Измена. Лёд и пепел

Глава 4

Три дня.

Три дня я пролежала в этой кровати, прислушиваясь к звукам дома, которые стали чужими. Три дня я пыталась отличить искренность от лжи, заботу от расчета.

Это выматывает не хуже, чем участие в “Горячих головах” или попытка собрать разрешения сделать манту у родителей целой школы.

Слабость все еще цеплялась за кости тягучей, медовой паутиной, но я уже могла вставать. И вставала.

Могла сама дойти до кухни, налить себе чаю. И делала это. Просто чтобы сойти с ума и не чувствовать себя беспомощной инфузорией.

Мир медленно возвращался в свои привычные очертания, но что-то в его фундаменте сдвинулось безвозвратно. Как тектонические плиты, чье движение вызывает землетрясение и цунами, так и моя жизнь раскололась на части, которые теперь сталкиваются друг с другом.

Все было на своих местах: диван, телевизор (новый, он появился на второй день, без обсуждений), ваза почти такая же, но теперь действительно хрустальная. Но это была уже не жизнь, а ее качественная, высшего сорта подделка. Красивый занавес.

За ним - пустая сцена.

Варя за эти дни стала моей тенью. Приносила еду, таблетки, помогала с домашними делами и делала уроки, обращалась за помощью и даже посмотрела со мной пару серий “Отчаянных домохозяек”. И я бы хотела насладиться этими моментами, но в ее заботе я слышала отголоски нашего первого разговора.

Каждое ее “Как ты себя чувствуешь?” звучало для меня как “Ты же не передумала подписать разрешение?”. Она вкладывала в ложку супа не только курицу и вермишель, но и молчаливое напоминание о своем ожидании. И я не могла винить ее - этому ее учили в главной школе ее жизни, здесь, в этих стенах. Учил папа.

А его не было. Он пребывал в командировке, где вершил судьбы (по крайней мере искренне в это верил) и творил добрые дела (ну как минимум обещал это делать в будущем).

Мы сухо переписывались. Так же сухо разговаривали по телефону.

Голос Покровского был всегда одинаковым - заботливым, вежливым, словно он разговаривал не с женой, а с очередным избирателем. Леша был уверен, что конфликт исчерпан. Что его утренний спектакль с таблетками и чаем с малиной поставил жирную точку в произошедшем. Он считал, что я проглотила наживку - его версию правды, аккуратно очищенную от стыда и совести.

Но это не так.

Они не прервали общение. Я была в этом уверена - Леша не умеет отказывать себе в удовольствии - возможно именно это его единственная слабость. Соню, может, и уволили. Но только с поста помощника, не любовницы. Теперь они просто станут осторожнее.

На четвертый день я проснулась с мыслью, что могу выйти на смену хотя бы в спортивную школу, провести осмотры у новых воспитанников секций. Ни температуры, ни других проявлений простуды не осталось - притворная или нет, но забота Вари поставила меня на ноги.

Уже на выходе из квартиры я заметила, что на телефон пришло сообщение от Леши:

“Вернулся в город. С поезда сразу на работу. Дела горят. Вечером дома увидимся”.

Цезарь пересек Рубикон и сообщал, что явится в свой дворец, когда сочтет нужным. Даже не заехав переодеться, сдать грязное белье в стирку или просто посмотреть на жену. Дела. Всегда его дела.

Да нет же, дорогой, мы увидимся гораздо раньше.

По дороге в я мысленно представляла эту встречу. Я не собиралась говорить с ним о Соне, о его лжи, о разбитом телевизоре. Нет. Это была бы очередная битва, которую он легко обратит в свою пользу, обвинив меня в истерике.

Я собиралась говорить о Варе.

Я въехала на парковку у знакомого здания спортивной школы, сжала руль так, что костяшки побелели. Готова к бою? Даже не знаю, но с чего-то нужно было начинать.

Меня встретила Марина Павловна, наш тренер по спортивной гимнастике.

- Ольга Владимировна, как здорово что вы снова в строю! У нас пополнение и очень талантливые мальчишки и девчонки.

Меня вовлекли в разговор, затем показали первые неуверенные попытки совсем еще крошек кувыркаться на матах, а потом я добралась до своего кабинета и начала прием. Два часа - заполняла карточки и осматривала детей, разговаривала с ними, общалась с родителями, записывая медицинские особенности их чад.

К вечеру наконец-то стало спокойнее и я добралась до кабинета мужа.

Дверь была, как всегда, приоткрыта - демонстрация мнимой доступности. Сто помощника пустовал - даже бумаги прибрали. Усмехнулась и покачала головой, а потом постучала костяшками пальцев и вошла, не дожидаясь ответа.

***

Покровский сидел за своим массивным столом, стерильно чистым, без единой бумажки, валяющейся ручки и даже стикеров, на которых обычно записывают что-то важное и срочное, чтобы не забыть. Его мозг - компьютер. Он помнил все, обо всех и всегда.

Леша говорил по телефону, удерживая трубку плечом. При моем появлении лишь на секунду поднял на меня глаза, тут же опустив их обратно в мониторы, которых было два..

- Да, да, понимаю, - бормотал он в трубку, делая пометку на полях. - Согласуйте с юристами и ко мне. А проблему с тренером для хоккейного кружка и учителя физкультуры в нашу школу мы решили. Одним выстрелом двух зайцев.

Самодовольная улыбка, брошенная трубка.

Раздраженный вздох, словно состоявшийся разговор ему был неприятен, но неизбежно необходим.

Я стояла посреди кабинета, чувствуя себя нелепо, как школьница, вызванная к директору.

- Привет. Выглядишь хорошо, в отличие от меня.

Неправда. Грубая лесть, которая меня раньше очаровывала сейчас лишь сняла с меня стружку, словно неумелый плотник, прошелся рубанком, по коре дерева. Грубо. Криво.

На муже свежая рубашка, идеально сидящий костюм. Он точно успел принять душ, а в воздухе чувствовались нотки его парфюма. Того, что подарила я.

- Спасибо.

- Я бы с удовольствием тебя пригласил на ужин, но как видишь, дела меня не отпускают, - он развел руками над абсолютно пустым столом, что выглядело еще более комично, чем мои прошлогодние попытки освоить горные лыжи.

Дела полностью отсутствовавшие на столе “намекали” на свой очевидный приоритет.

- Я не для этого к тебе зашла.

- Я тоже по тебе соскучился, любимая.

Боже. Мы даже не начали разговор, а я уже устала.

- А я не скучала, Леша. Я болела.

- Я знаю. За тобой ухаживала Варя. Я просил ее быть к тебе особенно внимательной в этот период. Уверен, что наша дочь вела себя как умница.

- Да, ровно так как ты хотел. Она очень на тебя похожа.

- Ну она же моя дочь, - он пожимает плечами.

- Это не комплимент, Покровский, - мой ответ был похож на шипение змеи.

Я была на взводе. Злость начинала закипать во мне с такой силой, о которой я и не подозревала, что у меня есть.

- Оля, дорогая, не заводись с полоборота. Ты всегда все слишком близко к сердцу принимаешь. - Он сделал умиротворяющий жест, словно пытаясь усмирить слишком строптивую лошадь. - Давай не будем портить вечер. Я устал с дороги, а ты, вижу, еще не до конца отошла от болезни. Нервы шалят.

- Мои нервы в полном порядке. - Мой голос дрогнул, выдавая обратное. - И я в порядке, кажется впервые за долгое время. И это приятно - быть в порядке и внезапно увидеть все с абсолютной ясностью и четкостью. Я пришла сказать, что не верю тебе. Ни единому слову. Я хочу развод.

Он вздохнул, смотря на меня с наигранной, словно отеческой жалостью.

- Олечка, ну что за драма. Мы же все обсудили. Это была ошибка, глупость, которая больше не повторится. Зачем рушить то, что мы строили годами? Ради сиюминутной обиды?

- Обиды? - я фыркнула. - Леша ты путаешь мягкое и теплое, и называешь предательство сиюминутной обидой.

- Я называю это испытанием, которое мы обязаны пройти. Вместе. Ради Вари. - Он произнес ее имя, словно вытащил из рукава козырной туз, зная, что это мое самое уязвимое место.

Ну конечно.

- Варя обучается твоим уловкам и манипуляциям лучше чем любому другому уроку.

- Она просто видит способы как достичь желаемого и перенимает, подстраивая под себя. Разве это плохо? По-моему это один из базовых навыков человека в современном мире, - выдает он не скрывая раздражительности в голосе. Наконец-то маска безразличия треснула. Покровский терпеть не мог сцены и если кто-то его не слушал, считая себя превосходным оратором.

В этот момент на столе зазвонил его телефон. Он бросил на меня быстрый взгляд - спасен и очень вовремя - и поднес трубку к уху.

- Да, я вас слушаю, - его голос мгновенно стал деловым и собранным. Маска вернулась на свое место. Он отвернулся к окну, полностью погрузившись в разговор, оставив меня стоять посреди кабинета с комом невысказанных слов в горле и с щемящим чувством полного, абсолютного провала.

Мои претензии, мое отчаяние, мое требование развода - все это было для него просто фоновым шумом, менее важным, чем любой телефонный звонок.

Я выскочила из школы, залитая горькой желчью и бессильным гневом. Воздух свистел в ушах. Его спокойное, снисходительное лицо стояло перед глазами.

Сиюминутная обида, бл*ть!

Я трясущейся рукой вставила ключ в замок зажигания. Мой недавно спасенный «Хёндэ» флегматично заурчал и послушно тронулся с места. Я давила на газ, пытаясь оставить позади и школу, и его кабинет, и это удушающее чувство собственной незначительности.

Ведь раньше так не было?

Раньше он всегда… что? Был любящим и заботливым. Ответственным. Небезразличным. Внимательным.

Или мне так казалось.

Я стала вспоминать все, что могло выдать в нем непримиримого тирана и манипулятора, и вдруг поняла, что многое просто не замечала. Когда мне хотелось на отдых в горы - он настаивал, что лучше для семьи и Вари поехать на море. Когда собралась повышать свою квалификацию с медсестры до врача и потратить на образование несколько лет жизни - убедил, что дочке нужна мама, а его заработка хватит на то, чтобы содержать семью. Когда я предложила отдать Варю на танцы (ведь она просто обожала кататься под музыку, пока я готовила обеды и ужины), Леша настоял на гимнастике. Строго, спортивно, престижно.

Черт!

На светофоре я ударила по рулю от злости и обиды. Это частности. Но их было так много! Так чертовски много!

Сорвавшись с места я практически сразу заглохла. Я безуспешно крутила стартер, пока аккумулятор не начал подавать признаки жизни. Машина встала наглухо на пустынном участке дороги, ведущей из промзоны к городу.

“Клаас, - с горькой иронией подумала я. - Просто прекрасно”. Я достала телефон. Первой мыслью было набрать мужа, но… зачем? Чтобы дать ему повод примчать словно супермену и со снисходительной улыбкой решить эту проблему.

Нашла номер эвакуатора, но самым оптимистичным прогнозам диспетчера, он мог быть только через час. Авария на районной трассе - столкнулись пять машин, все заняты.

Я опустила голову на руль, чувствуя, как накатывает волна полнейшей, абсолютной беспомощности. И в этот момент в зеркало заднего вида ударил свет фар.

К моему изумлению, машина притормозила и аккуратно припарковалась впереди. Из скромной, но надежной на вид иномарки вышел мужчина в темной спортивной куртке с нашивкой хоккейного клуба. Он двинулся к моей машине решительной, немного раскачивающейся походкой человека, привыкшего к льду.

Он постучал в стекло костяшками пальцев - резко, нетерпеливо. Я машинально опустила его, и в салон ворвался холодный воздух вместе с его голосом. Низким, с удивительно знакомой хрипотцой.

- Ну, конечно, кто же еще мог в этой дыре сломаться, - произнес он, и в его тоне не было ни удивления, ни радости. Только едкая, намеренная язвительность. - Как поживаешь в своем идеальном мире, Оля?

Я замерла, вжавшись в сиденье. Это был не призрак из прошлого. Это был Артем Касьянов - настоящий, взрослый и очень раздраженный. Тот самый мальчишка, который когда-то умолял меня бросить все и уехать с ним в Москву, а потом, получив отказ, исчез навсегда. Тот, чью карьеру - взлеты, падения, скандальные драки - я порой украдкой отслеживала в новостях.

Он изменился. Конечно. Прошло сколько… восемнадцать, нет, девятнадцать лет. В уголках губ залегли жёсткие складки обиды, а во взгляде, некогда таком открытом, теперь читалось лишь холодное любопытство и глухая пустота.

- Машина твоегощедрогосупруга тоже решила, что с нее хватит? - бросил он, без приглашения открыв водительскую дверь, найдя рычаг и открывая капот. - Давай посмотрим, что этот перегонный аппарат сам себе сломал.

Он не предлагал помощь. Он просто делал, а я даже слово сказать не могла.

Это было как-то… неуместно.

Его движения были резкими, но точными - видно, годы в спорте и на бесконечных перегонах между городами научили его полагаться только на себя.

Я сидела, парализованная, глядя на его ссутулившуюся спину и понимая, что моя и без того перевернутая жизнь только что сделала новый, совершенно шокирующий вираж. И этот вираж обещал стать еще более опасным.