Иль Мактуб. Судьба Эмира

Глава 23

Самида сидела в полутёмной комнате, слушая, как за окнами ритмично дует ветер. Он бил в стекло, будто подсказывая ей, что время приближается. Часы тикали медленно, изводя ожиданием. Лёгкий свет лампы, такой слабый и тусклый, будто боялся проникнуть слишком глубоко в эту комнату, освещал её лицо лишь наполовину. Тень скрывала её уродство — шрамы, изуродованный рот и безъязычную пустоту, которую никто не видел, но которую она чувствовала каждую секунду.

Тихий шорох — это была Аят. Самида посмотрела на девочку, что стояла на пороге, её маленькая фигурка казалась призраком в этой темноте. Она была не просто слепа. Она была уязвима. И как тонкие ниточки паутины, Самида тянула к ней свои невидимые сети, окутывая её мысли, её слабости, её детские страхи. Её язык, хоть и полумёртвый, теперь использовал другие средства.

Она поднялась со стула, медленно, словно огромная змея, которая готовится к броску. Каждый её шаг был обдуман, каждый жест — рассчитан. Подойдя к Аят, она наклонилась и провела рукой по её волосам. Пальцы были холодные, жесткие, как у давно умершего существа.

— Сделай кое-что для меня…моя девочка — Самида попыталась сказать, но ей было очень тяжело, сегодня обрубок языка болел особенно сильно. Она стиснула зубы, чувствуя, как ненависть сжимает её. Не было возможности нормально говорить, но это не означало, что она не могла управлять. Девочка и так видела в её хрипах что-то сверхъестественное, что-то пугающее. И это было прекрасно.

Она взяла Аят за руку и медленно повела её к себе, усаживая рядом. Девочка не сопротивлялась. Почему она должна была сопротивляться? Ведь Самида всегда была рядом, всегда была её «защитницей». Ахмад никогда не заботился о ней так, как это делала тётка. Она пугала её, но и дарила утешение — этот баланс был идеально выверен.

— О... т-тц... — прошипела Самида, наклоняясь ближе к уху Аят. Девочка замерла, насторожённо прислушиваясь к этим звукам.

— Что вы хотите сказать, тётя? — Аят осторожно наощупь положила руку на плечо Самиды, чувствуя её холодную, почти ледяную кожу.

Глаза Самиды вспыхнули от ярости, но она не позволила себе дать выход чувствам. Она старалась. Столько лет старалась ради этого момента, ради этой игры, в которой теперь все они были марионетками, а она — кукловодом.

Самида осторожно потянула девочку к себе ближе, положила руку на её руку и медленно повела её пальцы к своей шее, к шрамам, что пересекали её лицо. Молчание висело между ними как тяжёлый туман. Ей не нужно было говорить, чтобы донести свою мысль. Пусть девочка сама поймёт. Пусть ощутит её ненависть, её страдания. Аят прикоснулась к её шрамам, и вздрогнула. Пальцы замерли на холодной коже, но Самида не отпустила. Она держала её крепко, как змея, обвивающая свою добычу.

— Я... понимаю, — прошептала девочка, дрожа. — Отец... Он... причинил вам боль, не так ли?

Самида кивнула. Она знала, что сила тишины сильнее тысячи слов. Вся её ненависть и месть, вся правда о том, что сделал Ахмад, впитывалась в разум Аят, как яд. Без единого слова, без необходимости раскрывать рот, она вкладывала в девочку ужасные картины — тьму, которая, как её слепота, поглощала весь свет. В её уме Ахмад был тем, кто разрушил всё. Он был не защитником, а монстром, который сломал их семьи, разрушил жизни.

Тихое шипение вырвалось из горла Самиды — это было скорее насмешкой, чем звуком боли. Её лицо исказилось в едва заметной усмешке. Она погладила Аят по щеке, словно утешая, но это был жест не любви, а власти. Всё шло по плану.

— Т... тс... — снова этот хрип. Девочка вслушалась, напряглась.

— Я сделаю всё, что вы попросите, тётя, — прошептала Аят, и Самида почувствовала, как слабая рука девочки дрожит в её пальцах. — Отец... он должен ответить за всё.

Паутина затянулась.

Самида потянулась к столу и вытащила из потайного ящика небольшой лист бумаги. Там были расписаны инструкции. Ночь. Джамаль войдёт в дом через чёрный вход. Аят должна была его впустить. Девочка не знала, что Джамаль — её дядя. Она ничего не знала, но её можно было использовать, как инструмент.

Она вложила лист в руку девочки, погладила её ладонь, затем медленно повернулась к окну. В темноте двора не было видно ничего, кроме далёких огней. Но там, в этой ночи, Джамаль уже был рядом. Он ждал сигнала. И скоро он войдёт в дом, как змея, проникнет туда, куда ему нельзя было входить, и начнётся финальная фаза.

Самида взглянула на девочку, сидящую напротив неё. В её голове крутились десятки мыслей, которые она вложила в её сознание. Ещё немного — и Ахмад падёт. Ещё немного, и вся эта «любящая семья» будет разрушена изнутри.

Аят подняла голову, её глаза были пустыми, но в этом пустом взгляде Самида увидела ярость. Ту ярость, которую она так долго взращивала.

— Иди, — прошипела она, двигая губами, но без звуков. Аят, словно почувствовав, поняла её и, дрожа, направилась к двери.

***

Джамаль

Чёрная ночь, без единого звука. Тишина, как одеяло, накрыла этот дом, но я чувствовал её. Чувствовал напряжение, которое витало в воздухе. Это был тот момент, ради которого я шёл годами. Я должен был закончить это. Всё, что принадлежало Ахмаду, должно стать моим. Я стоял у чёрного входа, скрытый тенями. Пальцы дрожали от напряжения, как натянутые струны. Я ждал этого сигнала от Аят, ждал, когда её маленькие пальцы повернут замок и выпустят меня в дом. Тьма стала моим союзником, а Самида — моей наставницей. Я научился многому за эти годы. Научился ждать. Научился убивать в нужный момент. Но на этот раз я был готов к чему-то большему.

Вика. Её образ не выходил у меня из головы. Я хотел её так же, как хотел победы над Ахмадом. Она не была просто женщиной — она была символом всего, что у него было, и всего, чего я был лишён. Теперь она будет моей. Ненадолго. Я поиграюсь и выкину ее нахрен. Замок щёлкнул. Дверь медленно приоткрылась, и я увидел тёмный силуэт Аят. Слабая тень, готовая сделать всё, что ей скажут. Тупая пешка в этой игре, но такая нужная.

Я вошёл в дом, мягко прикрывая за собой дверь. Скоро этот дом станет моим. Весь. Со всеми его обитателями.

***

Аят кралась по дому, как тень. Её маленькие босые ноги почти не касались пола. Тьма была её союзником, скрывала от лишних глаз. Девочка шла уверенно, но внутри неё клокотала тревога. Время шло, и ей оставалось только следовать за шёпотом тёти Самиды, который резал ей разум, как змеиное шипение. «Покажи ему. Пусть увидит». Её сердце било барабанную дробь в груди, но она держала себя в руках. Страх сковал горло, но нельзя было отступать. Отец должен увидеть предательство. Отец должен понять, что Вика не та, за кого себя выдаёт. Всё, что говорила тётя, — правда. Аят тихо приоткрыла дверь в комнату отца. Его тело, спокойно вытянутое на кровати, казалось таким большим, таким сильным и незыблемым, но тьма поглощала его так же, как и всё вокруг. В тусклом свете ночника, освещавшего только его лицо, Ахмад выглядел усталым, но властным даже во сне.

Она застыла на пороге, дрожа от волнения. «Ты должна. Он должен увидеть».

Она протянула руку и тихо коснулась его плеча.

— Папа, — прошептала она, её голос дрожал. — Папа, проснись.

Ахмад проснулся мгновенно, как зверь, почуявший опасность. Его глаза, тёмные, блестящие, впились в лицо дочери, пытаясь понять, что её могло разбудить в столь поздний час.

— Аят? Что случилось? — голос его был низким и хриплым, как будто тьма ночи ещё не отпустила его полностью.

Она не ответила. Взгляд её был направлен вниз, куда-то в пол. Она не могла сказать ему правду. Не могла. Вместо этого она тихо развернулась и сделала шаг в сторону двери, приглашая его следовать за ней. Отец должен был сам увидеть, чтобы понять. Аят чувствовала, как её ноги дрожат от страха. Но страх был меньшим, чем ощущение того, что тётя ждёт её за этим испытанием.

Ахмад, уже встревоженный, поднялся и молча пошёл за ней. Его взгляд стал жёстче, лицо заострилось от напряжения. Он не понимал, что происходит, но сердце подсказывало ему — что-то ужасное.

Они шли через дом, по узким коридорам, и каждый шаг отзывался в тишине, как глухое эхо. Выйдя в сад, они приблизились к беседке, скрытой в тени деревьев. Аят шла впереди, её сердце готово было разорваться от тяжести тайны. Отец должен увидеть.

***

Когда я вошла в беседку, что-то сжало мою грудь. Липкое чувство тревоги, будто тени вокруг были живыми. Я сжимала в руке записку всего с тремя словами «Нам нужно поговорить. Это важно. Приходи в беседку. Одна».

Я повернулась и заметила, как из темноты выступила фигура. Амир. Но его глаза... что-то в них было не то. Они смотрели на меня с такой ненавистью, такой яростью, что я невольно сделала шаг назад.

— Ты? — моё сердце замерло, слова с трудом сорвались с губ. — Что ты здесь делаешь, Амир?

Он сделал шаг вперёд, его губы растянулись в усмешке, которая никак не сочеталась с тем, каким я привыкла его видеть. Холодные глаза, не моргая, вонзались в меня, как лезвия ножей.

— Меня зовут Джамаль, — его голос был низким, хриплым, как будто он говорил это вслух впервые за долгие годы. — Моё настоящее имя.

Эти слова ударили меня, как молния. Джамаль? Всё, что я знала о нём, всё, что он мне когда-то говорил, разрушилось за одно мгновение. Я застыла на месте, пытаясь осмыслить это. Но не успела. Он резко схватил меня за руку, стиснув её так сильно, что я вскрикнула от боли.

— Пусти меня! — Я попыталась вырваться, но его хватка была стальной.

— Нет, — он рычал, его лицо стало страшным в своей ярости. — Ты не понимаешь. Ахмад... он никогда не заслуживал ничего из того, что у него есть. Он думал, что может владеть всем, что у него есть власть, но теперь всё это будет моим.

Я попыталась вырваться снова, но он тянул меня ближе. Моя кожа горела от его прикосновения. Это была ненависть, жажда разрушения.

— Ты сумасшедший, — выдохнула я, пытаясь вырваться. Я чувствовала, что в его руках я как мышь в лапах хищника.

— Я — тот, кто уничтожит его, — его слова были холодными, как ледяная вода. — Я заберу у него всё. И тебя.

Его руки скользнули по моим плечам, и в этот момент я поняла, что это не конец. Всё было слишком глубоко. Он хотел сломать меня, чтобы сломать Ахмада. Руки мужчины обвились вокруг меня, он вжал меня в стену, пытаясь накинуться на мои губы.

Шум. Тяжёлые шаги. Я повернулась, и в этот момент моё сердце сжалось и словно покрылось инеем от ужаса. Ахмад.

Его фигура возникла в полумраке сада, словно он был частью этой темноты. Его лицо было каменным, его глаза горели — не гневом, а чем-то более опасным. Черным. Жутким.

***

Джамаль

Когда я увидел, как он появился, как темнота будто выплюнула его в этот мир, я знал, что это конец. Вся моя жизнь шла к этому моменту. Всё, что я строил, всё, чего жаждал, — было здесь, в одном месте. Ахмад и Вика. Моя ненависть, моё разрушение.

Он смотрел на меня. Я видел в его глазах что-то странное, как будто... сожаление? Тьфу! Чушь. Я видел это как ещё один ход, как его попытку манипулировать мной, как он манипулировал всей своей жизнью.

— Отпусти её, — его голос был резким, но не громким. Он был как лезвие ножа, холодное и точное.

Я посмотрел на Вику, чувствуя её дрожь, её страх, который пропитал меня, и это... это дало мне силу. Я стиснул её ещё крепче, толкнул её к себе, как щит.

— Она уже моя, — я злобно усмехнулся. — Ты потерял её, Ахмад. Как и всё остальное. Она пришла ко мне! Чтобы встретиться со мной, как приходила уже не раз.

Его челюсть напряглась, но он не двигался. Он смотрел на меня так, как будто я был жалким. Он действительно так думал? Он думал, что может победить?

— Джамаль, Вика не приходила к тебе…потому что она была со мной и днем, и ночью…Не выйдет…брат…— его голос стал тише, почти шёпот. — Ты мог просто прийти ко мне. Если бы я знал...

Я рассмеялся, коротко, резко, словно он сказал что-то нелепое.

— Прийти к тебе? Ты бы принял меня с распростёртыми объятиями? Ты лжёшь, — я почувствовал, как мои руки дрожат от гнева. — Ты жил своей роскошной жизнью, даже не подозревая о том, что я существую, что я страдал. А теперь ты хочешь сделать вид, что всё можно исправить?

— Я не знал о тебе, — его голос был ровным, но в нём было что-то глубже, чем просто слова. — Если бы знал... протянул бы тебе руку.

Эти слова сбили меня с толку. Что он сказал? Руку?

- Бред! Ты не хотел обо мне знать! Тебе было плевать…, — прошипел я, чувствуя, как что-то внутри меня надламывается. Но он смотрел на меня с таким спокойствием, что я вдруг почувствовал... сомнение. Но не мог сдаться. Не мог! Вся моя жизнь была построена на ненависти к нему. Я вытащил нож, скрытый под одеждой, и метнулся вперёд. Я должен был разрезать его, уничтожить. Ахмад двигался быстрее, чем я ожидал. Его рука перехватила моё запястье. Лезвие ножа замерло на полпути к его телу, дрожа между нами. Мы столкнулись, как два зверя, яростно цепляясь друг за друга, каждый из нас был готов пойти до конца. Я видел, как его челюсть напряглась, как его глаза полыхнули гневом, но не злостью ко мне. Нет. Это был гнев на саму ситуацию, на то, что всё зашло так далеко.

— Ты действительно думаешь, что сможешь победить меня? — выплюнул я, давя на нож, пытаясь вонзить его, чувствуя, как моё дыхание становится неровным. — Ты никогда не знал, каково это — терять! Ты всегда был на вершине, всегда — хозяин своей судьбы, пока я гнил в тени твоей жизни!

Его взгляд, полный боли, пересекся с моим, и на секунду, на краткий миг я увидел в его глазах... понимание.

— Я не знал, — выдохнул он с трудом, его рука дрожала. — Я не знал, что ты существуешь. Если бы знал...

— Замолчи! — рявкнул я, резко оттолкнув его назад, вонзил нож сбоку и его тело ударилось о каменную стену беседки. Я должен был закончить это. Должен был уничтожить его. И доказать всему миру, что я стою чего-то. Ахмад держался за бок, кровь уже начала сочиться сквозь ткань его рубашки. Я видел, как его тело оседает, но даже сейчас он не выглядел побеждённым. Почему? Почему он не сдаётся? Я снова бросился вперёд, нож в руке, но он уже ждал меня. С неожиданной силой он перехватил мой запястье и выбил нож из моих рук. Лезвие с глухим звоном упало на землю, и в этот момент я понял, что победить его физически невозможно. Но дело было не в силе, а в том, что я был готов сделать дальше.

- Нееет! – Вика закричала, хотела броситься к нам, но Ахмад рявкнул, чтобы она не смела приближаться.

Мы замерли, грудь к груди, наши дыхания смешивались, и в этот момент я понял, что не смогу убить его. Чёрт, я не мог... потому что он был моим братом. Не просто врагом, не просто тенью в моей жизни. Он был... частью меня.

— Ты думаешь, что просто всё исправишь? — выдохнул я, глядя ему в глаза. Мой голос дрожал от гнева, но где-то в глубине я знал правду. Я всегда знал. — Всё уже сломано, Ахмад. Ты не сможешь изменить этого. Я ненавидел тебя всю свою жизнь... и, возможно, буду ненавидеть до конца своих дней.

Его глаза снова пронзили меня, но теперь там не было ярости. Только боль. Понимание. Как будто он, чертовски испорченный и жестокий, действительно жалел обо всём, что произошло.

— Я бы никогда не оставил тебя одного, если бы знал, — повторил он. С этими словами его рука ослабела. Он не ударил в ответ, не поднял нож, не бросился на меня с яростью, как я ожидал. Он просто... отпустил.

Меня затопила ненависть. Но эта ненависть вдруг оказалась беззубой, беспомощной перед его словами. Как я мог продолжать ненавидеть его, если он смотрел на меня так, будто я не его враг, а брат, потерянный брат? Это выворачивало меня наизнанку. Все годы злости, ярости... Они были бессмысленными?

Ахмад осел на землю, опираясь на стену, зажимая рану. Его лицо исказилось от боли, но он не кричал. Он просто молча ждал. Ждал, что я сделаю. Что я решу. Его кровь капала на землю, медленно, капля за каплей, а я стоял, словно оглушённый. Нож лежал между нами, как символ. Как будто он вспорол наши раны…чтобы мы оба истекали кровью. Он физически, а я морально.

Я ничего не сказал. Что тут можно было сказать?

Я повернулся и ушёл. Я больше не мог здесь оставаться. Все мои слова, все мои действия — они вдруг стали бессмысленными. Ахмад не ударил в ответ. Он... предложил мне руку, когда я был готов воткнуть ему нож в сердце.

Я не мог его убить.

***

Вика

Я не могла дышать. Всё, что происходило перед моими глазами, казалось каким-то безумным сном, кошмаром, из которого невозможно выбраться. Я вела к нему врачей. Скорая помощь приехала вместе с реаниматологами. Они подняли Ахмада на носилки, быстро отнесли к машине. Я ехала вместе с ним.

— Ахмад! — моё сердце разрывалось от ужаса. Он поднял на меня взгляд. Его глаза были полны боли, но не той, что приносит физическая рана. Это была боль глубже, боль, которая уходила корнями в самую душу.

— Ты... не должна... была это видеть, — прохрипел он, с трудом дыша.

— Замолчи, — прошептала я, чувствуя, как слёзы катятся по щекам. — Не смей умирать, слышишь? Ты не можешь оставить меня... не сейчас. Не сейчас, когда я почувствовала себя счастливой…Ахмад!

Я смотрела на его лицо, его глаза были прикрыты, дыхание неровное. Его кожа побелела от потери крови, но он ещё держался. Я прижала его голову к своей груди, будто это могло удержать его здесь, в этом мире. Мои руки касались его волос, его лица, я гладала его, пытаясь успокоить и себя, и его.

— Ты нужен мне, — прошептала я, мои слова сливались с моими слезами. — Не смей умирать, Ахмад.

Его рука нашла мою, и он сжал её, слабое движение, но я почувствовала в этом обещание. Обещание, что он не сдастся.

— Я с тобой, — тихо выдохнул он. Его голос был слабым, но полным силы. Силы, которой я могла только восхищаться.

Я наклонилась и осторожно поцеловала его в лоб, чувствуя, как он тяжело дышит под кислородной маской. Его глаза закрылись, но он был со мной. Он держался.

— Я тебя не оставлю, — прошептала я снова, крепче прижимая его к себе.

Эта ночь ещё не закончилась. Борьба за него только началась.