Какое-то время стою, раздумывая над тем, как себя вести. Но мать прекрасно всё слышала. Конечно, после инсульта у неё со слухом не так гладко, но тётка говорила довольно громко. Закрываю дверь на замок. Спасибо ещё, что месть коснулась моей кровати, а не дошла до той, кому предназначалась. Наверное, не будь Ники, нашлась бы другая, а я как идиотка бы жила с предателем.
— Кира, — снова услышала своё имя. Вдыхая, развела руки в стороны, призывая самообладание не покидать меня, и выдохнула, сбрасывая руками воздух.
— Иду, мам.
Она сидела на кровати, сложив руки на коленях, смотрела, как я второй раз за день пересекаю порог её комнаты.
— Там тёте Наде срочно уехать пришлось, — указала я пальцем за спину.
— Я всё слышала, — устало ответила, и я поняла, что можно не притворяться. — Ты ушла от Егора?
— Технически — да, — кивнула я, раздумывая над ответом.
— И когда собиралась сказать?
— Ой, мам, — скривилась я, складывая руки на груди, — он не стоит того, чтобы об этом говорить! Обычный мужик, не сумевший удержать в штанах то, что отличает его от женщины.
Сглотнула, пытаясь не сойти с дороги ненависти, чтобы не расплакаться, если сейчас она примется меня жалеть. А, зная мать, именно к этому всё и шло. Она смотрела на меня с сожалением и грустью.
— Так, стоп! — выставила я руку вперёд. — Я не больна, и жалеть меня не надо! Это понятно? — небольшая пауза, чтобы до её сознания дошли мои слова. — Можешь сказать, что все мужики такие, что многие терпят, но я — не многие, — качала головой.
— Знаю, Кира, — согласно кивнула мать. — Ты сильнее многих.
Отчего-то именно эти слова дёрнули за нервы, и я чуть не дала волю слезам. Она не жалела меня, наоборот, но эффект был обратным. Стиснув зубы, чтобы не выдать эмоций, я сдержалась, вызывая в себе новую волну ненависти к Уварову. Удивительно, но это работало.
— А теперь ты должна рассказать мне об отце!
— Поставь чайник, — попросила мать, — я голодна.
Наверное, если мужчина изменил однажды, лучше ему не доверять. Мать рассказала, что действительно Перцев встречался сначала с Надей, но после знакомства с ней всё изменилось. Он говорил, что не любит сестру, что думает только о Вале, и она сама не может сказать, как вышло, что они оказались в одной комнате, снедаемые чувствами и страстью. А я думала, что мать у меня идиотка. Да-да, впервые за то время, что её знала, так думала. Раньше она казалась мне другой.
— И тогда он обещал поговорить с Надей.
Повисла пауза. Я пялилась в свой чёрный кофе, понимая, что моя мать ничем не лучше той же Ники. Моя мать! Мир сошёл с ума!
— Я была молода, — искала она оправдание, но для меня оно было слабым. Разве может хоть что-то обелить человека в такой ситуации?
— Ииии, — протянула я, не находя слов. — Что сказали родители?
Она хмыкнула, отпивая из своей кружки чай. Казалось, собрала все самообладание, чтобы поведать мне историю. Сидела из последних сил, хорохорясь, но молчала.
— Они не лезли. Но, когда выяснилось, что я беременна…
Подняла глаза на неё. Конечно, речь шла обо мне. Надо же! Моя мать забеременела без высчитывания дней или сидения на таблетках. Просто так, не задумываясь над этим. А мне пришлось приложить столько усилий напрасно. Отчего такая несправедливость? Вспомнив, почему я сижу здесь, поумерила пыл по поводу несправедливости. Если бы карты легли иначе, я повторила путь своей матери, став матерью-одиночкой. Или ребёнок всё же мог удержать Уварова от предательства? Как бы то ни было, ответов на вопросы у меня не было.
— Мы поженились, — продолжила мать, глядя на свои руки. — И поначалу всё было неплохо.
— А Надя? — я не должна была переходить на сторону тётки, но наши истории были такими похожими, что невольно я принялась жалеть её. Стокгольмский синдром? Нет. Тут надо придумать какое-то другое название.
— Надя уехала.
— Ясно, — вздохнула я, не зная, что ещё добавить.
— Только наше счастье тоже длилось недолго, он ушёл из семьи, — будто оправдывалась снова.
— Ну уж этот период я застала, — ехидная улыбка тронула мои губы. — А ты не думала, — внезапно решилась я на вопрос, но тут же замолчала. — Ничего, — махнула рукой, отпивая горький напиток.
— Скажи, — попросила мать.
— Да ладно, — подняв руку, взглянула на часы: 19.20. Наверное, придётся ночевать тут, хотя я совершенно этого не хочу. Вообще всё не так, как мне надо.
— Не думала ли я, что он поступит со мной так же, как с Надей? — закончила она мой вопрос. Надо отдать должное, всё же от болезни она отошла, и стала собой, если не считать немного оглохших ушей.
Я пожала плечом, будто соглашаясь. Словно, возможно, именно это я и хотела спросить. На самом деле она попала в точку.
— Нет, — покачала головой. — Я была молодой и влюблённой дурочкой. Верила в любовь до гроба, в его слова, которым до этого поверила Надя, а потом его следующая жена.
Я закатила глаза и цокнула языком, облокачиваясь на стену. Сколько веков прошло. Люди победили многие болезни, научились летать в космос, создали компьютеры и интернет! А женщины продолжают верить лживым словам, постоянно наступая на одни и те же грабли, и я пока не поняла, смешно этот или грустно.
— Ещё скелеты в шкафу имеются? — спросила зло, зыркнув в её сторону, но потом одумалась, понимая, что сейчас не подходящий момент, и я должна брать в расчёт её болезнь. — Не знаю. Незаконнорождённые дети? — сочиняла на ходу. — Подкидыши. Может, у меня есть брат, которого ты сдала в детский дом?! — я заставляла себя заткнуться, но не могла.
— Ты злишься, — кивнула.
— Да с чего бы это?! — шумно выдохнула я воздух. — Просто, ты знаешь, как-то вышло, что моя жизнь разрушена потому, что я родилась на свет, — странная фраза, но именно такой она оформилась в моей голове. — Потому, что моя мать повелась на красивые слова!
Я была не права. Никто не мог предугадать, что тётка пронесёт обиду по жизни, чтобы насолить мне.
Мать как-то вся сжалась, а я устыдилась, что нагнетаю обстановку.
— Прости, — обхватила голову руками. — Ты не виновата…
— Я очень виновата, Кира, — и в голосе матери я услышала слёзы. — Если бы я только знала, что своим поступкам порчу твою судьбу.
— А, если бы дело было не во мне, а только в твоей сестре?
Её ответ мне не понравился, и, будто чувствуя, что разговор надо прекращать, позвонила Милка.
— Да, — ответила, поднимаясь с места. — Я скоро, — обратилась к матери, покидая кухню.
— Только не говори, что вернулась к этому козлу! — голос подруги был недовольный, и я усмехнулась, что она готова сражаться за мою честь.
— Нууу, — растянула слово, создавая интригу. — Нет, не дождёшься, — сказала с улыбкой, проходя в комнату, откуда недавно съехала тётка. Внезапно возникла мысль, что она могла оставить тут камеры или записывающие устройства, но тут же отмела её. Не хватало мне паранойи. Она обычная женщина, а не агент 007.
— Я у матери, — села на диван, осматриваясь. Всё, как обычно. Те же обои, та же мебель, шкаф. Выцветшая фотография, где мы стоим втроём, ещё именуясь семьёй. Поднялась с места, подходя ближе и всматриваясь в лица.
— Всё нормально? — заволновалась она. — Надеюсь, Уваров не пришёл к тёще на блины?
Я смотрела на фото. Сейчас почему-то оно выглядело иначе.
— Что? — внезапно дошёл до сознания её вопрос, вызывая улыбку. — Нет, тут другая история, расскажу потом.
— А тётка?
— Съехала.
— Кстати о паспорте! Ты прихватила его пиджак.
— Ты рылась в моих вещах?! — немного удивилась она. — Хотя чего я спрашиваю.
— Кажется, мы обломаем ему какую-то заграничную поездку, — в её голосе слышалась радость.
— Да, они через три дня летят в Милан.
— Откуда знаешь?
— Знаю, — решила не вдаваться в подробности.
— Чёрта с два! — заявила Милка. — Давай, возвращайся, посидим у костра.
— Какого? — не поняла я?
— Костра мести, — расхохоталась она, как злодей. — Будем жечь паспорт.
— Что? — ахнула я. — Неет, — протянула неуверенно, но сама уже знала, что я и сама хочу этого.
— Ну не станешь же ты отдавать этому мудаку путёвку в светлое будущее? — не могла поверить она.
— Я не думала.
— На это у тебя есть я, Кирюха. Давай возвращайся, стол уже накрыт.
— Сегодня не выйдет, я у мамы.
Повисла пауза, Милка раздумывала.
— Хочешь — приеду, — предложила.
— Нет, не стоит, — я подобралась к окну, отодвинула штору, смотря в темнеющий двор. Чьи-то дети сбились в стайку, обсуждая свои дела. Вот так и мы когда-то верили в счастье и любовь. — Надо ещё решить кое-какие дела.
— Ладно, — ответила нехотя. — В любое время дня и ночи звони. Давай, пока.
Телефон отключился, а я продолжала смотреть на детей. Сколько им? Тринадцать? Шестнадцать? Вон та чем-то похожа на меня.
— Кира, — я повернулась на голос, смотря на мать. — Не надо оставаться, если не хочешь.
Как же хорошо она меня знает, или я просто не умею от неё прятать эмоции.
— Переночую здесь, — кивнула на диван, который ещё не успел остыть от тётки. Мать права. Всё моё естество противиться тому, чтобы остаться здесь.
— Я позвоню перед сном, чтобы ты не переживала. Смотри, — развела руки в стороны, — хожу, еда в холодильнике найдётся. Ты не сможешь быть всегда рядом. Я справлюсь.
— Уверена?
— Да. Иди. Ты квартиру сняла?
— Нет, у Милки.
— Сологуб, — кивнула мать одобряюще.
— Найду сиделку, — пообещала, чувствуя воодушевление, что не придётся тут оставаться. Я люблю мать, но сегодня всё слишком сложно.
— Не обязательно, — отмахнулась.
— Так будет спокойнее.
— Ко мне тётя Ася заходит, так что…
— Ладно.
Я подошла и поцеловала её в щёку.
— Позвоню.
Мать кивнула, и я прошла мимо, намереваясь уйти. Кажется, мне послышалось «Прости», но я не уверена. Только оказавшись в машине я выдохнула. Посмотрела на горящие окна и завела машину.