Пока я вожусь с запором на воротах, Гордей опрокидывает на землю того брата, с которым дрался. Мужчина стонет и катается по земле, а сам Гордей встает и бросается на помощь Сэму.
Деревянный брус так тесно прилегает к металлическим скобам, в которые засунут, что у меня получается передвигать его очень медленно и с огромными усилиями. Но все-таки я вытаскиваю его и бросаю на землю...
Правда, оказывается, что это уже ни к чему. Сзади раздается звук выстрела, и над нашими головами с жутким свистом в ворота врезается пуля!
Ну, это я так потом понимаю, что это пуля была, когда, меня, орущую и брыкающуюся двое братьев утаскивают в дом и бросают в ту же самую, ставшую уже привычной, комнату.
В памяти остаются страшные звуки, которые я слышала, когда меня уводили... Я слышала, как их начали бить всей толпой!
Рыдаю, сидя у стены на полу.
Да их там убили, наверное... И Сэма, и... Гордея! Их убили из-за меня!
Лучше бы я с этим... переспала! Лучше бы... Да что угодно лучше бы! Умерла! Пусть бы умерла, только бы он... они были живы!
А когда ко мне заходят, я даже не смотрю в сторону вошедших. Я просто вою, обхватив голову и покачиваясь из стороны в сторону, как умалишенная.
- Успокойся, глупая! - узнаю испуганный голос Авдотьи. - Не понимаю просто, чего ты так убиваешься, вообще! Тебе такая честь предоставилась! Такая честь! Брату Михаилу видение про тебя было! Вот, возьми-ка! Попей настойки! Успокойся! Тебе нужно сейчас!
И я пью! Захлебываюсь и обливаюсь. Пью, даже когда она уже пытается отобрать большой глиняный кувшин. Пью, судорожно глотая. Отталкиваю Авдотью с непонятно откуда взявшейся силой и пью...
Хоть бы это только была та самая отрава! Пусть я засну, и весь этот кошмар забудется!
Но я не засыпаю...
Я даже осознаю и понимаю, что делаю. Я осознаю, как комната заполняется женщинами. И сегодня они какие-то странные - длинные волосы каждой распущены, вместо платьев и фартуков все одеты в белые рубахи до самых пят, хотя ведь уже ночь и вечерняя молитва давно завершилась. Они радостно и возбужденно напевают что-то, подхватывая друг за другом отдельные фразы, но слов я не разбираю совсем. Да мне они и неинтересны...
Я тупо и безразлично слежу за тем, как посередине комнаты устанавливают большое железное корыто, как его наполняют водой.
Тупо встаю, когда меня тянут за руки. Тупо их поднимаю, когда меня раздевают. Без вопросов и смущения переступаю край ванны, не обращаю внимания ни на моющие меня руки, ни на воду, ни на платье, которое на меня натягивают через голову, ни на то, как меня расчесывают...
Где-то на краешке сознания пойманной в силки птичкой бьется тревожная мысль о том, что меня к чему-то готовят, но ей не удается прорваться сквозь плотную пелену моей заторможенности и безразличия.
И потом послушно иду босиком вслед за женщинами. И, кажется, губы мои повторяют вслед за ними слова их непонятной песни...
В молельном зале снова море людей. И это покачивающееся море кажется мне одним единым существом, которое, как водоросли в море, извивается всеми своими стебельками-щупальцами, касаясь меня, пока женщины ведут, взяв за руки к помосту, на котором вещает брат Михаил:
- Сказано: "Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою?"
- Ничего, - отвечает толпа.
- Сказано: Не заблуждайтесь. Ни блудники, ни идолопоклонники, ни прелюбодеи, ни мужчины, которых используют для противоестественных сношений, ни мужчины, которые ложатся с мужчинами не наследуют царства Бога. И такими были некоторые из вас. Но духом нашего Бога вы были омыты, освящены и объявлены праведными во имя нашего Господа Иисуса Христа. Нераскаявшимся прелюбодеям не будет места в Царстве Бога. Однако люди, которые когда-то совершили прелюбодеяние и, возможно, даже вступили в новый брак, не имея на то права, все же могут получить прощение Бога и стать чистыми в его глазах, если они искренне раскаются и будут проявлять веру в искупающую грех жертву Иисуса. Веруете ли вы в возможность искупления?
- Веруем, - отвечают со всех концов помещения.
- Сказано: Жена да очистится силою веры мужа своего.
И все повторяют за ним:
- Жена да очистится силою веры мужа своего!
Это вдруг звучит очень громко, и я невольно шарахаюсь в сторону помоста, подальше от голосов. Михаил машет рукой, как бы зовя к себе, и женщины, подхватив меня снова под руки с обеих сторон, легко, словно я невесомая, как перышко, заносят на помост...