На кухне тихо.
Я достаю формы, миксер, посуду, чтобы делать торт. Убираю волосы в пучок, подгибаю рукава.
Торт – в стиле Париж. У заказчицы день рождения, и она хочет "чего-то французского, но не банального". Я предложила шоколадный мусс, черничную прослойку и айсинг в цвете розового шампанского. Но самое главное – декор.
Замешиваю тесто и одновременно набираю номер. Зажимаю телефон между ухом и плечом.
– Да, Даш, что-то случилось?
– Нет, я… Ром, прости, пожалуйста, что утром так вышло. Мне ужасно неудобно перед тобой. Я не ожидала, что муж дома и мы пересечемся.
– Все нормально, Даш, правда. Я все понял. Муж – это муж, – в его голосе звучит мягкое понимание. – У него есть право ревновать. Хотя, кажется, он воспринял все довольно серьезно.
– Да… просто… у нас сейчас не самый лучший период, – осторожно признаюсь я. – Поэтому я временно у мамы и… в общем, прости.
– Я понял сразу, что ты не просто так живешь отдельно, – отвечает он, не торопясь, словно подбирает слова бережно, чтобы не задеть мою боль. – Я просто хотел поддержать.
– Я знаю, Ром. Спасибо тебе, правда. Мне это сейчас очень важно.
– Не думай об этом, ладно? Это мелочи. Главное, чтобы у тебя самой все было хорошо, – тихо говорит он, и я почти вижу его теплую улыбку на другом конце провода. – Если нужна будет помощь или просто поговорить, звони. Без всяких обязательств, просто по… дружески.
– Спасибо, Ром, – выдыхаю с облегчением. – Это правда много значит сейчас.
– Береги себя.
Ставлю в духовку коржи.
Ярослав сказал, что она пришла сама. C дрожащим голосом и жалобными глазами. Говорила, что переживает за Катю. Что не спит, не ест, что ей страшно. Что сердце колотится, давление скачет.
Отчасти виновата я, да. Ну, как виновата…
Оговорилась, что нужны кое-какие вещи, а Яр на работе и не хочу его дергать. Она и предложила забрать и привезти.
Напрягаю память.
Я говорила еще, что могу подождать, но Марина настаивала, что ей не сложно. Неужели все продумала заранее? Как раз, когда он будет один в квартире? Нет… не может этого быть.
Включаю плиту. На водяной бане топлю шоколад. Темный, почти черный. Он тает медленно, вязко, будто нехотя, как и я – в этой реальности. Из него хочу сделать Эйфелеву башню.
Я не знаю, как быть с этим. Как смотреть им в глаза? Как потом жить, зная, что мой самый родной человек стал чужим телом в чужих руках. Пусть даже и не по своей воле. А может, по своей.
Ярослав говорит, что она его чем-то напоила и он не отличил ее от меня? Как можно нас не отличить. Мне кажется, я если обниму другого, то пойму, что это не мой муж.
Марина говорит, что он начал сам к ней приставать и она не смогла ничего сделать. Не смогла или не хотела? Или соблазнила его, что он сам не смог устроять?
И кто во всей этой истории эта Анна? Есть она вообще? Реальная? Или шутка чья-то, чтобы нас разлучить?
Кто бы мне рассказал правду.
Пока масса остывает, достаю подложку и устанавливаю заготовку – три коржа, прослоенные муссом и тонким слоем черничного джема.
“Повезло тебе, Даш. Он тебя обожает".
“Почему у тебя нет брата?”
“Где бы найти такого же?”
Все такие фразы раньше воспринимались, как шутка. Сейчас же слышу в них подтекст.
Он не твой. Поделись.
Неужели столько лет она молчала и ждала? Чего?
Что я ему надоем? Или что у нас что-то пойдет не так и мы разбежимся?
Дождалась, получается? Или сама все спровоцировала?
Я режу полоски пергамента и беру тейп-ленту – тонкую, чуть липкую, почти как шелковая нить, пропитанная терпением. Начинаю тейпировать шоколад. Обматываю заранее застывшие лепестки и тонкие фигурки. Делаю из них маленькую Эйфелеву башню – символ мечты, хрупкий и абсурдно романтичный. Фиксирую у основания. Потом рядом – миниатюрный багет, крошечная чашка кофе из мастики. Вишенка – тонкая лента из золотого изомальта, закрученная, как завиток на темени парижанки.
Я боюсь ошибиться. Боюсь дать шанс Ярославу, в то время, как он сам этого хотел, а значит, может и повторить. И не только с Мариной. Боюсь, что потеряю подругу, которой домогался мой же муж.
Как на чаше весов. Я стану женщиной, которая однажды не простила. А еще страшнее – которая простила.
На завершающем этапе беру кисть и припудриваю верхушку сухим жемчужным пигментом. Получается приглушенный блеск – будто дождевая пыль на вечернем Париже. Перехожу к бортику, по краю рисую съедобным маркером тонкие узоры. Они получаются не сразу, дрожит рука. Но я не сдаюсь. Я должна закончить. Хотя бы этот торт.
Когда все готово, отступаю на шаг. Смотрю.
Нежная, сладкая, романтичная Франция.
Может, не все потеряно?
Может, заново можно выстроить все, как этот торт? Шаг за шагом, ярус за ярусом.
Я убираю торт в холодильник. Навожу порядок на кухне.
Случайно цепляюсь взглядом за настенный календарь. Несколько дней никто не передвигал ползунок и дни остановились, как будто все замерло в ту самую пятницу.
Двигаю и пробегаю пальцами по дате, рядом с которой стоит точка. Сердце обрывается.
Так обычно отмечаю, когда должны начаться эти дни. Никто не разбирается, а у меня на виду.
От этой точки прошло уже четыре дня.
Четыре!
Бросаю все. Сбиваю плечом дверной косяк, не замечая. Иду в комнату, открываю ящик стола. Там – мой ежедневник. Потертая обложка, заломленные уголки. Он знает все про меня. Когда начались. Когда закончились. Где я была. С кем. Даже что готовила – где-то там на полях записано.
Листаю. Быстро. Сердце стучит, как каблуки по кафелю в пустом коридоре.
Вот. Нашла.
И да – все верно. Четыре дня. Уже четыре дня.
Может, стресс? Может, нервы? Или все сразу – стресс, нервы, недосып, страх, обида, злость, бессилие... Все, что сейчас живет во мне, словно теснится в одной комнате с тем, кого я еще не знаю.
Словно внутри, посреди всей этой грязи, лжи, предательства – может быть кто-то. Маленький. Чистый. Совсем другой.
Мы не планировали. Но и не предохранялись. Прерывали. Смеялись даже, что если случится – значит, судьба. Значит, наш. Будет еще один.
Три года – ничего. А теперь?
Как вообще так получилось?
И почему именно сейчас?
Как мне носить в себе жизнь, когда все вокруг умирает?
Когда я не знаю, кто враг, кто друг. Кто отец. Кто предатель.
Но если он уже есть – то я не одна. Тогда все не зря. Тогда я – сильнее, чем думала.
Теперь даже и не знаю, с кем это все обсудить. Подруги нет. Мама сразу Ярославу расскажет. Сам Яр… пока со всем этим не разберусь, ему точно не надо знать.
А вот мне надо. И срочно.
Снимаю ключи с крючка. Надеваю куртку. Выхожу.
На улице пахнет дождем. Только прошел недавно, а я и не заметила.
Конечно. Где там, когда внутри такая буря!
И что-то, что может быть началом. Или концом.
И я еще не знаю, чего я боюсь и хочу больше.