Испорченная принцесса

3

НИКО

Когда реальность возвращается, все вокруг расплывается.

Но на этот раз, когда я открываю глаза, в комнате темно, но, что еще более заметно, пусто.

У меня перехватывает дыхание, когда волна одиночества, которого я не ожидал почувствовать, проникает в меня.

К горлу подкатывает комок, и я клянусь, что мои глаза действительно горят.

Какого черта, Чирилло?

Подняв негнущуюся руку, я пытаюсь стереть сон с глаз, но в ту же секунду боль охватывает все лицо и спускается по шее.

— Что за хрень? — бормочу я, мой голос хриплый от сна, когда я отдергиваю руку и смотрю на нее так, будто это она была причиной.

Где-то совсем рядом спускается вода в туалете, но я слишком запутался в том, что произошло и как я здесь оказался, чтобы сосредоточиться на том, насколько это близко, пока не открывается дверь и легкие шаги не проникают в мою комнату.

Как только я смотрю налево и встречаюсь взглядом с измученной сестрой, эмоции снова захлестывают меня с новой силой.

Я не один.

— Калли, — вздыхаю я.

Облегчение на несколько секунд покрывает ее милое личико, прежде чем оно уступает место чему-то другому, немного пугающему — что для моей младшей сестры в новинку.

— Ты гребаный эгоистичный урод, — рычит она, набрасываясь на меня со сжатыми кулаками. — Если бы твое лицо еще не было испорчено, я бы врезала тебе прямо по нему.

Мои брови взлетают вверх, заставляя мою ранее упомянутую испорченную рожу вскрикнуть от боли.

Что, блядь, со мной случилось?

— Как ты мог, Нико? Как ты мог быть таким тупым?

Мои губы раздвигаются, чтобы ответить, но изо рта не вылетает ни звука. Как же так? Я ничего не помню.

— Ты мог умереть, Нико. Вы оба могли бы быть мертвы прямо сейчас только потому, что ты слишком труслив, чтобы справиться с реальностью. Это был шок, поверь мне, я, блядь, это понимаю. Но я не стала убивать всех подряд, когда узнала. Господи, Нико. Я не уверена, что когда-либо была так чертовски зла на тебя.

Я продолжаю смотреть на нее, пока она расхаживает взад-вперед возле моей кровати, но никаких воспоминаний так и не приходит.

В конце концов мне все же удается задать один из самых насущных вопросов о том, что она только что сказала.

— Мы оба? — спрашиваю я, заставляя ее остановиться на полушаге.

Она поворачивается и смотрит на меня таким взглядом, что я почти жалею, что вообще проснулся.

— Ты действительно не помнишь? — спрашивает она, подходя чуть ближе.

Я качаю головой и тут же жалею об этом, когда в меня вонзается боль.

— Н-нет, не помню.

— Невероятно, — вздохнула она, вскидывая руки в неверии. — Все это, вся эта боль, а ты даже не помнишь.

Мои губы открываются и закрываются, как у гребаной золотой рыбки.

— Может, я тебе покажу? Думаешь, ты сможешь затащить свою жалкую задницу в инвалидное кресло?

— Инвалидное кресло? — прошипел я, совершенно оскорбленный тем, что она вообще думает, что мне это нужно. — Я могу ходить.

— Хорошо. Я все равно не хотела тебя везти. — Протянув руку, она срывает с меня покрывало и жестом призывает меня встать.

Мой взгляд устремлен на подставку с капельницей, стоящую рядом со мной, но тот факт, что я привязан к ней, похоже, не смущает сестру.

— Мы возьмем ее с собой, не волнуйся, — усмехается она.

— А ты не думаешь, что, может быть… — Я прерываю разговор, прежде чем упомянуть о медсестре, потому что, зная мою удачу, это будет Дженис, которая заглянет сюда в поисках жертвы.

Убежать сейчас — лучший выход.

— Может, что? Продолжать лежать здесь в невежественном блаженстве по поводу того, что ты натворил?

Мой желудок завязывается узлом, а ужас, который сидит внизу, как мертвый груз, становится только тяжелее.

Перекинув ноги через бортик, я шаркаю вперед и ставлю ступни на прохладный пол.

— Ну давай же, — требует моя сестра, нетерпеливо наблюдая за моей медлительностью.

Для человека, который, очевидно, не покидал эту комнату с тех пор, как меня сюда привезли, она не слишком заботлива.

Как только я опускаюсь на ноги, мои колени грозят подкоситься.

Калли наблюдает за мной, приподняв бровь.

— Хочешь, я сейчас принесу инвалидное кресло? — спрашивает она, когда я медленно опускаюсь на край кровати.

Я ничего не говорю. Мне это и не нужно. Сестра и так прекрасно меня понимает.

— Тебе повезло, что я люблю тебя, Нико Чирилло, — шипит она, прежде чем выбежать из комнаты.

Я вешаю голову, пульсирующая боль в лице не становится лучше, пока я пытаюсь вспомнить, как я здесь оказался. Но все в темноте, как будто ничего из того, что предшествовало моему появлению здесь, на самом деле не происходило.

Калли возвращается в мгновение ока, подталкивая ко мне чертову инвалидную коляску, словно я калека или что-то в этом роде.

— Залезай, засранец, — зловеще шепчет она.

— Знаешь, я бы предпочел проснуться с Дженис, — шиплю я, усаживаясь.

— Повезло бы тебе.

Она укутывает меня одеялом, словно я маленький старичок, который вот-вот простудится, и подкатывает подставку для капельницы.

— Будь полезен и держи это, — требует она.

— Куда мы направляемся?

— В соседнюю палату.

Мое сердце колотится, когда она толкает меня вперед.

Кроме нее, единственным человеком, которого я видел с момента пробуждения, был Деймон. В той палате может быть кто угодно.

— Где Де…

— Тише, — укоряет меня сестра, прежде чем я успеваю произнести его имя целиком.

— Я отправила его домой. Это слишком рискованно — находиться здесь.

— Который час?

— Три часа ночи.

— Это были итальянцы? — Как только вопрос сорвался с языка, я пожалел об этом.

Калли тут же перестает толкать меня и делает шаг ко мне. Она изучает меня, сузив глаза, и от нее волнами исходит гнев.

Я никогда не видел, чтобы моя сестра выглядела такой свирепой. Это немного пугает.

— Нет, Нико. Это был ты. Это все сделал ты.

С этими зловещими словами она еще раз обходит меня и направляется к двери рядом с моей.

— Открывай дверь, — требует она, когда я оказываюсь прямо перед ней, заставляя меня наклониться вперед и втянуть воздух, так как мои ребра заныли.

Она вталкивает меня в темную комнату. Как и в моей, первое, что я вижу, — это человека, свернувшегося калачиком на походной кровати с другой стороны, но я никак не могу определить, кто это, со своего места, и становится ясно, что это не тот, кого сестра привела меня сюда, чтобы увидеть, как только она поворачивает меня, и больничная койка заполняет мое зрение.

Если я думал, что испытывал эмоции, когда верил, что остался один, то это ничто по сравнению с тем, как замирает сердце, когда мой взгляд падает на женщину в кровати.

— Сирена, — вздыхаю я, и мой голос срывается от волнения.

Она крепко спит и, несмотря на синяки под глазами и засохшую кровь, выглядит так же прекрасно, как и всегда.

Только…

Это сделал я.

Это из-за меня она лежит с перевязанной рукой.

— Ближе, — требую я, не довольствуясь тем, что просто сижу на краю кровати и наблюдаю за ней.

Калли отводит меня в сторону своей хорошей рукой и останавливает.

Я тут же тянусь к руке Брианны, но колеблюсь, прежде чем вступить в контакт.

Если это действительно моя вина, то она не захочет, чтобы я находился рядом с ней, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к ней.

Но в конце концов моя потребность в ней берет верх над моими мыслями, и я беру ее руку в свою.

Она не двигается и никак не реагирует, и это режет мне грудь прямо по центру.

— Расскажи мне, что случилось, Калли. Пожалуйста, — тихо прошу я, не сводя глаз с моей сирены.

— Ты выпил, разозлился и заставил ее сесть в свою машину, после чего поехал, как гребаный идиот, через весь город и влетел в бок гребаного здания.

Весь воздух вырывается из моих легких.

— Я это сделал? — Слова звучат так тихо, что я не уверен, что она меня услышала, поэтому, когда она отвечает, я подпрыгиваю, как сопляк.

— Да.

— Почему? Я бы никогда не причинил ей вреда.

Кэлли насмехается, и это режет меня так глубоко, что я не уверен, что когда-нибудь от этого оправлюсь.

— Не так, Кэл. Никогда.

— А что, собственно, ты думал, произойдет, Нико? Все, что было между вами, было тщетным с самого начала. Всем было очевидно, что в конце концов ты причинишь ей боль.

Ее слова оборвались, когда я погрузился в свои мрачные мысли.

Неужели она права? Всегда ли все должно было закончиться именно так?

Нет.

Брианна никогда не должна была оказаться на больничной койке из-за меня.

Игры, в которые мы играли.

Это просто… игры.

Мы оба получаем от них удовольствие, как и друг от друга.

Если другие не понимают нашей динамики, это не значит, что она не работает для нас.

Не то чтобы есть мы.

В этом вся суть.

Никому из нас не нужны мы. Вот почему это так весело.

Не так ли?

— Что с ней не так? — спрашиваю я сквозь комок в горле.

Калли делает паузу, и я уверен, что это только для того, чтобы нагнетать напряжение, чтобы узел в моем животе затянулся до боли.

— Сотрясение мозга. В основном порезы и синяки.

— Но ее рука? — Мой взгляд падает на повязку и бинт, которые выбиваются из-под уродливого больничного халата, в которые мы оба одеты.

— У нее несколько сильных порезов на верхней части руки. Ей пришлось сделать операцию, чтобы удалить стекло.

— Черт.

— Ага. У нее до конца жизни останется напоминание о той ночи и о тебе. Молодец, старший брат. Надеюсь, ты, блядь, гордишься собой.

— Черт, — вздыхаю я, опуская голову на одну из рук, отказываясь отпускать Брианну, чтобы воспользоваться другой.

Боль и сожаление разливаются по моим венам, когда я крепче сжимаю руку Брианны.

Не знаю, сколько времени я просидел так, размышляя обо всех людях, которых подвел в последнее время, прежде чем в ухе раздался шорох.

— Ник? — произносит глубокий, знакомый голос.

Оглянувшись через плечо, я обнаруживаю, что половина комочка на походной кровати принадлежит моему лучшему другу.

Несмотря на то что в комнате царит полумрак — за исключением аварийного освещения и луны, просачивающейся сквозь щели в жалюзи, — его глаза расширяются при виде меня, и он резко вдыхает.

— Черт, ты выглядишь лучше.

— И чувствую себя лучше, — бормочу я, ненавидя горькое отторжение, которое захлестывает меня при осознании того, что он не посетил меня, чтобы увидеть это раньше.

Но это правильно. Брианна сейчас заслуживает их поддержки.

Не я. Засранец, из-за которого все это произошло.

— Уверен, что моя девочка порвет тебя на куски, когда проснется, чувак.

— Более чем пожалуйста, — говорю я со вздохом, когда он осторожно садится, не потревожив Джоди. — Я облажался.

— Да, чувак. Ты действительно облажался.

Вокруг нас воцаряется тишина, и я возвращаюсь к наблюдению за спящей Брианной.

— Она уже просыпалась?

— Не совсем, нет. Анестезия все еще действует. Врачи не беспокоятся.

— Хорошо. — Я так думаю.

Я снова провожу рукой по лицу, потирая шершавую челюсть.

— Мне жаль, — шепчу я, и моя грудь снова раскалывается на две части, когда эти слова слетают с моих губ.

— Тебе нужно говорить это не нам, чувак.

— Я знаю. Но, кажется, это самое подходящее место для начала.

— Нико? — раздается сонный голос.

— Да, Демон. Он здесь.

Я оглядываюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как она переворачивается.

Ее глаза сталкиваются с моими и сужаются от гнева.

— Я рада, что ты выжил, чтобы Брианна могла сама убить тебя, когда проснется, — прошипела она, злость сквозила в каждом слове.

— Прости меня, Джоди. Я никогда не хотел…

— Ты мог убить ее, Нико, — кричит она, поднимаясь на ноги и глядя на меня с чистой ненавистью. — Что она тебе сделала?

Мои губы дрогнули, чтобы ответить, но Джоди быстро прервала меня.

— Ничего, Нико. Ничего — это тот ответ, который ты ищешь.

— Ладно, детка, — успокаивает Тоби, вставая на ноги позади нее и притягивая ее к себе.

— Я просто чертовски зла, — говорит она, целуя его в шею.

— Я знаю. Но, бросая оскорбления в адрес Нико, мы ничего не добьемся. Я думаю, его сломанный нос — достаточно болезненное напоминание о том, что он облажался.

Сломанный нос. Что ж, думаю, в этом есть смысл.

— Пойдем выпьем кофе, — говорит он, прижимая ее к себе. — И подышим свежим воздухом.

— Но…

— Брианна будет в безопасности с Калли.

— А как же я? — выпаливаю я, тут же жалея о сказанном. Виноваты обезболивающие.

— А как же ты, Нико? — прошипела Джоди. — Я бы тебе сейчас и хомячка не доверила. Ты, блядь, опасен. Дэмиену нужно проверить голову, если он всерьез думает о том, чтобы позволить тебе продвигаться по служебной лестнице.

— Пойдем, детка. — Тоби вытаскивает Джоди за дверь, прежде чем у нее появляется шанс выплеснуть на меня еще больше болезненных истин, но это ее не останавливает, и ее голос звучит до тех пор, пока дверь окончательно не захлопывается.

Тишина заполняет комнату, когда тяжесть моих поступков давит на меня.

— Она больше никогда не будет со мной разговаривать, да?

Калли перемещается за моей спиной, придвигает стул к Брианне и кладет руку ей на ногу.

— Думаешь, ты заслуживаешь этого? — спрашивает она, глядя на меня, ее усталые глаза смотрят на меня.

— Нет, — шепчу я.

— Почему я это сделал, Кэл? Что случилось, что заставило меня потерять контроль? — спрашиваю я, потому что это единственное объяснение. Я ни за что не подверг бы Брианну опасности, если бы не красная дымка гнева и я не потерял контроль над собой.

Губы Калли дрогнули, чтобы ответить, но она проглотила все, что собиралась сказать, и вместо этого покачала головой.

— Я не знаю подробностей, Нико. — Ее взгляд наконец-то переключается на меня, когда она ерзает на стуле. — Об этом тебе нужно поговорить с Брианной. Не мое дело гадать.

Когда она снова смотрит на меня, мои глаза сужаются в подозрении.

— Ты лжешь мне, Калли. Что ты знаешь?

Она тяжело вздохнула. — Ничего, что я готова обсуждать прямо здесь и сейчас.

Я хочу поспорить, потребовать, чтобы она рассказала мне все, но, когда она снова смотрит на меня, я понимаю, что это бессмысленно.

— Хорошо. Но когда мы выйдем отсюда, я хочу услышать все.

— Пошел ты, Нико. Я тебе ничего не должна.

Между нами возникает напряжение. Я скриплю зубами, отчего мое лицо болит как проклятое, но я в любой день приму физическую боль за груз сожалений и растерянность от незнания того, что произошло.

Мы погружаемся в неловкое молчание.

Наверное, мне стоит вернуться в свою палату. Но мне кажется, что я не делал ничего из того, что должен был, когда дело касалось Брианны. Поэтому ей не стоит ожидать от меня ничего другого.

В конце концов, Калли начинает дремать, почти сложившись пополам и положив голову на руки на кровати Брианны.

— Тебе стоит пойти домой и поспать, — говорю я, вспоминая, как Деймон говорил мне, что она отказалась покинуть меня.

— Я не уйду.

— Калли, — вздыхаю я. — Со мной все в порядке. С Брианной все будет хорошо. У тебя есть школа. Экзамены.

— Сегодня воскресенье, — возражает она.

— Вот именно. Завтра у тебя школа. Может, ты и решила отказаться от университета, но я не позволю тебе провалить это дело.

— Ты не даешь мне возможности ничего сделать, — огрызается она, хотя в ее изнеможении это звучит гораздо менее яростно, чем, когда она пыталась разорвать меня на части раньше.

— Иди, или я позову Деймона, чтобы он пришел и забрал тебя, — угрожаю я.

— Ты не сделаешь этого.

— Испытай меня, — предупреждаю я, прекрасно понимая, что она не захочет подвергать Деймона еще большему риску, чем он уже подвергался, находясь здесь с ней.

— Ладно, — говорит она, — но только потому, что я так устала, что едва могу держать глаза открытыми.

— Дай свой телефон. Я позвоню кому-нибудь из парней, чтобы тебя отвезли.

— Я что, похожа на гребаную пациентку? — язвит она. — Я могу сама разобраться со всем этим. Там есть злобный охранник, который, похоже, следит за каждым моим шагом. Уверена, он доставит меня обратно в целости и сохранности.

— Это для твоей же безопасности.

— Ты видишь, что я спорю? Все, чего я хочу сейчас, Нико, — это чтобы все мы были в порядке и смогли забыть об этом дерьме. И если для этого нам всем нужна тень, то я заткнусь и приму ее. Не уверена, что Стелла и Эмми согласятся, но я решила, что позволю им разобраться в этом самостоятельно. У меня и своих забот хватает.

— Например?

— Мое дерьмо, Нико. Не твое, запомни.

Поднявшись на ноги, она подходит к Брианне и аккуратно заправляет прядь ее волос за ухо.

— Если я тебе понадоблюсь, позови меня. Я буду рядом, — обещает она. — И, если он тебе что-нибудь отчебучит, я позову ребят, чтобы он больше не смог покинуть больничную койку. — С этим предупреждением она бросает на меня взгляд. — Могу я доверить тебе ее? Или мне нужно вернуть Джоди и Тоби до того, как я уеду?

Слова пляшут на кончике моего языка, но я проглатываю их, потому что действительно, может ли кто-нибудь доверять мне в этот момент?

Джоди права.

Я чертовски опасен.

И не только для Семьи, но и для всех, кто со мной связан.

Я — бомба замедленного действия, и, похоже, в пятницу вечером я был очень близок к тому, чтобы взорваться.

Если бы только я мог вспомнить, что именно подтолкнуло меня к тому, чтобы выдернуть чеку.