Ты стоял внизу, а я махала тебе из окна. Мама подкралась сзади, и я одёрнула штору. Она налила себе кофе. Работа по ночам не шла ей на пользу. И днём она была раздражительна. Вот и сейчас покосилась:
— Могла бы кого и получше найти.
Я стала тебя защищать:
— А чем тебе Витя не нравится?
Тогда мои уже знали о нас. Бабуля вздыхала. И, увидев прокладки в мусорном ведре, переводила взгляд с одной на другую. Предупредила — если рожу, выпроводит в квартиру напротив.
— В том-то и дело, что нравится, — ответила мама.
Я замешкалась, не понимая, в чём суть. Но не взялась уточнять. Мама спросила:
— А если замуж позовёт, пойдёшь?
Русые волосы растрепались, она сгребла их тонкими пальцами. Спросонья она казалась мне особенно уязвимой.
— Пойду, — ответила с вызовом.
Мама хмыкнула:
— Ну, и дура!
Я осталась стоять, ошарашено глядя ей вслед. Прикусила язык, когда наружу просилось: «Сама ты такая». Мне казалось, она не любила меня! Но страдала всегда со мной вместе. Изливала мне душу, как её доконали мужчины. И всякий раз после этого зарекалась отказаться от них навсегда. Этому решению обычно сопутствовал ряд фраз:
— Сами справимся, правда же? — была одной из таких.
Но спустя время мама опять начинала встречаться с мужчиной. И опять заверяла, что «этот уж точно тот самый». Предъявляла мне свой «экземпляр». И ждала одобрения.
С первым отчимом жили, душа в душу. Мы до сих пор с ним общаемся. Он поздравляет меня с днём рождения. Не теперешнюю меня, а ту, прежнюю Аню. Мама рассталась с ним, потому, что «время пришло». Этим она объясняла предательство! В первую очередь по отношению ко мне.
Второй мамин муж появился не сразу. После него было много других. Я думаю, их было много! Ведь мама меня не знакомила. А потом объявила, что «это — любовь», и мы будем жить в его доме. И это была далеко не усадьба. Скорее шалаш для двоих. В котором втроём было тесно! И мы, вместе с псом, коротали время снаружи. Правда, пёс был привязан. А мне разрешалось гулять.
Когда я привыкла к собаке и к отчиму. И даже выбрала место у него на участке, под розовый куст. Мама сказала коронную фразу:
— Аня, собирай вещи! Мы уезжаем!
И я опять начинала с нуля…
На курсы я всё же записалась. Хотя и с большим опозданием. О чём мне сказали в приёмной. И настоятельно советовали изучить методичку. Я открыла её, и закрыла. Теория — это ничто, если речь об искусстве! Это же вам не физика какая-нибудь.
На первое занятие я появилась неподготовленной. И была поражена тем, как много «талантов» вокруг. Один из таких подкатил.
— Привет, ты новенькая?
— Ага, — я кивнула.
Мельком осмотрела его. Невысокий, улыбчивый, харизматичный. Комедийный актёр!
— Сегодня практика будет, — подсказал он.
— Это как? — я решила поддержать разговор. Всё же сокурсники.
Он нахмурился:
— Ну, будем играть.
«Как? Уже?», — подумала я. Вслух сохраняя спокойствие. Это же практика! Как лабораторная в школе. Когда ты применяешь полученный навык. А я что применю?
— В какой-то постановке? — попыталась я разузнать.
— Импровизировать, — проинформировал он.
И тут появился преподаватель. Худощавый мужчина в очках. Мы вошли в зал, где были расставлены стулья. Миниатюра концертного. Только без сцены. Я села с краю. Повесила куртку на спинку стула. И приготовилась слушать.
Он прошёлся по комнате, ожидая, пока все усядутся.
— Ну как, начнём? — произнёс.
Все зашептались. А я ощущала себя на краю. В прямом смысле этого слова. Кажется, я была той единственной, кто не знал, о чём речь.
— Забудьте о том, кто вы есть! — продолжил мужчина в очках. Затем подцепил один из оставшихся стульев. И сел на него лицом к «залу».
— Кто первый? — прошёлся он взглядом по всем.
Какая-то девушка встала. Она вышла вперёд, точно также выходят к доске. И стала рассказывать стих. Преподаватель прервал её на полуслове. Уж слишком длинным был тот. Затем вышел парень, который падал на колени и плакал. Выглядело это правдоподобно, но… странно. Другой пытался копировать какую-то личность из мира кино. Преподаватель поставил ему пять за пародию. Какая-то девушка пела, один из парней притворился столом. Кто-то лаял, другие стояли, пытаясь поразить всех немой сценой.
Таким образом, каждый высказывался на свой лад. Я так увлеклась наблюдением, что вовсе забыла о том, что и меня могут вызвать «к доске». Так и случилось!
— Как вас зовут, девушка? — сказал преподаватель, глядя в мою сторону, — Вас, да!
Улыбка слетела с лица.
— Я вообще-то не в курсе была. Я только сегодня записалась на курсы, — ответила я.
— Ммм, — он задумался, — Любопытно. То есть, вы не были на предыдущих занятиях?
— К сожалению, нет, — принялась я объяснять.
Но он жестом прервал:
— Ничего! Так даже лучше. Идите сюда!
— А…
— Идите, идите!
Все обернулись ко мне. Я сделала вдох, подавляя возникшую дрожь. Такой поворот я никак не могла предсказать.
На ватных ногах я вышла к доске. И встала, растеряно всем улыбаясь. Преподаватель, мужчина лет сорока, издалека он казался моложе, покусывал дужку очков.
— Давайте же, изобразите нам что-нибудь, — попросил он.
Я застыла:
— А… что?
— Что угодно! — развёл он руками.
Я лихорадочно думала, что показать. Песни, стихи уже были. Даже танец один станцевал. Реплик из фильмов я точно не знала. Да и кому подражать? Ожидание затянулось. По рядам побежал шепоток. Я взяла себя в руки, закрыла глаза. И… представила сцену из жизни.
— Ты думаешь, что знаешь меня? — сказала я, глядя мужчине в глаза. Он не отвёл свой внимательный взгляд. Никто не рассмеялся, — Ты ничего обо мне не знаешь! — добавила я.
Переведя дух, словно эти две фразы дались мне с трудом, я продолжила:
— А как можно жить с человеком, о котором ты ничего не знаешь? Вот, например, какой у меня размер ноги? А цвет любимый какой?
— А у меня? — перебил преподаватель.
Я нахмурилась:
— Что?
— У меня какой цвет любимый? Ты знаешь?
Это резкое «ты» обожгло. Я оскорбилась взаправду. Кто разрешал ему перебивать?
— Знаю! — вскричала, — Зелёный!
Потому, что зелёным был его свитер. Точнее, болотным. Что придавало лицу выражение крайней печали.
— Ты мыслишь поверхностно, — заключил он. И я от возмущения ахнула:
— Что? А ты… Ты никогда не любил меня! — ответила я, обнимая руками за плечи себя.
Я дрожала. От страха и возмущения. Мне показалось, что я голая стою у всех на виду. И захотелось прикрыться. Тем не менее, фразы лились из меня, и я уже никак не могла остановить их:
— Ты просто завёл меня, как заводят собачку. Только поводок не купил. Хотя, нет! Вот же он, — я мазнула по шее рукой. И, как будто нащупав там что-то, оставила пальцы на коже, — А я живой человек, понимаешь? Я хочу, чтобы со мной, как с живым человеком…
Мой голос сорвался на всхлип. Я ощутила, что вот-вот заплачу! И опустила глаза. Хотя и так не видела перед собой никого, кроме отчима. Именно так мать ему говорила, перед тем, как уйти. Я будто вернулась туда, в этот миг.
— Превосходно! — услышала голос преподавателя, — У вас хороший драматический потенциал.
Под лёгкий шелест аплодисментов я села обратно. Почему-то радости от этого не испытав. Как будто только что поведала всем свою личную драму. Может быть, в матери тоже погибла актриса драмтеатра? Ведь её монолог был куда импульсивнее.
Отныне занятия стали другими. Я часами стояла у зеркала, пытаясь представить себя в роли той, фильм о которой смотрели на курсах. Мама стучалась в дверь ванной комнаты. Бабуля ругалась из кухни. Сосед сверху спускал унитаз. Пятый раз! Наверно, его пронесло…
Но я репетировала денно и нощно. И даже с тобой постоянно играла. Правда, игры эти кончались примерно одинаково. Ты обнимал, а я возмущённо кричала:
— Ах, оставьте меня!
По выходным я работала промоутером. Вместе с напарницей мы носились по магазинам, проводили дегустации и лотереи. Предновогоднее времечко было самое жаркое, несмотря на мороз! Тут вам и колбасы, сыры и конфеты.
Каждый день приходилось кормить покупателей, а самой оставаться голодной. Перекусывали налету бутербродами, или сырками. В зависимости от того, продукцию чьей фирмы в этот день рекламировали.
Излишки всегда оставались. Так что домой возвращалась с прибавкой. Бабуля однажды сказала, открыв холодильник:
— Анька, ты что, подворовывать стала?
— Да почему подворовывать? — обиделась я, — Это излишки. Не выбрасывать же?
— Выбрасывать? — хмыкнула бабушка и отрезала ломоть колбасы толщиной с палец.
— Царский сервелат, три сорта отборного мяса, минимум специй и чуточку жира для вкуса, — машинально озвучила я.
Бабуля кивнула:
— Сала можно было чуть больше. Но в целом, неплохо.
Я выбирала по сроку хранения, сделала «царский» запас колбасы и кефира. Сыр припасла. И подписала: «Не трогать!». Моя полочка в холодильнике была предназначена к празднику. Новый год приближался. Мы собирались встречать его весело. Вместе с друзьями. С тобой… А родня обойдётся! Пускай поздравляют друг друга.
— Сегодня куда? — спросил ты, стоило мне выйти из подъёзда.
Дядь Серёжа давал тебе свою Хонду. Ты водил осторожно. У тебя уже были права. А у меня только планы.
— Сегодня в ТЦ «Альбатрос», — объявила я.
— Что в меню? — ты открыл мне дверцу машины.
Я закатила глаза:
— Опять красная икра. Уже не могу её есть!
— Уходи с этой работы. Она тебя испортит, — ответил ты, сев за руль.
— Зато у нас будет баночка красной икры на столе, — понизила я голос.
— Добытчица, блин! — ты рассмеялся.
Я и впрямь ощущала себя на подъёме. Добытчица! Наполовину студентка. И вообще, самодостаточная женщина. Правда, когда пришла пора оплачивать курсы, я поняла, что достаток — это не про меня. После шопинга мой кошелёк исхудал. Однако в шкафу появилось несколько стильных вещичек. Я обратилась к бабуле. Та достала заначку:
— Отдашь.
Я закивала:
— Конечно, отдам.
А когда ты узнал, сколько стоит моё обучение, то принёс мне конвертик с деньгами. Там было даже чуть больше.
— Это за колбасу, — пояснил ты смущённо.
— А я думала, это расчёт, — улыбнулась.
Ты сказал, что копил. Но я знала, что это ровно два твоих заработка. А значит, два месяца тяжкой работы! В то время как я прохлаждаюсь «с колбаской подмышкой».
— Это мой подарок тебе. Пожалуйста, — ты настоял.
Я взяла и хотела отдать эти деньги бабуле. Но она, отсчитав, возвратила мне треть.
— Купишь себе что-нибудь.
— Спасибо, — ответила я, и купила модель той машинки, о которой ты долго мечтал.