Интенсивность

Глава 7

Его разум пошатнулся от вновь обретенного знания, Ник провалился во тьму. Шорох был оглушительным. Словно от крыльев птиц, летающих в ночи. Он почувствовал ветер на своей коже, попытался сориентироваться.

Пока не наткнулся на твердую землю.

Из темноты раздался мелодичный голос:

— Ты знаешь меня?

Ник застыл, ведь этот кто-то казался знакомым и в то же время чужим. Он оглядел густой лес, который не узнавал.

— Где ты?

У него перехватило дыхание, когда мерцающая женщина-сефирот вышла из тени справа от него. Одетая в позолоченные доспехи, с черными заплетенными волосами, она была удивительно красива со своими тончайшими золотыми крыльями. Даже сейчас он узнал ее по наброскам, которые Ксев рисовал в своей спальне.

Миона. Мать Джареда — заклятого врага и деда Ника. Единственный воин, который предал свою армию и перешел на сторону зла, пытаясь спасти жизнь того, кого считал своим отцом. Однако Джейден не был отцом Джареда. Джейден был отцом Ксевикана — дедушкой Джареда.

Ложь, призванная сохранить жизнь Джареду и Ксеву и защитить их от тех, кто убил бы Миону, если бы они узнали, что она, вершина всего добра и любимый лидер армии Калосума, была соблазнена сыном абсолютного зла — Ксевом. Не имело бы значения, что Ксев сначала взял ее в жены. Или как сильно они любили друг друга. Или что они были полностью преданы друг другу — по-настоящему, но эта преданность могла им только навредить, потому что никто бы никогда больше не поверил Мионе, поскольку ее считали бы абсолютно испорченной. Они бы думали только о том, что Ксев низвел ее до своего уровня. А не о том, что она подняла его до своего.

Что было правдой. Пока она была вне подозрений, только для нее Ксев сделал бы все, что угодно. Она подарила ему его душу, и она была единственной во вселенной, кого он никогда не предаст и не причинит вреда.

Но вместо того, чтобы верить в то, что Ксева можно спасти, все, что имело значение для остальных, это то, что ни ей, ни ее ребенку никогда нельзя доверять, потому что кровь Ксева была демонической. По их мнению, зло перевесит любое количество добра.

Всегда.

Ник же думал иначе. Он прекрасно понимал, насколько сильна такая доброта. Как сильно тянуло к нему его мать и Коди. Этого нельзя было объяснить.

Только через опыт.

Как печально, что стольких людей обвинили в подобном, в том, что они не могут быть иными. И такая правда была очень сильна. Настолько сильна и глубинна, что обвинители отказывались верить, что такие существа, как Ксев и он, выше их мелочности. Тем не менее они были.

И поэтому они были вынуждены скрываться. Вынуждены лгать о том, как они жили и выбирать, что могли говорить.

Не потому, что они ошибались или им нельзя было доверять. Потому что другие отказывались видеть в их добро. Потому что другие отказывались верить в то, что внутри них оно есть.

Поскольку им самим его не хватало, они отказывались видеть его в ком-то другом. Но отрицание никак на это не влияло. Оно просто сделало его еще более особенным и редким.

И по этой причине Джаред заключил сделку с Источником всего зла, чтобы пощадить жизнь своего деда. А Джейден поработил себя, пытаясь спасти Джареда, чтобы он не погиб вместе со своей армией.

Оба были преданы богами, которым они доверяли, веря, что те справедливо с ними обойдутся.

А Миона заплатила больше всех. В конце концов, она потеряла все. Сына, мужа и свою жизнь.

Ник чувствовал их боль и оплакивал их всех.

Теперь перед ним стояла воительница Сефирот в алой накидке на плечах. С одного бока она была откинута из-за колчана со стрелами и позолоченного пояса для мечей.

— Я знаю тебя, — выдохнул Ник.

Действительно, ее было трудно не узнать с ее золотистой кожей и сияющими золотыми крыльями. Черные волосы, заплетенные в косы, отсвечивали синевой в тусклом свете. Каждая деталь ее образа была изысканным совершенством. Неудивительно, что Ксев был готов умереть за нее. Что его постигла судьба худшая, чем смерть, чтобы защитить ее и их сына, когда он отступил и позволил ей выйти замуж за своего отца и притвориться, что его ребенок принадлежит его отцу, чтобы никто никогда не заподозрил правду.

Это была чистейшая форма альтруизма и любви.

Ни разу Ксев не произнес ни слова из страха причинить вред своей бывшей жене или ребенку. Ник не мог представить себе боль и агонию, которые Ксев испытывал каждый день своей жизни, и был этому рад.

Не сказав ни слова, Миона с любопытством наблюдала за ним. Ее сияющие золотые наручи были украшены орнаментом, который обозначал ее как лидера братства Сефериев — их кира. Как и погоны ее военного одеяния. Она воспринималась как свирепый воин, хоть и была женственно грациозной.

Единственным украшением на ее теле было неуместное мужское ожерелье. Которое, насколько знал Ник, принадлежало Ксеву. И то только потому, что Ксев тоже носил украшение — изящное, в виде крыльев Сефиротов, а она — нечто шероховатое в форме демонической летучей мыши. Как странно, что никто так и не понял, что означают эти два ожерелья, и почему они оба их носят.

Ее губы дрогнули, когда она подошла к Нику.

— Ты единственный, кто был добр к моему Дари. За это я никогда не смогу тебя отблагодарить.

Ему потребовалась секунда, чтобы вспомнить, что настоящее имя Ксева было Дараксеркс, тем более что Ксев никогда не использовал его.

— Гм, да, наверное.

По ее щеке скатилась слеза.

— Ты не такой, как другие из твоего рода.

— Мне все это говорят.

Она грустно улыбнулась.

— И они правы. Ты знаешь, где мы?

— Без понятия.

Она засмеялась.

— Это место, которого никогда не было. Земля, которой никогда не может быть. Ни тут, ни там. Сюда нас посылают истекать кровью.

Черт побери, теперь она начинала походить на Наширу. Ему почти захотелось потянуться за своим гримуаром, чтобы посмотреть, не оставил ли он его дома.

— В этом нет никакого смысла.

— Ты Малачай, Ник. Ты знаешь все. Просто загляни внутрь и верь в себя. Ответы, которые ты ищешь, уже есть. Ты их знаешь. Ты просто не хочешь смотреть на них. Неважно, сколько опросов ты проведешь или скольких спросишь друзей. Ответы никогда не меняются. Они уже в твоем сердце. Просто нужно верить в правду. Верь в себя. Всегда.

Легче сказать, чем сделать. Он слишком привык, что ему говорят, что у него недостаточно опыта. Что это не имеет смысла. Что он слишком молод, чтобы иметь представление о чем-либо.

Теперь она говорила ему доверять инстинктам, в которых он сомневался.

Это сбивало с толку так же, как когда его мама учила его ходить и говорить, а затем, когда он начал задавать вопросы о вещах, на которые она не хотела отвечать, советуя ему сидеть и молчать.

Такова жизнь. Для нее неплохо было бы иметь какой-то буклет с инструкциями. Или хотя бы справочник. Потому что в большинстве случаев многое просто сбивало его с толку.

И прежде, чем он смог сосредоточиться на этом, слева от него появился зайттегер.

Глаза Ника расширились при виде жуткого чумного доктора, чьи бинты были залиты кровью.

Он поднял руки в сторону этого существа, когда оно с подозрением посмотрело на него.

— Эй, братан, это не я нарушил твою временную последовательность. Ты здесь не того Малачая унюхал. — Он указал в сторону. — Иди отсюда. Пошел вон. Прочь. Давай… Ищи другого чувака.

Вместо этого он медленно приближался к нему.

Фантастика. Именно то, чего он хотел на Рождество. Получив его наряду с травмой головы.

Ник не двинулся с места, но посмотрел на ужасный адамантовый серп, который держало это существо, потому что он был ужасно липким и отвратительным на вид. Ну ведь можно было обойтись без этого кровавого спектакля.

— Знаешь, я слышал, что Оззи в городе искал новых бэк-вокалистов. Возможно, ты захочешь попробовать… — голос Ника затих, когда существо бросило на него угрожающий взгляд, который говорил, что он не в восторге от предложения. — Неважно.

Подняв голову, он принялся еще пристальнее изучать Ника.

Ник внимательно посмотрел на него в ответ. Но на этот раз он не испугался этого существа. Он начал понимать.

Они не были врагами.

И союзниками они не были.

Он не совсем понимал, кто же тогда они друг другу. По крайней мере, до тех пор, пока существо, наконец, не заговорило леденящим душу ломким голосом:

— Киприан гонится за тобой.

Голос зайттегера был ломким и резким — как у старика, выкурившего слишком много пачек сигарет.

— Прости, что?

— На этот раз он уничтожит все. Ты должны это остановить.

— Как?

Зайттегер разжал руку, и на ладони появился светящийся череп. Он был не совсем человеческий, а скорее демоническим по своей природе, с бивнями, которые выступали над челюстью в сторону глазниц. Ник инстинктивно знал, что он принадлежит Монакрибосу. Хотя не был уверен, что хочет знать, как зайттегер им завладел.

— Ты будешь знать, что делать, когда придет время.

— Вы все говорите одно и то же. Но на самом деле… я почти так же полезен, как половина букв во французских словах.

Он издал странный звук, который некоторые сочли бы смехом. Ник засомневался.

— Нарушь порядок и верни свою судьбу. Ты — Малачай.

Ник не был в этом уверен.

— А если моя судьба — уничтожить мир?

— Ты так мало веришь в себя?

Он был прав.

Ник взял череп. В нем было странное тепло. Что мало вязалось с черепом.

— Неужели Киприан должен родиться?

Если бы он мог это остановить… Это казалось самым простым решением.

Зайттегер затруднялся ответить.

— Возможно. Но настоящий вопрос в том, должен ли он ненавидеть тебя, когда родится?

Ник заколебался, поскольку это обозначило целую область, о которой он даже не думал. В его голове кружились совершенно новые перспективы.

— Ты хочешь сказать, что я могу его спасти?

Но в этом не было смысла. Может быть только один Малачай.

Верно?

— Будущее не предопределено, Амброуз. Оно меняется с каждым принимаемым нами решением. До того дня, как ты умрешь, оно всегда в движении. Что бы ни происходило.

И на этом он исчез.

Ошеломленный Ник повернулся и уставился на Миону. У него перехватило дыхание, когда в его голове одновременно пролетели два видения. В одном были Ксев с Мионой. Это были нежные объятия, он стоял позади нее, прижимая к себе в тени ее древнего балкона. Оба были одеты в боевые доспехи. Это был украденный момент, и выражение их лиц обожгло его от глубины их любви друг к другу. При том, что они оба знали, что это не могло продолжаться, и что если кто-нибудь узнает, это положит конец им обоим.

Несмотря на это, они выковали любовь, которая все еще была с ними. Та, что продолжала гореть внутри Ксева. Несмотря ни на что, вопреки всем врагам.

Вопреки всем наказаниям.

Вопреки общественному мнению.

Во втором видении они оба были на поле битвы, пронизанные стрелами и ранами. Оба они умирали. Плача, Миона прижимала к себе Ксева, пока он, ослабленный потерей крови, пытался стереть кровь с ее лица.

Вместо того, чтобы позволить ему умереть в мире с любимой, его враги выхватили его из ее рук и утащили прочь, когда жизнь исчезла из ее глаз. Ее оставили умирать одну на поле боя.

Судьба Ксева была гораздо жестче. Они отказали ему в смерти, поработили и мучили целую вечность.

Потому что он осмелился влюбиться.

Вынужденный жить без нее и служить тем, кто стал причиной ее смерти. Без шанса воссоединиться духом со своей любовью. Без возможности помочь своему сыну или спасти кого-либо из них от их собственного проклятия.

Ксев был продан собственным отцом на вечные пытки. Кровный раб Малачая и тех демонов, которым Малачай разрешал использовать его.

В этот момент Ник почувствовал себя еще ужаснее из-за них двоих.

— Мне очень жаль, Миона.

— Из-за чего?

— Из-за того, что сделали с тобой и с Ксевом. И Джаредом.

Ее губы тронула грустная улыбка, прежде чем она подошла к Нику.

— Все в порядке, Николас. Трудно было представить себе более красивого правнука. Я рада, что познакомилась с тобой.

С этими словами она поцеловала его в щеку и исчезла.

Ник не мог вдохнуть, его душили собственные слезы. Он никогда раньше не встречал своих бабушек и дедушек. Не говоря уже о его прабабушке и прадедушке. Поэтому он никогда и не задумывался о том, какими будут его прабабушка и прадедушка.

И наконец встретить ее…

Его малачайские крылья вылетели из спины против воли. Но вместо обычного черного цвета они были такими же золотыми, как у Мионы.

Сбитый с толку, он уставился на них, желая, чтобы кто-нибудь объяснил ему произошедшее.

«Что со мной происходит?»

Почему у него эти видения? Они настоящие?

Неужели он упал в кроличью нору? Или, что еще хуже, выпил каплю той воды? Возможно, что-то попало ему в рот. Он все еще не знал, что было в той бутылке.

Что, черт возьми, происходит?

Хуже того, снова послышался странный шорох. Только на этот раз у него появилось пугающее представление о том, что его вызвало.

Нет…

Этого не могло быть.

Откинув голову назад, он взглянул на небо странного цвета и внимательно прислушался. Ландшафт снова изменился, и раздался шепот голосов.

«Ты теряешь рассудок».

Или нет? Потому что то, что он начал подозревать, имело очень большой смысл.

И все же…

Ник поднял руку и ткнул в воздух. Тот зашипел.

О да, это было ненормально. Даже в его странном мире. Тяжело сглотнув, он полез в карман и вытащил гематитовый маятник.

«Пожалуйста, пусть я ошибаюсь».

Но зная, что это не так, он уколол палец и выдавил каплю крови. Он задержал дыхание, а затем начал рисовать.

Вместо того, чтобы упасть на землю, как должно было произойти, воздух поглотил знак, и он засветился так же ярко, как огни на сетке Такеши.

Именно это подтвердило подозрения Ника.

Он был прав.

Каким-то образом он оказался втянутым в собственный гримуара.