По мере приближения к ферме Фэнси все сильнее чувствовала усталость лошади. Она тоже была крайне утомлена. Ее недавнее упоение успешной поездкой сменилось безмерной усталостью. Она плохо спала несколько ночей, и сейчас то и дело клевала носом, просыпаясь в последний момент, едва удерживаясь в седле.
Однако когда впереди показался последний поворот перед фермой, Фэнси воспряла духом. Вечер был приятным, воздух все еще хранил теплоту солнца, но причиной жара, вдруг охватившего ее, было предвкушение скорой встречи с Йэном.
Фэнси одернула себя, но безуспешно. Она безумно желала его. Она хотела чувствовать его прикосновения, близость его тела. Ее не пугал даже риск забеременеть. Тогда по крайней мере с ней останется его частичка.
Вдалеке показался дом. Но ее радость от скорой встречи сменилась недоумением, затем переросла в тревогу, когда она увидела слабый огонек, метавшийся по крыльцу, а потом Фортуну, державшую в одной руке светильник, а другой неистово махавшей ей.
С бьющимся сердцем Фэнси пустила лошадь в галоп. У крыльца она соскочила на землю, перебросив поводья через седло, и взбежала по лестнице. Глаза Фортуны были красными от слез, волосы в еще большем беспорядке, чем обычно.
— Что случилось? — закричала Фэнси, чувствуя, как ее охватывает паника.
Фортуна зашевелила губами, силясь что-то сказать, но не проронила ни звука.
Фэнси заставила себя успокоиться, понимая, что, испугав сестру, ничего от нее не добьется.
— Фортуна, послушай. Давай мне светильник и покажи, что произошло.
Фортуна беспомощно развела руками.
— И-йен. Й-йен, — еле слышно выдавила она. Удивление Фэнси от звука ее голоса сразу же поглотил страх. Схватив дрожащие руки Фортуны, она напряженно всматривалась в ее лицо.
— Что с Йэном?
— З-забрали. З-забрали Й-йена. З-зас-тре-лили Ноэля.
— Застрелили?! О боже, где он?!
Фортуна показала на дверь, и Фэнси ворвалась в дом. Гостиная была пуста, и ее взгляд устремился наверх, к лестнице, ведущей на чердак. Но Фортуна схватила ее за платье, увлекая в спальню.
Ноэль лежал на кровати. Его маленькая фигурка казалась еще более хрупкой на огромном матрасе. Он лежал не двигаясь, но Фэнси поняла, что он жив, по выражению боли, исказившей его лицо.
Фэнси положила ладонь на щеку сына. Кожа мальчика была теплой, а дыхание ровным. Откинув одеяло, она увидела, что рука широким лоскутом туго привязана к груди. Повязка была коричневой от засохшей крови, но свежая кровь продолжала сочиться из раны.
— Пуля… — Она вопросительно взглянула на Фортуну.
Девушка сложила большой и указательный палец в кольцо, в которое просунула указательный палец другой руки, показывая, что пуля прошла навылет. Она сделала жест в сторону стола.
Фэнси увидела там пустой стакан и знакомую обертку от порошка. Она поняла, что Фортуна дала Ноэлю снотворное.
— А Йэн? — спросила она. — Где он? Губы Фортуны вновь зашевелились. Она напряженно пыталась заговорить. Наконец она прошептала:
— Ш…шер..риф, Р-роберт, забрали его. З-заст-ре-ли-ли Ноэля.
— Роберт стрелял в Ноэля?!
Фортуна отчаянно замотала головой:
— Люди… шерифа.
— Но Роберт был там?
Сестра кивнула.
— И он оставил Ноэля в таком состоянии?
Она кивнула снова.
Кровь бросилась Фэнси в голову.
— Сколько человек там было?
Подумав, Фортуна подняла восемь пальцев.
— В Йэна тоже стреляли?
Она едва ли нуждалась в ответе. Йэн никогда бы не допустил, чтобы с Ноэлем что-нибудь случилось, если бы мог предотвратить несчастье.
Фортуна изобразила руками, как стреляют из пистолета. Ошибиться было невозможно.
— Йэн тоже ранен?
—Да.
— Серьезно?
Фортуна пожала плечами: она не знала.
— Они забрали его с собой?
Фортуна кивнула.
Фэнси закрыла глаза. Она едва сдерживалась, чтобы не закричать. Ее руки дрожали, душу сковал ледяной ужас, но в то же время ее охватила такая безудержная ярость, что перед глазами замелькали красные и черные точки. Она должна была взять себя в руки, чтобы найти выход из сложившегося положения.
Несколько раз глубоко вздохнув, она повернулась к Фортуне и взяла ее за руки.
— Я знаю, что уже темно, — начала она, — но ты должна поехать к Уоллесам, а потом найти врача.
Взгляд Фортуны скользнул к окну. Небо над полями стало темно-пурпурным. Через несколько минут землю окутает темнота. И все же Фортуна решительно закивала, хотя ее руки дрожали.
— Ты уверена? — мягко спросила ее Фэнси. — Я знаю, что тебе страшно, но по дороге к Уоллесам тебе ничто не угрожает, и до них недалеко.
Фортуна снова кивнула.
— Хорошо. — Фэнси отпустила руки сестры и выдавила из себя улыбку, которая, как она надеялась, должна была обнадежить девушку. — Мы оседлаем Токаху. Он быстро отвезет тебя туда.
Вместе они пошли в конюшню, захватив по дороге ждущую у крыльца кобылу, еле перебиравшую копытами после долгой поездки. Фэнси помогла сестре оседлать мерина. Вскочив в седло, Фортуна пришпорила коня и умчалась по направлению к ферме Уоллесов.
Стараясь унять дрожь в руках и успокоиться, Фэнси расседлала кобылу, насыпала ей овса и налила воды. Она изнывала от тревоги за Йэна, своего шотландца, и за сына.
Немного придя в себя, Фэнси подумала о сестре, о бессвязных словах, слетавших с ее губ. Фортуна заговорила впервые за девять лет. Фэнси грустно подумала, что при других обстоятельствах она бы плакала от радости.
Сейчас же она смахивала с ресниц слезы горя и страха.
— Господи, пусть с Ноэлем будет все в порядке, — молилась она. — И пожалуйста, пожалуйста, не дай Роберту убить Йэна. Пожалуйста…
— Накали нож.
Эти слова донеслись до Йэна сквозь пелену боли и забытья. Он пытался пошевелиться, но не смог. Призвав на помощь все свои силы, он приготовился к борьбе. В его сознании проносились яркие образы. Люди. Лошади. Звук выстрелов. Ноэль, упавший на землю…
— Он очнулся.
Йэн не узнал второй голос, но первый, без сомнения, принадлежал Роберту Маршу.
— Нож готов?
— Еще нет. Еще пару секунд.
— Проклятье, я не собираюсь стоять здесь всю ночь.
— Не понимаю, почему бы вам просто не убить его.
— И потерять сильного работника? — возразил Марш. — Нет, я хочу видеть, как он надрывается на моих полях. Я покажу этому каторжнику его место.
Йэн лежал не шевелясь. Он не хотел доставить Маршу удовольствие видеть, как он борется с болью. Кроме того, бок болел так, словно его рвала на части свора собак. Любое движение могло причинить еще большую боль.
Когда сознание его немного прояснилось, Йэн понял, что лежит в лошадином стойле, в конюшне. Немного приоткрыв глаза, он увидел, что конюшня служит одновременно и тюрьмой, несомненно, для мятежных рабов. Его лодыжки были прикованы цепью к стальному кольцу, прикрепленному к стене. Руки были связаны над головой веревкой.
Сосредоточившись на источнике самой сильной боли, Йэн опустил глаза вниз и увидел пулевую рану на боку.
Раздался скрежет металла, где-то поблизости зажгли огонь. Совсем рядом Йэн почувствовал жар пламени. Решив, что нет смысла оттягивать неизбежное, он поднял глаза и встретил взгляд Роберта Марша.
— Я не трачу деньги на докторов для своих рабов, — сказал Марш с издевкой. — Мартин — мой надсмотрщик. Он сейчас подлечит твою рану, хотя она не больше царапины.
— Я не твой раб.
— Ты так считаешь? У меня есть завещание, где черным по белому написано, что ты принадлежишь мне со дня смерти Джона. — Наклонившись, Роберт сунул Йэну в рот деревянный брусок. — И прикуси язык, а то еще проглотишь и подавишься. Нет, я не возражаю, но не сейчас.
Йэн знал, к чему клонит Роберт, и все же выплюнул деревяшку.
— Что с Ноэлем? — игнорируя угрозу Роберта, спросил он.
— Ничего страшного, — ответил тот, поднимая брусок. — Маленький паршивец не должен был поднимать оружие на представителя закона. — Он снова засунул брусок Йэну в рот. — Еще раз выплюнешь, и я заставлю тебя проглотить его.
На этот раз Йэн был благодарен куску дерева, в которое он вцепился зубами, поскольку помощник Роберта поднес к его боку раскаленное железо. Он сдержал стон, и в течение нескольких секунд словно пылал в адском пламени. Потом провалился в благословенную темноту.
Руфусу Уинфри осталось проехать до Честертона всего три мили. Он отклонил любезное предложение своего прихожанина переночевать у него, чтобы порадовать жену, вернувшись на день раньше, чем обещал. В его кармане лежало несколько документов, которые нужно было зарегистрировать в мэрии: две свадьбы, три смерти, три рождения. Время рождаться, и время умирать. Три жизни оборвались. Три человека появились на свет. Чудо возрождения никогда не перестанет удивлять его.
Эта поездка была более удачной, чем обычно. Он любил свадьбы и новорожденных младенцев. Он любил читать проповеди под открытым небом для фермеров — своих прихожан. Это были люди трудолюбивые, честные и великодушные.
Жена велела ему узнать о церкви для себя, но ему сказали, что в ближайшее время ждать нечего. Он был слишком разговорчив, а его проповеди часто осуждались вышестоящими персонами. Он понимал, что его действия подвергнутся еще более тщательному наблюдению, если епископ узнает о том, что он оформил брак миссис Марш и Сазерленда.
Формальный брак никогда не одобрят. Хотя, если он правильно разбирается в людях, формальным этот брак останется недолго. Руфус видел, как смотрели друг на друга Йэн Сазерленд и Фэнси Марш. Как бы они ни старались доказать обратное, он знал, что в их душах жили ростки любви.
Мерный шаг его старой лошади убаюкивал, и, задремав, Руфус начал сползать с седла. Однако, заметив одинокую фигуру, сидящую возле дороги, отец Уинфри прогнал остатки сна. Возможно, требуется его помощь.
Он натянул поводья и остановился, и человек сделал несколько шагов ему навстречу. Человек выглядел уставшим, словно ждал уже долгое время, его глаза были пусты. Руфус старался не делать поспешных суждений о людях, но что-то во внешности этого мужчины его настораживало. Он был уверен, что никогда не видел этого человека прежде, но его холодный взгляд вселял тревогу.
— Могу я помочь вам, сын мой? — спросил Руфус.
— Да, если вы преподобный отец Уинфри, — ответил незнакомец.
— Это я, — подтвердил священник. Он привык, что незнакомые люди обращаются к нему по имени, и никогда не боялся их, поскольку его дряхлая лошадь и бедная одежда служили плохой добычей для воров.
— Мне сказали, что вы будете поблизости, — продолжал странный человек. — Моя матушка умирает. Она хочет видеть священника, чтобы он мог отпустить ее грехи. Я собирался в Честертон, но встретил всадника, который сказал, что один священник только что провел заупокойную службу и будет проезжать по этой дороге. Сможете ли вы пойти со мной?
Руфус не хотел идти. Его старая кляча нуждалась в отдыхе, как и он сам, а дома ждала жена. Однако он не мог отказать умирающей женщине в последней просьбе.
— Как попасть к вам? — только и спросил он.
— Следуйте за мной, — ответил человек и направился в лес.
Ведомый чувством долга, Руфус пошел за ним.
Роберт прошел в свой кабинет и закрыл дверь. Налив себе выпить, он подошел к окну и посмотрел на улицу. Его взгляд устремился мимо ухоженного двора к конюшне. Губы искривила усмешка.
Он чувствовал себя намного лучше. Тело все еще болело, но лучшим лекарством было сознание того, что шотландцу приходится еще хуже.
Он едва не убил мерзавца. Ему очень хотелось этого. И ни один суд не обвинил бы его в смерти непокорного невольника, приговоренного к каторге английской короной. Но Роберт понимал, что Сазерленд может стать в его руках мощным оружием. Никому не было дела до каторжника, навечно изгнанного в колонии. Никому, кроме Фэнси.
На что пойдет Фэнси ради спасения шотландца?
Роберт намеревался узнать ответ на этот вопрос как можно скорее.
Но сначала…
Держа стакан в одной руке, он подошел к столу, открыл ящик и вытащил бумаги Сазерленда. На конце стола горела свеча, и он поднес бумаги к пламени, пока они не вспыхнули. Затем он пересек комнату и бросил бумаги в камин, с довольной усмешкой наблюдая, как они превращаются в пепел.
Роберт вновь и вновь прокручивал в голове свой план, убеждая себя, что предусмотрел мельчайшие детали: он подделал завещание, уничтожил бумаги, освобождающие Йэна, убрал с дороги священника, который засвидетельствовал подпись Фэнси на этих бумагах.
Вместе с фальшивым завещанием, по которому все имущество Джона доставалось ему, Роберт также получил свидетельство человека, продавшего шотландца Джону.
Роберт поздравил себя с победой. Скоро, очень скоро он вернет поместью былое величие, а Фэнси будет принадлежать ему и делать то, что он скажет.
Что же до Йэна Сазерленда… как только он выполнит свое предназначение, он умрет.
Наблюдая, как последний клочок бумаги догорает в камине, Роберт сделал большой глоток виски.
Жизнь была прекрасна.