Наверное, я порывалась плакать ещё несколько раз, а потом хохотала, как сумасшедшая, когда Милка начала припоминать институтские годы.
— И ты такая замерла, — раскрасневшаяся подруга принялась говорить громче обычного, глаза блестели и, кажется, в тот момент она снова переместилась в аудиторию, где мне влепили выговор. — А он спрашивает. Перцева, — изменила она голос на преподавательский, сделав его ниже. — Повтори, что я сейчас сказал. И ты такая, — Милка снова расхохоталась, выдавливая слёзы от смеха из глаз, — Фалос был древнегреческим философом и математиком. Помнишь, как он на тебя посмотрел, — выдохнула смех, пытаясь успокоиться. — А потом поправил.
— Не Фалос, а Фалес, — закончила я историю, широко улыбаясь.
Лекарство действовало. Пустая пузатая бутылка смотрела на нас прозрачными стёклами, и, если меня принялось клонить в сон, то Милка, наоборот, разошлась. У неё так было всегда. Могла перепить любого мужчину, и алкоголь действовал, как второе дыхание. Она принималась смотреть фильмы, плакать над ними, писала бывшим, сочиняли глупые стишки и не давала спать мне. Но сегодня был другой повод.
— Если устала, можешь идти, — сказала как-то спокойно, будто не она только что смеялась, как сумасшедшая, на всю квартиру, не боясь разбудить соседей.
Бросив взгляд на часы, я поняла, что уже как два часа сплю по своему обычному распорядку, и кивнула, соглашаясь.
— Тогда, — подскочила Сологуб. — Иди в ванную, я пока постелю. — Полотенце возьмёшь в комоде, там все чистые. Вещи какие нужны?
— Так я с собой брала.
Мы вошли в комнату вместе, и я открыла чемодан.
— Что-то у него несварение, — воззрилась она на вещевой клубок, в котором сложно было найти хоть одну немятую вещь.
— Блин, — цокнула языком я, понимая, что завтра должна выглядеть как всегда хорошо. Я — лицо ресторана, пусть и сижу по большей части в кабинете, решая дела, но зачастую меня зовут в зал, чтобы разрешить конфликты. — Что надену? — вытащила несколько блузок, превратившихся в жёваную бумагу.
— Я поглажу, — быстро отозвалась Милка. — Правда, утюга тысячу лет в руках не держала.
— Ты всё такая же, — обняла я её, прижимаясь крепко. Ощущение тепла от человека, для которого я не пустой звук, снова вызвало слёзы.
— Да к чему что-то делать, если можно не делать? Постирала — отвисится. Вот мой лозунг! Но лично для тебя утюг найдётся. Давай уже, иди в душ.
Оказавшись одна и подставив тело плачущей лейке, я смотрела какое-то время на большой корабль, раскинувший паруса на одной из кафельных стен. Милка всегда любила историю про Ассоль и Грея, хоть никогда и не казалась нежной и ранимой. Всегда боевая и уверенная в себе, она мечтала о светлой и большой любви, которая к ней, по велению злого рока, так и не пришла. Пока. Мне хотелось, чтобы подруга обрела счастье, о котором мечтала. А что до меня?
Ком, подкативший к горлу, собирался всё больше и больше, пока не сдавил гортань, заставляя плакать, и пресная вода смешалась с солёной. Я сильная, я сильнее боли, мне никто не нужен.
Как в одночасье зачеркнуть всё хорошее, что связывало с человеком, и, переступив через порог, за которым строилось счастье, пойди дальше? Ответ один: только с вверх поднятой головой. Я не стану ползать ни у кого в ногах, не стану прощать, не стану просить одуматься. Каждый вправе делать выбор сам. Он свой сделал, теперь очередь за мной.
Ненависть переплеталась с обидой, сковывала болью и душила слезами. Я понимаю, что назад дорог и нет, оттого невыносимо хочется выть. И сейчас я могу себе позволить. Вырвавшийся стон был, пожалуй, громче, чем я рассчитывала, потому, прижав ладонь к губам, я продолжила более тише, чувствуя, как внутренности распирает от накопившихся эмоций. Я могла сейчас лишь выплакать то, что накопилось за эти часы. Потом сгрести вместе остатки самообладания и жить дальше.
Почему-то в голову лезли мысли не том, какой Егор предатель, а о том, как всё начиналось.
Солнце нестерпимо жарило землю и мои плечи. Я лежала, раскинув руки, в позе, способной привлечь любого парня. Именно так мы с Иркой решили знакомиться на озере. В воду я заходить не любила, предпочитая красоваться на берегу, тем более, было что показать.
— Смотри, они сейчас будут прыгать, — голос Ирки вырвал из сладкой солнечной неги, и я повернула голову в сторону моста, по которому обычно народ передвигался с одной стороны озера на другую. Порой какие-нибудь отчаянные парни перемахивали через парапет и летели вниз бомбочкой, щучкой или как выйдет.
Высокий стройный брюнет способен был привлечь внимание не только поступком, который намеревался совершить. Он мог быть просто в одежде и на земле, чтобы я обратила на него внимание. Но тем было интереснее, нраблюдать, как он, перебравшись через перила, смотрит на тёмную озёрную гладь, собираясь с мыслями. Казалось, не видит никого, полностью сосредоточен на прыжке, который совершит. Высота приличная: около четырёх — пяти этажей. Не знаю точно сколько, только ни за что бы не решилась првгать.
Загорелое тело и короткая тёмная стрижка. Он отпускает руки, устремляясь на встречу воде, и у меня замирает сердце. Я не знаю, кто это, не понимаю до конца, почему взгляд прикован к летящей фигуре, не подозреваю, что именно он станет тем, кто впервые наденет мне на палец кольцо.
— Кир, приём, — толкает меня Ирка, и я невольно поворачиваюсь к ней. — Понравился? — сдержанно улыбается, пытаясь вывести на разговор.
Я не люблю, когда спрашивают о подобном. Никогда не стремилась обсуждать чувства, потому пожимаю плечами, отвечая.
— Обычный парень.
Намереваюсь лечь обратно, будто вообще ничто больше меня не интересует, как загар, но она не отстаёт.
— Какой из трёх?
Трёх? Я удивлённо поворачиваю к ней голову, глаз не видно, они под защитой тёмных стёкол. Удобно. Не только от солнца, но и от любопытных глаз скрывают. Можно спокойно осматривать кого-то, и это не так заметно.
— Ты о чём? Там был один парень, — не соглашаюсь, на сей раз поворачиваясь к озеру. Вижу действительно три головы над водной поверхностью, и не понимаю, почему видела только брюнета, когда были ещё несколько.
— Все, — не хочу выдавать неловкость, смотря, как первым достиг берега именно тот, с которого я и не сводила глаз. Он выбирается на сушу, и я вижу, как ему подаёт полотенце какая-то девчонка. «Мимо, Кира», — говорю сама себе, пытаясь успокоить от напирающего внутри волнения. И тут он поворачивает голову в мою сторону.
Чёрт!
Я быстро отворачиваю взгляд, делая вид, что не пялилась на него, будто случайно попал в поле зрения, и укладываюсь на полотенце, стараясь дышать, как можно медленнее, чтобы успокоить быстро летящее вскачь сердце. Глаза закрыты, кожа горит под лучами солнца, и надо бы окунуться, чтобы не так жгло, но я терплю, стараюсь не привлекать к себе внимание.
— Пойдёшь купаться? — будто читает мысли Ирка, но я качаю головой. — Скоро вернусь, — предупреждает, и я не знаю, что именно послужило причиной её желания.
Чувствую, как кто-то закрывает солнце, и невольно морщусь.
— Ир, уйди, — не размыкаю глаз, отмахиваясь от подруги, но это не она.
— Хочешь, прыгнем вместе? — голос заставляет покрыться кожу мурашками в +36, и я резко открываю веки. Надо мной стоит тот самый брюнет, и сердце, недавно закончившее упражнение «Бег», начинает его снова.
Сдвигаю брови на переносице, поднимаясь на локтях. Почему он вообще подошёл? Вижу, как Ирка приветливо машет рукой. Ясно, откуда ноги растут, она решила, что именно он привлёк моё внимание. Как только догадалась? Решаю сделать ей после выговор, а пока отвечаю.
— Спасибо, я пас.
— Кирюха, у тебя всё нормально? — стучит Милка, возвращая в реальность. Стою, подставив горячей воде лицо, а сама уплыла в нашу первую встречу. Ну не дура ли? Надо вырвать человека из сердца, мыслей, а я, наоборот, идеализирую и вспоминаю хорошее.
— Иду, — отзываюсь, намыливая голову шампунем. Кажется, слёз больше нет. По крайней мере доза за сегодня выбрана вся. Заканчиваю с мытьём, вытираясь найденным полотенцем, понимая, что вещи для ночи себе не подготовила, и выхожу в реальность в намотанном на тело полотенце, оставляя позади тот момент, когда я, доверившись Егору, всё же прыгнула.