Маша
Дикий ор ударяет по вискам. Не сразу соображаю, где нахожусь и что случилось.
— Зачем, Глеб? Вот скажи зачем?! — визгливый голос Анжелы врезается в мозг.
Как же больно. Сдавливаю виски. Я дома, если квартиру где прожила столько лет с Глебом, можно так назвать. Муж меня вырубил и привез сюда. Тут я солидарна с предательницей: зачем?
— Не верещи, — недовольный ответ Глеба.
Любовники на кухне. Я в нашей спальне. Во всем теле тяжесть, сложно даже пошевелиться. Что он со мной сделал? Глеб опасен.
— Я уже все сказала мужу. Нам больше ничего не мешает быть вместе. А ты ее притащил! Глеб, зачем?! Я не понимаю, — продолжает орать Анжела.
— Тебя кто-то просил признаваться? Сколько раз тебе говорил, без моего ведома ни шага. Что за самодеятельность, Анж? — раздраженный голос мужа.
— Сколько это еще могло продолжаться! Мы любим друг друга, эта наконец-то все знает. Я больше не хочу скрываться. А старик меня достал. Его нежность, его руки, он меня лапал! Бррр, — даже представляю, как она морщится.
Так обидно за папу становится. Ведь он для семьи все делал. Несмотря на предупреждение врачей, брал дополнительные смены, все в дом, все для детей. В том, что папа любил предательницу у меня ни малейшего сомнения.
Он и нас с Людой очень любил. Пока не выросли, давал матери гораздо больше, чем алименты, да и покупал нам многое, потому как его деньги шли на младших братьев и сестер, на новых ухажеров матери.
Она почему-то всегда связывалась с мужчинами, которые были не в состоянии обеспечить даже самих себя. Едва я научилась ходить, мать уже прививала мне чувство долга, что я должна помогать…
Мне было шесть, когда она стала брать меня с собой на рынок торговать зеленью, которую она выращивала на огороде. Чем старше я становилась, тем больше работы по дому, огороду, заботе о младших братья и сестрах, сваливалось на меня. Потом я начала подрабатывать, убираться в квартирах, лишь бы маме было легче.
Людмила мне не помогала и говорила, что мама мной пользуется. Она жила мечтой как можно скорее уехать из дома.
Папа, видя всю эту картину, не раз предлагал мне переехать к нему. Но как я могла бросить мать? Своих сестре и братьев? Чувство ответственности, привитое с детства, приковало меня к семье железными цепями. Да и для папы я обузой быть не хотела.
Маму я очень любила, и долгое время слушала беспрекословно. Впервые пошла наперекор, когда решила поступать в медицинский. Мать считала, что это глупо потраченные годы, я могу работать на заводе, огороде.
— Все равно врачом не станешь. Мозгов не хватит. Недалекая ты у меня, глупая. Я мать, лучше знаю своего ребенка. О тебе забочусь. Чтобы потом сопли на кулак не наматывала, лучше сразу брось эту затею. Убираешься, люди деньги платят, еще на завод тебя устрою, плюс огород, вот мы заживем, — потирала сухие ладони.
А я грезила о медицинском. Ночами не спала, училась, укачивая новорожденного брата. К маленьким детям мама давно ночами не вставала, все на мне было. И мне казалось тогда это правильным, ведь мамочка моя так устает.
Когда она расставалась с очередным мужем, то впадала в депрессию, тогда работы становилось еще больше. Я другой жизни не знала, я была уверена, что так и должно быть.
Но вот насчет учебы я стояла на своем. Но клятвенно пообещала маме, что буду подрабатывать и не оставлю семью без помощи.
Воспоминания проносятся у меня в голове, пока слушаю ругань любовников. Эх, повернуть бы время вспять, я бы все сделала иначе…
Страшно смотреть по сторонам и осознавать, во что превратилась моя жизнь…
Все что у меня есть — это Сереженька. Ради него и живу, ради него буду бороться.
— Если мой муженек помрет, будет шикарно! — выдает Анжела. — Тогда дом мне достанется! Стану вдовой! Ммм… Может, ты его переведешь в другую больничку? Где за ним не будет такого высококлассного ухода?
— Ты себя слышишь, идиотка? Заткни свой рот, пока не поздно! — Глеб хлопает дверью на кухне.
В висках пульсируют ее слова… Мой бедный папочка, с каким монстром ты жил все эти годы…
Муж появляется на пороге спальни.
— Проснулась, солнышко, — улыбается, словно ничего не случилось.
— Глеб, зачем ты меня притащил в дом? Нежели ты не понимаешь, что этим ты ничего не добьешься. Я все равно уйду, — стараюсь говорить спокойно, хоть в душе расползается тревога.
— Ты моя жена. Это твой дом. Тебе пора уже осознать, что я никогда, — подходит к кровати, наклоняется, — Никогда, ты меня слышишь, никогда тебя не отпущу. Ты моя, Маш. Моя, — глаза при этом горят нездоровым блеском. — А вот какой будет твоя жизнь, зависит от тебя и твоего отношения ко мне.
— Какое отношение, Глеб? Очнись! После всего, что ты сделал, в лучшем случае со временем мы наладим нормальное общение. И то сейчас даже в этом сомневаюсь. Просто отпусти меня. Насильно мил не будешь, пойми ты это! — пытаюсь до него достучаться, но у меня ощущение, что говорю с каменной стеной.
— Понял, — кивает головой. — Еще в себя не пришла. Ничего время есть.
— Для чего время?! Глеб, ничего не изменится! Я только могу тебя еще больше возненавидеть! — теряю остатки самообладания.
— Сына не увидишь, пока не одумаешься, — заявляет с гадкой ухмылкой. — Анжела будет тут с тобой. Проследит, чтобы ты глупостей не наделала, пока мня нет дома.