В четверть девятого я все еще топталась на углу Невского и Владимирского, у дома Палкина. На ветру. В новых штанах за фигалион денег, вся такая красивая. И в сомнениях: а может, все перепутала, может, имелся в виду какой-то другой «Комод»?
Но интернет никаких других комодов в категории «клуб» не знал, и я начала потихоньку злиться.
Походу, лучше клещики, чем непунктуальность. Задерживаешься — позвони, в чем проблема?
Воцап наябедничал, что Юра не в сети. Попытка дозвона это подтвердила.
Так, ну хватит, жду до половины и еду домой. Благо, метро недалеко. Или зайду в демократичные «Две палочки» и наемся суши.
Я уже взялась за ручку палочковой двери, когда кто-то поймал за рукав.
Ну ясно кто.
— Нам не туда, — с обезоруживающей улыбкой Юра потащил меня к соседнему входу. — Не злись, я не специально.
— А позвонить?
— Думал, успею. Не рассчитал маленько. Хорошо, что поймал тебя.
— Ну да, — кивнула я. — В последний момент. Я тебе звонила, ты не в сети.
— Разрядился, собака.
Юр, да ты совсем раздолбай, оказывается? За временем не следишь, за телефоном тоже.
Мы поднялись на второй этаж, хостес проверила бронирование.
— Мне очень жаль, — сказала она с улыбкой, исключающей какую-либо жалость или сожаление, — но сорок минут вашего первого часа сгорели.
— Ну что делать, — вздохнул Юра. — Самдураквиноват.
— И что это значило? — спросила я, когда мы вошли в зал и сели за столик в углу.
— Это тайм-клуб, — пояснил он. — То же антикафе, только с едой, музыкой и прочими понтами. Караоке, диджеи и все дела. Первый час фиксированная сумма, неважно, сколько ты пробудешь, пять минут или шестьдесят. Потом поминутно. Зато меню по себестоимости.
Меню — даже по себестоимости — бодрило ценами. Взяли пиво и два сета к нему: горячий и паштетный, которые поделили вполне по-братски: ему больше, мне меньше.
Сначала мы больше жевали, перекидываясь какими-то общими фразами ни о чем, но потом пиво, довольно крепкое, развязало языки. Я рассказала о бабушке, об отце с матерью. Впрочем, историю Игоря Ильича оставила при себе — это было слишком личным, чтобы делиться ею с посторонними.
— Чего только не бывает, — философски заметил Юра. — Мои родители познакомились в поезде. Отец ехал из армии, а мать к жениху. В общем, жених пошел по звезде. Через год поженились. Кстати, тот перец, который тогда… с цветочками?..
— Что? — уточнила я.
— Это твой?
— Бывший.
— А, ну хорошо, — обрадовался он. — А то я думал, может, вы просто поссорились, а я тут… не по делу.
— Ну а ты? — задала я вопрос в том же ключе. Мол, догадайся сам, о чем это я. Но он понял.
— Была у меня девушка. Жили даже вместе, правда, недолго. Она сказала, что я козел, и вышла замуж за другого.
— А чего так? — заинтересовалась я, ловко выхватив из-под его руки последнюю сырную палочку. — Почему козел?
— Да она вся такая утонченная леди была. Фитнесы, масочки, собачка Масечка в сумочке. Книжечки по личностному росту. А я по уши в компах, пиво пью и в «Мафию» играю. В общем, дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие.
Наверно, это была пусть не трагедия, но все же драма, а звучало так смешно, что я не удержалась и фыркнула. Хорошо бокал был почти пустой, хотя получилось все равно гулко.
— А, фигня фигнь и суета суёт, — махнул рукой Юра. — Пойдем лучше песняка задавим.
— Да как-то… не это, — застеснялась я, но он махнул снова.
— Брось, никто никого не слушает, только сами себя.
На секундочку я представила, что заявилась сюда с Кириллом и собираюсь петь караоке. Да его бы удар хватил. Впрочем, он в такое заведение просто не пошел бы. Мысли об этом придали смелости.
Забравшись на маленькую сценку, мы исполняли дуэтом какой-то шансон в стиле «Дорожного радио». Юра все это знал и пел уверенно, с чувством, а я подтягивала, едва успевая за словами на экране. И как нас только не убили? Потом все же согнали под предлогом «дайте и другим попеть», и мы переместились на танцпол, где отжигали до упаду.
— Юрка, — спохватилась я, когда мы наконец вернулись за столик и заказали еще пива, — там, наверно, уже миллион натикало. Вот где точно время — деньги.
— А, забей, — он задрал нос к потолку. — Я бабла сегодня настриг с заказчика. Чего, солить его, что ли?
— Кого, заказчика?
— Бабло. Знаешь, я на это насмотрелся. Сегодня жил себе такой важный хрен, думал, что он вечный. А завтра ему заказывают памятник ценой в Мерседес. И на кой ляд он ему? Жить надо сегодня. И чтобы в кайф.
— Юр, а сколько тебе лет? — я сообразила, что так и не знаю этого, и решила заполнить пробел, пока мы… скажем, нетрезвые.
— Тридцать три. Родители говорят, пора уже остепениться. Может, и пора, кто знает.
— Ну кроме тебя, никто, наверно.
— А ты чего не замужем? — отбил он подачу.
— Пока не нашла за кого. Как найду — выйду.
— А ты ищешь?
— Нет.
— Молодца!
Вышли мы где-то в начале второго. Счет мне Юра не показал и страшно возмутился, когда я предложила заплатить часть.
— Ты чего, Сонька, феминистка? — это прозвучало как самое жуткое матерное ругательство. — Нет? Ну и не выдрыкивайся тогда. Если прямо так деньга карман жжет, дай чаевые.
В такси он слегка меня приобнял, и это было приятно, но…
Черт, в этом не было ни капли чувственного. Во всяком случае, с моей стороны — точно. И дело было не в его своеобразной внешности, на это я перестала обращать внимание практически сразу. С ним было весело, легко, свободно — и все же чего-то не хватало.
Может, просто надо привыкнуть?
— Ну, спокойной ночи? — сказал Юра, когда лифт остановился на моем этаже.
Может, в этом был совсем другой вопрос, но я не стала его искать. Привстала на цыпочки, поцеловала в щеку.
— Спокойной, Юр. Спасибо большое, классный вечер!
— И тебе, — он нажал на кнопку своего этажа. И добавил, когда двери уже закрывались: — Надо будет повторить.
— Угу, — кивнула я, доставая ключи.