Кэп и две принцессы

Глава вторая. Это не Восьмая Лебедя

…Смотреть было особо не на что. По крайней мере, в той части планеты, где межзвёздная лаборатория совершила посадку. Юркая таблетка космолёта опустилась прямо на выветренные до блеска камни. Возможно, когда-то здесь были горы, но от времени, безжалостно нивелирующего любой ландшафт под ноль, они низко расползлись по земле, словно панцири гигантских черепах. Дул ветер, сухой и горячий, как нос заболевшего пса. Сквозь чешую распластанных камней пытались пробиться замысловатые, скрученные узлами колючки.

Троица альтернативных биологов «первого контакта» печально взирала на унылый пейзаж. Высохший и, кажется, пыльный. Низкий и плоский горизонт давал так мало света, что все оттенки красок сливались в однородную серость. Рене тут же захотелось потереть глаза, но из-за астровизора такое естественное движение стало невозможным, и это обстоятельство мелко и противно раздражало.

Неприятным было и то, что Рене чувствовала себя тяжёлой и неуклюжей. Датчики показывали, что сила тяжести на поверхности планеты превышала земную на двадцать процентов. Это вполне комфортная разница, но к ней ещё нужно привыкнуть. Остальные параметры — температура плюс двадцать пять градусов и состав атмосферы (в основном, азот и кислород), устойчивый климат — говорили о реальном шансе найти здесь жизнь. С большой вероятностью даже разумную.

И всё равно что-то во всем этом Рене активно не нравилось. Вся эта чужая мёртвая равнина… Не то, чтобы страх перед ней, а гнетущее чувство затерянности в незнакомом пейзаже. Ощущение, что их точно здесь никто не ждёт. А, может, Рене просто не выспалась. В конце концов все рано или поздно испытывают такие чувства на новой планете. Она спрашивала, и собеседники из межзвёздников, несколько смущаясь, признавались в этом.

— Здесь странно пахнет, — прозвучал в её голове искажённый голос Кима. Кроме привычного металлического оттенка, который неизменно придавал речи передатчик, Рене уловила в нём незнакомую и от этого тревожившую ноту. Словно Киму было сложно говорить, что-то ему мешало.

Она подумала, что накануне Полянский жаловался на плохое самочувствие, и ругнулась на себя: надо было перед высадкой проверить его состояние. Но гигантолог выглядел вполне нормальным этим утром. Рене даже не вспомнила о его простуде, а потом их так неожиданно тряхнуло на орбите, что теперь она беспокоилась только о том, что на бедре, которым приложилась о панель, будет невероятной красоты синяк. Ренета понимала, что должна каждую секунду в экспедиции благодарить судьбу, что всё ещё жива и даже ничего себе не сломала, но этот синяк… Она чувствовала, как гематома расползается багровым пятном под скрипучим мягким пластиком скафандра. В иной обстановке Рене обработала бы ушиб так быстро, что и следа не осталось, но при высадке времени на это не было. Бедро всё ещё противно и назойливо ныло. Что, кстати, тоже не добавляло прекрасности в настроение. Ну почему Рене в самые торжественные моменты всегда думает о чём-то приземлённом, и даже — о, ужас! — шкурном? Ворчливая земная тётка…

— Ты не можешь чувствовать запах сквозь визор, — металлически буркнула в шлеме Ёшка. — Это аромаглюки…

— Нет, нет, — опять-таки через силу заупрямился Ким. — Воздух и в самом деле странно пахнет. Горьким чем-то. Похож на тот, что дома, но с примесью…

— Хватит, — сказала Рене и поморщилась, незаметно потирая место ушиба. — И разведчики, когда отправляли сигнал, и наши приборы определили, что воздух пригоден для человеческого дыхания. Ты прав, в самом деле есть неизвестная примесь, но она безвредна. Когда проанализируем подробнее, сможем даже снять шлемы. Наверное… А сейчас… Стой, не стой, работа сама себя не сделает. Ну что, двинулись?

Рене первая сделала шаг на встречу с неизвестностью. Ким и Ёшка, с надеждой оглянувшись на белое пятно лаборатории, пошли за ней. Совершенно однообразная равнина разбегалась во все стороны, гладкая, бледно-желтая. Небо, над головой серое, как на Земле в предчувствии дождя, сходило к горизонту мертвенно-зеленоватым оттенком. Перистые и грязные, словно вываленные в пыли облака бежали на север.

— Подожди, — высокий голос Ёшки противно врезался в глухую тишину шлема. — А куда мы вообще собственно…

Рене с досадой поморщилась.

— Туда, куда нас послали и обещали ждать. Таблетка села точно, никаких отклонений от координат. А, кстати… Смотри во-о-о-н…

Только сейчас они заметили, что на плато их встречала одинокая фигура. Человек в защитной форме разведотряда мягко двигался навстречу лаборантам. Рене подумала, что они в своих громоздких скафандрах, нашпигованных колбами для проб и инструментарием, по сравнению с юрким разведчиком выглядят неуклюжими. Они редко встречали ребят из авангардного отряда, обычно те уже покидали планету, на которую вызывали лаборантов. Но все равно при каждой редкой встрече Рене лишний раз расстраивалась. Почему космическую форму их группы не сделают столь же лёгкой и гибкой, как у разведчиков? Ответ был очевиден: потому что на лаборантах в Управлении экономят.

Элегантный разведчик подошёл к группе новоприбывших, больше похожих на медвежат-подростков, чем на уникальных специалистов. Он замедлил шаг, оказавшись рядом с Рене. Военный скафандр сидел на нём словно вторая кожа, и Рене удостоверилась, что не ошиблась: и вблизи разведчик производил впечатление человека, безукоризненного во всех отношениях.

— Девушки?.. — то ли вопросительно, то ли утвердительно протянул прибывший. Он был явно расстроен этим обстоятельством.

— Почти, — прогнусавил искажённым баритоном Ким.

Разведчик кивнул.

— Ю Джин, — коротко отрапортовал он, сразу и безошибочно обратившись к Рене, каким-то внутренним чутьём тут же определил её старшей в команде. — Правый капитана.

Рене не любила красивых мужчин. А от этого правого Джина просто несло сверхчеловеческой привлекательностью. Бронебойная аура любимца женщин, пробивающая даже плотный скафандр. Рене, стараясь не делать лишних движений, которые в этот момент выглядели бы особенно смешно и нелепо, хмуро буркнула:

— Ренета Гомес. Центр группы лаборантов, вирусолог. Ким Полянский — мой правый, гигантолог. Ёшка Бодрчкова — мой левый. Она — синхронист.

Ким хотел что-то сказать, но вдруг чихнул. Получилось настолько громко, что правый Джин вздрогнул и непроизвольно принял оборонительную позицию. Рене обернулась на Кима и раздражённо хмыкнула: гигантолог забрызгал весь экран визора и теперь нелепо крутил головой, стараясь обеспечить себе угол зрения в заплёванном окошке шлема.

— Здесь можно какое-то время обходиться без защиты, — сказал разведчик Киму с сочувствием. — Мы… проверяли. Вернее, выяснили по необходимости. Кислорода — двадцать один процент. Тяжеловато дышать, но вполне возможно.

— Ким, вернись на таблетку, — Рене почему-то очень разозлилась. Может, ей стало неудобно за свою неуклюжую команду. — Мы поняли, что вы — правый экипажа разведчиков. А сам капитан так сильно занят?

Рене понимала, что срывает злость на пока ничем не провинившемся перед ней Ю Джине, но не могла отказать себе в этом маленьком удовольствии. Злиться на Кима не имело никакого смысла, так как у него за время их совместных экспедиций выработался стойкий иммунитет на ругань центра.

— Я в порядке, — упрямо прогундел приёмник интонациями Полянского. — Вылечился. Ещё вчера. Это остаточные явления, и они не опасны…

— Чёрт, — грубо оборвала его Рене. — Ты скроешься с моих глаз или нет?

Он всё ещё пытался найти точку обзора, стараясь не соприкасаться лицом с грязным экраном изнутри. Ёшка с сочувствием протянула ему маленький пронзительно-розовый баллончик:

— Попробуй быстренько просунуть под шлем и надавить на крышечку. Да не смотри ты с таким ужасом, это всего-навсего мой увлажняющий тоник для лица. Тут такой сухой воздух…

Один чихает во весь рот, другая таскает с собой девчачью косметику… Рене уже почти закричала, чтобы заглушить этот привычный для неё, но такой неподобающий в экспедиции курятник:

— Вы мне не ответили, правый Ю Джин, поэтому я повторяю вопрос: ваш капитан чрезвычайно занят?

— Можно сказать и так, — отрапортовал потенциальный красавчик.

— И вообще, где все? — Рене только сейчас поняла, что встреча получается какая-то странная. И вовсе не из-за безалаберности её экипажа. Конечно, разведчики не обязаны оказывать лаборантам торжественный приём, но, как правило, если им удавалось столкнуться на какой-либо из исследуемых планет, негласным делом чести было принять своих землян с подобающей помпой. Обычно ребята из разведотряда, соскучившиеся во время долгих космических скитаний по новым лицам, спешили к межзвёздной лаборатории со всех ног, готовили какие-нибудь сюрпризы, и встречи заканчивались тепло и весело.

— Где все? — повторила Рене, озираясь по сторонам, насколько ей позволял неуклюжий скафандр. — Что-то случилось?

— Капитан, он… — ещё растерянней произнёс Ю Джин.

— Он живой? — бестактно вмешался Ким. Ему удалось протиснуть Ёшкин баллончик под шлем и пшикнуть на визор. Сейчас мир виделся ему длинными прозрачными потёками, но это было лучше, чем смотреть на него через… Полянский предпочитал забыть об этом состоянии здесь и сейчас. Раз и навсегда.

— Да, конечно. Абсолютно живой. Только…

— Кто вызвал лабораторию? — Ёшке тоже надоело стоять столбом, и она, презрев субординацию, которая в их команде была довольно условной, влезла в разговор. — Вы что-то нашли?

Правый разведчиков всё больше терялся во внеуставных отношениях, царивших в вольной среде альтернативных биологов.

— Я. Вызвал. — С каким-то странным придыханием в голосе хлюпнул Ю Джин. Он помолчал секунду, потом всё-таки взял себя в руки. — Не совсем нашли. Наверное, нужны медики по определённой специализации, но ваша лаборатория как раз пролетала мимо…

— Это не Восьмая Лебедя?

— Пятая, — виновато вздохнул Ю Джин. — Вас развернули.

Рене тут же поняла, почему их так тряхнуло перед посадкой, и непроизвольно потёрла ноющий под мягким пластиком синяк. Конечно, автомат вёл корабль строго по курсу, не мог не вести… Его резко развернули на космический SOS.

— Вот же!

Где-то глубоко под скафандром у Рене похолодело. На пятой Лебедя происходит что-то странное. Она ещё не поняла, это странное хорошее или плохое, но вид у правого Ю Джина был чересчур напряжённый. Хотя он всячески старался это скрыть. В общем, как и всякий разведчик неплохо владел собой. Но от попыток Ю Джина держаться в уставных рамках становилось ещё неуютнее.

— Это неординарная ситуация, — совершенно неопределенно пояснил он. — Проблема в том, что у меня нет слов доложить о случившемся. В официальном этикете такое не предусмотрено.

— Да не томите уже, — поторопил его Ким. Ему и в самом деле не терпелось узнать, что такого необъяснимого произошло на Пятой Лебедя с экипажем разведчиков. Ю Джин не выглядел, как человек, переживший трагедию: потерю товарищей или жуткую катастрофу. Так к чему он не может подобрать слов?

— Дело в том, что весь отряд… А-а-а, чёрт побери! Они вдруг обезумели. Сразу оба, за одну секунду. Без всяческих на то причин. И кажется… Пребывают в полной эйфории. От них просто несёт счастьем, если вы понимаете, о чём я говорю.

— В смысле? — визор шлема бликовал, но Рене показалось, что Ёшка после этой фразы так и осталась с открытым от удивления ртом. Нет, безусловно синхронист прекрасно знала о феромонах всё и даже больше, но она была поражена тем, что услышала это от сурового разведчика.

— Они как бы перестали отражать внешний мир, — вздохнул Джин, расстраиваясь то ли из-за того, что не может понятно объяснить, то ли из-за того, что прибывшая команда лаборантов его не понимает. — Последними словами, которые я слышал от капитана, были…

Правый Ю весь подобрался и вдруг произнёс совершенно чужим голосом, очевидно, копируя капитана:

— Так приятно… Это… Это ж полный ахтунг, фак ю…

По всей интонации разливалось райское блаженство. Оно начиналось с первого звука и к концу фразы достигало невероятного пика, который обрывался во всепоглощающий экстаз. Ю Джин виновато посмотрел на девушек:

— Простите… Но именно так Кравец и сказал, звук к звуку…

— Отравление? — несколько разочаровано выдохнула Рене. По всплескам фона в приёмнике она поняла, что остальные члены её экипажа тоже не дышали в ожидании ответа правого разведчиков. Ответ, надо сказать, разочаровал. — Галлюцинации?

— Кажется, нет, — ответил Джин. — Никаких галлюцинаций. Но они, кажется, очень счастливы.

— Токсичность окружающей среды?

— Мы же брали пробы воздуха и грунта. Пара-тройка погрешностей, но это совершенно нормально для другой планеты.

— Какая-то внезапная эпидемия, — продолжала предполагать Рене, — вирус, ускользнувший от внимания автоматических биоанализаторов?

Ким снова оглушительно чихнул.

— Ошибочка вышла, — Рене захотелось сплюнуть себе под ноги, но экран визора, конечно, исключал эту возможность. Такое вопиюще некультурное поведение было совсем не в её привычках, но степень расстройства зашкалила за все мыслимые пределы. — Мы работаем с организмами и внеземными формами жизни. А вам тут человеческий психиатр нужен.

Ю Джин пожал плечами.

— Вообще-то я вызвал вас, чтобы… Вы должны сами это увидеть. И давайте поторопимся, потому что капитан уже пробовал шагнуть в пропасть. А Джек, левый капитана, он…. Бил себя скорчером по пальцам. И хохотал, даже когда раздробил все кости в кашу. Просто заливался от смеха.

— Почему?! — Ёшкины глаза округлились. Синхронист никогда не видела, чтобы существа, имеющие хоть каплю разума, наносили себе сознательные увечья. По крайней мере, животные, с которыми она работала, и не подумали бы бить себя чем-то по лапам.

— Не знаю, — в который раз пожал плечами Джин. Он нетерпеливо махнул рукой, призывая следовать за ним и договаривая уже на ходу. — Я задержался, чтобы настроить робота на верхнюю разведку, а когда догнал ребят, они уже были совершенно не в себе. Это похоже на первую стадию опьянения. Но показатели анализа крови практически в норме.

Рене еле успевала за блестящим и быстрым разведчиком. Ёшка и Ким изо всех сил старались не отставать, но все равно тут же остались где-то позади.

— Катехоламины? — почти крикнула Рене на бегу. — Гормоны и нейромедиаторы вы проверили?

— У меня с собой только аптечка первой помощи, — ответил Ю Джин. — Развёрнутого анализа не получится. Да и навыков у меня нет. Медицинская специализация в нашем экипаже у левого — Смита…

В мыслях Рене отругала себя за тупость. Ясно же, что при обработке данных в лаборатории выяснится, что концентрация нейромедиаторов зашкаливает. Как и положено при эйфории. Аппарат Тишинского у разведчиков явно настроен на поддержание адреналина, дофамина и серотонина на границе нормы, ровно настолько, чтобы не допустить депрессивного состояния. Навряд ли наладчики могли представить ситуацию, в которой будет необходимо снижать содержание нейромедиаторных гормонов. Исследователи всех категорий меньше всего были склонны к эйфории в глубинах космоса.

Разведчик резко остановился и предупреждающе махнул рукой. Рене тоже сбавила шаг и тут же увидела, что они приблизились к самому краю плато. Оказалось, что каменная равнина, на которой они совершили посадку, не что иное как плоская верхушка огромной скалы, вдруг обрывающаяся вниз. Рене уже осторожно подошла к словно срезанному острыми ножницами краю, глянула в бездну. Дна обрыва не наблюдалось, потому что обзор закрывали верхушки исполинских растений, тянущихся снизу. Стволы невероятно больших деревьев, голые, гладкие и блестящие, словно отполированные, пиками завершались у скального плато, отливали мрачной бронзой под серым тучным небом, выгнутым колпаком горизонта. С верхушек свисали букли непонятных наростов, похожие на мотки растрёпанной, запутанной мохеровой пряжи водянисто-серого цвета. Рене явно услышала шипящую мелодию, которую ветер извлекал из этих спутанных коконов.

— Ух, ты ж, — произнесла Ёшка, остановившаяся рядом с Рене. — Какая странная красота…

— Пожалуйста, — тон, которым Ю Джин произнёс «волшебное слово», казался скорее требовательным, чем просящим. — Давайте осмотрим местные достопримечательности чуть позже.

У края пропасти возник лёгкий флаер. Словно из ниоткуда. Все четверо туго набились в него, маленький летун покряхтел, но выдержал. Чуть припадая на левое крыло, но все так же ловко, практически не потревожив шуршащие облака коконов, он отправился вниз — в торжественные дебри гладкоствольных растений.