Кэп и две принцессы

Глава четвёртая. Опять Лебедь

Громов дал Рене координаты Ёшки Бодрчковой. Перед самым вылетом, кстати. Очевидно, пытаясь из последних сил удержать расползающуюся в разные стороны конфиденциальность. Пискнул дальфон, и Рене отобразила три заветных символа.

Личный код вызова человека всегда оставался неизменным, вживлённым чипом ещё в утробе матери. С помощью всего одного микроскопического наноробота. Но, чтобы связаться с кем-то в мире стремительной логистики, требовалось к личному добавить три символа местности, в которой адресат в данный момент находится. Связной дальфон работал только в пределах солнечной системы (исключая сферы туманностей), но этого вполне хватало. Основная часть обывателей редко покидали пределы Солнечной.

Громов выдал три заветных символа с таким видом, словно он делает великое одолжение. Судя по коду, Ёшка болталась на каком-то спутнике, на земной орбите. Неужели всё ещё в карантине?

Рене забеспокоилась за своего синхрониста. Если её всё ещё не выпустили, это значит…

В служебном коридоре космопорта было довольно просторно, пустынно и свежо — не то, что у гражданского выхода, где постоянно возникали пробки и очереди, — только Рене почему-то стало душно.

В этот тоннель посторонних не пускали. Прозрачная стена всей своей плоскостью выходила на череду звездолётов Управления, которые под вакуумным куполом стройными рядами отдыхали в перерывах между заданиями. Фирменный знак — выведенное словно детской рукой, немного кособокое оранжевое солнце в центре раскрытой ладошки — красовался на каждом из них. Где-то там, среди вытянутых сигаретой и распластанных тарелками красавцев, притулилась и их лаборатория. Её, Рене, Кима и Ёшки…

— Чего ты застыла, кэп? Звони давай! — Полянский легонько толкнул Рене в плечо. Они ещё не на звездолёте, и не приняли устав экспедиции, Рене ему сейчас никакой не центр. Она могла бы на всякий случай обидеться как женщина, но, кажется, Полянский просто не совсем контролировал себя — так волновался за Ёшку.

Рене схватилась за запястье, обвитое браслетом-усилителем чипа. Синхронист ответила не сразу, и, надо сказать, эта минута показалась оставшемуся экипажу КЭПа не самой лучшей в их жизни.

— Ой, — наконец-то произнесла Ёшка. — Я вам попозже перенаберу. У нас тут…

Ёшкины волосы висели печальными непривычными прядями, а взгляд казался растерянным и каким-то грустным.

— Ёшик, ты где? — быстро спросила Рене, синхронизировав изображение с дальфоном Кима.

— Санаторий, — со странным нажимом сказала Ёшка. — Для зайчиков.

— Каких? — опешила Рене.

— Солнечных, — улыбнулась Ёшка и тут же крикнула кому-то. — Да, доктор Кандель, иду! Рене, я перезвоню, как только смогу. Вы уже на КЭПе?

— Ёшкин кот! — заорал Полянский в стремительно темнеющее изображение. — Что там у тебя происходит?

Викран стал тёмным, а затем покрылся белёсой дымкой тумана: Ёшка стала недоступна.

— Что у них там за зайчики? — переспросила растерянно Рене.

— Сейчас, сейчас…

Ким сосредоточенно искал информацию:

— Вот! Закрытый санаторий психиатрического направления «Солнечный зайчик». Так, тор… неконтактники… киберсепсис… Всё ясно, кэп! Её отправили в психбольницу!

— Что?! — Рене не могла поверить. — Ёшку? В психиатрическую больницу?!

Она же была абсолютно здорова. Активно презирала Полянского, пока они добирались до Восьмой Лебедя и разыскивали музыкальное облако. С упоением изучала состав этого феномена, а когда выяснилось, что звуки издаёт не облако, а странный, непрямой поток магнитного ветра, огибающий пылевой сгусток по извилистой, на первый взгляд невозможной траектории, то расстроилась. Ветер переносил кучу мельчайших алмазных льдинок, и, приближаясь к плотному облаку, состоящему из песка и расплавленного железа, эти мелкие частицы начинали вибрировать.

А на обратном пути Ёшка уже помирилась с Полянским и даже договорилась, что он посмотрит сломавшийся влагораспределитель в её доме. Это была совершенно обычная Ёшка, гиперактивная, но это её обычное состояние, так что же…

— Не удивлён, как у вас говорится, — голос, который раздался за спинами погрузившихся в информатор Рене и Кима, звучал металлически противно, но очень знакомо. Особенно — пришептывание на конце фразы. — Вашу эту Ёшку давно пора…

— Ох ты, Кен, — Рене чуть не опустилась прямо на пол коридора, но опомнилась. — Что ж ты так невовремя…

За те несколько месяцев, которые лаборанты отсиживались в одиночном карантине, крысо-кенгуру приоделся. Где он достал настолько пластичные штаны, что смогли приспособиться к его массивным бёдрам, внезапно переходящим в изогнутые под прямым углом сухие, тощие голени? Тем не менее голубые с бирюзовым отливом брюки, кокетливо подвёрнутые у лодыжек, сидели на нём так, словно были приклеены. Вообще-то Кен, не впаянный в липучку ношематрика, выглядел даже симпатично. Только бы раскраску чуть уменьшить.

«Нет, ну надо же, а я никогда не могу подобрать себе что-то настолько уютное. Нужно спросить, что за фирма», — подумала Рене, но тут же одёрнула себя. Навряд ли льсянин ходил по торговым центрам самолично. Явно одежду ему предоставило Управление. И штаны, и экзотическую рубашку, расшитую вручную знойными пальмами, и мягкую, ярко-алую бандану, прикрывающую и без того прижатые к голове уши. Только огромные ступни, покрытые то ли мозолями, то ли коростой, оставались босыми. Управление могло бы выписать сделанные по специальному заказу ботинки, но одного взгляда на эти ступни хватало, чтобы понять — обувь тут совершенно ни к чему.

А ещё льсянин волочил за собой небольшой, светящийся бирюзовым пурпуром чемоданчик, небрежно сжимая длинную ручку маленькими, но очень цепкими пальчиками. Впрочем, определение «волочил» не совсем подходило к происходящему действу. Чемоданчик дёргался, чуть приподнимаясь над полом, и опускался назад, дребезжа колёсиками, вслед за подпрыгивающим льсянином. Республиканец очень старался идти прямо, но ноги сами отталкивались от поверхности, выстреливая тело пусть невысоко, но вверх. Подпрыгивал Кен совершенно бесшумно, только чемоданчик позвякивал. Не удивительно, что Рене с Кимом, с головой ушедшие в Ёшкины таинственные проблемы, не услышали, как он приближается.

— О, — сказал Ким. — Ты прибарахлился.

— Я не знаю, как реагировать на твоё высказывание, — прошипел переводчик. Из-за банданы, закрывшей чип за ухом республиканца, он пришёптывал больше обычного. — У меня есть куратор. Он сказал, что люди не ходят без тряпок на теле. Почему вы мне не говорили об этом?

Рене развела руками:

— Не до того было. А Ю Джин… Он разве ничего не рассказал тебе о Земле?

Она подумала тут же, что сбилась и покраснела. Быстро глянула на Кима, не заметил ли он. Но даже если Полянский что-то и понял, то вида совсем не показал.

— Капитан «Иллюзиона» совсем не разговаривал со мной, — сказал республиканец равнодушно.

— В любом случае, — Полянский смеялся только глазами, стараясь, чтобы льсянин не заподозрил издёвки, — ты — просто красавчик. Девушки теперь будут на тебя…

Ким остановился, понимая, что перегнул-таки палку. Но льсянин, наоборот, как-то сразу оживился.

— Девушки, — он даже завертел головой в разные стороны, — а что должны делать теперь девушки? И… где они?

Рене показалось, что льсянин сейчас упадёт в обморок.

— Это гипотетическая ситуация, — быстро успокоила она. — Та, которая, может, никогда и не случиться. Скорее всего… Да нет…

Она ещё раз оглядела Кена — полностью, от банданы до огромных ступней. Разодетого цветасто, как Дон Педро в отпуске. Из бирюзово-голубых штанов сзади торчал мощный хвост. Рене покачала головой:

— Эта ситуация точно никогда и ни при каких обстоятельствах не случится.

Когда КЭП преодолел линию Кармана, принятую с незапамятных времён условную границу космоса, пролегающую на высоте ста километров над уровнем моря, Рене отключила «липучку» и вышла из рулевого модуля. «Рулевым» он назывался только в честь старых традиций. Никакого руля в пультовой и в помине не было, и никто тут давным-давно не рулил.

Даже искусственная гравитация включилась сам собой секунду в секунду, как положено, интегрированный «навигатор», занимавший львиную долю пульта управления, успокаивающе мигал зелёными огоньками — курс был простроен ещё на Земле, и КЭП вёл искусственный интеллект. Вмешательство команды требовалось только при возникновении аварийной ситуации, а за всё время службы Рене в Управлении, такой ситуации не возникло ни единого раза. В перерывах между экспедициями Рене гоняла свой экипаж на тренажёры, чтобы ребята не забыли, что они должны делать, если вдруг программа засбоит или звездолёт вляпается в какую-нибудь аномалию.

Она скользнула взглядом по лабораторному люку. Специалисты Управления знатно почистили её рабочее место. Они забрали все ящики с образцами клеток, все культуры — до единой пробирки, всех лабораторных животных, и — Рене до конца так и не поняла зачем — оборвали всходящие растения в оранжерее. Заходить в свою опустошённую лабораторию ей совершенно не хотелось. Прямо сказать: было выше её сил.

И Рене понимала, что иначе и быть не могло: малейшие следы, которые остались после Дведика обязаны тщательно изучиться, но всё равно, заглядывая на своё любимое рабочее место, не могла отделаться от ощущения поруганного ворами дома. Она прошла к шлюзу жилого модуля мимо люка, почти зажмурив глаза.

Льсянин сидел в кресле Ёшки с видом отважного космонавта-исследователя, всматриваясь в центральный экран, на котором золотинками от конфет блестели далёкие звёзды. Кресло попискивало, постанывало и потрескивало, стараясь приспособиться к нечеловеческим параметрам, изначально не заданным в его конфигурации. Массивный хвост Кена то проваливался в образованную креслом дыру, то, наоборот, вздымался над спинкой на странной подставке. Ким не без удовольствия наблюдал за попытками мебели понять и принять иноземный организм.

Они возвращались к Лебедю, где на Второй от него Кена ожидал дублёр. Земные звездолёты никогда не заходили в ту часть галактики, где находилось объединённое содружество планет под названием Республика Лься. Крест — Лебедь являлся тем перевалом, за которым начиналась необжитая для землян территория, и диспетчерская сеть, сопровождающая звездолёты до нужных нуль-каналов, там не работала. Единственная надежда была на незнакомого льсянина, который ожидал Кена в «зоне разногласий». Республиканец утверждал, что он «обо всём договорился», и их ждёт группа сопровождения республики Лься, чтобы со всем положенным дипломатическим пиететом доставить «за бугор». Очевидно, с той стороны Лебедя так же были заинтересованы в феномене под названием Дведик. Рене сказала бы даже — взволнованы, если бы постоянно не наблюдала реакцию льсянина на любое повышение эмоционального фона. Волноваться они по определению не могли.

— Кен, — спросил Полянский, когда кресло под льсянином перестало дёргаться, решив задачу с хвостом закрученной к полу воронкой. — меня мучает один вопрос… Можно кое-что у тебя узнать?

— Я не понимаю, что значит «мучает», — сообщил пришёптывающий переводчик. — Но тоже имею, что спросить.

— Я первый! — крикнул Ким. — Первый! Итак! Что у тебя в чемоданчике? Насколько я помню, когда «Иллюзион» стартовал с Дведика, у тебя даже клочка бумажки своей не было.

— Джентльменский набор, — очевидно, льсянин повторил чьи-то слова. Или переводчик нахватался высокопарных выражений. — На все случаи жизни. И у меня было… своё.

Последние слова он прошептал почти неслышно для людей и незаметно погладил себя по цветастой рубашке, за которой скрывалось сумчатое пузо. Только ни кэп, ни её правый этого не заметили.

— А кто был твоим куратором? — Рене подозрительно прищурила глаза. — На Земле кто о тебе заботился?

Знала она одного любителя выражений типа «джентльменский набор» или «в рамках современных тенденций». Этот парень попал в Управление из того же психиатрического блока, что и Ёшка, но по состоянию физического здоровья не мог работать «в поле». Он прошёл курсы ксенопсихологии и, как слышала Рене, специализируется ныне на реабилитации иноземников, впервые попавших на нашу планету.

— Ко…, — начал было вспоминать льсянин, но вдруг махнул с досадой своей маленькой лапкой с цепкими пальчиками. — Это получается уже второй ваш вопрос, а вы должны ответить на мой первый. По справедливости.

Республиканец очень быстро учился, отметила про себя Рене.

— Ладно, спрашивай, — согласился Ким. — Хотя ты так и не рассказал, что именно в твоём чемоданчике. Хитрюга.

— Где сейчас эта ваша гормонально перенасыщенная Ёшка? — спросил Кен, довольно, насколько это можно было сказать по его всегда нейтральному виду. «Хитрюгу» он воспринял, как комплимент.

— Не здесь, — вывернулся Ким. И с торжеством посмотрел на льсянина. Ничего не проясняющий ответ про содержимое чемоданчика был достойно отбит.

Садиться на Вторую пришлось в плотной пелене облаков из замороженного углекислого газа. КЭП немного повисел над южным полюсом на тысячеметровой высоте, предоставляя возможность полюбоваться гигантской синевато-белой шапкой. Здесь тёплый воздух, содержащий водяные пары, поднимался вдоль откосов вулканов. В поднебесье дым смешивался с углекислым газом, застывал, и ледяные кристаллы сбивались в огромную кучу. Непонятно почему, но координаты для высадки были заданы именно под этой «шапкой». Рене не смогла получить разрешение на ручное управление, а иначе ни за что не позволила КЭПу садиться в таком неудобном месте.

Вторая Лебедя числилась в списке «автоматически исследованных планет», и её даже рассматривали для колонизации, но ещё пока в необозримом будущем. И, кажется, Рене понимала почему.

Мрачная каменистая равнина, окрашенная то в серые, то в неприятно кирпичные тона, выглядела угнетающе. Рене вспомнила, как они вышли на поверхность Счастливого Дведика, и тот сейчас, по сравнению со Второй, казался весёлой, пусть и несколько запылённой провинциальной ярмаркой. Вулканический туф под ногами, взрытый метеоритами, и сухой, холодный воздух: атмосфера у Второй слишком тонка, чтобы защитить планету от агрессии небесных тел и с другой стороны — удержать то, что сделало бы её хоть немного гостеприимнее. Тёмно-фиолетовое небо. Множество камней, застывших в бороздах, которые выжгли на поверхности лавовые протоки.

— Не обнажаемся, — Рене защёлкнула шлем под подбородком и подождала, пока тихое гудение плотно не сомкнуло его с комбинезоном. Затем красноречиво посмотрела на Полянского. — Ни в какой ситуации не снимаем шлем. Никакого стриптиза — ни полного, ни частичного. Понятно?

Ким, помня трагического происшествие на Дведике, просто молча кивнул и подчёркнуто старательно щёлкнул застёжкой-сшивателем. Льсянин вертел в руках человеческий шлем так долго, что Рене поняла: ему очень не нравится космическое снаряжение землян.

— Другого у нас нет, — она вырвала из его лапок шлем и нахлобучила Кену на крысиную голову. С точки зрения галактической дипломатии это наверняка было неприемлемо, но за этикет у них отвечала Ёшка, и специалисты Управления сами виноваты, что оставили экипаж без синхрониста.

Рене мстительно щёлкнула сшивателем под узкой мордочкой льсянина, покрытой жёсткой короткой шёрсткой.

— Своё имущество ты безвозвратно посеял на Дведике, — напомнила она ему, содрогнувшись при воспоминании о жуткой морде защитного костюма Кена.

Две высокие фигуры и одна мелкая — тем двоим по пояс — вышли на поверхность Второй планеты Лебедя. Человеческая нога впервые ступала на эту каменистую землю, кстати, уже отмеченную длинными упругими лапами, очень напоминавшие ступни кенгуру.

— И где вы посадили свой звездолёт, прежде чем совершить диверсию на нашу Пятую? — поинтересовался Ким.

К космическому комбинезону льсянина, очевидно, уже на скорую руку приделали отросток, в точности повторяющий конфигурацию его хвоста. За этот кусок биокевлара и схватился Полянский, когда льсянин вдруг резко рванул вперёд.

— Стой, — закричал Ким, скользкая внешняя пластина замаскированного бронежилета выскочила у него из рук. — Разобьёшься, придурок!

Республиканец обернулся уже в прыжке, красиво развернув тело, и закричал:

— Вон где!

У экипажа КЭПа не было времени, чтобы внимательно рассмотреть окружающий ландшафт, и только этим можно объяснить, что они не заметили сразу межзвёздный транспорт республики Лься.

Ибо в узкой низине, прорытой когда-то очень давно вулканическими массами, стояло нечто, исключающее всякие сомнения в своей принадлежности к Лься.

Двухкомпонентная конструкция выглядела точь-в-точь, как Кен, если бы он вымахал до чудовищных размеров и зачем-то взял в лапы огромное яйцо, любовно прижимая его к сумчатому пузику. Узкая «морда», задранная в фиолетовую бесконечность, явно исполняла роль тупой носовой части. Там, где маленькие «пальцы» обхватили круглый, блестящий бок «яйца», по поверхности бежали трещинами несколько утолщений. Приглядевшись, Рене заметила и трубопроводы, и место крепления модуля ходового двигателя, и транспортную его часть.

Но сначала она даже несколько опешила от явления столь красноречивого звездолёта, так, что даже не успела скомандовать льсянину вернуться в их невеликий строй. Его маленькая фигурка, в прямом смысле — вприпрыжку, за считанные минуты добралась до «большого брата», который при приближении Кена вспыхнул огнями.

Когда Рене с Полянским подбежали к республиканскому звездолёту, льсянин почему-то всё ещё топтался перед выдвинутым из одного «утолщения» гофрированным переходником.

— Ты чего остановился? — ехидно спросил Ким. — А так бежал, так скакал…

Рене движением руки остановила изощрённое остроумие Полянского. Что-то пошло не так.

— Он пуст, — сказал Кен. — Готов к отправке, но без малейшего признака живых существ на борту. Куда же девался…

Переводчик прошипел несколько непередаваемых человеческим голосом звуков, очевидно означающих имя его коллеги.

— Только не вздумай падать в обморок, — схватил льсянина Полянский за узкие плечи, ускользающие под скафандром. — Разберёмся. Вот же… Ещё одна принцесса на нашу голову…