Измена. Я только твоя. Лирическое начало (СИ)

Глава 21. Аня

Я уснула на кухне. Лицом на столе. И помяла его основательно…

Будильник сработал и вырвал меня из уютного сна. Накраситься я не успела. Надела любимые джинсы и топ, волосы расчесала, а губы тронула влажным бальзамом. Получился измученный вид. Но артхаус же, не комедия!

В театре, куда я пришла, было людно. И откуда они побрали́сь? Парни и девушки всех возрастов. Все красивые. Только я, как помятый мешок! Одни сбились в кучки, а кто-то стоял обособленно. Как и я.

На телефоне, который достала из сумочки, было твоё сообщение: «Удачи, малыш». Я улыбнулась, прижала к губам. Написала ответное: «Я тебя лю», — так я любила писать. Ты ответишь потом, я знала об этом. Мне было проще писать. Будто слово, озвучь я его, потеряло бы смысл.

Из зала в фойе вышел приземистый тип. Он взмахнул руками, как дирижёр, призывая нас всех замолчать.

— Кто на роль Катерины?

Девушки потянули руки. Я тоже свою подняла.

— Проходим.

Нас всех пропустили внутрь зала. И велели усесться поближе. Я села с краю. Как будто хотела сбежать, если что…

На сцене было всего ничего. Стремянка и мягкий матрац. Но эти две вещи никак не могли найти место. Мужчина, ходивший взад-вперёд мимо сцены, без конца повторял:

— Правее! Левее! Лестницу боком поставь. Да не к себе боком, а к залу!

— Сперанский, — шепнул кто-то из девчонок.

Я пригляделась. Худой и невзрачный! Не так я себе представляла кумира…

— Так, сойдёт. Вот так! — махнул он рукой, и мастера удалились со сцены. Мы остались «вдвоём». Он посмотрел в глаза каждой. Коснулся меня. И от взгляда меня окатило испариной.

— Так! — начал, — Ты, ты, ты… Вот, ты! Ещё ты. Да, ты! Выходите.

Девчонки заёрзали. Те, на которых он указал. Думали, он их оставит. А остальных вышлет вон. Но получилось иначе! Они удалились, кто-то с обидой, а кто-то со злостью. Остальные остались сидеть. Я в их числе.

«Творец» поразмыслил, массируя скулы:

— Кто не уверен в себе, может сразу уйти.

Все остались сидеть.

— Хорошо, — он вздохнул, отчего грудь пошла колесом. Сунул руки в карманы, — Спектакль называется «Дитя порока». Он экспериментальный и ставится впервые. Вас зовут Катерина, вы — дочь проститутки, полюбившая парня и заразившая его ВИЧ. Он умер, вы также не хотите жить и бросаетесь в пропасть. Но перед этим произносите фразу: «Если ты там, дай мне знак». Звезда загорается… Федя, звезда! — при этих словах над сценой вспыхнула лампочка, — И вы летите вниз, на матрац. Не бойтесь, он мягкий.

Девушки зашептались. Одна из упитанных встала и вышла. Другие остались сидеть.

— Вот и отлично! Начнём по порядку. Вы первая, — указал он на блондиночку в первом ряду.

Всё это было так странно. Сперанский ходил перед нами, как будто учитель на курсах. Нас вызывали «к доске». И просили исполнить этюд. Только в этот раз на кону было слишком много. Роль в постановке, где в зрительном зале, вместо горстки студентов, будут сидеть настоящие зрители.

Я ни разу здесь не была! Но зал показался большим. И позади умещалось, в ряды, десятков пять кресел. Ноги мои стали выплясывать твист. Я задержала дыхание. Нехватка кислорода всегда усмиряла меня. В голове закружилось…

Тем временем девушка влезла на лестницу и застыла на верхней ступени. Держась за перила, она прокричала:

— Если ты там, дай мне знак!

— Стойте, стойте, — прервал режиссёр, — Вы же не на трап самолётный взбираетесь. Вы на утёсе, держаться там не за что.

Девушка с трудом отцепилась, но теперь ей было некуда деть руки. Фраза вышла скомканной. И, вместо того, чтобы кинуться вниз, она расплакалась.

Вторая, что влезла наверх, вместо неё, вообще отказалась прыгать. Она просто стояла, гипнотизируя матрас.

— Ну, и долго нам ещё ждать? — безжалостно выдал Сперанский.

Третья упала, а следом за ней стали падать другие. Кто-то кричал, а кто-то молчал. Режиссёр был растерян.

— Вы не сказали финальную фразу! — напомнил он «жертве».

Та испуганно встала, хотела залезть на стремянку повторно, но он не позволил. И окончательно выдохся, перебирая в уме кандидаток, когда подошёл мой черёд. Ещё за дверью я не надеялась, что меня могут выбрать. Но, насмотревшись, подумала: «Всё может быть».

Сцена скрипнула, когда я взошла на неё. А затем — на стремянку. Не глядя на зрителей, я обратилась… к тебе. Сначала мысленно. С каждой ступенью, а их было десять, я представляла себе, что тебя больше нет. Что ты умер! Умер из-за меня. Хоть я не могла бы назвать свою мать проституткой. Хотя… Почему бы и нет? В какой-то степени оно так и было. И ВИЧ, я надеялась, нам не грозил. Но, отбросив причины, я живо представила факт…

Как мне жить без тебя? И зачем? Я представила, что никогда не смогу ощутить твои губы. Твои поцелуи останутся в памяти, но вскоре сотрутся даже они. Твой голос не будет звучать у меня в голове, а твой запах развеется по ветру. Мне стало так больно! Как будто от сердца отрезали часть. Половину, не меньше. Я обхватила себя руками за плечи. И сказала:

— Если ты там, дай мне знак, — а затем посмотрела на «небо». Пусть этим небом на сцене была одинокая лампочка. А поверх неё шли деревянные балки.

«Звезда» загорелась, надежда забрезжила. Жажда снова увидеть тебя пересилила страх. Я раскинула руки, закрыла глаза и… упала. Без криков и шума. Изящно, лицом на матрац. Тот оказался воздушным. Точнее, пуховым. И «тушка» моя расползлась по нему, как пятно. Я лежала, не шелохнувшись. И даже когда режиссёр попросил меня встать, не ответила.

Мне казалось, что я умерла. Моё тело расплющило, ну, а душа воспарила над залом. Я слышала чьи-то шаги. Будто кто-то взобрался на сцену. Прикосновение рук было грубым.

— Эй! Ты как? Живая? — донеслось до меня.

Я откатилась назад:

— Извините.

Сперанский на корточках возле меня — это сюр!

Он усмехнулся:

— Смерть удалась. Я поверил.

Потоки харизмы, которые он излучал, повергали в смятение. Обычный, но что-то в нём было такое, о чём не расскажешь. Какая-то искра! Может, во мне она тоже была? Но я не нашлась, что ответить.

Руки́ он не по́дал. Молча спрыгнул со сцены и крикнул:

— Следующая! — как в очереди на вакцинацию.

Я «выползла» прочь. После меня было несколько девочек, но я убежала в туалет. Меня вырвало. Сама не знаю, чем. Ведь не ела с утра. Только чай и сухарик. Я умылась, глотнула воды и подкрасила губы. Когда подошла к дверям зала, то услышала тихое:

— Пробы закончились, но мы ещё ждём. Нет, я не знаю. Пока не сказали.

— Мне кажется, я так плохо сыграла, так плохо! — причитала какая-то девушка.

А другие общались между собой, обсуждая падение вниз.

— Я думала, нос разобью!

— Да там высоты метра три.

— Метра четыре не меньше!

— Если бы на пол упасть, то можно разбиться, а так…

— Матрас надувной.

— Да, какой надувной, он пуховый!

Я ждала, прислонившись к стене. Вспоминая, как падала. Было не больно, не страшно. Я так явственно видела встречу с тобой по ту сторону «бездны». И матрац стал препятствием этому. Я забыла о нём! Потому испытала нечаянный шок.

Перед тем, как выйти на сцену, мы называли свои номера. Тех кресел, которые заняли. Моё было сорок шестым. Если сложить обе цифры, получится десять. В остатке один. Первый номер! Допустим. Но, если умножить, получится ноль…

Я гадала, повезёт, или нет. Конкуренция слишком большая. Да, к тому же, здесь были студентки. А я? Мне даже «корочку» об окончании курсов ещё не вручили. Обещались в июле заполнить фамильные грамоты.

Спустя время в фойе появился маэстро. Сам Сперанский решил объявить результат. Из почти сорока претенденток осталась семёрка сильнейших. Им предлагалось прийти на повторные пробы, в другом антураже. И в парной сцене с партнёром проявить свой актёрский талант.

— Сорок шесть, — прозвучал среди прочих.

Я зажала ладонями рот. Крик чуть не вырвался. Боже мой! Я прошла? Это сон, не иначе! На ватных ногах опустилась на лавку. Фойе утопало в цветах. Солировал ярко-зелёный лопух. Он стоял в центре зала, раскинув широкие листья, остальные ютились в углах. На стенах висели портреты актёров. Достаточно юных, таких же, как я. Может, чуточку старше. И, хотя мои руки дрожали, я достала мобильник. Набила: «Прошла во второй тур».

Ты ответил практически сразу: «А сколько их будет всего?».

«Не знаю», — ответила я.

«Уходи оттуда, это лохотрон», — написал возмущённо.

Я улыбнулась. Ты накануне провёл «инструктаж». Не платить! Ничего не подписывать. Интим отвергать, а в случае опасности, бить по яичкам.

«Как скажите, Дмитрий Аркадьевич», — написала кокетливо, сделав из скобочек смайлик. Ты любил, когда я называла тебя по отчеству.

«То-то же», — прислал ты короткое.

Я пролистала свои переписки. С Никусей и с Лёлькой, с сокурсницей. С Катькой — в последний раз месяц назад. А после наткнулась на номер Марата. И хотела ему написать. Но не стала! Вместо этого стёрла «следы». А его телефон обозвала «Работа» и сохранила в своей записной.