на краю бездны.

Вика закрыла глаза, её слёзы снова потекли по щекам, но она не отворачивалась от меня.

— Почему ты говоришь мне это сейчас? — её голос был полон боли, и я понял, что она уже не в силах сдерживать этот разрыв между нами.

— Потому что я больше не могу молчать, — сказал я тихо, чувствуя, как слова с трудом выходят из моих губ. — Потому что я больше не хочу терять тебя.

Она замерла, её глаза смотрели на меня с таким разочарованием, что это было хуже любого удара.

— Ты уже потерял меня, Ахмад, — прошептала она, и эти слова пронзили меня насквозь. — Ты потерял меня, когда решил, что можешь распоряжаться жизнями других. Когда решил, что можешь контролировать всё.

Моё сердце сжалось от её слов, но я знал, что заслужил это. Пусть говорит, пусть бьет… я хочу этих ударов. Я давно жаждал боли, чтобы понять, что я все еще жив.

— Возможно, — ответил я тихо. — Но я не могу позволить им уничтожить тебя и наших детей. Я больше не хочу жить в этом мире лжи и ненависти. Я не хочу, чтобы ты была той, кто страдает из-за моих ошибок.

Вика сжала руки, её глаза снова наполнились слезами.

— Что теперь, Ахмад? — её голос был полон отчаяния. — Что будет с нами? С нашими детьми?

Я подошёл ближе, чувствуя, как моё сердце бьётся быстрее от близости к ней.

— Теперь мы должны вместе противостоять этой тьме, Вика. Вместе. Потому что если мы не будем держаться друг за друга, они уничтожат нас.

Она посмотрела на меня, её глаза блестели от слёз, но в них всё ещё горел огонь. Этот огонь был её силой. Тем, что всегда делало её особенной для меня. Я не мог больше молчать. Я не мог позволить этой ненависти разъесть нас до конца.

— Я больше не буду врать тебе, Вика, — сказал я, чувствуя, как моё сердце колотится в груди. — Я готов отдать всё, чтобы защитить тебя и наших детей.

Она замерла, её дыхание стало прерывистым. Она смотрела на меня, и я видел, как в её глазах борются чувства — ненависть, страх, боль. Я знал, что каждый мой шаг, каждое моё слово могло быть последним. Она могла отвернуться от меня навсегда. Но я не мог больше жить во лжи. Не мог больше скрывать от неё всю правду.

— А теперь о нас с тобой… Обо мне. Ты должна знать, почему я стал таким.

Она молча смотрела на меня, её глаза все еще были влажными, но я видел в них не только боль. Там было ещё что-то — ожидание. Она ждала правды.

— Я какое-то время жил в другом месте. Жил со своей семьей. Это не имеет сейчас значения где именно… — начал я. —Однажды, когда мне было всего восемь лет, наш дом окружили солдаты. Они говорили по-русски.

Вика сидела, не отрывая взгляда от меня, её руки сжались, я чувствовал, как её дыхание стало прерывистым. Она не ожидала услышать это.


— Это был кошмар, Вика. Они ворвались в наш дом. Я помню крики, я помню, как они убили мою мать и мою сестру прямо на моих глазах. Их насиловали, били, резали. Они издевались над ними… я был связан, беспомощен. Они смеялись. Один из солдат сжёг мне лицо, — я провёл рукой по шрамам, которые уже давно стали частью меня. Поджег на мне одежду, сжег мои гениталии и оскопил меня. Я кричал, но это только забавляло их. Потом они подожгли наш дом. Я думал, что сгорю заживо.

Я закрыл глаза, вспоминая тот день, когда мир вокруг меня рухнул, оставив лишь огонь и запах крови. Вика смотрела на меня, её лицо менялось, становилось всё более искажённым от боли.

— Я выжил, — продолжил я, с трудом выдавливая слова. — Я сбежал. Но моя семья... Все, кого я любил, были мертвы. Отец, мать, сестры, братья. Я думал, что всё кончено. Самида забрала меня и вырастила как своего сына. Но когда я стал старше, я узнал, что один из тех солдат… был офицером с тем же именем, что и твой отец. Эта мысль стала для меня одержимостью. Я нашел твою семью, твои фото. Я знал, как ты выглядишь. И когда Рамиль привёз тебя ко мне, Вика, я увидел в тебе связующее звено между моей болью и тем, что я пережил. Я жаждал мести. Хотел уничтожить всё, что было связано с твоим отцом.

Я заметил, как Вика побледнела, её глаза расширились от ужаса. Она всматривалась в меня, пытаясь найти в моём лице ответы на тысячи вопросов, которые рождались в её голове.

— Но тогда случилось нечто странное, — мой голос дрожал. — Я влюбился в тебя. Ты была другой. Ты была огнём, который согревал мою ледяную душу. Я не мог уничтожить тебя. Даже когда вся моя ненависть кричала об обратном, я не смог. Да…я принуждал тебя к сексу, да, я был жесток с тобой. И у меня нет оправданий.

Она сидела молча, не перебивая, её лицо застыло в болезненном выражении, а слёзы продолжали катиться по щекам.

— Но это ещё не всё, — я перевёл дыхание, готовясь к следующей части откровения. — Ты должна знать правду о Рамиле. Он не был моим сыном. С самого начала Самида втянула меня в эту ложь. Она вынудила меня жениться на беременной женщине. Потом эту женщину сослали в деревню, где она умерла от гриппа, а ребёнка я воспитал как своего. Но Рамиль предал меня. Он предал всё, что я для него сделал.

Я видел, как Вика сжала кулаки. Её глаза блестели от гнева, но я не мог остановиться.

— Рамиль выкрал тебя. Я пришёл к вам, чтобы забрать тебя, но Рамиль… он как раз раздирал на тебе одежду. Он хотел взять тебя, потому что думал, что ты принадлежишь только ему. Мне пришлось его остановить. Ты кричала, вырывалась, плакала… я убил его. И я не жалею б этом. Он был мразью.

Вика захватила ртом воздух, словно не могла дышать.

— Ты убил его… — её голос был полон ужаса.

Я кивнул, ощущая, как воспоминания возвращаются, как волна.

— Да. Я убил его, потому что он хотел убить тебя. Я не мог допустить этого. Ты была для меня всем, даже тогда, когда я не мог этого признать.

Я сделал паузу, чувствуя, как всё это вытекает из меня, как гной из раны. Моя душа была разорвана на части, и теперь, когда я раскрывал перед ней всю правду, я понимал, насколько глубока эта рана.

— Это было только начало, — продолжил я, чувствуя, как моё сердце сжимается. — Моя дочь утонула…вторая дочь близнец Аят. Ее утопили…Все улики указывали на тебя. Но я не верил. Я бы смог защитить тебя. А ты..Ты сбежала от меня, беременная моим сыном. С Азатом. Он забрал тебя, а потом выкрали нашего ребёнка. Я не знал, что делать. Ты пришла ко мне, умоляя найти его, но я... Я думал, что ты предала меня. Что ты бросила меня ради другого мужчины.

Вика слушала, не двигаясь, её глаза были полны слёз, но я не мог остановиться.

— Когда ты ушла, я уехал за Аленой. Твоя мать умерла, и некому было заботиться о ней. Я оплатил её лечение, но однажды я много выпил, до беспамятства много, до, блядских чертей… я проснулся и увидел, что её нет. Повсюду валялась разорванная одежда. Мне сказали, что я… что я взял её силой. Вика, я клянусь Аллахом, я ничего не помню. Но когда я узнал, что она беременна, я женился на ней. Она сама настояла на том, чтобы оставить ребёнка. Я боялся причинить ей еще большую боль. Алена любила меня…Да, любила. А я никогда не любил ее. И ненавидел себя за все что с нами происходит. И тебя ненавидел, потому что не мог разлюбить и забыть.

Мои слова застревали в горле, но я продолжал.

— Потом… она умерла. Младенец тоже умер. Видит Аллах, я оплакивал их обоих. Но правда, которая потом раскрылась, была ещё ужаснее.

Вика замерла, её глаза расширились от ужаса.

— Самида... — я с трудом произнёс это имя. — Она похотливо мечтала о ребёнке от меня. Все дети, которые я считал своими… они были плодом её больной игры. Она использовала искусственное оплодотворение, её яйцеклетки... Вот почему девочки-близнецы слепые. Она всё это время строила свою зловещую империю, желая уничтожить меня.

Я увидел, как лицо Вики исказилось от отвращения. Она прижала руки к губам, её тело дрожало.

— Я казнил её, Вика, — произнёс я тихо, опуская голову. — Я наказал её за все грехи, за все её мерзкие игры. И тогда я поехал за тобой. Но я не знал, что уже родился наш сын, Миша.

Я сделал паузу, чувствуя, как сердце колотится в груди.

— Я оплакивал Алену, но правда о том, что случилось, разрывала меня на части. Я был дураком. Я не видел своего счастья, пока оно не ускользнуло из моих рук.

Я шагнул ближе к ней, видя, как она трясётся от всего услышанного. Я больше не мог сдерживать слёзы. Одна-единственная слеза скатилась по моей щеке, и я не стал её сдерживать.


— Я люблю тебя, Вика. Всегда любил. Даже когда не понимал этого. И сейчас, после всего, что я сказал, я готов просить прощения на коленях, если ты позволишь мне быть с тобой. Я не могу жить без тебя. Не могу жить без наших детей. Ты была и остаёшься всем, что у меня есть.

— Ты уничтожил мою сестру, — сказала она тихо, её голос был слабым, но в нём звучала твёрдость. — Ты разрушил мою жизнь. Ты заставил меня страдать. Ты лгал мне всё это время.

Я молчал. Она имела право на эти слова. Я заслуживал каждый упрёк, каждую каплю её ненависти. Но в её голосе было не только осуждение. Я видел в её глазах нечто другое — отчаянную попытку понять.

— Но… — она сделала паузу, её дыхание стало прерывистым. — Я не знала… не знала, что ты тоже страдал.

Её слова полоснули меня как плетью и я дернулся всем телом. Я смотрел на неё, не понимая, что она хочет сказать.

— Всё, что ты рассказал, Ахмад… — её голос дрожал. — Это кошмар. Это… невозможно принять. Но… — она сделала паузу, словно пыталась найти в себе силы продолжить. — Ты любил меня. Я чувствую это. И это — единственное, что сейчас имеет значение. Я не могу забыть то, что ты сделал, — продолжила она, её голос снова стал твёрже. — Я не могу просто закрыть глаза на твоё прошлое, на твоё насилие. Но я понимаю, что ты сам стал жертвой. Жертвой своих собственных демонов. Она сделала шаг вперёд, и я почувствовал, как дрожь пронизывает меня от головы до пят. Я был готов к её гневу, к её ненависти. Но она остановилась передо мной, её глаза смотрели прямо в мои, полные боли и чего-то неуловимого, чего-то за что мне хотелось схватиться обеими руками чтобы меня не затянуло в пропасть моего отчаяния.

— Ахмад, — произнесла она тихо, её голос был полон эмоций. — Ты говорил мне, что любишь меня. Но любовь — это не только слова. Это поступки.

— Да, Вика, — выдохнул я, не веря, что она всё ещё стоит передо мной, что она не отвернулась окончательно. — Я сделаю всё, что угодно. Я готов на всё, чтобы искупить свою вину перед тобой.

Она смотрела на меня с такой глубиной и страданием, что я почувствовал, как слёзы снова подступают к глазам. Я не мог больше сдерживаться. Слабак. Жалкий, ничтожный слабак. Но меня переломало, меня перемолотило в такой мясорубке, что я больше не мог держать себя в руках.

— Я был слепцом, — продолжил я, голос дрожал. — Я был дураком, не видевшим счастья перед собой. Я был поглощён местью, ненавистью, которая разрушила и тебя, и меня. Но, Вика… Я люблю тебя. Всегда любил. И люблю до сих пор. Я дышу только потому что знаю что и ты дышишь…Перестанешь и я задохнусь без тебя.

Моя последняя фраза повисла в воздухе. Я смотрел в её глаза, ожидая удара, отторжения, чего угодно, кроме того, что произошло дальше.


Загрузка...