Кольца Мирты

Глава 19

Эти люди появились неожиданно. После никто точно не смог вспомнить, как именно все закрутилось.

Триша и вовсе не стала бы настаивать на том, что знает что-то достоверно. Кухня с горами посуды и постоянным паром от горячей воды, обжигающим ее руки и отнимающим то слабое зрение, что она в принципе еще имела; зал харчевни, где Триша иногда помогала, если болел кто-то из девчонок-подавальщиц, хоть и без особого успеха справляясь с обязанностями наощупь; вечное недовольство и крик мастера Тарга да редкие походы на главную площадь у герцогского дворца, чем-то невыносимо и необъяснимо манившего девушку, — составляли всю ее жизнь. И тут уж не особо разберешься, что вокруг творится.

Кажется, поначалу до нее «добрались» слухи. Тихие, едва слышные перешептывания людей на той самой площади. Говорили, что принц выжил, а значит, у Герцогского дома Мирты есть законный наследник. И надежда для всего их мира…

Новость, казавшаяся невероятной после стольких месяцев отчаяния и страха, непонимания будущего. Чудо Пресветлой! Спасение от разрухи и упадка, что добрались до каждого дома как в провинциях, так и в столице.

Триша не знала, можно ли этим слухам верить. Но очень хотелось.

Она садилась на холодный камень парапета центрального фонтана, притворяясь, что целиком поглощена кормлением птиц крошками, заблаговременно припасенными на кухне мастера Тарга, и старалась услышать как можно больше. Уже даже не так старательно пытаясь рассмотреть дворец и понять, чем он ее манит… Хорошо, наверное, что фонтан уже давно не работал, и шум воды не мешал. То ли из-за усиливающихся осенних холодов, то ли потому, что в мире все явственней становились признаки краха, и заговорщикам было не до городского благоустройства, даже в столице. Впрочем, если хоть часть этих слухов правда, то было понятно, что самозванке вовсе не до фонтанов…

После появились небольшие группы людей…

Они притворялись путниками, ищущими средство пропитания или пристанище в столице, но Триша откуда-то точно знала, что это не так. И искренне не понимала, почему другие, со здоровыми глазами, не видят и не ощущают солдатской выправки и какого-то «ищущего» интереса, буквально излучаемого этими странниками. Сплошь мужчинами, при которых никогда не было женщин. Да и на «ночных бабочек», околачивающихся возле харчевни, а то и заглядывающих внутрь, эти люди не реагировали.

Они были сосредоточены и поглощены, будто воины на задании, и все свое время посвящали… наблюдениям и разговорам. Однако, казалось, никто кроме Триши, на это внимание не обращал.

Она и раньше замечала, что часто улавливает и чувствует то, что незаметно для окружающих. Эмоции, мотивы, некие тайные порывы людей… Но говорить или признаваться кому-то в подобном было страшно, учитывая, что ни жрецов Мирты, ни целителей новая власть не щадила. Что, в таком случае, ждет ее, полуслепую «почти-бродяжку»?

А как оно было в ее жизни раньше, до переворота, Триша почти не помнила, все спуталось и смешалось после болезни.

Потому и свои впечатления от этих мужчин она ни с кем не обсуждала, Пресветлая упаси! Лишь настороженно присматривалась, стараясь не особо к ним поблизости оказываться.

Не сказать, что эти путники буянили или творили что-то страшное.

И в помине нет! Чаще всего мужчины сидели небольшими группами в их харчевне или каких-то других трактирах, словно бы исправно ужинали, да время от времени перекидывались негромкими фразами друг с другом или с соседями, которые интересовались новостями из провинций. В этом они, кстати, разбирались.

Иногда что-то покупали у уличных торговцев, так же немногословно отвечая на какие-то вопросы или уточняя что-то сами (Триша никогда не подходила настолько близко, чтобы услышать содержание подобных разговоров). Но именно от этих людей, она могла бы поклясться, ширилось перешептывание и слухи о выжившем принце и вероятном возвращении истинного наследника Герцогства — Мартина…

Что-то откликалось на эти разговоры у Триши внутри. Как и у всех вокруг, ощущала точно… Возможно, надежда на лучшее?

Но почему так остро?.. Почти до боли от одной мысли.

Сначала все притаились, когда этот шепоток пошел. Притихли.

Горожане ходили, оглядываясь через плечо, и предпочитали навещать соседей в домах, а не на открытых улицах. Может, боялись реакции стражей новой владычицы, которые постоянно патрулировали переулки и площади, выискивая недовольных? Однако те, рыская вокруг и усиливая патрули, словно и не понимали, кто распускает эти слухи.

Или, действительно, не находили связи? И это только она, Триша понимала, что к чему? Впрочем, мужчины были осторожны, они ни разу не попадали в поле зрения солдат захватчицы и, если задуматься, никто не смог бы их обвинить в прямом распространении лжи…

А потом, где-то дней через десять, эти путники исчезли. Везде и сразу. Расплатились за еду и жилье, и просто «растворились» в городских закоулках.

Триша, уже даже как-то привыкшая к их присутствию, насторожилась и стала чаще отпрашиваться на площадь кормить птиц, хоть и злила этим мастера Тарга. Пару раз даже получила затрещину, но не особо обиделась. Триша чувствовала, что мастер ощущает, впитывает напряженность, словно бы разливающуюся в воздухе столицы. Нынче все стали нервными и раздраженными, многие боялись. Потому не знали, как с этим справляться. Вот и ее хозяин срывался. Но ведь не выгнал на улицу, кормил ее, давал кров. Да и на площадь все же отпускал, потому Триша молча сносила вспышки нрава мастера Тарга.

Однако сколько бы Триша не торчала на холоде, она не смогла обнаружить и следа тех путников, ни малейшего упоминания. Зато на каждом углу и у каждой колонны уже сами горожане шептались о том, как хорошо было бы, окажись слухи о выжившем принце правдой. Спасение и надежда Мирты.

Люди уже и таиться стали меньше от солдат. А те не могли особо придраться — всех не арестовать. Хотя кое-кого, особо активно и громко кричащего на площадях о живом наследнике, в темницу упрятали. Триша слышала о нескольких таких случаях. Все знали: это делалось показательно, чтобы больше запугать. В назидание недовольным…

Только, видимо, люди уже дошли до края, отчаяние оказывалось сильнее страха. И потому столь стремительно подхватывались пересуды и слухи, оттого так активно начали верить и ждать принца. А новые бедствия лишь подогревали их желание противостоять захватчице, даже если та и называлась старшей и истинной дочерью предыдущего Герцога, любимого среди людей… Которого та же дочь с заговорщиками и убила… Чего же простому народу от таких правителей ждать?

Трише сложно было разобраться. Она не знала до конца, почему, но вся эта ситуация вызывала внутри очень сильную, мучительную боль, и казалось более простым не обдумывать, не вспоминать. Просто жить день за днем. Для души спокойней… И она отвлекалась, стараясь думать о чем угодно, но не о политических перипетиях.

На Мирту же, тем временем, обрушились холода. Совсем рано еще, до настоящей зимы не меньше двух, возможно и, трех десятков дней, а на улице лютые морозы. Да такие, каких и старики припомнить не могли. Но Триша все равно ходила на площадь — птицам же голоднее! И она, нет-нет, а, может, услышит что-то…

Но больше новостей о тех странных путниках не появлялось, словно и не было их никогда в столице.

А еще через семь дней появились совершенно иные пришлые — чужаки. Вроде и люди… а вроде… Триша даже не знала, уверена ли в этом? Они ее до ледяной дрожи в груди настораживали, заставляя замирать и прятаться, как перед дикими зверями!

Эти таились, пробираясь в город тайком и по два человека, не больше. Всегда закутаны с ног до головы в черные плащи, и, казалось, вовсе не из-за лютого холода, ничего за этим цветом разобрать невозможно. Да их словно бы и горожане не до конца «видели». То есть, замечали, конечно, не сталкивались лбами на улицах. И останавливались они же на ночлег где-то, наверное. Но не по харчевням и трактирам, это точно. Никто из прислуги не болтал о таких гостях на рынке и у лавочников. Чужаки как из ниоткуда возникали на улицах, изучали окружающих и скрывались до появления хоть кого-то из стражников… Будто призраки.

Как понимала Триша, солдаты даже ни разу не засекли чужаков, а вот те, казалось, изучили все патрули и расположение отрядов. Замечали, как стоят дома и лотки торговцев, и когда на площадях и улицах больше всего народу, несмотря на холод.

Она не смогла бы ответить, откуда знала это. Просто знала, и все. Как и то, что эти, новые чужаки, связаны с теми, первыми путниками.

Но, в отличие от них, новые пришлые, закутанные в черное так, что никто не смог еще разглядеть их лиц, пугали Тришу до мокрой, противной испарины на затылке. Они были против захватчицы, она чувствовала это, но не могла даже близко находиться с этими людьми — ее словно замораживало и сжигало пламя одновременно в такие моменты. Внутри рождалась режущая боль, вот-вот грозившаяся хлынуть из полуслепых глаз обжигающими слезами. А ей вовсе не улыбалось привлекать хоть чье-то внимание, что этих чужаков, что стражников. И хотелось бежать без оглядки от тех и других, что она и делала, собственно, наблюдая издалека за странной «невидимой» суматохой в городе.

А оживления в столице с появлением чужаков ощутимо прибавилось. И уже никто, вроде бы, не сомневался, что наследник жив. Люди поверили, и самой своей надеждой делали этот слух сильнее. Но вместе с новыми, так пугающими ее людьми в черных плащах, пришли и новые вести: принцу, который собирается отвоевывать престол, покровительствует сильный советник и наставник, поддерживающий и помогающий наследнику, пока тот восстанавливает подорванное заговорщиками здоровье. Муж погибшей принцессы, которого Мартин планирует сделать Канцлером при своем дворе.

Его в Мирте любили. Как и саму принцессу. История их любви казалась, да и была, наверное, волшебной сказкой для народа. А то, как Ройс сопровождал после свадьбы свою любимую везде, не отходя и на шаг; как помогал, коршуном следя за ее благополучием и здоровьем; сияние, окружавшее эту пару — верный признак благословения Мирты… Истинное чудо! Так считали все.

Вероятно, именно вести о его появлении внушили людям четкую уверенность — захватчице не выжить. Ибо не ясно, как Мартин отнесется к кровной сестре, но вот его Канцлер точно не простит заговорщикам смерти любимой.

И некое подспудное ликование стало ощущаться на улицах города уже само по себе, хотя и все, вроде бы, понимали, что любая битва за власть не обойдется без крови и новых испытаний для простого люда…

Новая правительница укрепляла оборону столицы и дворца. Во все концы мира, по всем городам и поселкам рассылались гонцы, стягивались солдаты и силы, увеличивались уличные патрули. И, вместе с тем, прибывали все новые «чужаки», которых эти самые солдаты не видели… Приходили какие-то смутные и малопонятные новости о волнениях и беспорядках в семейных поместьях дворян, о пропавших наследниках родов и взятых в заложники детях. И всем этим, якобы, руководил именно он — Ройс, Канцлер и советник истинного Герцога.

Триша же… она не совсем понимала, что вызывал внутри нее этот новый слух. Само только упоминание об этом мужчине, о Канцлере… Некая, совершенно непонятная ей какофония эмоций, в которой невозможно смысл и толк найти! Больно, боязно, жарко и холодно. Толковых догадок ноль, и непонятное желание едва ли не кричать от какой-то невыносимой потребности!

Практически непреодолимое желание самой если не увидеть толком этого человека, то хоть рядом оказаться, ощутить…

Знала бы, как скоро это желание исполнится…

Он появился еще дней через десять. Не таясь и не скрываясь.

Их пришло всего несколько сотен человек. Казалось, совсем мало против армии новой правительницы. Да и лазутчики донесли об их приближении заранее, позволив основному войску хорошо подготовиться и встретить принца с Ройсом.

Что странно — почему такое небольшое, по сути, войско вообще смогло приблизиться к столице?

Никто понять не мог, как их пропустили все те отряды, которые стояли в городках и на дорогах на подходе к столице? Куда смотрели? Как позволили пройти?

Вот о чем перешептывались горожане, когда один другому передавали новости о приближающемся войске… Пока своими глазами войско принца не увидели.

В тот день, казалось, столица замерла. Детей, стариков и женщин старались оставить дома, а мужское население вывалило на стены и улицы… Город замер в ожидании… Дворец окружили кольцом солдат, патрули стояли на каждом значимом перекрестке.

Хотя все, кто только мог, и мальчишки-подростки, и матери семейств, пытались хоть на несколько минуток выскочить то на площадь, то к более осведомленной соседке, чтобы хоть краем уха узнать, одним глазком взглянуть, что происходит…

Триша подобралась к самой стене, и даже взобралась на одно из возвышений, пользуясь тем, что все были слишком заняты наблюдением. Но ей мало что можно было разобрать: войско правительницы стояло метрах в двухстах от стены города, видимо, намереваясь уничтожить посмевших оспорить их право на власть, даже не подпустив к столице. Несколько тысяч солдат молча замерли под ярким солнцем на морозе в построении, ожидая тех, у кого (и это было ясно любому наблюдавшему) не имелось ни единого шанса, кроме, разве что, чуда от Пресветлой. Замерзшая голая земля без снега, казалось, хрустела под весом выстроившихся солдат, словно кряхтел умирающий старец.

А по главному тракту приближались солдаты, сохранившие верность Мартину… И за ними следом будто тень наползала на небо. Просто плохая погода, свойственная осени, тем более при таком холоде — не диво, шторм. Только совпадение, что шли облака с той же стороны, что и вернувшийся принц…

Но как-то страшно и пугающе выглядели наплывающие на небо черные тучи при полном безветрии и даже в какой-то неестественной тиши.

Несколько отрядов впереди ехали на лошадях, судя по тому, о чем перешептывались люди вокруг. Остальные войска передвигались строевым шагом. Никто никуда не торопился, словно законный владыка просто возвращался домой после путешествия по своему миру.

Триша почти ничего не могла разобрать, кроме размазанных пятен скопления стоящих и движущихся людей, к тому же в наплывающей темноте, от которой ей становилось не по себе, а грудь сдавливало холодом, будто при весенней болезни. Но даже ржание животных, цокот их копыт по дорожному полотну, мощенному камнем, не нарушали напряженной, пугающей тишины, повисшей над равниной.

Впереди, почти нога к ноге, двигалось верхом две фигуры… Как ни странно, тактически неверно и опасно не казалось бы такое построение, всем становилось очевидно, что это сам Мартин и его главный советник и Канцлер — Ройс…

Триша поймала себя на том, что не может отвести глаза именно от его фигуры, почти не рассматривая наследного принца. Почему-то тот ее вовсе не интересовал сейчас, в отличие от мужа погибшей принцессы. И было нечто в его силуэте, расплывающемся в ее ущербных глазах, отчего дыхание сперло в горле, а на затылке, под короткими волосами, небрежно обрезанными женой мастера Тарга кухонным ножом, чтобы вши не плодились, собирался, сжимался в комок рой ледяных крошек, царапающих кожу.

Она не могла сделать ни выдох, ни вдох, совершенно не понимая, откуда берут силы все окружающие, чтобы шептаться и обсуждать? Она даже взгляд отвести не могла от фигуры Канцлера, хоть и не видела ничего яснее черного пятна, имеющего очертания человеческого силуэта… Ройс был с ног до головы затянут в черное… Будто те самые чужаки, что наводнили столицу недавно. Хоть его голову и лицо не покрывал плащ, которого и в помине не имелось на плечах Канцлера, невозможно было разглядеть лицо мужчины. Оно казалось ей таким же черным, как и вся фигура Ройса. И почему-то от этого Трише стало еще страшнее.

Но и любопытней тоже.

К этому времени первые ряды приблизились на расстояние меньше ста метров от войск захватчицы. Но, совершенно непонятно для Триши, да и для тех горожан, что стояли вокруг, никто из солдат столицы даже не сдвинулся с места. Не отдавали приказов и командиры. Не двинулся с места и граф Дрейк, участвующий в заговоре, и в благодарность назначенный новой правительницей Верховным Главнокомандующим… Словно бы все войско предательницы было заворожено небывалой храбростью этой горстки солдат… или их невыносимой наглостью? И лишь тихая переступь конских копыт гулко разносилась над равниной.

В какой-то момент недоумение и удивление достигли такого апогея, что замерло, казалось, все. Даже сам воздух над этим простором Мирты. И было невыносимо ждать следующего мгновения, гадая, что же произойдет? Сердце в груди Триши тоже застыло, сбившись со своего обычного ритма, а пальцы сжались так, что ей самой было больно и вот-вот, казалось, могли надорваться сухожилия…

В этот момент и остановились всадники. Замерли идущие за ними следом войска.

Канцлер выехал вперед, словно закрыв собой фигуру принца, а его темный, практический черный силуэт, почему-то перекрыл для Триши все: и Мартина, и сотни солдат, следующих за ним. А потом этот мужчина просто спешился, и так, будто бы это он был здесь законным властителем, двинулся вперед, на шеренги солдат, застывшего на коне Дрейка, его генералов и офицеров, даже не обнажив меча. Один…

Люди на стенах ахнули. Все вокруг Триши выдвинулись вперед, как бы пытаясь оказаться ближе, свешивались с городской стены и узких бойниц.

А у нее сердце в груди замерло полностью! И, по абсолютно непонятной причине, ей захотелось броситься вперед, сбежать со стены и встать перед этим мужчиной! Закрыть его собой и от всех этих солдат, и от графа Дрейка…

Но было совершенно ясно, что это безумный, безрассудный и совершенно необъяснимый порыв. Да и кто пустил бы ее туда? Кто позволил бы пройти всех этих солдат?

Канцлер же тем временем приблизился, даже поравнялся с графом Дрейком. И только в этот момент тот дернулся, словно бы лишь сейчас осознал, что происходит… Однако ничего не успел. Судя по тому, что Триша в принципе могла разобрать, Ройс глянул Дрейку в глаза и спустя всего мгновение произнес:

— Виновен…

Одно это слово буквально прогремело над всей равниной, над головами всех солдат и горожан. А Дрейк… как-то судорожно дернув рукой, как будто пытался разорвать роскошный камзол на груди, рухнул с лошади к ногам темного силуэта Ройса.

Над городской стеной разнесся новый синхронный испуганный вздох. И люди подались назад так же слаженно, как совсем недавно свешивались вперед, стараясь разглядеть все четче. Теперь же, казалось, каждый испугался, что именно он привлечет внимание ужаснувшего их человека.

Небо целиком затянули темные тучи, но не было ни ветра, ни признаков грозы. Только плотная сумеречная темнота, опускающаяся над головами собравшихся. И почему-то показалось, что часть этого марева окутывает высокую фигуру Ройса, словно зыбкое марево.

Дернулись и войска захватчицы, наконец-то. Вот только вместо того, чтобы скопом напасть на одинокий силуэт и уничтожить наглеца, они расступились, как схлынувшие волны моря.

Канцлер же… Ибо уже никто не сомневался, что победа за ним, за этим мужчиной, а даже не за принцем, и он станет наместником и Канцлером официально, пошел дальше, сквозь ряды войск, вглядываясь в лица и глаза офицеров и солдат. Шеренги вояк расступались, в панике подаваясь назад, но сами себе же мешали толково разойтись. Не смели они, отчего-то, и наступить своей массой на идущего мужчину.

И каждый раз, когда он говорил «виновен», кто-то в рядах падал на землю замертво.

Триша ничего не понимала. Ее обуял настоящий, панический страх. Как и всех вокруг, впрочем. Хотелось скукожиться и незаметно уползти, чтобы никто ее не заметил… Но в этот момент, когда Ройс прошел первую треть строя, на нее вдруг обрушилось то самое ощущение и понимание чужих чувств и эмоций, что всегда доставляло Трише уйму проблем. Сейчас же это просто расплющило ее по стене, заставив привалиться, вжаться в ледяные камни, вцепиться пальцами в неровную, грубую поверхность, сдирая ногти.

Дикое, невероятное ощущение невыносимого горя, отчаяния и такой безумной ярости, что ее кости и внутренности, казалось, крошились и сплющились от чужой боли. Кто может такое испытывать? Как вынести подобные эмоции, не обезумев? Легкие Триши горели гневом и ненавистью, она не могла вдохнуть, а горло распирало от крика, который не в силах человека было выпустить наружу…

И это оказалось настолько мучительно, так невыносимо, что и она не могла даже застонать. Тяжело всхлипнула, прикусив губу так, что та треснула. Сжалась, вдавила щеку в стену, пытаясь прояснить расплывшиеся и целиком ослепшие глаза, которые затянуло багровой пеленой, словно сосуды полопали…

— Не нужно! — едва слышно вырвалось сипло сквозь истерзанные губы, как дикая мольба…

К кому? О чем? Улавливала боль стоящих внизу?

И только теперь осознала, что это эмоции не умирающих там, на равнине солдат.

О, нет!

Это все рвало и скручивало изнутри молча идущего между рядами Канцлера, такого невозмутимого, отрешенного и холодного с виду… Который сейчас отчего-то замер посреди равнины. И смотрел не на солдат перед собой, не на тех, кто бездвижимый лежал позади, а куда-то сюда, на стену…

Прямо на задыхающуюся от этой невыносимой боли, скулящую у узкой бойницы Тришу…

И никакие доводы разума о расстоянии, собственной неспособности нормально увидеть и понять, невозможности кому-либо заметить ее саму за защитой камня и на таком удалении, не работали.

Ей стало страшно. Какое-то дикое, почти невыносимое ощущение потерянности, непонимания и отчаяния захлестнули Тришу с головой. И, по сути, уже не контролируя собственные порывы, до крику желая избавиться от этого захлестывающего ее ощущения чужой боли, она сжалась в комок и стала пробираться вниз, расталкивая людей, даже не думая извиняться. Ни о чем не помнила, ничего не понимала. Ее трясло, словно в лихорадке, было невыносимо жарко. Ледяной мороз обвевал пылающее лицо.

Как не скатилась со ступеней? Как живой выбралась?

Она не знала. Трише нужно было добраться до своего темного уголка в таверне и просто все обдумать, хоть как-то понять, что происходит, и почему ее внутренности сейчас скручивает такая мука. Она торопливо побежала по пустым улочкам, скрючившись от почти невыносимой боли внутри, все же надеясь, что та утихнет, стоит ей удалиться от источника… И только краем расплывающегося зрения замечала, что навстречу ей, туда, к городским воротам, неторопливо и уверенно, так, будто бы они здесь всем управляют, собираются группами те самые темные чужаки…

Их становилось все больше, но никто не останавливал бегущую вслепую девушку, наверное, смахивающую сейчас на полоумную. А у Триши не осталось сил, чтобы обдумывать, почему и этих людей окутывает то самое темное марево, как и высокую фигуру Канцлера?..

И только споткнувшись обо что-то на одном из перекрестков, полетев на землю кувырком, она вдруг поняла, что на улицах столицы не осталось ни одного живого стража, похоже. И к этому, наверное, приложили руку те самые чужаки… Видимо, у захватчицы, в самом деле, не было шанса против той силы, которой теперь обладал наставник и советник принца Мартина…

Но ее обуял такой страх в этот момент, когда в темном пятне на камнях дороги Триша распознала кровь, вытекающую из тела одного из стражей, что дальше девушка неслась, не разбирая уже дороги, даже не понимая, что все больше удаляется от харчевни, куда хотела попасть…