Измена. Не делай мне больно

Глава 27

- Викуш, голодный как волк, есть что-нибудь пожрать?

- Слипшиеся макароны и остывший суп.

- Звучит нереально аппетитно, давай все и сразу, а я пока отмоюсь, если бы ты знала в каком дерьме я побывал.

- У тебя выключен телефон.

Медленно, как в черно-белом фильме с заевшей пленкой, я иду по коридору за Сашей. Тот стягивает на ходу свитер, спускает штаны, кидает на консоль летную фуражку, которую зачем-то притащил домой, и заходит в ванную. Он оставляет дверь открытой, но из-за душа я почти не слышу, что говорит Кораблев.

А он все не замолкает. Рассказывает что-то, шутит, и сам же смеется, пытается передать интонациями важность своих слов, пока я стою в проходе и качаю головой:

- Ничего не слышу.

И ничего не вижу, - из-за клубов пара я едва угадываю очертания своего мужа.

И ничего не чувствую.

Меня здесь будто нет, та Вика, которую я знала куда-то испарилась, оставив вместо себя пустую оболочку.

Наконец Саша выходит из душа, он натягивает на бедра пижамные штаны. Те болтаются на животе – холостяцкая жизни не пошла ему на пользу. Муж сильно похудел и сейчас выглядит болезненно.

- Где ты был, - наконец спрашиваю я.

- Говорю же, ездил продавать нашу ласточку. Этот хрен с горы уперся и ни в какую не хотел приезжать сюда. Привези да привези.

- Какую ласточку?

- Нашу машину, Викуш, ну ты чего, - Саша обхватил мое лицо руками и быстро поцеловал меня в лоб: - не тормози. Говорю, тачку продал.

- Ты же не хотел?

- Я и в долг жить не хотел. Надо как-то кредиты закрывать, крутиться, жить дальше. Сейчас погасим все кредитки и займы, потом оформим банкротство, квартиру забрать не смогут – единственное жилье. Сделку придется на тебя повесить, там нужно не работать какое-то время, да ты ж и так не работаешь. А потом…

- Почему ты не отвечал на телефон?

Саша замолкает и серьезно смотрит на меня. Во взгляде осуждение, и детская обида, как будто я не дала договорить что-то очень важное. Сбила с мысли и он забыл, что сказать дальше.

- Сел же, говорю.

- И ты не мог попросить зарядку где-нибудь в кафе?

- Вик, ну ты чего? Я мчался до Троцка, три часа ходу, чтобы забрать этого придурка. Потом осматривал с ним машину, вез его обратно. Он, кажется, бэху взял, только потому что я его бесплатно прокатил. Сейчас посплю, и пойдем оформлять сделку.

- А не позвонил почему?

Я повторялась. Но у меня закончились все другие мысли. В голове осталось три столба на которых висели красные флаги, как предупреждение об опасности. Что бы ни было дальше с Кораблевым, как бы он себя не вел, я больше не смогу ему верить.

- Ну, идиот, прости! Думал только о том, как деньги поскорее получить, как закрою часть наших проблем! Вик, ну я правда ни с кем больше не был, как ты меня из дома выгнала, так все, бабка отшептала. У меня даже член больше ни на кого не стоит! Может ты реально к гадалке ходила, - он с легкой надеждой посмотрел на меня.

А мне стало неприятно. Все эти истории, у кого как стоит меня больше не касались. Грязь, в которой я не хотела мараться.

- Пойдем, я разогрею суп.

Кораблев шел за мною следом. По пути он схватил оставленную фуражку и принялся крутить ее в руках. Поймав мой взгляд, пояснил:

- Да забрал из машины, не оставлять же там.

- Понимаю.

- Я завязал со всем этим, Вик. Небо, облака, птицы – херня все это. Было и было. Сейчас немного очухаюсь и буду себе нормальную работу искать. На земле.

- Ты сам в это веришь?

- Думаешь вру? А такое тебе как?

Саша подошел к окну, распахнул его и выкинул на улицу фуражку. Та блином закрутилась в небе и эффектно опустилась в коричневую снежную жижу. Мы молча стояли перед окном и смотрели за последним символом Сашиной мечты.

- Шапка эта же не при чем была, - тихо произнесла я, - зачем выкидывать.

- Я не могу тебя потерять, Вика, - прошептал Саша мне прямо в затылок. Сильные пальцы сжали меня за плечи, он прижимался ко мне всем телом, так что я ощутила его возбуждение в районе своих ягодиц. Саша хотел меня. А я хотела сдохнуть.

- Суп кипит, - я извернулась и обогнула его стороной, чтобы мы больше не касались друг друга.

Ели молча. Кораблев быстро черпал ложкой бульон, каждый раз шкрябая ею дно тарелки. Он рвал хлеб на куски, макал мякиш в суп и проглатывал не жуя. Макароны смаковал, будто перед ним блюдо уровня Мишлен. На десерт сточил обрезки торта, и раз пять сказал, что лучше меня никого нет.

И вероятно эти слова не были пустой бравадой, ведь теперь ему было с кем сравнивать. Точнее не так, теперь я знала, какой кастинг пришлось пройти, чтобы заслужить это звание «лучшей». И на хер оно мне уперлось?

Я встала со стула, рефлекторно прикрывая живот рукой. После завтрака на кухне царил хаос и нужно бы прибраться, вот только сил на это не осталось.

- Я помою посуду, - прокричал Саша из зала. – Викуш, отдыхай, выглядишь неважно.

Я дошла до комнаты, где спрятался Кораблев. Тот валялся на диване и бесцельно переключал каналы телевизора.

- На какую работу ты хочешь устроиться? Сейчас на рынке не так много предложений.

- Что-то офисное, но без бумажек. – Кораблев выпрямился и сел ровно. Все происходящее напоминало семейную сценку: мама пришла с родительского собрания, а дома ждет провинившийся сын. - Могу продавать машины или риелтором пойду. А что, рожа у меня не протокольная, говорю складно, все получится! Лёва звал в бригаду обои клеить, но я не пошел, хотя деньги не плохие.

- Почему не пошел, - равнодушно спросила я.

По большому счету меня не касалось все, что надумал себе Саша. Мы говорили и проживали этот день по инерции, повторяя заезженный из раза в раз сценарий прошлых лет.

- Ну как же, стройка это грязная работа, а мне нужно беречь руки, если…

Саша запнулся и с испугом посмотрел на меня.

- Если?

Он встал. Медленно приблизился ко мне, словно я была душевно больной в психушке и могла выкинуть что-то эдакое. Кораблев не мигая смотрел прямо в глаза, а руки держал ладонями вперед.

- Вик, ты только не сердись…

- И не думала. Но сейчас начинаю волноваться.

- Не надо. Тут все еще не понятно, звонил Михалыч, сказал, что нашим могут перепасть льготы при поступлении в ВУЗ. Вроде как закроют глаза на пробелы в теории, и вообще махнут рукой, лишь бы мы больше не поднимали шум.

- Ты же говорил, что это на четыре года?

Саша улыбнулся. Болезненно и страшно, как Арлекин. Уголки его губ дрогнули и замерли в пугающем оскале:

- Не могу отпустить, Вика. Я так и не простился с небом.

Я видела блестящую дымку в его глазах. Саша почти что плакал.

- Я такая идиотка, Кораблев. Ревновала тебя к разным бабам, когда у меня был совсем другой соперник – твое небо.

- Небо и ты, - он развел руками, - вы для меня на одном уровне. Я не могу потерять тебя, но и его оставить не получается.

Он подошел и прижался ко мне всем телом, обнял, цепляясь пальцами за плечи, а я позволила ему это. Пускай, нам уже нечего терять. Но мою слабость Саша принял за одобрение. Он перенес ладони на мое лицо, сжал его и с жаром зашептал, глядя мне прямо в глаза:

- Это временно, милая. Я все распланировал, квартиру пока сдадим, жить будем в общежитие, нам же не привыкать! Придется переехать, но и это не страшно! Нас теперь тут ничего не держит! Не бросай меня только. Я без тебя не смогу, не справлюсь! Ты мой талисман, понимаешь?

- Четыре года в общежитие и без работы?

- Всего четыре года! Не пугайся, хуже, чем раньше не будет. Ну да, мы с тобой уже не дети, но с другой стороны, Смактуновский тоже не мальчиком начал, а потом смотри куда выбился. Что тебя смущает? Кастрюли все перевезем, похлебку будем есть самую простую, нам же много не надо. Ты у меня девчонка закаленная, только не оставляй меня, прошу! Тараканов вытравим, стены перекрасим, ты станешь продавать свои вот эти конфеты, а я учиться. Ну ты чего хмуришься?

Хмурилась я, потому что Саша забыл, что и тараканов вытравливали и стены красили не мы. Я. Я сделала для его неба столько, что впору медаль в Кремле получать наравне с мужем. Да только кто бы тот подвиг заметил.

Саша льнул, обнимал, просил ласки, и я автоматически гладила его по голове. Как щенка.

- Все же будет хорошо? Ты меня не оставишь?

- Все будет хорошо, - я ответила только на первый вопрос, - Саш, давай я тебе перестелю в спальне, тебе нужно поспать.

Глаза Кораблева вспыхнули мягким светом. Он сложил мою руку в кулак и осторожно поцеловал костяшки пальцев.

- У нас все наладится, милая. Я обещаю.

В ответ я только еще крепче обняла мужа, прежде чем отпустить. Навсегда отпустить.

Как иронично. Женщина может мучиться, посвятить себя одному лишь ему, ломаться и любить всю жизнь, а в среду вдруг перестать. Сегодня как раз среда…

Первым делом я достала из грязи Сашину Фуражку. Отряхнула с кокарды бурый снег, поправила козырёк, попутно вытирая с него капли и убрала все в пакет.

За годы службы женой летчика я сроднилась с Сашиной фуражкой и теперь стыдилась того, что он выкинул ее на улицу.

Нельзя так с теми, кто был с тобой до конца. Ни с людьми, ни с вещами.

Я успела добежать до остановки, когда мне позвонили. На дисплее высветилось Настино имя.

- Анализы отличные, тебя хоть в космос отправляй, - прощебетала она. Как-то слишком радостно и натужно.

- Ты позвонила за этим?

- Не совсем. – Савранская взяла паузу, чтобы подобрать нужное слово. Непривычная для нее ситуация, подруга всегда знала что сказать. – Слушай, как там с Сашей?

- Я ему ничего не сказала, если ты об этом.

- Ну и хорошо, - слышу глубокий вздох, - может и не надо.

- Может и не надо. Насть, тут автобус идет…

- Сегодня приходила в консультацию твоя Жанна, она беременна.

Мы сказали это почти одновременно. То есть начали говорить вместе, но закончила одна Настя, пока я стояла оглушенная новостями.

Жанна. Любовница моего мужа. Беременна.

Сердце учащенно стучало, билось о ребра как птица о прутья клетки. Быстрее. Наружу, на свободу, куда-нибудь, где не так душно.

- Вик, не молчи, пожалуйста, - раздался жалобный голос. И не дождавшись ответа, Настя добавила: - что ты там делаешь?

- Снег ковыряю.

Я не соврала и даже не сошла с ума. Просто стучала носком ботинка по снежной глыбе и смотрела, как та крошится на куски.

- Мне приехать? Где ты сейчас?

- Не надо. Да и зачем, - прошептала я.

И правда. Мне никого не хотелось видеть. Мне ни с кем не хотелось говорить. И даже новость, которая еще месяц назад могла придавить плитой, а скажи мне об этом еще раньше, то вообще убить, сейчас… не вызывала ничего. Кроме чувства брезгливости.

Врать любимым неправильно. Заводить детей на стороне неправильно. Изменять неправильно. И вот тут мы с Кораблевым виноваты оба.

- Это его ребенок?

- Не знаю, по срокам… ну они как раз в этот период терлись.

- Он о нем в курсе?

- Да я тебе бабка Ванга или кто? - взорвалась Савранская. Она в отличие от меня испытывала хоть какие-то эмоции.

- Насть, не злись, я просто не понимаю пока, как реагировать. Она… черт, я даже не знаю, что спросить.

- Подождите за дверью, пожалуйста, - крикнула подруга в сторону. Я едва расслышала возмущение на другом конце линии, видимо Настя вела прием и позвонила мне, не дожидаясь перерыва. – Не знаешь, тогда молчи. Говорить я буду. В общем, пришла эта Жанна, зареванная, страшная, ну караул, короче. Сказала, что забеременела, а муж вроде как против, не верит, что это его ребенок. Узнавала, как там правильно сделать ДНК, а потом… потом расплакалась и попросила записать ее на аборт. Так и сказала, на аборт запишите! Как на маникюр, блядь! Совсем уже эти бабы ополоумели!

Я слушала подругу, не дыша. Пыталась сопоставить каждое ее слово с ситуацией и все сходилось. Последний пазл головоломки легко встал в полотно, образуя всю картину. Пугающую в своем уродстве.

- Аборт значит. Ну… пускай.

- Да что ты такое несешь? – прошипела Настя.

- Ничего. Меня это не касается. Это больше не мое дело, понимаешь?

Савранская замолчала. Всю злость она вложила в то, чтобы тарабанить карандашом по столу и до меня доносился этот легкий монотонный стук.

- У нее срок большой, Вика. Ее в клинике на аборт никто не возьмет, а если она пойдет куда-то в подворотню, за левую денежку, то… всю жизнь девчонке изговняют!

- И?

- Что «и»?! Детей у этой дуры не будет, это в лучшем случае! А в худшем сдохнуть можно, если такие процедуры в косметическом кабинете делать!

Я проводила взглядом третий по счету автобус. Все они могли довести меня до нужного адреса. Вот только я не знала, надо ли мне теперь туда.

- Сволочь твой Кораблев, вот что.

- Это факт, - произнесла я. – А от меня ты что хочешь?

Настя сосредоточенно пыхтела.

- Савранская, я не буду играть в Мать Терезу и не стану уговаривать Жанну оставить ребенка, поняла? Это не моя жизнь и не моя ошибка. Я за свои сама отвечаю, а она за свои сама.

- Вик, ну она ж еще почти ребенок, головой не соображала.

- Ни хера себе ребенок! – взвилась я. - Как ноги перед моим мужем раздвигать, так взрослая. А как за ошибки расплачиваться, так ляля и все должны вокруг нее носиться! Савранская, не забывайся!

- Ладно, не кричи. Так мы ни до чего не договоримся. Пускай, как ты сказала, в конце концов, живут люди без детей и счастливы. На Римму нашу посмотри, все у нее хорошо, всем довольна.

Настя с опытностью хирурга надавила на все болевые точки сразу. Потому что я тоже жила без детей. И тоже делала вид, что всем довольна, так что никто не мог разглядеть слезы под этой счастливой маской.

А теперь такая же участь ждет Жанну.

Я ей этого не желала. И я ее не жалела.

Не получалось.

- Насть, в автобус сажусь, тут связь не ловит, - соврала я и сбросила звонок.

Никакого автобуса рядом не было. Наоборот. К пустой безлюдной остановке подъезжала машина – приметный и практичный джип Фридмана.