Измена. Лёд и пепел

Глава 5

Артем.

Вернуться на двадцать лет назад - похоже на похоже на автогол в дополнительное время. Ты не просто проигрываешь. Ты собственными ногами приносишь победу своему прошлому, которое уже давно должно было остаться в раздевалке истории.

Да, я мог бы быть охренительным журналистом, если бы не был таким же гениальным спортсменом.

Гениальным.

Злым.

И безработным.

Формально, конечно, потому что только что я вышел из отдела кадров спортивной школы “Тайфун” своего родного города, там где я родился, вырос и вот наконец-то должен пригодится, несмотря на то, что никогда об этом не мечтал.

Меня приняли тренером хоккейного кружка.

Даже не команды, а кружка, мать вашу!

Вот как жизнь умеет ставить на место слишком зарвавшихся выскочек и раздавать подсрачники, чтобы не мнили себя неуязвимыми.

Руль вдавливался в ладони так, словно это он был виноват во всем. Во всем этом дерьме, в котором я оказался по уши. За окном моей Тойоты ползла унылая, казалось бы давно забытая, но внезапно знакомая до тошноты хмарь.

Те же кривые домишки на окраине и хрущевки в центре, те же покосившиеся заборы, та же серая дымка над промзоной. Несколько новых высотных спальных районов. Город каких много. Город, из которого я когда-то рвался как ошпаренный, на всех парах. И вот я вернулся. Победитель, бл*дь.

“Какого хрена я здесь?”- вопрос бился в висках тяжелым, тупым молотом.

Ответы в моей многострадальной и недолеченной башке выстраивались сами, четкие, как аптечные склянки с ядом.

Меня “отменили”. Модно и безжалостно.

Контракт с клубом? Разорвали. Контракты по рекламе? Расторгли. Не то чтобы за один прокол - этот просто стал последней каплей. Срывов хватало и раньше: неявки на тренировки, скандалы в раздевалке, парочка разбитых камер с папарацци. Но всё это удавалось замять деньгами и связями. А тут... Тут я попал в поле зрения всех. И всё полетело к чёрту.

Меня выбросили на свалку за пару едких заголовков и статей, в которых хронологично собрали не перечень побед, достижений и шайб, а скандалов и срывов, словно я какой-то псих.

И никому не нужен стал Артем Касьянов. Никому.

Осталось только пара действительно верных друзей и сын.

Ренат Ильясов, точнее его юристы выбили неплохую компенсацию за досрочное расторжение контракта - отступные, чтобы я не шумел (когда вокруг меня самого столько шумихи, вот ирония). На эти деньги я и купил квартиру в одной из новостроек с ремонтом. Двушка, площадью которая раньше была прихожей в моей доме на Рублевке.

В обломках оказался брак - жена хочет забрать дом, быть свободной и никогда не вспоминать обо мне. Наверно Ульяна как никогда рада, что так и не взяла мою фамилию.

Сын Даня… приехал со мной. Мать - ведущая ток-шоу и светская львица казалась ему еще более никчемным родителем, чем отец с вполне понятным диагнозом “импульсивное расстройство личности”. По его кислой физиономии было видно - он уже ненавидит каждую секунду проведенную здесь. Но за то, что не дает отцу сойти с ума окончательно - безмерное уважение. Когда-нибудь я смогу выразить сыну благодарность за это.

Про диагноз - отдельный разговор.

После инцидента на льду меня заставили пойти к психотерапевту. Тот разобрал мою жизнь, как старую зажигалку, по винтикам. Сказал, что я сломанный. Что мне нужно“лечение” и “перезагрузка”. А весь интернет теперь ржет, как стадо гиен. Пресса строчит пасквили.

Цирк.

Ренат, как ни странно, поддержал эту идею и настоял на моем отъезде.

- Это лучшее решение, Темыч, — Ренат не кричал, а лишь посмеиваясь смотрел на меня до этого матерившего недотепу из клиники “ Твое просветление”. Он говорил тихо, но так, что каждое слово врезалось в череп, как гвоздь. — Ты в Москве сейчас как под микроскопом. У всех на виду. И не только ты. - Вот манипулятор! - Даня из школы не вылезает, у него уже с одноклассниками проблемы из-за всей этой шумихи. Ульяна... Ну, с ней все и так ясно. Она уже юристов наняла, делит имущество, хайпит, все такое.

Я молчал, слушая приятеля и прикидывал стоит ли закурить? На миг это показалось хорошей идеей.

- Съезди домой. Вспомни, откуда ты начал. Год. Максимум два. Пока Даня школу не закончит. Там... черт, да там не может быть хуже, чем тут, под прицелами каждой второй сволочи с камерой. Да и сыну твоему будет полезно отдохнуть от всей этой цирковой суеты. А потом - назад. Игроком уже вряд ли встанешь на лед, но как тренера тебя оторвут с руками и ногами за отличные гонорары. Все забудется. У скандалов не долгий срок службы. Просто будь паинькой.

Последнее звучало как насмешка, но я знал, что в словах Ильясова нет и намека на злобу.

- Прекрасный план, - фыркнул я, с горькой язвительностью. - Прямо как в сказке. “Король-то голый! Давайте спрячем его в глухой деревне, пока народ не разбежался”. И что я там буду делать, Ра? Воспитывать новое поколение отменных хоккеистов, рассказывая им о своих победах и трудностях, которые меня привели к успеху?

- Будешь жить, - ответил он без колебаний, словно только это и имело значение. - И тренировать новое поколение хоккеистов, конечно. Может быть потом кого-нибудь заберу к себе, в “Атлант”. Я я навел справки, там такие спецы нужны. И в обычной школе физрук нужен. Даню к себе пристроишь, будет под присмотром. Деньги, конечно, не московские, но на жизнь хватит. Пока не очухаешься.

Пока не очухаешься. Фраза резанула больнее всего. Я был не ребенком, которого нужно отправлятьв деревню на лето. Я был Артемом Касьяновым. И сейчас меня списывали со счетов, отправляли в глухую ссылку, прикрываясь благими намерениями.

А Данил-то как будет рад, учитывая что он просто ненавидит хоккей.

- Замечательно, - выдавил я. - Значит, так и скажу: “Всем салют, я ваш новый тренер-неудачник, меня прислали очухаться”.

- Скажешь, что вернулся к истокам, - парировал Ильясов, не поддаваясь на мою злость. - И что хочешь поднять местный хоккей. Они это схавают. Поверь.

Мы попрощались, затем я забрал документы сына из элитного московского лицея, загрузил свой крузак всем, что можно было увезти с собой и уехал.

И вот я здесь. Там где родился и вырос.

Бред. Но, как всегда, чертов Ильясов оказался прав. Других вариантов сейчас не было.

***

Переосмыслить.

Какое тупое, пафосное, ебн*тое слово.

Моя жизнь была отличной, пока я не совершил одну ошибку. То есть ошибок, конечно было несколько, но вот эта - фатальная - разве она могла стоить мне всего?

Я сжал руль так, что кожа затрещала. Нет. Я здесь не чтобы “переосмыслить” свое поведение в задушевных онлайн встречах с назначенным для разбора моей “ситуации” психологом. И не для того, чтобы проникнуться колоритом уездного городка, о котором слышали разве что в областном центре. И не для того, чтобы вдохновить на спортивные подвиги местную гопоту, мотивируя своим примером.

Так себе из меня пример, если честно.

Я вернулся, потому что мне некуда больше деться. Потому что это единственное место, где от меня не будут ждать, что я буду звездой. Где можно просто… исчезнуть.

И, может быть, наконец-то наладить отношения с сыном.

В тот день, когда мы выехали из Москвы и на протяжении всей дороги он проронил не более десяти слов за несколько тысяч километров.

“Останови, мне надо отлить”.

“Сраный vpn, опять рухнул!” - и это обращение было не ко мне.

“На трассах вообще нет сраного интернета? Как в этой глуши можно выживать?” - а это уже ко мне.

Потом Даня уснул, уткнувшись в свой проклятый телефон. Даже во сне его пальцы судорожно вздрагивали, будто он водил по невидимому геймпаду. Сын. Шестнадцать лет. Мое самое большое достижение и самое оглушительное поражение в одном флаконе.

Оне не был в восторге и от новой школы. По сравнению с первоклассным московским лицеем здесь все было безнадежно устаревшим. Второсортным. Мрачным.

Ничего. Привыкнет Это всего на пару лет.

Взгляд зацепился за шрам на костяшках правой руки - белая, грубая полоса, прорезавшая загорелую кожу. Не от драки на льду. От того, что после случившегося пробил кулаком стену в раздевалке. Глупо. По-детски. Но тогда это был единственный способ не набить морду кому-нибудь еще..

И память, как по запросу снова нарисовала всю последовательность событий, которые привели меня сюда. Кадр за кадром, решение за решением.

Накануне матча я увидел как главный судья и придурок ушлый менеджер из команды соперников не просто курят по-братски. Быстрый, скользящий жест: конверт из рук в руки. Судья сунул его во внутренний карман пиджака, огляделся. Договорные матчи - это не новость, но вот так открыто “брать” - просто наглость. Перед выходом на лед я предупредил его, что все видел и чтобы никаких фокусов во время игры не было. Соперник принципиальный, сильный, но нам нужны очки для прохождения в следующий круг с лучшей разнице.

Этот олух ничего не понял и засудил меня за рабочий силовой прием. Пять минут, когда мы итак играли в меньшинстве.

Намеренно. С ухмылкой: “И что ты мне сделаешь?”

Бля*ь. Сломаю нос. Челюсть. Руку, который ты брал взятку, да так, что даже член держать не сможешь.

И сломал бы, если бы меня не оттаскивали трое.

А потом начался ад.

Интервью, моя рожа с адски злыми, налитыми кровью глазами на весь экран, и то как я ору вполне читаемой по губам что думаю про этого урода.

Судья, который истекая не столько кровью, сколько соплями и слюной, рассказывает всем про неадекватного изжившего свою славу и популярность игрока, который чувствует, что конец карьеры близок, вот и добывает популярность как может.

Вывод. Повел ли я себя как последний идиот? Абсолютно. Дал им идеальный повод вышвырнуть меня. В этой жизни правых нет. Есть те, кто умнее, хитрее и у кого больше денег и интереса. А я был просто дураком, который на несколько мгновений заебал*я притворяться, что все “в порядке”.

Ведь это было абсолютно не так.

Поэтому я оказался здесь, на унылой и прямой дороге, такой же как и мои нынешние жизненные перспективы. Впереди замаячил светофор, но машины передо мной объезжали какое-то препятствие по левому ряду. Справа, мигая аварийкой, стоял старенький Хендай Гетц.

Я припарковался за ним.

Надо же как-то восстанавливать карму. Или это просто часть спортивного мышления - не бросать человека в беде.

Я вышел из машины и приблизился к водительской двери, но еще до того как постучал по ней и окно опустилосья понял кто именно был за рулем.

Она не изменилась. Совсем.

Разве что стала выглядеть лучше, интереснее, чуть взрослее и мудрее. Все той же недоступной надменной стервой, которая могла бы потягаться в этом искусстве с моей почти бывшей женой.

Растрепанная, немного уставшая и потерянная, но все та же Оля.

И мир накренился.

- Ну, конечно, кто же еще мог в этой дыре сломаться, - произнес я. - Как поживаешь в своем идеальном мире, Оля?

Она смотрела на меня, не в силах вымолвить и слова. Я видел, как на ее лице борются шок, узнавание и что-то еще - стыд? Смущение?

Мне было плевать. Я видел перед собой воплощение того выбора, который привел ее к благополучию “жены успешного человека” - пусть даже на старенькой машине, но в тепле и уюте, пока я катился ко всем чертям. И этот контраст злил меня пуще всего.

- Машина твоего щедрого супруга тоже решила, что с нее хватит? - бросил я следующую фразу, подходя к капоту. Мне нужно было ранить, задеть, выплеснуть на нее хоть каплю той ярости, что клокотала внутри. Она была живым напоминанием всего, что пошло не так. С самого начала. - Давай посмотрим, что этот перегонный аппарат сам себе сломал.

***

Я захлопнул капот с таким лязгом, что где-то в перелеске вспорхнула испуганная птица. Пыль медленно осела на потрескавшуюся краску.

Для постановки диагноза потребовалось не так много времени.

- Бензонасос приказал долго жить, - бросил я, глядя куда-то мимо Оли, на серую линию асфальта. - И ремень ГРМ перескочил. Короче, я тут бессилен. Только сервис, нормальные инструменты и запчасти.

Я уже доставал телефон, через поисковик нашел номер эвакуатора. А в голове стучал один и тот же, бесящий вопрос:Какого черта ты вообще это делаешь, Касьянов?

Она взрослая. Умная. Замужем.

Вызовет такси. Позвонит своему мужу - уж у того-то наверняка есть личный водитель и пара казенных машин в резерве. Она - последнее звено в цепи людей, которых я хотел бы видеть, живое напоминание обо всем, от чего сбежал.

- Странно... - тихо проговорила она, и я вздрогнул, будто она прочитала мои мысли. - Она неделю как из сервиса... Леша говорил, что все починили.

Я фыркнул, не глядя на нее.

- Ну, видимо,Лешаплохо разбирается в машинах. Или в людях, которые их чинят.

Я снова резко вернулся к телефону, оставив диспетчеру адрес, и бросил трубку.

Уперся взглядом в грязное крыло ее Гетз, чувствуя себя последним идиотом. Я только что назойливо влез в проблемы женщины, которая двадцать лет назад меня бросила, и теперь еще и ерничал над ее мужем.

Гениально, Касьянов. Просто гениально.

Мы молча ждали эвакуатор, и я невольно изучал ее взглядом.

Время над Олей, конечно, поработало, но не испортило.

Первое, что бросалось в глаза - волосы. Раньше это была ее гордость - та самая тумая, темно-каштановая масса, что спадала почти до пояса и пахла полевыми цветами. Парни просто с ума сходили, когда она позволяла себе распускать их. И я сходил.

Теперь это каре, подчеркивающее скулы и шею. Выглядело дерзко и... устало. Словно она больше не могла носить на плечах всю тяжесть каких-то проблем и избавилась от нее.

Она вся казалась хрупкой, но не сломанной. Собранной. И до невозможности грустной. Эта печаль висела на ней тяжелым плащом, и (почему-то я был в этом уверен) к дурацкой поломке машины не имела ни малейшего отношения.

Именно это и не давало мне уйти. Мне, к моему собственному удивлению, захотелось докопаться до причины. Узнать, что могло так опустошить ту самую девчонку с огнем внутри, которую я когда-то знал.

Когда эвакуатор наконец утащил ее рыдающий Хендай, оставив координаты автоцентра, я резко, почти сердито повернулся к ней.

- Тебя куда? Подбросить?

Оля взглянула на меня, и в ее глазах мелькнула та самая паника, что бывает у загнанных в угол животных. Та же, что была тогда, двадцать лет назад, когда я предлагал ей все бросить и уехать со мной.

- Домой... - это слово сорвалось с ее губ с таким трудом, словно она давилась им. Словно это было не место, а приговор.

И вдруг она выдохнула:

- Может... кофе? В благодарность. Я все-таки должна тебя отблагодарить. Расскажешь, как крутой хоккеист снизошел до районной школы и клуба юных хоккеистов.

Я медленно поднял бровь. Это был не просто поворот сюжета. Это был сюжет из параллельной вселенной, куда меня занесло по ошибке.

- Кофе, - повторил я без интонации, пряча свое недоумение за маской безразличия. - Ладно. Давай, раз должна.

Кофейня выглядела не так стильно, как заведения в столице, но я и не ожидал много. Здесь пахло синтетическими сиропами и одиночеством.

Мы сели у окна, за столиком, на котором остались липкие круги от предыдущих посетителей. Разговор не клеился с первой же секунды. Она неловко бормотала что-то про “спасибо”, я отмахивался, делая вид, что разглядываю рекламу какого-то местного пивовара на стене.

- Как ты обустроился? - спросила Оля, избегая моего взгляда.

- Нормально, в одной из новостроек. Дане не понравился район и в принципе, что в его комнате нет панорамных окон, но думаю с этим мы справимся. - Отчеканил я, глядя на местных ребят с удочками за окном. Зачем так развернуто?

- Даня?

- Мой сын.

- Точно. Я читала про него. Он в какой-то команде по компьютерным играм.

Я кивнул. Да, мой сын не то чтобы недолюбливает хоккей, скорее максимально от него дистанцируется. Его тянет в виртуальный мир почти так же сильно как меня когда-то на лед. Проблема в том, что из Данилы может получиться великолепный игрок и его потенциал просто просирается на компьютерном стуле.

Между нами повисла тяжелая пауза..

- А ты? - наконец выдавил я, всё ещё глядя в окно. - Где твой персональный водитель? Или Леша не посчитал нужным купить жене машину, которая сошла с конвейера в нашем десятилетии?

Она вздрогнула, будто я ударил её по щеке. Пальцы сжались вокруг чашки.

- Я... сама купила эту машину. Она мне нравится, - тихо сказала она. - Независимость.

- Нравится, - фыркнул я. - На разбитой машине в глуши. Очень статусно.

И снова тишина.

Она пила свой латте, я - пережженный эспрессо, который больше напоминал гущу.

В кофейню кто-то зашел, Оля бросила быстрый взгляд на дверь и как-то мгновенно помрачнела, но продолжила вежливо спрашивать про сына. Рассказала про дочь. Возможно, что они даже в одном классе.

Паузы между нашими редкими фразами становились все тяжелее. И я с удивлением ловил себя на мысли, что не хочу ее задевать. Не хочу ерничать и вставлять колкие замечания. Потому что передо мной сидела не холодная стерва, променявшая меня на деньги и положение.

Сидела уставшая, потерпевшая крушение женщина. И ее крушение было куда тише и трагичнее моего собственного, громкого и публичного.

Вот только я пока не мог понять в чем именно.

Внезапно мне это все надоело. Поймав взгляд официанта, я жестом вызвал счет, расплатился наличными, не глядя на сумму.

- Ладно, - я поднялся, прерывая затянувшееся, неловкое молчание. - Все-таки довезу тебя. Домой.

Я сказал это не как предложение, а как констатацию. Войну можно было отложить. Сегодня я не видел перед собой противника.