Глава 25

София наблюдала, как дневной свет наползает на ее возлюбленного, дюйм за дюймом крадя его у нее своими розовыми пальцами. Вытянув ноги, она сидела на капитанском стуле и смотрела на спящего Грея. Он лежал на постели, раскинувшись, простыни завернулись вокруг его тела, одной рукой он прикрывал глаза. В такой позе он проспал всю ночь, заснув после бурных любовных игр.

Когда его семя наполнило ее, она вознесла молчаливую молитву, чтобы оно укоренилось. Если она забеременеет, у нее не останется выбора. Она не сможет покинуть его, если будет носить его ребенка, и она знала, что Грей ее не оставит. Он вынужден будет пересмотреть свои планы относительно Лондона, и радость от ожидания рождения ребенка сможет смягчить его разочарование. Жизнь напишет другой эпилог их истории, но ведь и она может стать вполне счастливой.

Если она сможет зачать.

Она держала его внутри себя, пока не почувствовала, как его грудь слегка вздымается с легким похрапыванием. Тогда, предоставив ему честно заслуженный отдых, она тихонько поднялась, чтобы заняться своим туалетом. И именно в этот момент у нее начались месячные.

Спустя час, проведенный в бесшумных мучительных рыданиях, София свернулась калачиком на стуле и попыталась все обдумать.

Что же ей все-таки делать? С чего начать рассказывать Грею правду? Может быть, начать свою историю с рассказа о банковском клерке с красным лицом, очаровав которого она сняла со своего доверительного счета пятьсот фунтов? Она надеялась, что этот рассказ немного развеселит его.

Но тогда ей придется раскрыть происхождение еще одной сотни, а она была выиграна в карты, и как раз в доме герцогини Элдонбери. Следует ли ей рассказать Грею, что она училась в школе с его кузинами? И не однажды гостила в их особняке? К настоящему времени герцогиня наверняка слышала грязную, пусть даже и придуманную, историю ее тайного бегства с возлюбленным. Она, как и любая другая леди высшего общества, в соответствии со светскими приличиями вынуждена будет отказать Софии от дома.

София никак не может стать дочерью плантатора из Вест-Индии. Даже если бы она смогла примириться с мыслью о новом обмане — а она вовсе не была уверена, что смогла бы это сделать, даже ради Грея, — то по возвращении в Лондон, где ее многие знали, обман бы раскрылся и двери приличных домов все равно захлопнулись бы перед ней. Погубленную репутацию не восстановить, появившись в новом обличье, более того, она, как заразная болезнь, обрушится на любого, кто решит поддерживать с ней знакомство.

Она понимала, что должна рассказать Грею правду. Но как только она это сделает, ситуацией будет управлять только он. Возможно, он все-таки будет настаивать на их женитьбе, но тогда это снизит шансы его сестры на хорошую партию и уж никак не придаст респектабельности его семье, то есть будет разрушено все, ради чего он так упорно трудился и пожертвовал столь многим.

А возможно… он отпустит ее.

София закрыла лицо руками. Как может она рассказать ему, какой изменчивой, непорядочной и коварной она была, и в то же время требовать от него порядочности? Как может она заставить его сделать выбор между любовью к своей семье и его обещаниями, данными ей?

И как сможет она перенести, если он выберет семью?

Какая жестокая ирония! Если бы только у нее хватило смелости не сбегать, а предстать перед родителями и попросить, чтобы Тоби разорвал их помолвку. Конечно, это был бы скандал, но такие скандалы лишь развлекают общество, а их участники на какое-то время даже становятся популярны. И возможно, в следующем сезоне она снова смогла бы выйти в свет и встретить на каком-нибудь балу высокого широкоплечего джентльмена с плутоватой улыбкой и интригующим шрамом на подбородке.

Возможно, он пригласил бы ее на танец.

Солнечные лучи позолотили этот тонкий шрам и шрам побольше на его груди. Как она завидовала этим шрамам, этим нестираемым меткам, оставленным любовью! Один — любовью к брату, второй — любовью к сестре. У Софии возникло желание тоже оставить свою метку. Возможно, он никогда эту метку не увидит, никогда не узнает о ней, но в ее сердце он всегда будет принадлежать ей.

Тщательно порывшись в своем сундуке, она нашла чернильницу и небольшую кисточку. Когда она присела рядом с постелью, он пошевелился, но не проснулся. Он перевернулся на другой бок, спиной к ней.

К счастью, у Софии была легкая и твердая рука. А Грей был настолько измотан, что спал как убитый. Она работала быстро. И когда она отодвинулась назад, чтобы полюбоваться своим печально временным произведением, сверху раздался крик:

— Земля на горизонте!


— Вон там «Афродита», — сказал Грей. Он сидел, прижатый к ней, в шлюпке, а матросы гребли по направлению к Роуд-Тауну. Конечно же, Грей настоял, чтобы она и ее сундуки первыми были отправлены на берег. Он никак не мог позволить ей остаться.

Он кивком указал на корабль, стоявший на якоре в другой стороне гавани.

— Вероятно, они прибыли несколько дней назад и теперь с нетерпением ждут нашего прибытия. Не удивлюсь, если увижу, что Бел ждет на причале.

— Надеюсь, что ее там нет. — Слова сорвались с ее языка. Она осмелилась посмотреть на него и встретилась с его удивленным взглядом.

— Отчего же? — спросил он. — Я думал, что ты рада будешь с ней познакомиться.

— Так оно и есть, — солгала София. — Я просто еще не готова, я в таком наряде… Мне хочется, чтобы первое впечатление было более благоприятным.

Грей выглядел и в самом деле великолепно этим утром: на нем были хрустящая батистовая рубашка, серо-голубые брюки и ярко-синяя куртка, плотно облегавшая его широкие плечи. Он, должно быть, приберегал этот наряд именно для этого торжественного случая — для своего триумфального возвращения домой. Рядом с ним София чувствовала себя неряшливой и ничем не примечательной, на ней было платье в цветочек. У нее тоже был великолепный наряд, который она могла бы надеть. Но шелковое платье осталось лежать завернутым в ткань на дне ее сундука.

— Значит, я должен представить тебя как Джейн? — Он посмотрел на нее немного смущенно. — Я даже не могу думать о тебе как о Джейн. Это имя тебе совершенно не подходит.

София сжала кулачки. Он дает ей прекрасную возможность. И почему бы ею не воспользоваться?

— Но это действительно не мое имя.

Он сжал челюсти и перестал большим пальцем поглаживать ее ладонь.

— Это мое второе имя. Понимаешь, я… я… — У нее не хватило смелости. — Дома меня всегда называли этим именем.

Суровое выражение его лица сменилось усмешкой.

— И в этом мы с тобой схожи.

Он обнял ее за талию и притянул ближе.

Ругая себя за трусость, София прижалась к нему.

Одна только мысль о том, чтобы рассказать ему всю правду и увидеть, как он будет с трудом делать выбор между нею и своими мечтами… Она почувствовала, как ленты шляпки сжимают ей горло, перекрывая воздух. Ее охватило отчаяние.

Но это не Лондон. Тортола — совсем небольшой остров, малонаселенный, совершенно незнакомый ей и хорошо известный Грею. Из лодки был виден квартал Роуд-Тауна, поднимающийся из гавани словно амфитеатр, самые большие здания располагались ближе к воде. Люди бродили у доков, почти у всех кожа была разных оттенков коричневого или черного дерева. Как может женщина, светлокожая чужестранка, как София, надеяться затеряться здесь? И куда она пойдет, если он ее отпустит?

Уолтемы. Это была ее единственная ниточка. Возможно, они все еще здесь. Она может заявить о своем знакомстве с Люси. Или, еще лучше, она может выдать себя за Люси. У нее ведь есть с собой то первое письмо.

Его уверенный баритон ласкал ей ухо.

— Тебе не стоит так нервничать. Ты прекрасна. Я так горжусь тобой, что моя куртка может лопнуть.

— Здесь замечательно, — сказала она, желая переменить тему.

— Наверное, для вновь прибывшего. Для меня это мой дом.

София подумала, что такой вид никогда не смог бы оставить ее равнодушной, даже через много лет. Остров с роскошной растительностью, окаймленный белым песком, на фоне лазурного неба… Потребуется не одна попытка, чтобы точно передать на полотне эти яркие цвета.

— Да, вот она, — сказал Грей, когда они приблизились к доку. — Думаю, она подросла на пару дюймов с тех пор, как я видел ее в последний раз. — Он сложил руки рупором и закричал: — Бел!

Молодая женщина стояла на причале, прикрывая ладонью глаза от солнца. Услышав крик Грея, она радостно замахала руками.

У Бел была оливковая кожа и черные как смоль волосы, настолько черные, что отражали голубоватый блеск с неба.

Господи, мисс Грейсон настоящая красавица, подумала София, когда они причалили. Ее красота была экзотической, средневековой, оперной — красота, которая сияла изнутри. Такая красота вдохновляет мужчин слагать оды и вести войны, а женщин заставляет кусать губы от зависти.

Бел подбежала к причалившей шлюпке. Задыхаясь, она начала говорить, не дождавшись, пока Грей представит их.

— Слава Богу! — Она глотнула воздуха. — Слава Богу, ты прибыл! Они за тобой пришли. Они уже забрали Джосса. — Она взмахнула рукой, словно птица крылом. — Долли, ходят разговоры о казни.

«Господи, что она говорит…»

— О казни? — Грей помог Софии выйти из лодки, затем сам ступил на причал. Он взял сестру за плечи: — Бел, успокойся. Расскажи мне, что произошло.

Мисс Грейсон тяжело сглотнула.

— Когда Джосс привел «Афродиту» в порт, этот ужасный человек, другой капитан…

— Мэллори, — нетерпеливо подсказал Грей.

— Да, он. Он отправился в суд вице-адмиралтейства и обвинил тебя в том, что ты напал на него и силой захватил его корабль. Они посадили Джосса в тюрьму и теперь пришли за тобой. — Она посмотрела через плечо. Трое здоровяков быстрыми шагами направлялись к ним. — Они обвиняют вас обоих в пиратстве.

При этих словах сердце Софии упало. Причал закачался под ее ногами. Она стояла на твердой земле — на твердом дереве, по крайней мере, — но почему же у нее было ощущение, словно она все еще в море?

Грей, казалось, был совершенно не встревожен.

— Я этого ожидал. Мэллори — это лживая трюмная крыса, Бел. Я все это улажу за минуту, вот увидишь. — Он улыбнулся Софии. — А потом я тебя кое с кем познакомлю. Думаю, ты будешь рада.

София и мисс Грейсон едва успели обменяться любопытными взглядами, как мужчины подошли к ним.

— Рад тебя видеть, Дженкинс, — поприветствовал Грей первого мужчину и кивнул ему.

София определила его манеру держаться как свойственную представителю власти.

— С возвращением, Грей. Я тоже рад тебя видеть. Мужчина перевел взгляд на его спутниц, затем вновь посмотрел на Грея.

— Чем могу быть полезен? Моя сестра рассказала мне, что вышло недоразумение относительно «Кестрела».

— Похоже, что так, — ответил Дженкинс. — Боюсь, тебе придется пройти с нами. У нас приказ задержать тебя, пока судья тебя не допросит и не решит, предъявлять ли тебе обвинение.

— Никаких обвинений не будет, — сказал Грей со смешком. — Но я, конечно, приду, как только позабочусь о моих пассажирах и матросах.

Мужчина замялся.

— Придется сделать это прямо сейчас, Грей.

Он дал знак своим спутникам, они вышли вперед, держа в руках кандалы.

Грей сделал шаг назад.

— Но уж без этих железок можно обойтись. — Он переводил взгляд с одного солдата на другого. — Я патриот. Я более шестидесяти раз привозил трофеи в эту гавань и сдавал их Короне. Бартон это знает.

— Бартон скончался восемь месяцев назад. А новый судья — его зовут Фицхью — потребовал, чтобы тебя, как положено, доставили в наручниках. Любит устроить показуху. — Дженкинс виновато посмотрел на Грея: — Мы не будем застегивать наручники. Иди добровольно, Грей. Не будем устраивать отвратительный спектакль.

Грей раздраженно выругался, но не стал сопротивляться. Отступив назад, он вытянул руки. Дженкинс скомандовал двум молодым солдатам, и они надели Грею на запястья металлические кольца.

София тронула мисс Грейсон за плечо.

— С ним все будет хорошо, — прошептала она, скорее себе, чем Бел. — Он не сделал ничего плохого.

— Я знаю. — Бел с трудом сдерживала слезы. — Долли всегда найдет способ выпутаться из такой ситуации.

— Кто это — Долли?

— Мой брат.

София удивленно раскрыла глаза. Неужели есть еще и третий брат Грейсон с ушами с квадратными мочками?

— Вы, наверное, зовете его Греем, — продолжала Бел. — Так его все называют.

Грей был Долли? О Боже! Неудивительно, что его сестра была единственной девушкой на свете, кому разрешалось звать его по имени, данном при крещении.

Солдаты начали надевать кандалы ему на ноги, неловко пытаясь соединить разведенные кольца.

— Я думала, что его имя — Бенедикт, — пробормотала София.

— Так оно и есть. Но это имя и нашего отца, а брата всегда называли вторым именем — Адольфус, Долли. — Мисс Грейсон повернулась к ней. — Значит, вы хорошо знакомы с моим братом. Простите, что нарушила правила приличия, нас ведь даже не представили. — Она слегка поклонилась: — Я Изабель Грейсон. А вы, наверное, были пассажиркой на «Кестреле»?

— Нет, я отплыла из Англии на «Афродите». Разве Джосс не упоминал обо мне?

Мисс Грейсон покачала головой:

— У нас не было времени поговорить. Но если Долли говорит, что мне приятно будет с вами познакомиться, то я могу догадаться… — Неожиданно она схватила Софию за руку. — Вы, должно быть, одна из друзей мистера Уилсона? Миссионер из Индии? Я так рада, что вы приехали. У нас так много дел с сахарным кооперативом. И мы можем отвести вас к судье. Даже если он не поверит Долли, он не может не принять во внимание свидетельство миссионера.

Миссионера? В голове у Софии все смешалось. Большей нелепости нельзя и предположить… Ах, если бы это было правдой! Тогда она могла бы как-то помочь Грею. Но чтобы она, падшая женщина, лгунья, вошла в зал суда и стала выступать в его защиту? Это может причинить только вред.

О Боже! Без нее ему было бы лучше.

Наконец солдаты закончили процедуру. Увидев своего брата в кандалах, мисс Грейсон зарыдала.

— Ну ладно, Дженкинс, — пробормотал Грей. — На мне ваши кандалы. Я не сопротивляюсь. Но хоть минуту вы мне можете дать?

Взглядом мужчина дал команду солдатам, и они отступили на несколько шагов. Грей повернулся к сестре.

— Бел, — тихо произнес он, — у меня в кармане носовой платок. Возьми его. — Она повиновалась и вытерла глаза. Он улыбнулся ей: — Разве так встречают своего блудного брата? Я планировал вернуться уважаемым торговцем. — Он посмотрел на Софию. — И даже семейным человеком. А вместо этого стою перед тобой в цепях, словно пират. — Он засмеялся. — И, тем не менее, я рассчитываю на поцелуи.

Мисс Грейсон одарила его трепетной улыбкой, встала на цыпочки и поцеловала в щеку.

— Так-то лучше. И не беспокойся. Я прямо сейчас все улажу. — Он переводил взгляд с сестры на Софию и обратно. — А тем временем вы можете поближе познакомиться.

Он загрохотал своими цепями, закатил глаза, показывая всем своим видом, что только в присутствии дам он позволил солдатам заковать его в это железо.

Голова Софии снова закружилась, казалось, причал закачался под ее ногами. У нее было такое чувство, словно она вот-вот упадет или ей станет дурно. И кто же поддержит ее, если Грея, словно преступника, закованного в цепи, вот прямо сейчас уводят трое конвоиров? Она закрыла глаза. Если сейчас она сбежит, он не сможет ее поймать.

Она должна уйти.

Она знала, как обманывать. Знала, как убежать.

Был единственный способ, как она могла освободить Грея.

Она бросилась за ним вдогонку, когда он еще шел по причалу, обмениваясь шутками со своими конвоирами.

— Грей, — прошептала она, хватая его за скованное запястье.

— Не волнуйся, милая, — пробормотал он так тихо, что только она могла это услышать. — Я знаю этих людей. Они многие годы жировали за мой счет. Они меня не повесят. Я все улажу очень скоро.

— Я в этом не сомневаюсь. — Она сглотнула подступившую к горлу тошноту. — Но я… меня здесь не будет, когда это произойдет.

Он заслужил, чтобы услышать это от нее самой. И Тоби тоже этого заслуживал. Грей прав. Она сожалела не о том, что сделала, а о том, чего не сделала.

Он напрягся.

— Что ты имеешь в виду?

— Я должна уехать.

Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами и не мог поверить ее словам.

— У меня начались месячные, — прошептала она. — Ребенка не будет.

— Ты же знаешь, что это не причина…

— Нет, это не причина. Я уезжаю не поэтому. Выражение его лица стало более жестким, почти гневным.

— О чем ты говоришь, черт побери?

«Будь сильной, — сказала она себе. — Если решила, то держись. Не вселяй ложные надежды».

— Я просто должна уехать. Грей, пожалуйста, не осложняй это. Ты не понимаешь.

— Ты чертовски права, я не понимаю. И я не собираюсь ничего облегчать. Значит, ты мне лгала, когда говорила, что согласна выйти за меня? Когда говорила мне… — он заговорил еще тише, — когда говорила… что любишь меня?

— Не имеет значения, люблю ли я тебя.

Он крепко выругался.

— Для меня имеет.

Она проговорила почти шепотом:

— Грей, мы не можем быть вместе. Мы просто не можем.

Она отвернулась, опустив глаза. Он рванулся к ней, но цепи ему помешали.

— Посмотри на меня, черт возьми! — прорычал он. Она подняла на него глаза.

— Грей, я…

— Если ты покинешь меня, я последую за тобой. И я найду тебя. У меня самый быстрый корабль на море и безграничная решимость. Я не теряю того, что принадлежит мне. — Его взгляд обжигал Софию. — Я найду тебя.

Она покачала головой.

— Прошу тебя, — прошептала она. — Не пытайся. Ты меня не найдешь. Ты даже не знаешь моего имени.

Он поморщился. Боже, какой она нанесла удар! Солдаты взяли его под руки. Грей попытался вырваться.

— Я не закончил, черт возьми!

— Извини, Грей, — сказал Дженкинс. — Нам пора. Твоя сестра сможет навестить тебя в тюрьме. — Он осторожно посмотрел на Софию. — А вот насчет твоей возлюбленной… не знаю.

— Я не буду его навещать, — сказала София. — И я не возлюбленная.

На этот раз он так поморщился, словно она полила соленой водой его открытую рану.

Слезы жгли ей глаза. Она прошептала:

— Иди с ними. Не позволяй им тащить тебя за цепи. Ты же не хочешь, чтобы Бел это видела.

— Слушай, что говорит леди, Грей.

Мужчины оттащили его на шаг назад. Он заколебался, все еще глядя в ее глаза с холодной яростью.

— Мы не закончили. Я найду тебя.

Затем он повернулся и позволил им увести его. «О, Грей, мы закончили еще до того, как начали!» К ней подошла мисс Грейсон, утирая слезы платком брата. Они вместе смотрели, как он спускается с причала. Толпа перед ними расступилась, когда солдаты повели его по узкой улице, и он исчез из виду. Вот и все. Она никогда больше не будет обнимать его. Казалось, боль от этой мысли сейчас разорвет ее сердце.

— Вы пойдете со мной, мисс?… — спросила мисс Грейсон. — Извините, я так и не узнала вашего имени.

София повернулась к Бел. Горький, истеричный смех готов был вырваться наружу, но она сдержалась, хотя и с огромным трудом. Хатауэй. Тернер. Уолтем… Она может выдать себя за кого угодно, взять себе любое имя.

Любое, кроме того, которое действительно хотела — миссис София Грейсон.

Загрузка...