Измена. Лёд и пепел

Глава 1

Я открыла дверь ключом. Спустя только час после того как увидела ту ужасную сцену мне удалось попасть домой. Кажется, что пальцы рук и ног онемели, от любимых туфель и костюма осталось лишь жалкое воспоминание, но я все-таки оказалась дома.

Или нет?

Дверь закрылась с глухим щелчком, будто пещера обмана проглотила меня целиком. В нос ударил теплый, уютный запах: аромат печеной пиццы и чего-то сладкого.

Они поужинали. Без меня.

Из гостиной доносились взрывы зрительских оваций и возбужденный голос комментатора:“…обостряет ситуацию у ворот, Панарин бьет — штанга!”

Леша смотрит матч. Как всегда.

Я сбросила туфли. Они с глухим стуком шлепнулись на паркет, оставляя грязные капли. Положила рюкзак на танкетку в прихожей, повернулась лицом к зеркалу. Из его недр на меня смотрела не женщина, а само воплощение хаоса и грязи, ворвавшимся в этот стерильный, фальшивый мирок.

Пришлось заставить себя сделать шаг в сторону гостиной. Леша сидел на диване, как и всегда листая ленту новостей на смартфоне. Взгляд его курсировал между гаджетом и огромной плазмой.

Покровский услышал мои шаги, а может уловил запах грязи, который пришел со мной. Его глаза медленно, нехотя, оторвались от экрана, скользнули по мне с головы до ног - по моим растрепанным мокрым волосам, по испорченной одежде, по заплаканному лицы с потекшей тушью. В его взгляде не было ни удивления, ни жалости, ни даже простого человеческого любопытства.

Только легкое раздражение, что его отвлекли.

- А, ты пришла, - произнес он ровным, спокойным голосом и тут же вернулся к матчу.

- А ты не ждал?

Леша не удостоил меня ответом, только пожал плечами.

Я застыла на месте как есть, сжимая кулаки и наверняка покрываясь пятнами от злости. Когда это с нами случилось?

Когда именно это произошло со мной?

Ногти впивались в ладони, но я почти не чувствовала боли. Во рту пересохло.

Во мне все кричало от ярости, от обиды, от дикой, животной боли. Картинка из его машины стояла перед глазами, накладываясь на его спокойное, самодовольное лицо. Мне хотелось закричать прямо сейчас, сорвать с себя эту маску приличия, под которой уже не было ничего, кроме выжженной земли. Закричать, чтобы он немедленно собрал свои вещи и проваливал к своей подстилке.

Только сначала приведу себя в порядок.

Если и выяснять отношения, то стоит хотя бы выглядеть прилично.

Мне нужно было смыть с себя всю грязь этого дня. И не только ту, что была на одежде.

Я двинулась по коридору, стараясь не прижиматься к стене и быстрее оказаться в тишине ванной комнаты. Мне нужно было несколько минут покоя, чтобы собрать себя для разговора с мужем. Чтобы его холодный презрительный взгляд не сбивал с толку.

Но до того, как я попала в ванную из своей спальни показалась Варя. Лицо хмурое и недовольное. Она вышла держа в руках последнюю модель айфона - подарок отца на день рождение и что-то активно наговаривая для сообщения своей подруге. Или в их девчачий чат.. Ее взгляд, скользнув по мне, не выразил ни беспокойства, ни сочувствия. Только чистое, неподдельное отвращение.

Дочь брезгливо сморщила носик, точно учуяв не запах болота, а что-то по-настоящему отвратительное.

- Фу, мам, - ее голос был резким, обвиняющим. - Ты вся грязная и воняешь, как болото после дождя. Ты откуда такая?

Я открыла было рот, чтобы что-то сказать, найти хоть какое-то объяснение, но она не дала мне и шанса.

- И где ты была? - продолжила она, выставив вперед подбородок. - Папа задержался и сказал, что был на совещании. Он просил тебя забрать меня, ведь твоя смена в школе закончилась раньше. Я почти час ждала на улице под козырьком дома, пока он не сорвался со своей встречи! Где ты была? Почему вы до сих пор не подключите меня к общей карте? Я могла бы вызвать такси!

Вот же скотина! Покровский - это низко даже для тебя.

Словно кто-то со всей силы ударил меня в солнечное сплетение, выбив воздух из легких. Он не только изменил. Не только заставил меня пройти через этот ад. Он еще и выставил меня виноватой перед собственной дочерью. Удобно же все вывернул: я - плохая, нерадивая мать, бросившая ребенка под ливнем, а он — герой, который, сорвавшись со своего “важного совещания”, все-таки приехал.

На деле мог бы забрать раньше, но наверняка решил по-быстрому кончить свои дела и забросить секретаршу домой, чтобы она не промочила свои талантливо развигающиеся ноги в лужах.

- От дома твоего репетитора есть прямой автобус, - парирую устало ее претензию.

- Автобус? Серьезно?

- Ты стала слишком высокомерной для общественного транспорта?

- Папа говорит, что скоро станет политиком. Разве дочка политика должна ездить на автобусе?

- Дочка политика должна показывать положительный пример своим поведением и учебой. А пока, Варя, ты ни первым ни вторым особенно не блещешь! Хватит болтать с подругами - готовься к контрольной по алгебре, - огрызнулась я, шагнув в ванную и закрывая за собой дверь.

С ней спорить у меня сил совсем не было.

Тем более тратить силы перед сражением, которое у меня еще впереди.

***

Я заперлась в ванной, повернула замок и прислонилась лбом к прохладной поверхности двери. Снаружи все еще доносился гул телевизора и смех комментатора. Леша прибавил звук, чтобы заглушить мой спор с дочерью? Очень может быть.

Его мир продолжал существовать, как ни в чем не бывало.

С трудом стянув с себя мокрую, тяжелую от грязи одежду, я бросила ее в кучу на полу. Выкинуть. Сжечь. Уничтожить. Она лежала там, как молчаливый свидетель ужасного преступления. И моеей боли. Такое при себе оставлять нельзя.

Я залезла в душ и включила воду на полную мощность, выкрутила кран почти до кипятка.

Горячие струи обожгли кожу, но внутри меня была ледяная пустота. Я стояла, сгорбившись, опираясь ладонями о скользкую стенку, и позволила воде бить по затылку. Грязь с волос и тела стекала коричневыми ручейками, кружилась у ног и исчезала в сливе.

Но ощущение предательства, липкое и противное, не смывалось. Оно въедалось глубже в кожу. Я закрывала глаза и видела его руки на Соне. Ее губы на его губах. Его лицо, когда она собиралась расстегнуть его ширинку. Воображение раскрашивало картинку звуками, стонами, шлепками. Это произошло не в первый раз.

И не в последний, конечно.

После оцепенения пришли слезы. Тихие, бесшумные, смешивающиеся со струями воды. Я плакала, закусив губу, чтобы не издавать ни звука. Чтобы никто не услышал.

Чтобыонне слышал.

Плечи судорожно вздрагивали, а по лицу текли уже не капли воды, а поток горького, соленого отчаяния и бессилия.

Чем быстрее пройдет - тем лучше.

Вытерлась грубым полотенцем докрасна, будто пытаясь стереть с себя весь день и всю грязь. Надела чистую одежду, еще раз посмотрела на свое отражение в зеркале. Больше не грязная и растрепанная, но все еще разбитая и опустошенная.

Мой дом больше не крепость, муж - не опора. А Варя… она поймет, когда вся грязь всплывет на поверхность. Если получится - то сразу. Если нет - набьет шишки, но получит горький опыт.

Пока я была в душе Леша не сдвинулся с места. Он все так же полулежал на диване, уткнувшись в огромный экран, где мускулистые парни в яркой форме гоняли шайбу. На экране в верхнем углу показывали счет - 0:2 в чью-то пользу.

Это была картинка идеального вечера. Картинка полная лжи.

Я прошла через всю комнату и встала прямо между ним и телевизором. Плазма освещала мою спину, бросая его лицо в тень. Он даже не повел бровью, просто продолжил смотреть сквозь меня, будто я была прозрачной.

- Как давно и как часто ты трахаешь свою секретаршу?

Покровский не вздрогнул. Не отпрянул. Не изменился в лице. Хорошее качество для политика. Плохое для мужа.

Его веки медленно приподнялись, и он перевел на меня взгляд, полный чистого, неподдельного раздражения. Так смотрят на назойливую муху, которая жужжит и кружится где-то рядом, но от нее нет никакой возможности отмахнуться. Зато лицо оставалось маской абсолютного, леденящего душу спокойствия.

Он тяжело вздохнул, словно усталый взрослый, которому надоели капризы ребенка, пожал плечами и отвел глаза обратно на экран, поверх моего плеча.

- Оль, день был сложным. Я просто выпустил пар. Не бери в голову. - Его голос был ровным, скучающим, словно он рассказал про очередное бессмысленное совещания, на котором ничего не решилось, но пропускать казалось невозможным. - Это ничего не значит. Уже все закончилось.

Он сделал паузу, чтобы не пропустить что-то важное на экране, и лишь потом добавил, словно вскользь, будто сообщая, что на улице похолодало:

- Я люблю только тебя.

- Ты в своем уме, Покровский? Или не тебя я сегодня застала в машине на окраине города развившимся с малолеткой?

- Зачем ты нагнетаешь, Оль? Не зацикливайся, отойди. Тут важный матч.

Я застыла, не в силах пошевелиться, пытаясь осмыслить услышанное. Его слова висели в воздухе - плоские, пустые, лишенные всякого смысла. Они не имели веса, не имели последствий. Как будто он сказал, что купил новую рубашку.

- Я завтра подам на развод.

- Ты, конечно, умничка, - усмехнулся муж. - Но развод я тебе не дам, ты можешь даже не пытаться. Скоро выборы, ты моя жена и будешь поддерживать меня до конца. Пока я не почитаю, что от тебя больше нет никакого толку.

***

Внутри нарастала буря.

Столько лет! Столько лет я жила ради семьи, ради мужа и ради его будущего, а теперь он собирается решить этот вопрос вот так?

Никак?

Говорят, что розовые очки бьются стеклами вовнутрь, но я кажется получила удар под дых. И можно сколько угодно хватать ртом воздух и задыхаться от его нехватки. Можно чувствовать себя как рыба внезапно выброшенная на сушу - но я же не такая.

Раньше такой не была.

Никогда такой не была.

Кажется, что пришло время сбросить с себя морок этой нелепости и протрясти все, что происходит, словно муку через сито, отделив грязь, оставив лишь то, что важно.

- Как… «ничего не значит»? - голос сорвался с шепота на хриплый крик. - Ты что, совсем спятил? Я видела вас! В своей машине! Пока я тонула в грязи, пытаясь забрать нашу дочь!

Я сделала шаг к дивану, мои пальцы впились в запястье руки, которой Покровский держал свой айфон. Гаджет упал на пол, на экране было фото Сони. Почти что “ню”.

- Ты что творишь, ненормальная?

- У тебя должно быть сложилось впечатление, что я шучу, Леш? Сегодня, нет, прямо сейчас ты встаешь, собираешь вещи и уёб… уматываешь из этого дома.

- С какой стати? - он попытался наклониться, чтобы достать гаджет, но я отбросила его ногой в сторону двери. - Это мой дом, я здесь живу и не собираюсь менять свой быт, свое удобство из-за одной твоей истерики и недопонимания.

В этот самый момент из динамиков телевизора раздался взрыв возбужденных криков. Комментатор взвизгнул:“Да это же грубейшее нарушение! Смотрите, как Касьянов идет на судью! О, это драка! Начинается драка!”.

- Ты…

Но я могла не продолжать. Леша просто уставился в экран словно забыв о моем существовании. И смотрел на происходящее так словно… словно там решалась его судьба, а не здесь и сейчас.

Я настолько для него незначительна?

Наш брак и его обещания любить и уважать меня настолько ничтожны по сравнению… с чем?

В оцепенении перевожу взгляд на тот же самый экран плазмы. Дорогая, японская, такую сейчас сложно достать - санкции. Широкая диагональ, профессиональная матрица передающая мельчайшие оттенки всех цветов и делающая картинку супер-объемной, и, конечно, встроенный звук.

Взгляд Покровского просто прилип к экрану, где один столичного клуба, в ярости бросился на судью. Комментатор верещал про ярость и грубость, про недопустимость происходящего. Лицо Алексея стало сосредоточенным, внимательным. Он следил за каждым движением, анализировал, оценивал.

Здесь была настоящая страсть.

Настоящие эмоции.

Я стояла перед ним, вся сжавшись в комок от невыносимой боли, а он смотрел сквозь меня, затаив дыхание. Его мир был цел и невредим. Мой — разлетелся на осколки. И ему было все равно.

Что-то внутри меня снова оборвалось. Окончательно и бесповоротно. Этот тихий, ровный гул в ушах сменился оглушительным звоном. Я видела, как его глаза, полные живого, настоящего интереса, следят за дракой на экране. За чужими людьми. За чужими жизнями.

“В этом весь он - Касьянов! Артем Касьянов снова слетел с катушек, дорогие зрители. Но в этот раз он просто превзошел себя. Матч остановлен. Вероятно руководство клуба, которое допустило выход игрока в неадекватном состоянии на лед будет оштрафовано и подвергнуто критике”, - твердил голос с экрана.

Я слушала вполуха. И мой мозг не сразу распознал ухмылку удовлетворения на лице Покровского.

- Знал, что это ублюдок рано или поздно слетит с катушек. Он же псих, это было давно ясно. Согласна? - вопрос заданный мне словно между прочим, будто мы обсуждаем что заказать на ужин: суши или пиццу - выбесил и запустил мою собственную вендетту.

Мой взгляд, застланный пеленой ярости, метнулся по комнате в поисках хоть чего-то, что могло бы пробить эту броню равнодушия. И остановился на

хрустальной

Я не думала. Мое тело действовало под действием адреналина. Тяжесть стекла идеально легла в руку..

- Вот теперь ты меня выслушаешь, - прошипела я, и голос мой звучал чужим, низким, полным ненависти. - А не эту бездушную коробку!

Я замахнулась и изо всех сил швырнула ее в сияющий экран. Прямо в центр, где крупным планом показывали горящие яростью (прямо как сейчас у меня самой) глаза Артема Касьянова.

Громовой хлопок, сухой, как выстрел. Ослепительная вспышка. Экран погас, превратившись в паутину трещин, расходящихся из черной дыры в центре. На секунду воцарилась оглушительная, звенящая тишина, которую не мог заглушить даже свист в собственных ушах.

И эту тишину взорвал он.

Леша вскочил с дивана с таким стремительным рывком. Его лицо, наконец, исказилось настоящей, неподдельной эмоцией. Шок. Неверие. И ответная злость.

- Ты совсем охренела?! - заревел он, и его голос, всегда такой ровный и контролируемый, сорвался на визгливый крик. - Это же телек за полмиллиона! Да я тебя…

Он не успел договорить.

- Мам, пап? Что происходит?

Я повернулась.

В проеме двери замерла Варя. Бледная, как полотно, с огромными глазами, такими же как у ее отца в этот момент - шокированными и почти прозрачными от ужаса. Она смотрела на разбитый телевизор, на Лешу, на меня, снова и снова переводя взгляд.

Ее губы задрожали.

- Вы… вы совсем с ума посходили? Не можете жить спокойно как все нормальные люди?

Она не ждала ответа. Дверь в ее комнату с грохотом захлопнулась, звук повис в воздухе, такой же яркий, как удар вазы об экран.

Мы же стояли среди осколков. Осколков телевизора, осколков стекла, осколков нашей семьи. Зато я добилась внимания.

И потеряла всё.