Измена. Лёд и пепел

Глава 14

Артем

Мир сжался до размеров его мерзкой, самодовольной рожи Покровского. До этих глаз, которые смотрели на меня, словно на говно на своем ботинке. До его тупой ухмылки. До слов, которые произнес его мерзкий, грязный рот в адрес Оли.

И тогда во мне что-то сломалось. Не треснуло - сломалось.

Где-то рядом кричала Оля, пытаясь меня остановить. Её голос был глухим, словно доносился откуда-то из пузыря.

Где-то существовали правила и последствия тому, что я сейчас собирался сделать, но я слышал лишь оглушительный рев в ушах. Глухой, звериный рык, который, черт побери, оказался моим. Я не думал. Мышцы сами сжались в пружину, и кулак, тяжелый, как кусок бетона, понесся вперед.

Хруст. Глухой, сочный хруст его носа. И не боль, нет. Взрыв. Короткая, ослепительная вспышка, которая сожгла все - и ярость, и страх, и саму мысль как это в дальнейшем отразится на моей карьере, на моей жизни, на всем остальном.

Глупо. Но как же сладко. На миг стало чисто и пусто. А потом...

После первого удара вспышка ослабла, но не погасла.

Я бы добил этого имбицила, но Покровский театрально падает. Настолько эстетично это выглядит (после более чем восемнадцати лет брака на продюсере тв-шоу я кое-что про это знаю), что даже второй дубль не требуется.

Те, кто сейчас засняли этот шикарный кадр наверняка получат отличные деньги за свою работу.

Погано то, что я попался в ловушку, о которой знал, как только вышел из подъезда.

И Оля смотрела на меня как беспомощный загнанный в угол зверек.

Боялась меня? Или того придурка, который вселяется в меня, если кому-то из дорогих людей делают больно, если кого-то несправедливо обижают.

Что я наделал?

Это был не вопрос- скорее приговор.

Я знал, что видео пойдет в прессу и в лучшем случае это останется в местных СМИ.

Реальность такова, что Покровский протолкнет все на федеральный уровень - новость долетит до Москвы, до комитета и тогда кто-то очень важный и властный примет решение меня наказать.

Олю трясло, но она снова вцепилась в меня и оттаскивала за собой.

- Тебе пора. Он разберется.

Конечно. Она тоже кое-что знала про своего мужа, знала, что его падение было больше картинкой, чем реально проблемой. Если бы я хотел его серьезно травмировать, то одним ударом мог бы сломать нос или выбить пару передних зубов. Не очень хорошо для потенциального политика и “первого лица” района.

Оля сама села за руль моей машины.

- Ты как? - спросила она, когда мы отъехали на достаточное расстояние.

- Нормально. И я не жалею, если ты хочешь знать это. И поступил бы так снова. И…

- Ты идиот? - спрашивает она, сжав руль. - Конечно, ты идиот! Идиот на испытательном сроке, который только что возможно загубил все шансы на восстановление своей карьеры. Ты мог и должен был вернуться в Москву, чтобы снова встать в строй и чтобы…

Машина остановилась на светофоре, и я не нашел ничего лучше, чем просто отстегнуть ремень безопасности, наклонится к водительскому сиденью и, перехватив эту занозу за шею, дернуть на себя и поцеловать.

Оля замерла, задержала дыхание, но через несколько мгновений расслабилась и приоткрыла губы. Медленно, сладко, осторожно. Я не хотел торопиться. Я не собирался останавливаться, если бы не звуки клаксона из машин, стоявших позади.

Светофор горел зеленым.

До стадиона мы добрались в полной тишине.

Ладно, сойдет. Поговорим после матча.

Я знал, что от самой игры мало что зависит, но зайдя внутрь и оценив масштаб - удивился. Небольшой местный стадион оказался забит до отказа. Люди сидели не только на сиденьях, но и на ступеньках в проходах. Билетов было продано явно больше, чем нужно. Что ж…

В раздевалке царило напряжение. Даня переоделся и давал советы ребятам. Они… сдружились. За последние месяцы к команде присоединилось еще восемь парней и это действительно стало походить на то, что можно считать на коллектив. Три регулярных звена и одно составное. Недостаточно, но лучше, чем то, что я застал в первый свой рабочий день.

- Ну что “Тигры”? Готовы к камбэку? - усмехнулся я.

Звериный рык, дружное “Победа будет наша!” и вот команда готова как минимум вступить в свою первую серьезную битву на льду.

Все происходило слишком быстро. Минута за минутой, удары, промахи, удачные передачи и откровенно слабые прокаты. Какие-то наработки удалось воплотить, какие-то были слишком сырыми и далекими от совершенства. Против нас играли гораздо более опытные парни.

Но первые два периода мы отстояли на 0:0, третий вели почти все двадцать минут 1:0, а потом обидно пропустили за минуту до свистка.

Итоговый счет 1:1, но эта ничья с привкусом победы. Ликование парней и откровенно счастливый сын. Данил, который не просто стал капитаном, но и лидером, примером для подражания.

Как удивительно он изменился за эти месяца, как мы стали близки. Никогда я еще не смотрел на своего сына с этой стороны. Молодой мужчина, который каким-то образом сумел получить правильные жизненные установки.

Он так четко чувствовал где хорошо и где плохо, где нужно надавить, чтобы получить свое, где нужно кого-то поддержать, где проучить. Кому пожать руку, а от чьего предложения лучше отказаться.

Он вырастит отличным игроком, но даже если не свяжет свою жизнь с хоккеем я знаю, что смогу им гордится.

После финального свистка стадион наполнился какофонией звуков.

Миг спокойствия перед уродливой правдой.

Покровский никуда не делся. Его вендетта будет завершена здесь, публично. На глазах стадиона, команды, сына,... Оли.

Несколько сотрудников полиции зашли со стороны входа команд, подошли к моему тренерскому мостику.

- Артем Касьянов, пройдемте с нами.

- Что случилось? - Даня уже был у бортика и пытался перекричать толпу, наскоро снимая шлем и выходя из коробки.

- Все хорошо. Попроси Ольгу отвезти тебя домой, ладно? - я потрепал его по голове. - Ты сегодня молодец, сын. Не переживай из-за меня. Я скоро вернусь.

- Мы вас задерживаем за нападение на представителя власти и нанесение тяжких телесных повреждений. Вы можете позвонить адвокату.

Я позвоню. Обязательно.

Жаль только, что адвокат не поможет мне от этого отмыться - сотни камер направленных в мою сторону, когда на меня надевают наручники, как и тогда, как уводят в подтрибунное помещение, как и тогда.

И я снова могу потерять свою едва-едва начавшуюся жизнь.