Измена. Он не твой

Глава 31

Я хватаю телефон, пытаюсь открыть переписку. Звоню на номер – "Абонент недоступен". Пробую еще – "Ваш номер заблокирован". Он выезжает со стоянки, даже не оглянувшись.

Я стою с испорченным тортом. Посреди улицы.

Пальцы трясутся. Мимо проходят люди. Смотрят. Кто-то сжал губы. Кто-то смеется.

А я... не знаю, как не разрыдаться прямо сейчас.

Моя работа. Мой труд. Мои шесть часов работы.

Даже больше этот торт – это надежда, что я могу начать новую жизнь, пусть с мелких заказов…

Этот заказ должен был быть первым шагом. А оказался пощечиной от мира.

А я уверена в своей работе на сто процентов.

Ярослав подъезжает к дому как раз в тот момент, когда я стою посреди двора с перевернутым тортом в руках. Коробка измята, крем уже течет по пальцам, Эйфелева башня безжалостно размазана по прозрачной крышке.

Он выходит из машины, делает пару шагов и останавливается, словно наткнувшись на невидимую преграду. Смотрит на меня с недоумением, и это недоумение быстро сменяется тревогой.

– Даша, ты что здесь делаешь? Что случилось?

Его голос пробуждает во мне чувство, от которого я едва держалась. Что-то хрупкое внутри наконец ломается, и меня начинает трясти. Сначала едва заметно, потом сильнее и сильнее.

– Все… все зря! – выплескиваю я, задыхаясь от слез, которые сами собой текут по щекам. – Я больше не могу, Яр! Все разваливается! Я… я даже дурацкий торт не могу сделать!

Ярослав быстро подходит ко мне, забирая измятую коробку с торта и ставя ее на капот машины. Он осторожно, почти с опаской, словно боится причинить боль, берет меня за плечи и разворачивает к себе.

– Посмотри на меня, – тихо, но уверенно говорит он. – Что произошло?

Я пытаюсь взять себя в руки, но слова вырываются наружу сами, обрывками и сквозь рыдания.

– Этот мужик… Заказчик… Он… Он сказал, что у меня руки не оттуда растут! Перевернул мой торт прямо на улице! – начинаю всхлипывать, захлебываясь от несправедливости и собственной беспомощности. – Он и не заплатили даже. Сказали, что я ничего не умею. А потом еще… она… она опять написала… Твоя Анна… Яр, я не могу больше!

– Нет у меня никакой Анны, – Ярослав напряженно выдыхает.

Лицо мгновенно становится каменным, мышцы на челюсти напрягаются, глаза темнеют от гнева. Но его руки по-прежнему держат меня мягко, словно боится, что если сожмет чуть сильнее, я рассыплюсь прямо тут.

– Даша, не думай о ней. Слышишь? Она специально тебя доводит. Не давай ей того, чего она хочет.

– Мне уже все равно, чего она хочет, – шепчу, – я устала. Я просто устала от всего этого…

Он обнимает меня, осторожно гладя по спине, словно я – маленькая девочка, которую нужно успокоить. И от его объятий становится одновременно легче и еще больнее.

Он пахнет так знакомо, по-родному, несмотря ни на что.

– Идем домой, – наконец говорит он.

Яр открывает дверь и помогает Кате выбраться из машины. Моя малышка бросается тут же ко мне и обнимает.

Касается моей ладони своими теплыми, липкими от конфеты пальчиками.

– Мамотька, а почиму ты пачишь? Тебе бойно?

От ее простых слов я всхлипываю снова, но теперь стараюсь улыбнуться.

– Нет, солнышко. Просто устала немножко.

– Не пйачь, мамуль, – тихо подбадривает меня, прижимаясь щекой к моей руке. – Папа дома. Мы теперь вместе, да?

Бросаю взгляд на Яра, а он захлопывает крышку багажника. В одной руке у него пакеты с продуктами, в другой букет цветов.

– Это тебе.

– Я просила без пафоса.

– Пафосным была бы сто одна роза, а так мы выбрали, чтобы ты не огорчалась и не плакала. Да, Кать?

– Да!

Вдыхаю приятный цветочный аромат.

– Так, девчонки, идем домой.

Я гляжу в его лицо, пытаясь найти там ложь или подвох. Но вижу лишь искренность, такую же ясную, как когда-то на нашей свадьбе, когда он говорил "да".

В свободную руку берет мой торт.

И мне становится стыдно, что он снова меня видит такой разбитой и беспомощной. Снова, словно я не способна справиться сама.

Катя деловито перебирает продукты, маленькие ладошки старательно складывают яблоки и апельсины в раковину. Прикусывая губу, как будто выполняет важную взрослую работу.

Ярослав опускает на стол остатки несчастного торта. Я чувствую, как его взгляд снова и снова цепляется за мое лицо. Стараюсь не смотреть на него прямо, потому что боюсь снова расплакаться. Но слезы уже близко.

Яр снимает крышку с коробки от торта, пальцем счищает крем с внутренней стороны коробки.

– Ммм, вкусно. Серьезно, – еще набирает крем и протягивает мне палец, предлагая слизать крем и самой попробовать.

– Я знаю.

– Ну и все. Сами съедим торт.

Я киваю, но от этого не легче. Все равно осадок остался.

– Даш, – тихо зовет он, шагнув ближе и почти касаясь плечом моего плеча, – ну что там произошло? Кто это был вообще?

Я сглатываю комок в горле и смотрю на его руки, которые по-прежнему такие родные, крепкие. Эти руки столько раз держали меня, успокаивали, защищали. А теперь кажутся такими далекими, как будто между нами прозрачная, ледяная стена, через которую слышно, но не достучаться.

– Вчера заказали торт, все обговорили. Забирал ее муж. Сказал, что это совсем не то, что она хотела. Обругал, толкнул и уехал.

Ярослав напрягается. Взгляд темнеет, брови сводятся к переносице, как будто он готов прямо сейчас развернуться и искать того, кто посмел обидеть меня.

– Давай я позвоню и поговорю. Надо разобраться, какого черта...

– Звонила, – отвечаю тихо и устало, опуская голову. Волосы спадают на лицо, закрывая меня от его взглядов. – Номер заблокирован.

– В смысле, заблокирован? – голос Ярослава становится резче, напористее.

– Сразу, как будто заранее это планировалось. Как будто только и ждали, когда я позвоню и начну выяснять.

Он молчит, перебирает пальцами края пакета, в котором лежат раздавленные кусочки крема и теста. Я знаю этот его жест – это когда он пытается сдержать злость.

– Как зовут ее? – наконец спрашивает он, стараясь звучать спокойно. – Давай я позвоню с другого номера и спрошу, в чем дело.

– Яр, не надо, – шепчу я и смотрю ему прямо в глаза. – Я уже поняла, что все это специально. Она просто хотела меня унизить, наказать, сломать.

– За что, Даш? – в его голосе сквозит боль и непонимание, пальцы сжимаются в кулак. – За что ей тебя наказывать?

Я молчу, а в голове снова мелькает мысль об Анне, о ее ядовитых сообщениях, о Марине и о том, что каждая, кого я когда-то считала близкой, вдруг стала врагом.

– Я не знаю, Яр, – отвечаю ему хрипло, – но это не просто совпадение. Все это не случайно.

Катя поворачивает голову и с серьезным видом показывает нам чисто вымытые яблоки.

– Я уже помыла! Можете их кушать, – радостно сообщает она и бежит к нам.

Ярослав слегка улыбается дочке, обнимает ее свободной рукой.

– Молодец, Кать. Ты такая помощница.

Ярослав смотрит на меня тяжелым взглядом, и я понимаю, что он все еще хочет что-то сделать, что-то исправить, защитить нас. Но сейчас главное – не давать волю эмоциям, не сорваться и не сделать хуже.

– Давай номер, я позвоню сейчас.

Пожимаю плечами, не веря, что что-то получится из этого, но диктую номер.

Его глаза темнеют от сосредоточенности, скулы напрягаются. Это выражение знакомо мне слишком хорошо – он готов идти до конца, когда уверен в своей правоте.

– Да, здравствуйте, – говорит он ровным, холодным тоном. – Это супруг Дарьи Андреевой. Вы сегодня заказывали у нее торт, который забирал какой-то мужчина.

– Это был мой муж.

– Я хочу с ним поговорить.

– Что? – отвечает мужчина.

Удивительно, что вообще общаются.

– У меня вопрос, с каких пор принято вести себя с женщинами, тем более с чужими женами, как вы себе позволили сегодня?

На другом конце, похоже, пытаются что-то резко возразить, но Ярослав мгновенно перебивает голосом, в котором столько металлической уверенности, что у меня по спине бегут мурашки.

– Послушайте меня внимательно, – резко, сдавленно, словно сталью, произносит он. – Если вам не понравился торт, это не повод устраивать сцену, тем более портить чужой труд и уж тем более трогать мою жену. У вас есть ровно два варианта, как мы решим эту ситуацию. Первый – вы сейчас приносите извинения моей жене, и компенсируете ей стоимость заказа. Второй – мы решаем этот вопрос в другом месте и на другом уровне. Я понятно излагаю?

Он слушает еще несколько секунд, и от того, как сжимается его челюсть, я понимаю, что на другом конце мужчина пытается протестовать, выкручиваться.

– Я не обсуждаю, понравился вам вкус или нет. Вы его даже не попробовали. Ведете себя, как будто это дает вам право оскорблять и унижать женщину, портить ее работу и толкать ее на улице, – голос Ярослава снова звучит непреклонно, резко и бескомпромиссно. – Повторяю для особо одаренных: завтра до двенадцати дня на счете моей жены должна быть сумма за испорченный торт плюс компенсация за ее потраченное время и моральный ущерб. Если этого не будет, вы будете иметь дело со мной и с моим адвокатом лично.

Он выключает телефон, даже не дожидаясь ответа, и кладет его на стол, глядя на меня.

– Яр… – шепчу я растерянно, – зачем ты это сделал? Ты же понимаешь, что они не будут ничего платить. Это была провокация.

Он подходит ко мне ближе, осторожно касается моего подбородка, заставляя поднять на него взгляд.

– Даш, дело не в деньгах и даже не в торте, – говорит он твердо и серьезно, его глаза блестят от ярости и чего-то еще более глубоко личного. – Дело в том, что никто не имеет права обижать тебя. Никто. Тем более какой-то хам, возомнивший, что ему все позволено. Если это была провокация, значит, мы ее пресечем. Пусть знают, что я рядом и не позволю никому тебя унижать.

Его слова звучат уверенно и сильно. В горле у меня перехватывает от противоречивых эмоций – боли, обиды, благодарности, нежности. Он рядом. Он защищает меня. Но все это еще сильнее запутывает клубок вопросов внутри меня.

– Ты не должна быть одна в этой ситуации, понимаешь? Я рядом. Даже если ты пока не готова меня простить, я все равно рядом.

Я молча киваю, чувствуя, как горячие слезы снова собираются в уголках глаз. Хочется верить ему. Хочется довериться и снова быть рядом. Но в голове все еще звучит ядовитое послание Анны и слова Марины. Все это разъедает меня изнутри, не давая вернуться в прошлое.

И беременность еще. Но пока я не говорю об этом. Надо сходить к врачу, убедиться, что все в порядке.