— Я жду.
София напряглась, услышав резкость в его голосе. Но ведь не может же он рассердиться. Только не после того удовольствия, которое они разделили.
Угольки желания все еще тлели под ее кожей, на ее губах, между ногами. Она крепче обхватила его, желая сохранить этот момент навсегда. Обвив руками его шею, она попыталась притянуть его к себе для поцелуя.
Он не пошевелился.
— Я жду, — повторил он кратко. — Объясни. Она убрала влажную прядь с его лица.
— Я обещаю рассказать тебе все. Но сейчас…Пожалуйста, просто обнимай меня.
Он чертыхнулся, и его резкий тон жестко царапнул ее:
— Я даже не знаю, кого обнимаю.
Он раздраженно разжал объятия и отстранился от нее, София закусила губу. Почему-то это его движение причинило ей даже большую боль, чем прощание с девственностью.
— Конечно, ты знаешь меня, — прошептала она.
Он сидел, отвернувшись и уронив голову на руки. София повернулась на бок и осторожно протянула руку, чтобы погладить его по спине. Кончиками пальцев она наткнулась на нечто твердое и ахнула:
— Боже! Да у тебя вся спина в занозах.
— Правда? А у тебя целое состояние на груди.
София с трудом села и подвинулась ближе.
— В самом деле, Грей. Ведь тебе, наверное, очень больно. Позволь мне…
— Оставь. — Он протестующе повел плечами. Рука Софии безвольно упала на постель. Он продолжил более ровным тоном: — Ведь тебя даже зовут не Джейн Тернер, не так ли?
— Фамилия Тернер… позаимствована. Джейн — действительно мое имя.
Ее слова на сей раз не были ложью, ведь это было ее имя, пусть и второе.
— Твоя репутация не была погублена?
— Была.
Возможно, она была девственницей до сегодняшнего дня, но ее репутация точно была уничтожена.
— Не лги мне. — Он бросил на нее суровый взгляд, его глаза были полны нешуточного гнева. — Ты была девственницей.
Софии был непонятен его гнев. Да, она обманула его, но ведь он должен быть счастлив, что оказался ее первым возлюбленным. Ее единственным возлюбленным.
— Да, но…
— Значит, твоя репутация не была погублена. Она погублена только теперь, и в этом моя вина. — Он снова выругался. — Ты лгала мне. Ты знала, что я не лег бы с тобой в постель, если бы знал, что ты девственница, и поэтому обманула меня. Господи, какое коварство!
От его слов холодная дрожь пробежала по ее спине. София разгладила ткань платья, прикрыв дрожащие ноги.
— Грей, все было не так. Ты должен дать мне шанс объяс…
— Ты ведь даже не гувернантка, не так ли?
Она пожевала губу.
— Нет.
— Ну конечно же, нет. Никакая женщина с такими деньгами, — он коротко указал на ее грудь, — не станет искать места. Сколько там? Две сотни фунтов? Три?
— Почти шесть.
— Черт возьми! — Он провел руками по волосам, затем ухватился за краешек кровати. — Такие деньги не достаются честно. Кто же ты в таком случае? Воровка? Беглянка? Мошенница?
— Неужели все это имеет такое большое значение? — спросила она, и ее голос прозвучал слабее, чем ей хотелось бы, — После того, что мы с тобой разделили и пережили?
Выпростав из-под одеяла ногу, она бедром коснулась его руки.
— Что мы разделили? — Он убрал руку. — Что ты разделила со мной, кроме обмана?
Как он может говорить такие вещи? Она все разделила с ним. Свои занятия живописью, свои самые потаенные фантазии. Господи, она, по его просьбе, трогала себя. А сегодня в момент самой большой страсти и нежности она и вовсе подарила ему свою девственность. И теперь он вдруг отвергает этот дар, словно никчемный пустяк. Отвергает ее.
— Господи! — Он натянул брюки, встал и повернулся к ней лицом. В ее глазах было выражение абсолютного недоверия. — Я рассказывал тебе разные вещи. О себе, о своей семье. Я поведал тебе то, что не рассказывал ни единой душе, и все, что я говорил тебе, было правдой. Ты же не произнесла ни слова правды, а значит, я совсем не знаю, кто ты.
Он снова выругался.
— Тебе так необходимо продолжать ругаться?
— Думаю, да. Черт возьми, я был в постели с женщиной без имени.
Теперь уже и София рассердилась.
— А теперь скажи мне: что для тебя имеет значение? — София сглотнула комок в горле. — Правда обо мне или то, что мы были близки?
Он пронзил ее ледяным взглядом, стоя одной ногой на трапе, ведущем к люку.
— Как ты можешь даже спрашивать об этом?
«Как ты можешь быть таким жестоким?» Вырвавшийся всхлип задушил этот вопрос. Она обхватила себя за плечи и часто заморгала, чтобы смахнуть слезы.
— Прямо сейчас там, на другом корабле, лежат мертвые и умирающие, а само судно нуждается в серьезном ремонте. Вот что сейчас имеет первостепенное значение. Оставайся здесь. Я вернусь. — Он поднялся по трапу. — А с нашими правдами и неправдами мы разберемся позже.
Он ушел.
София упала на постель и зарылась в одеяло. Несмотря на жару, ее била крупная дрожь. «А с нашими правдами и неправдами мы разберемся позже». Как жестоко и мрачно это звучит! Как обреченно финально! Она не хотела, чтобы с ней разбирались. Она хотела чувствовать себя уютно. Она хотела, чтобы ее держали в объятиях.
Она хотела быть любимой.
Он не вернулся той ночью. Ее единственными гостями стали Габриэль, который деликатно не обратил внимания на её помятый вид и заплаканное лицо, когда принес ей вечерний чай и печенье, и Стабб, который перенес ее сундуки в капитанскую каюту. Очевидно, дамские каюты были приспособлены под импровизированный госпиталь, в котором разместили раненых с «Кестрела».
Когда она проснулась, был уже почти полдень. София резко села в постели, ее сердце колотилось. Прямо у нее над головой, по-видимому, у штурвала, разгорался спор.
Она поднялась с постели и подошла к крошечному зеркалу, прикрепленному к стене капитанской каюты, осознав с удивлением, что не смотрелась в зеркало с того момента, как покинул а Англию. Отражение, которое она увидела, очень отличалось от прежнего. Ее кожа была на тон или два темнее, больше напоминая кость, чем фарфор, и от солнца появилось немного веснушек. Некоторые черты лица заострились и стали более угловатыми. Когда она прищурилась, небольшие морщинки проявились в уголках глаз, и даже когда она перестала щуриться, морщинки исчезли не сразу. «Я по-прежнему красива», — сказала себе София без ложной скромности. Но теперь на нее смотрело уже не лицо избалованной дебютантки.
Теперь она была женщиной. Падшей женщиной, если называть вещи своими именами, пусть одинокой, но сделавшей свой выбор. Она должна собраться, должна быть сильной. Больше никаких слез, приказала она себе, промакивая глаза тыльной стороной ладони. Грей не может игнорировать ее всегда. В конце концов, он придет к ней, скорее всего для того, чтобы бросить ей в лицо новые гневные обвинения. Когда это время наступит, она не будет плакать или пытаться оправдаться. И уж точно не будет умолять.
Она сделает все, чтобы предстать перед ним настоящей красоткой.
Она умыла лицо и холодным чаем помассировала слегка припухшие веки. Обыскав свои сундуки, нашла щетку для волос и пудру. По крайней мере, ее волосы, которые за последние три недели стали довольно жесткими от морской соли, вчерашний шторм прополоскал начисто. Теперь они высохли и ниспадали на ее плечи золотистыми прядями.
Она выстирала свое муслиновое платье в цветочек несколько дней назад, и сейчас оно было чистым, насколько это было возможно. Когда она полезла в сундук, чтобы достать платье, ее пальцы задержались над свертком на дне. Бумага негромко хрустнула от ее прикосновения, скользнув по завернутому в нее шелку. Она почувствовала соблазн надеть именно это платье, накинуть на себя великолепную ткань и окунуть свое тело в элегантность, чего она не делала уже несколько недель.
Она поборола это искушение, вместо этого достав муслиновое платье в цветочек. Завернутое в бумагу платье было ее лучшим, а она еще не была уверена, что Грей заслуживает его.
Она оделась, напудрилась и аккуратно уложила волосы кольцом, заколов их на макушке, потом вновь посмотрела в зеркало и пощипала щеки, чтобы появился яркий румянец, и затем поднялась по трапу.
И услышала голоса спорящих мужчин.
Скрипучий незнакомый голос атаковал ее откуда-то со стороны штурвала.
— Говорю тебе, мерзавец, ты заплатишь за этот ром. Монетой или товаром, мне все равно.
— Капитан Мэллори. — Баритон Грея звучал угрожающе. — Я употребляю это слово неточно, поскольку, на мой взгляд, вы вели себя не как капитан… Я не собираюсь компенсировать потерю вашего груза. Однако могу принять вашу благодарность.
— Мою благодарность? За что?
— За что? — Теперь О'Ши вмешался в их спор. — За спасение этой посудины и твоей бесценной пропитанной ромом задницы, вот за что.
— Моя благодарность будет, если ты отправишься к черту, — ответил скрипучий голос. — Нельзя же просто забраться на борт чужого судна и вылить целый трюм алкоголя в море. Да вы просто жулики.
— Ах, так теперь мы жулики?! — гневно воскликнул Грей. — Надо было позволить этому кораблю взорваться вместе с тобой, презренный пьяница!
— Если вы такие порядочные и великодушные джентльмены, почему же тогда приказали связать меня как свинью?
София вытянула шею и чуть шире приоткрыла люк. На палубе она увидела пару сапог, связанных веревкой. Раздался голос Грея:
— Нам пришлось связать тебя прошлой ночью, потому что ты был в стельку пьян. А не развязали тебя до сих пор, потому что хоть ты немного и протрезвел, мозги у тебя все равно не на месте.
Связанные сапоги дернулись в попытке ударить Грея.
— Только дай мне освободиться от этих веревок, ублюдок, и твои мозги точно окажутся не на своем месте.
О'Ши ответил потоком цветистой брани, который резко прервал капитан Грейсон.
— Капитан Мэллори, — начал он, и его до блеска начищенные сапоги медленно приблизились и намеренно остановились между сапогами Мэллори и Грея. — Мне понятна ваша обеспокоенность по поводу потери груза. Но наверняка вы или ваш инвестор сможете возместить убытки с помощью страховки. Вы же не могли выйти из порта, не застраховав груз.
Грей издал ироничный смешок.
— Джосс, могу поспорить на что угодно, этот ром не имел ни накладной, ни страхового полиса. Разве ты не понимаешь, что этот человек не кто иной, как контрабандист? Вероятно, он вообще не должен был прибыть в какой-либо порт. В какую тихую гавань направлялась твоя посудина, Мэллори? Может быть, тайная бухточка на побережье Корнуолла? — Он щелкнул языком. — Этот корабль шел с большим перегрузом, с недоукомплектованным экипажем, и было бы чудом, если бы вам удалось доплыть хотя бы до Португалии. А что касается рома, то могу предложить вам проследовать с нами до Тортолы и подать иск в суд вице-адмиралтейства. Я бы это только приветствовал.
— Я не собираюсь никуда за вами следовать. — София услышала раздражение в голосе Мэллори.
— А что же вы собираетесь делать в таком случае? — спросил капитан Грейсон. — Ваш корабль развалится на первой же приличной волне. У вас на борту раненые, которым нужен врач, а Тортола — ближайший порт. Мы могли бы затопить «Кестрел», если вы это предпочитаете, и переправить всех на «Афродиту». Но это будет означать потерю оставшегося груза.
Кто-то звучно сплюнул.
— Я не собираюсь никуда за вами следовать, — повторил Мэллори. — Я не направляюсь ни в какой порт, и будь я проклят, если я позволю вашим разбойникам затопить мой корабль. Я собираюсь починить мое судно и идти своим курсом дальше. Разумеется, после того, как я получу компенсацию.
— Вы в своем уме? — Голос О'Ши поднялся на пол-октавы. — Вы не дойдете до тропика. Вы лишились мачты и по крайней мере четырех матросов. Полоумный пьяница, — проворчал он.
Вновь послышался голос Грея:
— Я скажу вам, почему этот жалкий пьяница не хочет стать на якорь на Тортоле. Он знает, что мне причитается вознаграждение за спасение его жалкого суденышка. Если он осмелится подать на меня в суд, я получу все. Его ром все равно пропал, а то, что осталось от «Кестрела», будет принадлежать мне. Разве не так, Мэллори?
Никакого ответа. Только слабое шарканье связанных сапог. София поднялась еще на одну ступеньку и еще на несколько дюймов приоткрыла люк.
— Да, он знает, что этот корабль практически мой. — Тяжелые шаги Грея подчеркивали каждую фразу. Приблизившись к Мэллори, он продолжил: — И я намерен забрать его.
— Ты не посмеешь.
Мэллори выругался настолько грязно, что Софию передернуло от отвращения.
— Грей, — начал Джосс, — я не уверен, что ты можешь просто…
— Я тебя уверяю, это будет просто. Так же просто, как и те пять с лишним дюжин судов, которые я захватил, когда командовал своим кораблем. Что мне остается, Джосс? Я не для того спасал это корыто, чтобы увидеть, как оно пойдет на дно или поплывет навстречу своей погибели. Раненым нужен врач, «Кестрелу» нужна нормальная мачта. Я собираюсь забрать этот корабль и отвести на Тортолу.
Он покидает этот корабль? София толкнула крышку люка, чтобы увидеть Грея. Он в своих брюках и свободной рубахе стоял у фальшборта, вид у него был изможденный, но весьма решительный. Софии стало трудно дышать. Неужели он опять собирается покинуть ее? Он ведь еще не разобрался с ней.
Мэллори презрительно усмехнулся.
Двое мужчин с нескрываемой злостью смотрели друг на друга, напряжение между ними росло, кулаки сжимались. В этом заряженном молчании София слышала, как хрустят суставы рук.
Затем Грей неожиданно сменил тактику.
— Мэллори, — начал он тоном фальшиво-успокоительным, — давайте все решим разумно. Нехорошо доводить дело до драки. — Его голос зазвучал чуть более сурово. — Я не люблю насилия. — Он развернулся и посмотрел на Джосса: — Отправь нескольких толковых матросов на «Кестрел», чтобы начали оснащать аварийную мачту и ставить на нее паруса. Вы возьмете с собой раненых в порт, а мы потащимся за вами как сможем. Встретимся в Роуд-Тауне.
София распахнула люк и, спотыкаясь, выскочила на палубу.
Грей мимолетным и почти отсутствующим взглядом посмотрел на нее:
— Что, черт возьми, ты делаешь на палубе?
— Что я делаю? Что…
Она умолкла, когда заметила похотливый взгляд, которым Мэллори медленно окидывал ее с головы до ног. София, почувствовав отвращение, гордо выпрямилась. Он выглядел моложе, чем казалось по его голосу, и худощавее. Но от этого был не менее отталкивающим.
— Ну-ну, — закудахтал он, глядя на нее близко посаженными глазами и похотливо поводя длинным носом. — Если на этом корабле существуют такие феи, я готов здесь остаться. От такой конфетки я бы не отказался.
У Софии загорелись щеки, и она повернулась к Грею. К своему ужасу, она увидела, как его губы изогнулись в недоброй усмешке. Потом она сменилась язвительной улыбкой, и вот, черт его возьми, он даже негромко хмыкнул, потом повернулся к Мэллори и с той же усмешкой в глазах посмотрел на него.
— Мистер Мэллори, — сказал он, принимая свою обычную, раскованную и в то же время высокомерную позу. — Мне хотелось бы вас поблагодарить.
— За что?
— За то, что дали мне повод сделать это.
Грей размахнулся, вкладывая в удар всю свою силу. Удар пришелся в челюсть Мэллори, и тот, закатив глаза, повис на фальшборте.
София не успела даже вздохнуть, как Грей ударил его еще раз, нанеся сильный удар в живот. Мэллори издал сдавленный стон, согнулся и рухнул на палубу.
— Я сказал, что не люблю насилия, — усмехаясь, произнес Грей, стоя над корчившимся от боли Мэллори. — Но я не сказал, что гнушаюсь им.
— Отведи его в карцер, — сказал Грей, не отрывая взгляда от Мэллори.
— Не могу, — ответил О'Ши. — В карцере Брэкетт. Для двоих там места мало.
— Я не могу оставить этого хама на борту «Кестрела». Он слишком хорошо знает судно, может найти способ повлиять на экипаж. — Грей посмотрел на своего брата. — Я возьму Брэкетта с собой.
Джосс кивнул.
— Тебе также понадобится несколько толковых матросов.
Грей повернулся к О'Ши. Здоровяк ирландец улыбнулся:
— Я готов.
— Значит, будешь первым помощником, — сказал Грей. Он потер затылок и обошел вокруг хныкающей фигуры на палубе. — Мне нужен Бейли — для парусов и плотницких работ. А также Дейви, если можешь его отпустить. Их кока убило взрывом, так что мне понадобится кто-нибудь, кто может хозяйничать на камбузе и время от времени раздавать сухари.
— Тогда уж забери с собой несколько коз, — сказал Джосс. — Стабб не сможет их доить, ему придется ухаживать за ранеными.
Грей кивнул.
София всхлипнула. Вот он стоит, готовый покинуть корабль, собираясь забрать с собой матросов, и Дейви, и коз, и даже ужасного мистера Брэкетта… и не обращает на нее ни малейшего внимания. Он даже ни взгляда не бросил в ее сторону с того момента, как Мэллори ее оскорбил.
Она громко втянула воздух носом, смахнув слезы тыльной стороной ладони.
— Иди вниз. — Эти слова могли предназначаться только ей, хотя Грей не повернул глаз в ее сторону. — Собери свои вещи.
Капитан бросил на Софию обеспокоенный взгляд, потом, с тревогой обернувшись к своему брату, серьезно произнес:
— Грей, не думаю, что это хорошая идея. Она будет в большей безопасности на борту «Афродиты».
— Знаю, — сказал Грей, — но я не могу ее оставить.
Едва ли это было проявлением нежных чувств. Чувство обиды сквозило в его словах, делая их невыносимо тяжкими, почти уничтожающими.
— Ты уверен? — спросил Джосс.
— Я не могу ее оставить, — повторил Грей. — Я дал слово…
София сделала шаг к нему.
— Грей…
— Иди вниз. — . Холодные, не терпящие возражений глаза наконец встретились с ее взглядом. — И оставайся там.
Нельзя было не повиноваться этому взгляду и каменной твердости его голоса. София, стараясь унять дрожь в руках и даже не пытаясь сдержать разброд в мыслях, пошла вниз.
И осталась там.