Искупление злодейки

Глава 18

Щека горела, будто к ней прижали раскалённый уголь.

Я распахнула веки, и мир поплыл смазанными пятнами, в которых я различила белые стены лазарета, дрожащий свет в мутной лампе, задёрнутые окна.

Воздух пах лекарственными травами.

— Как ты могла? — хриплый шёпот Фаиры вонзился в сознание, будто ледяной шип.

Я подняла голову и увидела её — стоящую над моей койкой, с лицом, искажённым яростью. Её зелёные глаза были красны от слёз, губы дрожали. Тёмные волосы были так растрёпаны, будто кто-то таскал за них сестру по коридорам.

— Гнилая девка! — с ненавистью прошипела Фаира. И слёзы вдруг брызнули из её глаз, потекли бледным щекам. Она зло утёрла их. — Зачем ты сказала ей?! Чем она тебя приболтала?!

— О чём ты… — мой голос сипел.

— Не притворяйся, гадина! — взвилась Фаира. И замахнулась снова. Я инстинктивно вжалась затылком в подушку, но удара так и не последовало.

Сестра обители сжала пальцы в кулак. Стиснула зубы до скрипа.

— Ведьма! Как есть ведьма, — судорожно выдохнула она, а потом зло плюнула мне под койку и, развернувшись, выбежала из лазарета.

Хлопнула дверью так, что задрожали склянки на полках.

Мне потребовалось ещё несколько ударов сердца, чтобы прийти в себя. Осознать реальность.

Укрытая одеялом, я лежала на койке, в палате для тяжелобольных… Но не похоже, что меня сюда определили официально. Хотя бы потому что я всё ещё была одета в тот же тулуп, в котором до этого искала ворона за стенами Обители. Только ботинки сняли. Но как я здесь оказалась? И почему Фаира так зла на меня? Я ведь была без сознания! И ничего плохого просто не в состоянии была совершить.

На соседней койке шевельнулась Тия.

Выглянула из-за одеяла — маленькая, как перепуганный зверёк, с волчьими ушками, прижатыми к голове. Её худенькие бледные пальцы вцепились в пододеяльник, глаза-блюдца смотрели на меня с немым укором.

— Тия… — позвала я садясь. — Что произошло?

— А ты не знаешь?! — фыркнула девочка, и так воинственно задрала свой маленький нос, будто я лично её за хвост надёргала и не признаю.

— Я правда не понимаю, Тия. Расскажи, пожалуйста.

Она сощурила рыжеватые глаза, будто искала на моём лице признаки обмана. А не найдя, хмуро сказала:

— Тебя принёс волк… тот, что с золотыми глазами.

— Янтар…

— Да. Его вроде как привлёк ворон, который накручивал круги и каркал. Волк вышел проверить за ворота… а там ты — без сознания. В крови. Он и эта девушка… Фаира? Они принесли тебя сюда. Положили на койку, стянули ботинки, и вдруг… Бам! — Тия махнула волчьим хвостом и сделала страшные глаза. — Вбегает крикливая женщина в белом… росомаха.

— Морелла…

— Да-да. Она была со стражниками! Жуткие громилы, еле в дверь прошли. Росомаха приказала им схватить Фаиру.

— За что?!

— Ну-у… Её обвинили в… — бледные скулы девочки окрасил неровный румянец, ушки застенчиво дрогнули, и она прошептала, приставив ладонь ко рту: — в разврате. И назначили десять плетей.

Моё сердце упало. Десять ударов — это невыносимая боль для хрупкой Фаиры. После такого она месяц не встанет с кровати!

— Но в итоге Фаиру отпустили, ведь тот волк — настоящий герой. Он вступился за свою любимую, — Тия так гордо выпрямилась, будто это был её личный подвиг. — Сказал, что это он её совратил… Только я не знаю, что это словно значит. Но за этосовратительствоему в наказание — сто плетей.

— Сто! — ахнула я, вскакивая с кровати. — Да кто же такое выдержит?! Ой… — Головокружение едва не свалило меня с ног. Но я устояла. Опёрлась ладонью на холодную стену.

— Волки сильные! И выносливые, если ты не знала, — запальчиво крикнула Тия. И вновь сердито свела к переносице серые бровки, зыркнула на меня подозрительно. — Та росомаха сказала, что это ты дала показания против Фаиры… про разврат.

— Я?!Мне словно наступили ботинком на горло. Пережали дыхание.

— Зачем ты так сделала?

— Я ничего не говорила!

— А может ты просто забыла? Или врёшь?!

— …на когда назначили наказание Янтару?

— Как на когда? На сейчас.

Сейчас?

Два удара сердца я переваривала страшную новость.

А потом торопливо натянула стоящие у кровати ботинки и побежала к дверям. Тия что-то крикнула в спину, но я уже выскочила в коридор. И сразу бросилась к узкому окну, что выходило во двор.

Стёрла ладонью холодный иней и прильнула к стеклу.

Двор Обители утопал в снегу.

Посредине стояли два столба с перекладиной, обмотанной цепями. Возле них — Морелла в белоснежной мантии, которую развевал ветер. Рядом топтался громадный оборотень с плетью в руках — Барк, палач с лицом, изъеденным оспой. Плохо, что он будет выдавать наказание! Каждый в Обители знал — Барк из тех, кому чужая боль лучше крепкого вина. Первым же ударом он снимает кожу с костей. А потом бьёт по живому мясу.

И сейчас два других стражника подвели Янтара к столбам. Сорвали с него рубаху, обнажив спину, перетянутую бинтами и шрамами старых битв. Защёлкнули на его запястьях кандалы.

Я видела всё издалека и могла лишь представить выражения лиц, но мне казалось, что Морелла улыбается. Она ведь говорила Янтару, что не забудет унижения, когда день назад он не позволил ей меня ударить.

Что, если она специально так всё подстроила, чтобы сейчас его наказать… но вовсе не за его любовь к Фаире, а за тот случай со мной?!

Янтар не сопротивлялся, позволяя им делать с ним всё, что они хотят.

Барк стегнул длинной плетью по воздуху, разминаясь. Шагнул к Янтару. Хлёстким движением занёс плеть над своей головой. Резко опустил вниз.

— Ах! — я отшатнулась от стекла. Но свист был столь громким, что добрался до моих ушей. Ввинтился в виски. А потом — снова свист!

Сто ударов! Да они же выбьют из Янтара жизнь!

Я должна их остановить! Сказать, что я ничего не видела! И не было никакого разврата!

«Не вмешивайся! — чёрное лицо проступило в окне. — Он выживет. И после умрёт совсем от другого — ты ведь видела его тело во сне».

— Будущее уже изменилось! — крикнула я. — Он может погибнуть раньше!

«Даже если так! Какая разница!»— зашипело лицо, но я уже сорвалась с места. Пробежала через коридор, едва не скатилась по каменной лестнице. Внизу остановилась, задыхаясь.

В мыслях бешено колотилось понимание — я ничего не добьюсь простыми словами! А вот если… если я напишу их кровью.

И вместо того, чтобы кинуться к воротам, я торопливо шагнула к нише, где стояла каменная фигура Ньяры. Протиснулась мимо неё в небольшое тесное пространство — и сразу показалось, будто спряталась от очей богини. Присев, нащупала под ногами осколок камня. Крепко взяв его в пальцы, без промедления ударила острым краем по своей ладони.

Кожу обожгло.

Но Янтару сейчас в сто раз больнее.

Он помогал мне много раз.

И я хочу отплатить ему тем же!

Горячая кровь струилась по пальцам, и я поднесла их к серой стене.

И написала…

Я написала…

П-Р-О… Ш-У…

И замерла, вжав подушечку пальца в холодный камень.

В голове звёздами вспыхивали варианты фраз и потухали во мгле сомнений… Ни одна из них не подходила до конца!

Если вдруг раны чудесным образом затянутся на спине Янтара… то что помешает Морелле нанести новые?

Если избавить его от любой боли… то Морелла может объявить Янтара пособником демонов.

Если заставить настоятельницу отпустить Янтара… то все будут долго шептаться об этом, не понимая, почему она так поступила. И позже Морелла может решить, что на неё повлияло что-то… Или даже отыграется на Фаире. И станет только хуже!

Лишить её памяти?! Но наказание никуда не денется, палач продолжит наносить удары!

А если повернуть время вспять?

Нет! Это может не получиться! Ведь даже вылечив лишь одного ворона, я потеряла сознание. А тут сотни людей, которых надо вернуть в прошлое…

Так что же мне попросить?!

Надо что-то простое! Что отменит наказание! Не кинет тень на Фаиру и Янтара. И напугает настоятельницу так, что она и думать забудет о мести!

Я до боли закусила губу. И она треснула под зубами, наполнив рот солёной медью. В висках стучало: «Опоздаешь. Опоздаешь. Опоздаешь». Меня колотило от нарастающего напряжения.

Время ускользало!

Каждый миг плеть опускается на спину Янтара.

Святая Ньяра помоги! Наведи на мысль! Подскажи…

И тут идея вспышкой озарила сознание, да так ярко, как факел озаряет безлунную ночь. Это может не сработать, но… Но…

Я сжала кулак, чтобы сильнее запачкаться в алом. Приложила окровавленный палец возле слова «прошу». И повела вниз, чертя прерывистую бордовую линию. Рядом неё ещё одну. И ещё.

…Н …Ь …Я …Р …А

Меня трясло, так я торопилась. Воздух обжигал горло, словно я глотала иглы. Буквы получались кривыми, но читаемыми.

…З-А-Щ-И-Т-И

…Я-Н-Т-А-Р-А

…Н-А-К-А-Ж-И

…М-О-Р-Е-Л-Л-У

Бордовые капли стекали вниз по желобкам. Моя кровавая молитва зловеще блестела на серой стене ниши.

Я дышала так прерывисто, как после долгого бега по снежной равнине. Голова кружилась. Сработает? А если нет?! Тогда ещё есть время написать что-то ещё!

Но внезапно по замку прокатился гул. Пол содрогнулся.

Что-то происходило!

Я торопливо вылезла из ниши… Оглянулась. Кроме меня в коридоре Обители находились две послушницы. Они прильнули к окну, из которого было видно двор.

Поскорее шагнув к свободному окну, я впилась пальцами в холодный подоконник и тоже выглянула наружу.

Стекло дрожало от порывов ветра. На соседних этажах мелькали бледные лица сестёр. Слух о наказании для Янтара уже разлетелся, и все хотели посмотреть.

Внизу посреди снежного двора, Барк в очередной занёс плеть над спиной Янтара. Сыромятная кожа сверкнула на зимнем солнце — и в тот же миг небо взорвалось.

Ослепительно-белая молния расколола небеса. И синь неба разошлась, будто края раны, являя алое нутро. Воздух загудел. Люди во дворе оцепенели.

Резкий порыв ветра вырвал плеть из мощных рук палача, швырнул ее в сугроб. Снежный вихрь взметнулся до высоты стен, принимая форму высокой величественной женской фигуры, простирающей руки к небесам.

Я затаила дыхание. Страх и трепет сдавили моё сердце.

Она была выше стен Обители!

Я узнала её сразу — те же складки, как на мраморном платье скульптур, те же ладони, простёртые в благословении. То же лицо — гладкое и благородное, но вместо каменного спокойствия сейчас в чертах Ньяры читался гнев. Глаза сияли, как два солнца.

Она медленно опустила руки и уставилась пылающим взглядом на Мореллу, да так презрительно, будто перед ней гадкий таракан, которого не жалко хрустнуть каблуком.

Морелла — эта вечно гордая злая женщина — затряслась от страха, острое лицо её посерело. Она рухнула на колени. Вскинула к Ньяре свои дрожащие тонкие руки. Порыв ветра взметнул мантию настоятельницы, обнажив грязный подол. Стражники поспешно отпустили цепи Янтара, падая ниц. Даже жестокий оборотень Барк раболепно прижал лоб к снегу, закрыв голову руками.

Богиня милосердия шагнула к столбам.

Каждое её движение оставляло за собой искрящийся след. Каждый поворот головы или даже глаз вызывал порывы ветра, из-за которого дребезжали стёкла.

Протянув свою огромную белоснежную ладонь, она нарисовала над Янтаром защитный круг. И раны от плети на его спине начали зарастать на глазах!

И одновременно с тем во второй руке Ньяры появилась длинная плеть из солнечного пламени, жгущего взгляд. Взмахнув ею, богиня со свистом рассекла воздух и опустила плеть на спину настоятельницы.

Та с ужасом вскрикнула, упав навзничь. Её тело содрогнулось, изо рта Мореллы хлынула чёрная жижа — всловно выплеснулась накопленная ложь. Морелла схватилась за горло, глаза её вылезли из орбит, но вместо крика из губ вырвался лишь хрип.

Ньяра снова занесла плеть.

Морелла в ужасе вскинула ладони. Ветер донёс до меня её слова:

— Прости… Я больше никогда! Никогда!!!

Ньяра медленно опустила плеть, и её фигура растворилась в налетевшем ветре. Распалась на тысячи снежинок. Небо вновь стало безмятежно голубым.

И наступила густая тишина.

Двор замер. Даже ветер стих.

Все переваривали случившееся.

— Ньяра явилась… Она благословила Янтара… Наказала Мореллу, — благоговейно зашептала дна из послушниц у соседнего окна в коридоре.

— А видела… у неё ведь язык почернел! — шепнула вторая. И нарисовала перед собой защитный круг.

— Да и рвало чем-то чёрным… Жуть!

Я схватила воздух пересохшим горлом. Оказалось, всё это время я не дышала. Перед глазами так помутнело, что пришлось опереться о стену. Я снова выглянула во двор. Там Фаира подбежала к Янтару и обняла, прижимаясь щекой к его груди. А он, освобождённый, обхватил её дрожащими руками, пряча лицо в её волосах.

На его спине, где минуту назад зияли кровавые полосы, теперь краснели лишь розовые шрамы — будто раны, зажившие за месяцы. Морелла сидела на коленях в снегу и, кажется, молилась.