Кэп и две принцессы

Глава пятая. Сказки на научной основе

Тёплое и свежее июньское утро идеально для пробежки. Может, кто-то любит посуровее: сибирский январский мороз или июльский пустынный жар, но Ёшка предпочитала классику. Тем более что была одна вещь, которую синхронист сейчас знала наверняка: она больше никогда в жизни не будет тренироваться на экстремальных тренажёрах типа «Лунного ландшафта». Одного раза ей хватило.

Ёшка бежала по мягкой дорожке набережной. Слева серебрилась на солнце призрачная река, справа ворочался, просыпаясь, выдуманный город.

— Если взять за гипотезу мои ощущения, — размышляла она в такт неторопливой, лёгкой трусце, — то становится понятным, почему птица — транспортное средство леонидянина — не расшилась. Она попала вместе с ним в «дугу», но «мультяшка» не смогла «затащить» её во временной парадокс. Потому что… Потому что в сознании птиц и животных нет понятия прошлого и будущего! Они существуют здесь и сейчас. Я точно знаю, никто из моих кошек никогда не думает «Ох, как летят годы» или «О боже, я уже совсем пожилой». Или «Много лет назад, когда я был совсем котёнком…». А я вот думаю… Ох!

Под правым нижним ребром резко кольнуло, дыхание сбилось, в глазах потемнело. Мысль иногда бывает очень материальна, только что убедилась Ёшка.

Боль в боку вывела её из тупика, в который загнались мысли. Они казались безнадёжными в своей необъятности. Сродни попыткам представить бесконечность Вселенной.

— Отсутствие окончания Вселенной, — строго сказала сама себе Ёшка, — может таковым восприниматься исключительно в виду нашей неспособности осознать её масштабы. Свойство нашего мозга — это необходимость, чтобы у истории были начало и конец.

У её истории конец всё никак не наступал, и Ёшка была очень недовольна собой. Вдохновлённая и озадаченная одновременно отблесками Зеркала, синхронист надеялась, что какие-нибудь изменения произойдут и с некоммутами. Хотя бы с кем-то из них. Но прошла неделя, затем другая. Зеркало продолжало потрескивать помехами, пациенты неподвижно висели в вакууме над ложами. Безучастные и совершенно неопределённые — не живые и не мёртвые.

Ёшка зарылась в файлы их досье, не выходя из своей комнаты сутками. Глаза слезились от непрестанного мелькания цифр, имён и значений, голова пухла от информации. Что-то свербело в душе, предупреждая, что разгадка где-то на поверхности, совсем близко, но она никак не могла поймать этот маленький, шустро виляющий хвостик истины.

Муни. Мечтатель с Периплана, похожий на огромного таракана, пострадавший в погоне за своей мечтой. Общий любимец всей многочисленной родни, не связавший свою жизнь ни с кем. Не оставивший потомство. Усыновивший… Стоп! Ёшка шуганула запись на повтор. Точно. Несколько оборотов чего-то там назад неудачливый лётчик взял в семью несколько маленьких перипланчиков. Кажется, если Ёшка правильно поняла, это были наследники одного из его близких друзей.

С другом явно случилась неприятная история, может, даже трагическая, если Ёшка верно поняла термин «высохнуть». Хотя у него, кроме значения, «перестать быть обычным», существовал второй смысл: «покинуть мир для переживания трансцендентных эмоций». Синхронист была почти уверена, что если друг Муни не умер, то ушёл в какое-то периплановское монашество. Почему его потомки остались одни при очень разветвлённой сети родственных связей в общине? Опять же Ёшка почти, но не до конца уверилась, что для Муни забота о продолжении друга была чем-то вроде дела чести.

Так вот, Муни взял в свой дом непонятное число детей — количество маленьких перипланцев измерялось «выводками», а сколько особей было в этом выводке, узнать сейчас казалось совершенно невозможным. Ёшка полезла в галактический этносправочник, чтобы прояснить количество детей, которые приносит одна самка на Периплане, надеясь хоть приблизительно представить масштаб «дела чести» Муни, но в статье было указано «от больше три, но меньше восемь», что тоже совершенно не проясняло ситуацию.

Что случилось с этим «выводком» после того, как Муни «расшился»? Личное дело пострадавшего заканчивалось на этом моменте, и начиналась история наблюдений уже непосредственно на торе. Ёшка отправила запрос на Периплан через всеобщую галактическую справочную службу — Галсправ. Ответили ей удивительно быстро.

Оказывается, незадолго до «расшивки», в семье Муни случился какой-то конфликт, который привёл к расколу. Часть детей из «выводка» осталась с Муни, часть ушла в «самостоятельное топотание». Это было зафиксировано в официальных документах, потому что ушедшие получали разрешение в совете Периплана, что говорило о серьёзности их решения.

— Вот же ты, Муни, — сказала Ёшка, вслушиваясь в топотание совета по отчуждению части семьи, — оказывается, и у тебя в голове была не только лёгкость бескрайнего полёта, но и тяжесть, тянущая к земле. Чувство вины, наверное. Тоже самое, что и у Вероники Вершининой. То, что ты хотел бы вернуть и изменить.

В каждом досье, если внимательно в него углубиться, находилось что-то подобное. Конфликты, сожаления, ситуации, которые хочется, но невозможно исправить. Впрочем, Ёшка была уверена, что каждое живое существо в Галактике несло в себе уйму таких сожалений. Дуга Бэтмена легла на оголённые провода нервов тех, кто оказался на её траектории. Она захватывала не физический план, а то, что глубже.

— А, значит, — подумала синхронист, — значит… Это что-то живое. То, что несёт в себе собственную боль.

Ёшка свернула с беговой дорожки к выходу из тренажёра. Её не оставляло чувство, что дуга Бэтмена пытается пробиться к некоему всеобщему сознанию живых существ через эмоциональную сферу. Словно хочет что-то сказать.

Она в который раз остановилась перед обителью перипланца. Несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, прежде чем войти. Она подготовила речь и просто обязана произнести её перед Муни. Хотя была уверена, что он не услышит. Но, может, то, что держит его с другой стороны разума, почувствует готовность Ёшки выслушать и понять. По крайней мере, попробовать.

Самое главное сейчас: чётко сформулировать посыл. Если есть неясность в озвученных формулировках, тем сложнее будет направить ментальный импульс.

— Эх, ты, — Ёшка вслух репетировала свой выход, прежде чем шагнуть в обитель, — неведомая сила. Хотя бы дай знать, что ты такое есть. Может, ты и в самом деле мир-брана? Знаешь, один из бесконечных регионов мультиверса, некоторые физики их называли ещё мирами-бранами. Если это так, то мы не сможем тебя обнаружить. Понимаешь, ты существуешь во множественных измерениях, а мы способны воспринимать только три размерности пространства и одну — времени — в нашем собственном мире-бране… Чёрт, это какое-то безумие…

Ёшка сбилась. Вслух это звучало ужасно. Образы, которые она пыталась послать в неведомые дали, оказались ещё ужаснее. Она представляла эти браны, как нарезанные куски хлеба в пакете. Плотно прижатые друг к другу, они тёрлись поверхностями и осыпались крошками с верхнего слоя. Столкновения — катастрофичны и непредсказуемы. Можно вызвать «большой взрыв». А можно… Оставить синяки. «Метки» в виде некоммутов.

— В общем, брана, если ты разумна — а я в этом не сомневаюсь, — то должна дать какую-то более весомую подсказку. Соответствующую нашему уровню. А то я — тупая, — вздохнув, призналась Ёшка. — Мне нужно нащупать корни проблемы.

Она ещё раз выдохнула и, зажмурив глаза, шагнула в фиолетовый покой, окружавший перипланца. Ёшка не заметила, как светлая толстая коса Арины Родионовой мелькнула в проломе каменной стены на выходе из обители.

— Корни, — прошептала Родионова. — Конечно же, корни…

Если бы синхронист была не столь погружена в свои мысли, то заметила бы и саму няню, и озарение на её лице. И ещё: непоколебимую решимость.

Но в тот момент синхронисту было совершенно не до физиогномики. Она, борясь с уже привычным приступом чужеродности, доносила до сущности, проявляющейся в дуге Бэтмена, свою мысль.

Когда Ёшка вывалилась, тяжело дыша, из обители покоя, первым, кого она увидела, был Элиас.

— Нужно поговорить, — сказал нокер, старательно делая вид, что не замечает непрезентабельности Ёшки. Она была всё ещё мокрая с ног до головы, тонкий комбез противно лип к телу, лицо отливало зелёным, так как синхрониста не на шутку мутило.

— Пар-сек, ла-но? — выдохнула она. И опустилась на пол.

— Это про Арину, — хмуро произнёс нокер, с досадой ковыряя узким носком бежевого кеда пол. — Она хочет войти в Зеркало.

— Вах, — сказала Ёшка. Что ещё она могла сказать?

— Говорит, что попытается позвать их обратно. Некоммутов.

— Там нет понятия «обратно», — ответила Ёшка. Её медленно, но отпускало. — Мы же с тобой несколько раз входили и проверяли. Куда она их позовёт?

— Говорит, что попытается вытащить сказкой древние архетипы. Память предков.

— Память априори подразумевает прошедшее время.

— Дело даже не этом, — замялся Элиас. — Бог с ним, с этим временем. Мне очень не нравится её желание войти в Зеркало, но так как Арина Родионова — квалифицированный персонал клиники, я не могу отказать ей во входе. Прошу, поговори с ней, а?

Нокер оторвал взгляд от пола и с мольбой посмотрел на Ёшку:

— Она доверяет тебе. Убеди её не делать этого. Арина явно что-то задумала.

— «Купать цветы и выгуливать рыб…»

Ёшка выдохнула эти строки, уже несколько дней крутившиеся у неё в голове, и поднялась с пола:

— Ты слышал это?

— Что?

— «Доить железо и…»

— Я не понимаю, о чём ты, — нокер хотел вернуться к предмету, интересовавшему его в первую очередь. Наиглавнейшим интересом явно была Арина.

— Это важно, — с нажимом произнесла Ёшка. — То, что пыталась сформулировать понятно для меня мультяшка. Почему она сигналила апорией? В принципе я представляю себе выгул рыб, но это невозможно.

— Почему? — вопрос был самый «тупой» по шкале Артура Фаэрти.

— Вот в том-то и проблема, — ответила Ёшка. — Зачем мне это делать? Выгуливать рыб? Надо ещё подумать над этим.

Она встала и, обогнув нокера, словно не видя его, отправилась в холл.

Закрывая за собой плотно дверь в свою комнату, она вздрогнула. До неё только дошло, что ей пытался сказать Веласкес.

— Арина! Чёрт!

Она быстро скинула мокрый комбинезон, залезла в такой же, но сухой, намотала на мокрые пряди полотенце и выскочила из комнаты.

Няня занималась цветами в большой оранжерее. Воздух здесь был влажным, пахло мокрой землёй и свежими листьями.

— Арина! — позвала её Ёшка, и девушка тут же обернулась. — Ты что задумала?

— Репка, — односложно и непонятно ответила няня.

Ёшка опешила:

— Какая репка? Зачем?

— Бабка за дедку, дедка за репку, — засмеялась Арина. — тянут-потянут… Не делай такие круглые глаза, я не сошла с ума. Просто осталось позвать мышку.

— И мышка…

— Это я.

Няня бережно тронула мелкие мягкие иголки неизвестного Ёшка растения. Тонкие шипы отозвались тихим звоном под её ладонями.

— Литария, — нежно сказала Арина, имея в виду хрустальное игольчатое растение. — Она стирает грань между явью и снами. Делает сновидения неотличимыми от реальности. Найти пятиигольчатую веточку, отварить, выпить настой перед сном… Это древний рецепт. Сейчас я просто добавляю её в синтезатор эмоций. Для свежести восприятия.

Родионова вздрогнула, словно вышла из сна:

— Так что ты хотела знать? Любое сказочное повествование содержит в себе большое количество энергии. Это некое общее поле, концентрированное глубинное переживание многих людей на протяжении тысячелетий. Каждый человек через сказочные истории проходит свой путь, в результате чего трансформируется, решает что-то личное через подтверждённое коллективное. Так как сейчас мы имеем в виду человека — Вершинину, я могу попробовать. Введу общее сказочное поле в приоткрывшееся подсознание. Её глубинная основа, цепочка ДНК — послание предков, направленное в будущее, и она должна зацепиться. Корни… Глубинные корни — вот что важно.

— Я пойду с тобой, — произнесла Ёшка. — Со сказочным полем или без него, но пойду. И это не обсуждается.

— Ну да, — ответила Арина. — Я надеялась, что ты это скажешь.