Измена. Не делай мне больно

Глава 23

Бывают дни как этот.

Дни, когда хочется запереться дома, отгородиться от всего мира и переждать бурю, прекрасно понимая, что ее эпицентр не снаружи, а внутри. Внутри тебя самого.

За окном лил дождь. А уже к ночи обещали резкое похолодание, и все это рисует ужасную картину – каток по всему городу. Невозможность выйти на улицу, переполненные больницы, конские цены на доставку продуктов и такси.

От перепада температуры у меня болела голова.

И, кажется, снова вернулся токсикоз.

А зареванное лицо опухло так, что я испугалась собственного отражения в зеркале.

И да, я опять плакала. Хотя обещала себе больше не делать этого.

Вчера я почти закончила свою кондитерскую карьеру. Джейн Грей правила Англией дольше, чем я пекла свои торты. Спасибо, что в отличие от «девятидневной королевы» мне голову никто не отрубил. Хотя, судя по воплям заказчицы и лицу ее мужа – могли. Всю ночь накануне я пекла и украшала гендерные капкейки для большого праздника. Милейшая (на первый взгляд) пара решила необычно узнать пол малыша, для чего позвали всех друзей, родных и видеографа, чтобы получился памятный фильм.

По задумке в одной половине кексов была синяя начинка, в другой розовая. Чьих больше, тот и победил.

Началось с того, что кексов оказалось поровну. Двадцать на двадцать. Я долго не могла понять, в чем прокол, пока не вспомнила, что из остатков теста испекла лишний кекс – уже для себя. Но из-за спешки тупо забыла об этом и запихнула свой капкейк в коробку. На беду, он сбил им всю систему голосования.

И да, потом заказчица дозвонилась до своего врача и все-таки узнала пол ребенка, но момент был упущен. На видео остались только озадаченные лица гостей и озлобленное будущей мамы.

Все вскрылось, когда я приехала за фарфоровой трехъярусной подставкой, которую одолжила им для красивого кадра.

- Я сделаю вам большую скидку на этот заказ, - от стыда мне хотелось провалиться под пол. – И еще испеку небольшой тортик на рождения малыша, совершенно бесплатно!

Эти двое смотрели на меня так, словно хотели убить.

- С хера ли небольшой? Пеки гигантский. И бесплатный. Все будет бесплатно: кексы, торт и оплата видео, которое ты запорола.

- Но как же…

Затраты на продукты и такси до места проведения банкета вгоняли меня не просто в минус. На мне образовался неплохой долг, который я могла покрыть только из денег Сережи. Тех самых, которые поклялась не брать.

- Давайте искать плюсы в этой ситуации, - лепетала я, - вы хотели необычную гендер-party, и все вышло точно не как у других. И видео можно обыграть в смешном ключе, уверена, выйдет здорово!

- Володя, кажется эта пытается нас с тобой развести как лохов!

- Вижу, котя, вижу.

Будущая мамочка хищно осалила клыки, и из нежного создания превратилась в акулу. Обычно беременным советовали беречь себя и смотреть только на красивое. Картины в музее, или романтические пейзажи – все должно услаждать глаз и успокаивать нервы.

Судя по поведению этой дамы, смотрела она исключительно Следствие ведут с Леонидом Каневским. «Котя» так настойчиво жала меня к стенке, что я уже решила, что где-то за ее спиной прячется мясницкий нож, которым эти двое не преминут воспользоваться.

- Хорошо, я покрою затраты на видео, - согласилась я. – Но оплатите хотя бы заказ. Я ведь оказала услугу, так что…

- Мы не будем платить за твои дерьмовые кексы. На вкус как вата, меня вообще от них чуть не стошнило, поняла?

- Именно, котя, - поддакивал ей муж.

Поверить в это было сложно. Я пекла капкейки по своему фирменному рецепту и пробовала готовое тесто – оно великолепно. Может крем все испортил? Может масло дало горечь? Хотя все продукты покупались свежими и у проверенных поставщиков, но вдруг…

- Хорошо, тогда верните мне оставшиеся кексы, должна же я понять, что с ними не так!

- Ишь чего захотела, - взвизгнула заказчица. – Хрен тебе с маслом! Я все выкинула, тем более что там был волос.

- Какой волос? – Я совсем сникла. - Это невозможно, я работаю по нормам санпина, в шапочке и перчатках.

- По нормам, но не по правилам? У тебя- то ни диплома ни лицензии, верно?

- Но вы же об этом знали заранее… я предупреждала, что самоучка, поэтому и цены такие низкие. Вы же со всем согласились и были не против!

Наверное, в этот момент отцу семейства стало скучно. Потому что он оттеснил свою скандальную супругу в сторону и одной рукой припер меня к стене:

- Слушай сюда, мышь. Если не хочешь проблем с этими санпинами – хуйпинами, то сейчас сваливаешь отсюда, и вообще забываешь, как нас звали. Дорогу до двери показать или сама найдешь? Деньги за видео скинешь мне на карту, поняла?

- А если нет, - раздалось из-за широкой спины, - то мы тебе такие отзывы организуем, что тебя даже на хлебзавод уборщицей не возьмут, ага!

Мне не отдали даже фарфоровую подставку, ради которой я ехала через весь город. Подарок на годовщину свадьбы от Кораблева. Я не знала, чего было жальче: денег, треклятой подставки или себя.

Наверное, все-таки последнее, поэтому я вернулась домой, закуталась в плед, и хорошенько, прорыдавши, уснула.

Во сне было хорошо и тепло, как раньше. Я чувствовала себя маленькой рыбкой, в объятиях большого сильного океана. Он качал меня на своих руках, шумел прибоем, играл мягкими гребнями волн, успокаивал тихим шипением воды и баюкал.

Это был хороший сон. Слишком хороший. И оборвался он ровно в тот момент, когда я поняла, что кто-то действительно прижимает меня к себе.

Проснулась я за мгновение до того как открыла глаза. Сначала мозг успел испугаться, сердце застучало как бешеное, разгоняя кровь по венам, и только потом я увидела Сашу. Он спал на своей половине кровати. Небритый. В одежде на чистом постельном белье. Я не видела мужа несколько дней, но выглядел он как ученый, вернувшийся после долгой экспедиции.

- Саш, - прошептала я.

- Не надо, - так же тихо ответил он, - пускай это не заканчивается. Пускай хоть немного все будет как раньше.

Я убрала его руку со своего бедра. Инстинктивно втянула живот, чтобы защитить его от чужака. Как раньше уже не будет, милый. По твоей вине.

Кораблев кожей ощутил перемену в воздухе. Пространство вокруг нас нагрелось и заискрило как под током.

Он открыл глаза, и рывком сел в кровати.

- Зачем пришел.

- Говорить.

- Ну, начинай… потому что я уже все сказала.

Муж схватился пятерней за макушку и с силой потянул себя за волосы. И теперь к страдальческой гримасе прибавилось еще и легкое чувство боли. Волосы натянулись так, что их можно было вырвать с корнем.

Я отошла в сторону, не мешая человеку себя истязать. Зачем?

Огляделась, подошла к креслу и присела, все это для того, чтобы прикрыть живот подушкой. Он еще выглядел так, будто я плотно поела, но в некоторых ракурсах угадывался мой секрет. Тот, который я не могла рассказать предателю.

- Саш, ты или говори, или проваливай.

В сухих, воспаленных глазах Кораблева вспыхнуло что-то похожее на обреченность. Так выглядели смертники, шагающие на эшафот. Они знали, что жизнь теперь измеряется не в метрах, а шагах.

Один шаг и ты мертв.

- Ну, - повторила я, прижимая подушку ближе к себе. Она как броня скрывала меня от жадных, болезненных взглядов Саши.

- Шесть.

- Чего шесть?

- Ты спрашивала, сколько было женщин. Погоди, - он поднял ладонь вверх, - я пришел, чтобы поговорить, потому что… не хочу терять тебя, как бы это сейчас не звучало. У меня было шесть измен.

- Ты имеешь ввиду, шесть разных женщин? – ошарашенно прошептала я.

Саша ответил молчанием, но все был понятно и так.

- Шесть любовниц. Не одна, не две… с другой стороны, спасибо, что не сотня, верно же? Господи, шесть, а я значит седьмая. Из нас бы вышла неплохая команда по гандболу.

- Вика…

- Ты прав, ты прав, - я беспокойно теребила подушку в руках, но потом опомнилась и снова накрыла ею живот. Мысли в голове проносились со скоростью комет, так что не всегда успевала их рассмотреть, не то чтобы услышать. Вжух и виден только остывающий след. Вжух и снова пугающая тишина. Я должна была что-то спросить, что-то узнать, но язык совсем перестал шевелиться.

- И долго длилась эта связь… связи.

- Ты уверена, что хочешь знать?

Скулы на Сашином лице заострились, до того он сжал челюсть. Я видела, как Кораблев еле сдерживает себя, чтобы оставаться на месте. Чтобы не вскочить, не бегать по комнате, не размахивать руками, как обычно во время наших ссор. Сейчас он сама выдержка. И говорил со мной так тихо, так спокойно, как врач с буйно помешенной.

- Ты прав, тем более, ты и так ответил на мой вопрос. Я даже не знаю, что сказать после такого. И надо ли.

И тут его сорвало. Саша резко поднялся, в два огромных шага пересек комнату и плюхнулся на колени, прямо передо мной:

- Вик, прости, - он хватал меня за руку и целовал ладони, оставляя на коже горячее дыхание, - прости меня, ну дебил! Больной придурок! Я же реально больной, меня лечить надо! Я готов! Я с ума сходил, когда думал, что ты все узнаешь, скрывал как какой-то шпион, я просто… я просто не думал, что могу тебя потерять! Прости, прости, маленькая!

- Зачем, - прошептала я, старательно отдирая от него свои пальцы. Они стали такими же горячими как сам Кораблев. – Зачем все это, чего тебе не хватало?

- Тебя, - только и сказал он.

- Саш, посмотри. – Я беспомощно развела руками. – Посмотри по сторонам, меня не осталось, я вся растворилась в тебе! Так что прости, но ответ хоть и приятный, не учитывается. И пожалуйста, не трогай меня так.

И там. Так и там. Саша слишком опасно прижимался ко мне лицом, и я все еще боялась, что он все о поймет. Нет не так. Я удивлялась, почему он не ПОНЯЛ до сих пор! Ведь все так просто! И вместе с тем невозможно.

Я убрала Сашины руки со своего бедра и поглубже зарылась в кресло, практически сливаясь с подушкой. Если бы можно, то я накралась ею с головой, до того неуютно мне стало здесь.

Медленно и как будто механически Саша закивал головой:

- Конечно, прости.

Он поднялся с колен и вернулся обратно на кровать. Покрывало было все еще смятым, потому что мы только встали. И эта картина так напоминала о нашем прошлом, что хотелось выть в голос.

- Ты всегда изменял мне?

- Периодами, - произнес мой муж и зло усмехнулся. Как будто сам себя ненавидел за этот ответ. – Это не связано с нашими отношениями, не было такого, что я поссорился с тобой и пошел искать себе бабу. Скорее… не могу объяснить… что-то типа потребности в адреналине.

- Адреналине? – Ошарашенно прошептала я.

Он молча развел руками. Действительно, что тут скажешь? Разве что можно лишний раз назвать меня дурой, слепой идиоткой, которая полюбила летчика и всю жизнь делала вид, что это самая обычная профессия. Почти как бухгалтер или продавец.

- Значит, со мной тебя уже не торкало?

- Дело не в тебе, Вик.

- Конечно, конечно.

- Я просто… не знаю, цеплялся за что-то и падал.

- Очень удачно. Каждый раз в чьи-то мягкие сисечки.

Саша поморщился. Он не любил и не понимал сарказм.

- Я, правда, не хотел, чтобы ты узнала. И все делал для этого.

- Как благородно. Но не лучше ли было делать все, чтобы не изменять мне?

- Лучше! Лучше, Вика, веришь? Но как, бля*ь? – Саша со смехом откинулся на кровати. Несколько минут я видела, как сотрясается в спазмах его большое тело. Как вздувается живот, как корчится в болезненных муках мой любимый человек.

Не то смеется. Не то плачет.

Но когда мне стало страшно за него, он вдруг успокоился и произнес чужим, утробным голосом:

- Я потерял все, Вика. Работу, дом, машину, свое имя, свою мечту.

И от того тона, каким он перечислял свои потери, меня заколотило в слепой ярости. Какая драма! Какой эгоизм! Все мое-мое-мое. И мечта и цели, вот только где здесь я? Почем опять потерялась? Саша не изменится и оставалось это только принять, а я сопротивлялась.

Сидеть с ним в одной комнате, дышать одним воздухом, все еще носить его фамилию – это стало не просто болезненно, нет, невыносимо!

- Ты потерял? Ты?

- Да я! - Он вскочил с кровати и сделал шаг навстречу, но замер, почувствовав на себе мой прожигающий взгляд. Не сейчас, Кораблев. Если хочешь уйти отсюда целым, то не трогай меня.

- Не поверишь, Саша, но у меня тоже была мечта, - спокойно произнесла я. – Не такая возвышенная как у тебя, но ведь это и не обязательно. Не всем дано мечтать поравняться с Богом. Не все хотят взмывать в небо, спасать людей, вершить революции, управлять империями. И от этого их мечты не становятся какими-то неправильными, понимаешь? – Кораблев безучастно кивнул, будто не слышал моих слов. И не надо, все это я говорила не для него. Для себя. – Я всю жизнь жила с мыслью, что я какая-то неправильная. Не так одевалась, не там училась, слишком скромная и тихая для тебя такого великого! Я правда думала, что не подхожу тебе! И, наверное, не подходила. Но это не отменяет того, что и у меня была мечта! Прикрывать тебя, пока ты там летал. – Я откинула подушку в сторону. Сняла с себя броню и предстала перед мужем не просто открытой, не просто сняв видимую защиту, а с сердцем вывернутым наизнанку. – Я, Саша, мечтала о семье. Я мечтала том, как буду готовить вкусный ужин, чтобы тебе хотелось возвращаться домой. Как буду помогать тебе идти к твоей цели. Как буду твоими плечом и поддержкой. Как буду воспитывать наших детей, таких сильных, таких похожих на тебя.

Пальцы задрожали. Я сильнее впилась ими в подлокотники кресла, чтобы Саша не видел, как меня трясет. Но он и не смотрел. Стеклянные глаза уставились прямо в стену – сквозь меня.

- Я тоже мечтала, Саша. И я тоже потеряла свою мечту, как и ты. И пожалеть меня совсем некому.

- Сейчас ты уйдешь, - Саша скривил губы в горькой улыбке, - выйдешь замуж снова, заведешь ребенка и все будет хорошо. Ты можешь так сделать. Я – нет.

Я встала со своего кресла и поплелась в сторону выхода. Господи, снова слышать, как несчастен мой муж, как несправедлива к нему судьба, было невозможно. Потому что я тоже оказалась несчастной, запертой в этой комнате с кривыми зеркалами, где все наши мечты исполняются, но не так, как мы того хотели.

Никто и не обещал нам ту самую эфемерную справедливость. Терять что-то часть нашего пути, так уж вышло. Осталось это принять. И жить дальше.

- Я так и не смирился с тем, что не могу проститься.

- Что? - Я стояла в дверях, когда меня догнал его голос.

- Проститься, Вика. То, чем мы с тобой занимаемся. Ты попрощаешься со мной и отпустишь, а я так сделать не могу.

Он накрыл подушкой лицо, прижал ее плотнее и заорал изо всех сил. Перья глушили крик, отчего он становился тише и страшнее. Гораздо страшнее.

- Саш…

- Нет, - прохрипел он, - ты дослушай. Больше мне некому это рассказать. И пожалеть меня тоже, как оказалось некому.

От обреченности в его голосе мне захотелось плакать вместе с мужем. Потому что он плакал.

- Я всегда знал, что у меня будет конечная точка. Мой последний полет. – Я много раз слышала эту историю, но не смела перебивать Сашу сейчас. Пускай выскажется. – Я не знал наверняка, но догадывался, какой это будет рейс. Мой любимый. Я в последний раз взмою в небо, поцелую клювом самолета облака, последний раз пообщаюсь с пассажирами и съем свой последний разогретый безвкусный обед. А когда все закончится, когда я посажу самолет и услышу, как мне аплодируют, не только пассажиры, но и члены моей команды, я пойму, что это конец. Положу под кресло фуражку, так чтобы механик выкатил меня назад прямо по ней. А на трапе меня будут ждать все наши. С алыми розами. С огромным букетом алых бля*ь роз. Потому что так провожают всех летчиков! Потому что это традиция! Часть нашей жизни! Из которой меня просто выкинули! Я не смог проститься со своим самолетом, мне не дали. И теперь все эти люди, мои коллеги, делают вид, что я прокаженный. Как будто они заразятся чем-то, если просто поговорят со мной, понимаешь? Так ведут себя здоровые, когда приходят в палату к смертельно больному. Делают что-угодно, лишь бы не смотреть в глаза.

- Мне жаль, - прошептала я.

- Мне тоже, - ответил он.

И когда я спускалась по лестнице, меня догнал его тихий и потому такой пугающий голос:

- Я не договорил. Я потерял работу, дом, машину, имя и мечту. Но самое страшное случилось, когда я понял, что потерял и тебя тоже.