Искушение сирены

Глава 4

София вздрогнула и проснулась, одинокая и совершенно дезориентированная в темноте. Первым отреагировало сердце, которое стало с неистовой скоростью прокачивать по ее жилам почти панический страх. Она прижала руку к груди, и пальцы ее наткнулись на кошелек. В памяти сразу же всплыло все, что произошло с ней за последние сутки.

София осторожно повернулась на бок. Все ее тело ныло от боли, а еще сырые юбка и плащ не давали ей подняться. Может, ей вообще не стоит двигаться?

Глубоко вздохнув, не обращая внимания на ноющие члены, София соскользнула с Койки и распахнула дверь своей каюты.

Она стремительно рванулась к трапу, ведущему наверх, к солнцу и свежему воздуху. Приоткрыв люк, она выглянула наружу и увидела серый рассвет, и в тот же миг легкий соленый ветерок дунул ей в лицо, слегка пощипывая уши, и она глубоко вдохнула бодрящий воздух.

Секунду поколебавшись, София решительно выбралась на верхнюю палубу, но при такой качке сохранять вертикальное положение оказалось совсем не просто, и, чтобы не упасть на грубо отесанные доски, ей пришлось широко расставить ноги. Наверное, корабль попал в какой-то водоворот — у нее все кружилось и раскачивалось перед глазами; опустив голову, она сосредоточила взгляд на досках палубы и решительно сделала один шаг. Потом еще один.

Но тут палуба неожиданно накренилась, колени у нее подкосились и София, неловко раскинув руки, начала падать.

Ее поймали.

— Держитесь.

Две сильных руки подхватили ее. Изогнувшись, она успела поймать внимательный и чуть ироничный взгляд двух серо-зеленых глаз.

А затем ее вырвало прямо на блестящие гессенские сапоги.

— Я… — Она закашлялась и попыталась сплюнуть повисшую на губах отвратительную горечь. Мистер Грейсон по-прежнему железной хваткой держал ее за локти, не позволяя даже отвернуться. — Сэр… Отпустите меня, прошу вас.

— Ни в коем случае. Вы не держитесь на ногах. Идите сюда.

Он увлек ее в сторону, слегка подталкивая и заставляя двигаться мелкими шажками, потом, словно в издевательском вальсе, развернул вправо и, наконец, прислонил к стопке обвязанных канатом ящиков.

— Присядьте.

Она повиновалась, с благодарностью опустившись на занозистые доски.

— Оставайтесь здесь, — скомандовал он. — Я скоро вернусь.

«О, прошу, не надо», — с усталым раздражением подумала София, но как только стихли его шаги, она достала из кармана плаща носовой платок и вытерла лицо. Больше всего сейчас ей хотелось куда-нибудь сбежать и побыть одной. Но голова все еще кружилась, а через пару минут вернулся Грей, неся в руках дымящуюся кружку. Краем глаза София успела заметить, что его сапоги опять блестят как новенькие.

— Выпейте это.

Он буквально впихнул в ее дрожащие руки тяжелую глиняную кружку. Восхитительное тепло разлилось по ее закоченевшим пальцам.

— Что это?

— Чай с патокой и лимоном. И с капелькой рома. — Когда она нерешительно посмотрела на питье, он добавил: — Выпейте. Вы почувствуете себя лучше.

София поднесла кружку к губам и осторожно сделала глоток. Ароматный напиток согрел ее изнутри. Горячая и сладкая, словно сироп, жидкость сразу же смыла противную горечь желчи. Она сделала еще один небольшой глоток.

— Спасибо, — наконец смогла произнести она, не отрывая взгляда от плещущейся в кружке жидкости. — Мне… Я… Я очень сожалею… ваши сапоги…

Он рассмеялся:

— Ну что ж, вам действительно придется об этом пожалеть. — Он присел рядом с ней. София упорно не отводила глаз от кружки. — Черт побери, я терпеть не могу эти сапоги, — продолжал он. — Сегодня утром я в очередной раз собирался выбросить их за борт, но теперь, похоже, мне придется сохранить их. — Она с удивлением взглянула на него. Грей усмехнулся: — По неким сентиментальным причинам.

«Не делай этого, — сказала она себе. — Не улыбайся ему в ответ».

Слишком поздно.

— Мистер Грейсон…

— Прошу вас, — его пальцы слегка коснулись ее бедра, но он словно не заметил этого, — называйте меня Греем.

Его взгляд искрился смехом, а темно-зеленые глаза отливали серебром — только в этот момент София осознала, какой у нее, должно быть, жалкий вид. Измятое перепачканное платье с насквозь промокшим подолом, рассыпавшиеся в беспорядке волосы и почти наверняка безобразно бледный, болезненный цвет лица.

Тем не менее, его взгляд не просто скользил по ее фигуре — он фокусировался где-то под ее испачканным нарядом, самым смущающим образом исследуя ее внешность.

Несмотря на прохладу, бедра ее обдало жаром.

— Мистер Грейсон. Я благодарю вас за чай.

Взяв тяжелую кружку в одну руку, София расправила носовой платок, встряхнула лоскутком тонкого батиста, но неожиданный порыв ветра выхватил из ее пальцев платок.

Молниеносным движением и без видимых усилий он поймал улетавший кусочек белой ткани, словно это был ручной голубь.

София потянулась за платком.

— Еще раз благодарю вас.

Столь же быстрым движением Грей отдернул руку.

— Поберегите свою благодарность. Я вам еще не отдал его. — Словно подразнивая ее, он помахал платком в воздухе. — Возможно, я решу оставить его себе. По причинам сентиментального характера.

— Вам не стоит дразнить меня, мистер Грейсон. Это неблагородно.

— Да, но я занимаюсь торговлей. Меня интересует прибыль, а не благотворительность и благородство. И я просил вас называть меня Греем.

Он еще ближе наклонился к ней, и теперь, увидев его глаза так близко, София могла бы поклясться — они вовсе не зеленые, они синие. Пронзительно-синие.

— У вас ведь есть деньги, не так ли?

У нее пересохло во рту. Он понял. Из-за платка? Батист украшен дорогой вышивкой и может принадлежать только состоятельной даме.

— Простите, я не поняла вас.

Ее пальцы сжали быстро остывающую кружку.

— Деньги. У вас ведь есть деньги, не так ли? Вчера вы так и не заплатили за свой проезд. Это шесть фунтов и восемь шиллингов. Если у вас нет денег, то когда мы прибудем на Тортолу, мне придется задержать вас на корабле до получения выкупа.

Плата за проезд… София облегченно вздохнула, стараясь сделать это незаметно, и опять пригубила чай.

— Ну конечно, я могу оплатить свое путешествие. Сегодня же вы получите эти деньги, мистер Грейсон. — Она подавила нервный смешок.

— Грей.

— Мистер Грейсон, — сказала она высоким от напряжения голосом, — я не думаю, что проявленная мною слабость дает вам право обращаться ко мне с такой достаточно интимной просьбой. Мы едва знакомы, и поэтому я ни в коем случае не могу обращаться к вам по имени.

Продолжая перебирать пальцами тонкую ткань платка, он улыбнулся и вдруг протянул руку и с гипнотизирующей нежностью легко провел тончайшим батистом по ее виску.

— Но, дорогая моя, неужели вы считаете, что мои родители были настолько обделены воображением, чтобы дать мне имя Грей Грейсон? — Он сдавленно хмыкнул. — Мне жаль вас разочаровывать, но, называя меня Греем, вы не получаете никаких привилегий. На борту этого корабля все называют меня Греем. А называть меня по имени позволено лишь одной женщине на свете.

— Вашей матери?

— Нет.

Она недоуменно взглянула на него.

— Не волнуйтесь так, — сказал он и вновь усмехнулся: — Я говорю о своей сестре.

София опустила глаза, проклиная себя зато, что опять поддалась его обаянию. Если только один взгляд на него заставляет ее терять разум, она не должна смотреть на этого человека.

Но когда он, возвращая платок, сжал ее пальцы своими, София не смогла сдержать слабого вздоха капитуляции, который сорвался с ее губ. Это прикосновение окончательно разметало ее решимость, потому что его рука была такой же, как и весь он. Грубая сила, искусно заключенная в надлежащую оболочку.

Он наклонился ниже, его слегка пряный мужской аромат пробивался сквозь господствующий вокруг запах морской влаги!

— И, моя дорогая, если бы я и в самом деле обратился к вам с интимной просьбой, — его большой палец дерзко скользнул по нежной коже ее запястья, — вы бы это поняли.

София нервно вздохнула.

— Поэтому просто называйте меня Греем. Порывистым движением София буквально втолкнула кружку с остатками чая ему в руку.

— Я буду обращаться к вам так, как того требуют приличия, мистер Грейсон. — Она строго взглянула на него. — А вы, надеюсь, не станете впредь позволять себе подобной вольности и обращаться ко мне «моя дорогая».

Грей взглянул на нее с деланно невинным видом:

— Но если я должен обращаться к вам как к Джейн Тернер, что же тогда обозначают эти буквы? — Он дразнящим жестом провел большим пальцем по вышитой на платке монограмме «С.Х.». — Видите? — Он провел по каждой букве подушечкой пальца. — А ведь вы сказали, что ваше имя Джейн Тернер. — Его губы искривились в высокомерной усмешке. — Если только… да, я все понял. Это был подарок?

Вновь оказавшись в своей каюте, София окунула чистый, без вышивки платок в миску со свежей пресной водой. Раздевшись до панталон и чулок, она протерла ледяной водой лицо, шею, грудь и подмышки. Насухо вытершись, припудрила тело ароматизированной рисовой пудрой.

Слегка дрожащими пальцами она снова закрепила на теле довольно тяжелый, плотный сверток. Надев чистую рубашку, затянула шнурки корсета.

Одежда не защищала, она все еще чувствовала себя обнаженной.

Резкими рывками она расчесывала волосы, словно этой болью хотела наказать себя за безволие. Нашла время и место думать о мужчине! В течение последнего сезона за ней ухаживали девять самых достойных холостяков. К смятению ее родителей, среди них не было ни герцогов, ни графов, но она все же обручилась с одним из самых завидных женихов в обществе — чрезвычайно обаятельным сэром Тоби Олдриджем. И ни разу, ни единожды во время бесконечных туров вальсов, вечерних прогулок в саду и разговоров, полных прозрачных намеков, Софии не изменило ее абсолютное самообладание. Она знала, как управлять привлекательными мужчинами, точнее, она знала, как должна держаться с ними.

Она не знала ничего. Она безмозглая идиотка, наивная простушка, круглая дурочка. Сесть на корабль под вымышленным именем и вытащить из плаща носовой платок с монограммой!

Она, наконец, перестала дергать свои волосы, закрутила их строгим узлом и закрепила закрученный узел несколькими булавками.

Если принять во внимание дружбу мистера Грейсона с Уолтемами, то в конце концов ее обман все равно обнаружится. Но к тому времени, когда корабль достигнет Тортолы, до ее совершеннолетия останется всего несколько недель. Всего несколько недель до обретения долгожданной свободы. И даже если Грейсон окажется настоящим джентльменом и сочтет необходимым вернуть опорочившую себя дебютантку в Англию, он просто не успеет этого сделать. К тому времени ее состояние и ее будущее будут принадлежать ей одной.

Несколько успокоившись, София потянулась за своим платьем. Ей было очень неприятно надевать то же самое помятое платье, но у нее не было выбора.

В сундук поместилось лишь четыре платья помимо того, которое было на ней. Два платья представляли собой легкие муслиновые одежды, которые можно будет носить, когда они прибудут в тропики. Третье было вообще не платье, скорее, наряд для занятий живописью, а четвертое… взяв с собой четвертое, она вообще совершила невероятную глупость.

Закончив одеваться, она подошла к меньшему по размеру сундуку, в котором хранились ее самые дорогие сокровища. Краски, угольные карандаши, пастель, палитра, кисти и сотня листов плотной бумаги, разделенные на два свертка, каждый из которых был обернут плотной непромокаемой тканью. Эту сотню листов ей нужно растянуть на месяц, а возможно, и на более долгий срок. Хотя София могла позволить себе взять три листа, она, чуть поколебавшись, вытянула только два. Затем она быстро достала небольшой раскладной мольберт, несколько палочек древесного угля и вновь тщательно упаковала художественные припасы. Когда она укладывала на место пакет, снова заботливо обернув его непромокаемой тканью, ее рука коснулась потертого переплета небольшой книжки. Улыбаясь, она достала томик и положила его на крышку сундука.

Этот маленький томик, некогда подаренный ей Люси Уолтем, теперь графиней Кендалл, оказался бесценным источником сведений и вдохновения. «Мемуары распутной фермерши» — гласило название. Содержимое книги, как и можно было ожидать, представляло собой непристойные записки о свиданиях некой фермерши со своим хозяином. В целом София находила эту книгу потрясающей и приятно возбуждающей, но, к ее огромному сожалению, рассказы не были проиллюстрированы. Этот недостаток она намеревалась обязательно исправить.

Она наскоро пролистала первую половину книги, поля которой были теперь щедро украшены ее крошечными рисунками пером, на которых сама распутная фермерша и ее джентльмен представали во всей красе во все более и более откровенном виде. Она собиралась вернуть книгу Люси, когда закончит, но теперь… Грудь Софии сжало от внезапного приступа одиночества. Если даже ей и доведется вновь встретиться с Люси, ее подруга будет вынуждена прервать с ней отношения. Графине не пристало водить дружбу с падшей женщиной.

Неожиданный образ возник в ее воображении. Безумство красок, пляска текстур, разнообразие ракурсов… Белоснежные нижние юбки, стянутые на талии. Солома, разбросанная на полу хлева. Поток парного молока из перевернутого ведра. Солоноватый привкус гладкой бронзовой от загара кожи и жесткие, колючие бакенбарды, царапающие ей шею.

Она бросила книжку обратно в сундук и быстро закрыла его. Пусть она неисправимая мечтательница, но она и не распутная фермерша, а мистер Грейсон, как он с явным удовольствием сказал ей, отнюдь не джентльмен. В каюте вдруг стало невыносимо душно. Ей необходимо проветриться и начать рисовать. Собрать все эти расплывчатые, неосознанные и непокорные ощущения, пропустить их через кончик карандаша и заключить в четкие границы бумажного листа. Это безопасно. Это надежно. Она подхватила уголь и бумагу под мышку и направилась к трапу, намереваясь заняться рисованием на палубе.

Однако как только София высунула голову из люка, ее планы были нарушены самым неожиданным образом.

Прямо на нее, выпучив круглые глаза, смотрела коза.

Радостно взмекнув, животное выхватило у Софии лист бумаги и с видимым удовольствием принялось жевать его. Остолбенев, София молча наблюдала, как ее драгоценный листок исчезает во рту похитительницы. Когда коза, явно войдя во вкус, вытянула свой длинный узкий язык, намереваясь полакомиться и вторым листком, София бросилась в бой. Она обеими руками схватила мольберт и ударила нахальное животное по носу.

— Полегче, моя дорогая. — Глубокий голос мистера Грейсона донесся откуда-то сверху. — Вы можете нанести ущерб моей собственности.

София уставилась на козу. В какую-то долю секунды ее воображение нарисовало на месте мохнатой тупоносой морды красивое лицо мистера Грейсона, и София тут же изо всех сил ударила по этому видению. Как же это было приятно!

Очевидно, коза имела на этот счет другое мнение. Она ухватилась желтыми длинными зубами за край мольберта и рванула плоский деревянный ящик. Не собираясь уступать рогатому чудовищу свою драгоценную поклажу, София обеими руками вцепилась в мольберт и потянула на себя. Неожиданно ее нога соскользнула с влажной ступеньки трапа и, не выпуская мольберта, она рухнула вниз, а коза, не желавшая расставаться со своей добычей, покатилась вместе с ней. Точнее, она свалилась прямо на Софию.

Возмущенно блея и судорожно дрыгая ногами, перепуганная коза старалась сбежать от неожиданной напасти, но вместо этого буквально распласталась на упавшей Софии, которая отчаянно пыталась подняться на ноги. Ее шерстяная юбка высоко задралась, бесстыдно открыв чулки, но в пылу борьбы София ничего не замечала, так как почти задыхалась от вони животного, два остроконечных сосца которого норовили ткнуться ей прямо в губы.

— Ну-ну. — Она услышала издевательский тон мистера Грейсона. — Прекрасная картина, мисс.