Искушение сирены

Глава 17

Она произнесла его имя, и это пронзило его. Словно тончайший стилет, который, легко пройдя между ребрами, вонзился в сердце.

Это было больно. Это потрясло его.

Что же произошло? Он читал, она рисовала. Они обсуждали краски, говорили о цветах и оттенках. Он поддразнивал ее, пока она не покраснела, потом она чуть переменилась и стала поддразнивать его. Она коснулась его лица. О, каким было это прикосновение! А затем, сам того не ожидая, он наблюдал самое эротическое зрелище, какое ему когда-либо доводилось видеть в жизни. И это зрелище во сто крат превосходило те откровенные постановки, за просмотр которых он платил немалые деньги.

Он что-то говорил ей. Безумные, дикие слова, порождение развращенной фантазии, которые он никогда бы не сказал женщине, предварительно хорошенько ей не заплатив. Возможно, некоторые слова он вообще бы никогда не сказал ни одной женщине. А она слушала и исполняла его желания. С чувственной страстностью и таким чистым доверием, что это вызывало боль в его сердце. Он говорил все, что приходило ему в голову, лишь бы она продолжала. Чтобы довести ее до пика удовольствия и наблюдать, как она к нему приходит.

Это было хорошо. Очень хорошо.

Но потом она заплакала, и он сказал больше. Он готов был сказать все, что угодно, пообещать ей все, что угодно, лишь бы успокоить ее. Теперь он смотрел в ее прекрасные заплаканные глаза, постепенно осознавая, как близко подошел к тому, чтобы пообещать этой девушке все, абсолютно все, — и это испугало его до холодного пота. Она провела мягким, нежным пальцем по его щеке, и его колени действительно задрожали. Задрожали, черт возьми!

Грей не имел представления, что за чертовщина с ним происходит, но он знал, что это, должно быть, плохо. Очень плохо.

Ее полураскрытые, припухшие от страсти губы просто молили о поцелуе, долгом, медленном и глубоком. Его все еще пульсирующий пах начинал болеть, как только Грей вспоминал ее эротические вздохи, ее изогнувшуюся в экстазе спину.

«О Грей!» — в этом полустоне-полувздохе заключался вопрос, возможно, главный для нее.

Вопрос, который содержал в себе и ответ.

— Я думал, что ты рисуешь меня. Мой портрет, — сказал он.

Она повернула голову, следуя за его взглядом на ее мольберт. На холсте был изображен морской пейзаж. Вздымающиеся грозовые тучи и бурное, пенистое море. И чуть в стороне от центра — крошечный корабль, поднятый на гребень огромной волны.

— Так оно и есть.

— Так, значит, я на этой маленькой лодке?

— Нет, — мягко произнесла она и повернулась, чтобы посмотреть на него. — Это я на этой маленькой лодке. Ты — шторм. И океан. Ты… Грей.

И в этот момент все снова изменилось.

— Идея композиции принадлежит не мне. Она навеяна картиной, которую я однажды видела в галерее на Куин-Энн-стрит. Полотно мистера Тернера.

— Тернер? Да, я знаю эту работу. Он тебе не родственник?

— Нет. — Она вновь посмотрела на холст. — В тот день, когда я увидела эту картину, такую вызывающе дерзкую и даже немного первобытно дикую… я почувствовала, как буря разразилась в моей крови. Именно там и тогда я поняла, что во мне это есть — страсть, слишком настоящая и живая, чтобы держать ее в стенах душных гостиных. Сначала я попыталась отрицать это, потом старалась убежать от этого. А потом я встретила тебя и поняла, что и в тебе это есть. Не отрицай этого, Грей. Не убегай от этого и не оставляй меня наедине с этим.

Взяв его руку, она притянула ее к своей обнаженной груди. О Боже! Ее грудь была действительно такой нежной, как ему представлялось. Нежнее. И теперь там была его рука. Дрожащая.

— Прикоснись ко мне, Грей. — Она наклонилась вперед, и ее губы застыли всего лишь в дюйме от его губ. — Поцелуй меня.

Вероятно, клинок стилета все же прошел мимо его сердца, потому что эта чертова штука по-прежнему стучала в его груди. Их лица сближались, и вот уже ее сладкое дыхание смешивается с его дыханием. Ее губы были так близки, так зазывны.

Так опасны.

Паника — вот отчего дрожали его колени, колотилось его сердце и с уст срывались глупости. Все дело, должно быть, в панике. Какой-то голос нашептывал Грею, что, если он коснется своими губами ее губ, он пропадет.

— Прошу тебя, — прошептала она, — поцелуй меня.

— Я не могу.

— В таком случае, я полагаю, тебе лучше уйти.

Звон корабельной рынды прервал молчание, это был сигнал тревоги.

— Аврал! Свистать всех наверх!

Вскинув голову, Грей попытался что-либо рассмотреть через вентиляционную решетку. Но корабль накренился, и его отбросило на стену каюты.

Он лихорадочно натянул на себя влажную рубашку.

— Моя дорогая, я…

— Я понимаю. — Ее голос был слабым. — Иди. Прошу тебя, иди.

И, бросив последний взгляд на ее уже освободившиеся от туманной пелены глаза… Боже, помоги ей… он вышел.

Почти бегом он поднялся на палубу, и его взгляду открылась сцена, невероятно похожая на ту, какую мисс Тернер только что изобразила на своем холсте. «Афродита» шла, рассекая огромные валы с белыми пенными шапками, а на горизонте собиралась темная масса зловещих свинцово-черных туч.

Он застал Джосса у штурвала.

— Похоже, ветер вернулся.

— Да, — сказал Джосс. — Но мне совсем не нравятся эти тучи.

В отдалении прогремел гром.

— Да и звук тоже, — добавил Грей.

Джосс поднял подзорную трубу.

— С наветренной стороны приближается судно. Я приказал лечь в дрейф и приветствовать его. Посмотрим, что они скажут нам, возможно, они только что миновали зону шторма.

— Или обошли.

Джосс опустил трубу и посмотрел на него загадочным взглядом:

— Кстати, а что ты делаешь на палубе?

— Был приказ подняться наверх.

— Ты не член экипажа. Ты пассажир.

— Может быть, я не член команды, но приближается шторм, а у меня есть пара умелых рук, и, кроме того, если я хоть еще секунду просижу без дела, я сам попаду в жесточайший шторм.

Джосс задумчиво посмотрел на распахнутый, словно у французского апаша, воротник рубашки Грея.

— Похоже, она действительно прибирает тебя к рукам, — с привычной усмешкой пробормотал Джосс.

— Тебе этого не понять, — сказал в ответ Грей.

— Безусловно.

Грей проигнорировал откровенно самодовольный тон брата.

— Оставим это, Джосс, просто дай мне работу. Поручи мне свернуть парус, отправь в трюм откачивать воду… Мне все равно, чем заниматься, просто дай мне дело.

Джосс поднял брови.

— Если ты настаиваешь. — Он вновь поднес к глазам подзорную трубку и начал изучать горизонт. — В таком случае законопать люки.

Благодарно кивнув, Грей сбежал на квартердек и, подхватив по пути инструменты, начал закрывать вентиляционные люки «Афродиты». В ход пошли парусина, дубовые рейки и приличный запас дефицитных гвоздей. Грей работал, перестав замечать окружающий мир, и даже усилившийся ветер не мог помешать ему. В последнюю очередь он закрыл забранный деревянной решеткой люк дамской каюты, совладав с собой и удержавшись от соблазна заглянуть вниз. Сцепив зубы, он быстро закрепил парусину на одной стороне и резким рывком накрыл всю отдушину.

Перебежав клюку, ведущему на нижнюю палубу, Грей нырнул вниз, стараясь в густом полумраке темнеющего отверстия нащупать кольцо с засовом, чтобы закрыть люк.

По правому борту показался большой корабль, явно направлявшийся к «Афродите».

Вглядываясь сквозь мелкие брызги, София с трудом разобрала написанное на борту название корабля — «Кестрел».

Ветер усилился, с воем проносясь через оснастку судна. Поверхность океана покрылась тысячами белых пенных барашков, которые больше походили на зубы оскалившихся морских чудовищ.

— Иди вниз! — Грей почти грубо подтолкнул Софию к трапу, увидев, что она появилась на палубе.

В ту же секунду небо, казалось, разорвала ослепительно белая вспышка, и ужасающий грохот, от которого задрожали доски палубы, обрушился на их головы. На короткий и бесконечный миг мир обратился в ничто. Ничего не было видно, ничего не было слышно, только резкий запах и парализующий члены шок.

Грей быстро дернул ее за запястье и развернул, прижав к своей груди. Он обхватил ее тело своими руками и уложил на палубу. София съежилась, зажатая между грубыми деревянными досками палубы и теплым телом этого мужчины, от которого исходила такая волна силы и бесстрашия, что София почувствовала себя как в непробиваемой крепости, которая надежно защищала ее.

Через несколько секунд Грей поднялся сам и осторожно поставил Софию на ноги.

— Ты можешь стоять?

Она кивнула, хотя и сама этого толком не знала и стояла, прижавшись спиной к его груди.

— Это… — проговорила она сдавленным голосом. — Это была молния? Она ударила в корабль?

— И да, и нет. — Он крепче сжал ее запястье. — Она ударила в тот корабль.

Она обернулась и взглянула на него. Лицо Грея было бледно, губы плотно сжаты, черты напряжены. Он пристально вглядывался куда-то за борт. София проследила за его взглядом.

Сначала она едва заметила это — слабое красное свечение на кончике грот-мачты «Кестрела». Корабль находился на некотором расстоянии, и Софии пришлось прищурить глаза, чтобы понять, что же это за отблеск.

Отпустив ее, Грей шагнул к фальшборту, не отрывая глаз от попавшего в беду судна. Сначала ему показалось, что слабый отсвет исчез, но вот рассыпался небольшой фейерверк искр и огонь затеплился вновь.

Рядом с Греем показался капитан. Братья с тревогой смотрели на красное свечение.

— Грей, ты видишь…

— Да.

Язык пламени внезапно полоснул по брамселю. София почувствовала, как напрягся Грей. Огонь зацепился за рифы, и вот уже загорелась трюм-стеньга.

— Черт побери, почему они не поднимают тревогу? — спросил капитан. — Где команда?

— После такого удара… — В голосе Грея зазвучала стальная нотка. — Некоторые мертвы. По крайней мере, оглушены или покалечены.

«Афродита» неожиданно накренилась, и София, споткнувшись, вновь прижалась к его груди, макушкой скользнув по его подбородку. С того дня как он помог ей ступить на борт корабля, она время от времени падала в его объятия. Истина, как ей казалось, была простой и ясной. Его руки должны обнимать ее. Если бы только он впустил ее в свое сердце.

Капитан поднял большой жестяной раструб и приложил его ко рту.

— Спустить шлюпки на воду! — прокричал он. — Брасопить грот.

— Ты решил отойти? — спросил Грей.

— А какой у нас выбор? — Капитан потер лицо рукой. — Неизвестно, куда упадет эта мачта. Мы не можем рисковать, огонь может перекинуться на «Афродиту». Мы подойдем к ним на шлюпках. Если есть уцелевшие, они прыгнут за борт.

— Но они не смогут этого сделать, если они ранены или блокированы в трюме.

— Что ты предлагаешь, Грей?

Он ответил тихо, но твердо:

— Подняться на борт.

— Что? — На лице капитана отразилась тревога. — Подняться на борт горящего корабля? Грей, ты с ума сошел!

— Ты ведешь себя так, как будто никогда раньше этого не делал. Мы добывали таким путем средства к существованию — поднимались на борт горящих кораблей. Эта мачта — фитиль. И если этот фитиль не перерезать, прежде чем огонь перекинется на палубу, сгорит весь корабль. — Он хлопнул брата по плечу, и его губы сжались в напряженной улыбке. — Ну же, Джосс, давай вспомним старые времена.

— В старые времена любой огонь, с которым мы имели дело, был результатом наших пушечных залпов, но от удара молнии может вспыхнуть где угодно, даже в трюме, А если у них груз рома или, не дай Бог, бочонок пороха… в любой момент «Кестрел» может взлететь на воздух.

— Тогда мы должны действовать быстрее, не так ли? — Опершись на поручень мостика, Грей набрал полную грудь воздуха и крикнул, перекрывая вой ветра:- Право руля! Ставить грот по ветру! Подходим ближе!

Матросы повиновались без колебаний, и «Афродита», послушно развернувшись, подошла почти к самому борту горящего судна. Увидев языки пламени, София вдруг ясно осознала, какой опасности они все подвергаются. Прямо на ее глазах зарифленный брамсель «Кестрела» вспыхнул как бумажный свиток.

Подхватив большой моток тонкого, но очень прочного пенькового линя, Грей обернулся к матросам:

— Кто готов добровольно подняться со мной на борт этого корабля? Я спрашиваю только тех, у кого нет семьи.

Вдруг, словно из ниоткуда, рядом с ним появился, как всегда, молчаливый силач Леви. Они с Греем переглянулись, и Грей кивнул.

— Я с вами. — С кошачьей ловкостью на палубу с нок-реи спустился О'Ши. — Как в старые добрые времена, Грей?

Грей бросил на брата веселый взгляд:

— Видишь?

Между тем расстояние между бортами кораблей сокращалось, и трое мужчин проверили веревки.

— Я тоже пойду. — Дейви протолкнулся к фальшборту.

— Нет! — вскрикнула София. — Грей, ты не можешь позволить ему.

— Мою потерю команда перенесет легче, чем потерю опытного матроса. — Парень выпрямился во весь рост и закатал до локтя рукава своей блузы. — И потом, у меня ведь нет семьи.

— Значит, и ты, — сказал Грей. — Ну что ж, хорошо.

Четыре человека, обмотавшись линями, встали вдоль фальшборта, готовясь перепрыгнуть через бушующее море на борт горящего корабля.

Лицо Грея оставалось совершенно спокойным, никакой тревоги не было заметно и в его глазах, только предельная сосредоточенность и суровая решимость сквозили во взгляде. София же была почти парализована охватившим ее страхом. Она подняла глаза: языки пламени жадно облизывали брам-стеньгу. В ушах стоял голос капитана: «От удара молнии может вспыхнуть где угодно… груз рома… бочонок пороха…»

И он погибнет.

— Грей!

Порыв ветра унес ее сдавленное рыдание в бушующий океан.

Капитан шагнул вперед:

— Если уж ты решил сделать эту глупость, я пойду с гобой.

— Нет. — Лицо Грея было твердым. — Никого семейного.

Его взгляд на мгновение метнулся к Софии, но столь же быстро он отвел его. Если даже он и заметил отчаянную мольбу в ее глазах, то виду не подал. Она содрогнулась, осознав значение этого отвергающего взгляда. Что бы она для него ни значила, она была меньше, чем жена. И он никогда не позволит ей стать чем-то большим. Ради нее он не станет беречь свою жизнь.

«Я не хочу вас».

Что-то внутри ее надломилось. София крепко обхватила себя руками, словно могла сложить отколовшиеся кусочки души.

Грей повернулся к брату:

— Как только мы поднимемся на борт, отходите, слышишь? Мы подадим сигнал, как только все прояснится.

Он переместил вес тела на веревку, мощные мускулы его рук и спины натянулись, напряглись по швам его влажной рубашки.

— «Афродита» в твоих руках, Джосс. Позаботься о ней ради меня.

— Да, я обещаю. — Они обменялись понимающими взглядами. — И о девушке я тоже позабочусь.