Контракт Аделины

Глава 50

Зэйлор

Мы ступили на территорию аукциона ближе к полуночи. Свет был тусклым, рассеянным. Казалось, сам воздух здесь пах гнилью — смесью дешёвых благовоний, ядовитого дыма, пота и ещё чего-то, что не хотелось распознавать. Глаза привыкали к полумраку, а разум — нет.

Это место было насквозь злачным. Словно уродливая язва на теле цивилизации. Пространство сливалось из десятков навесов, шатров, неоновых табличек, зазывал и странных стендов. Работорговцы бродили, как жирные черви, перемигиваясь, переговариваясь, проверяя свои «лоты». Где-то хихикали девушки в откровенных нарядах, в других углах плакали дети. Кто-то кричал. Кто-то рыдал без звука.

Я сжал кулаки в карманах плаща. Драг, привыкший к любым видам тьмы, но никогда — к подобному. Я не был ценителем рабства. Никогда. Мне хватало собственной силы, чтобы подчинять. И именно поэтому рабство казалось мне слабостью — грязной, отвратительной, трусливой.

А теперь я здесь. Посреди этой грязи. Ради одной девочки, в которой слишком много света, чтобы хоть один из этих ублюдков посмел дотронуться до неё.

Рядом шёл её отец. Тот, кто должен был бы защищать. Тот, кто должен был бы умереть, но не допустить этого.

И он… осматривался.

— Неплохое место, — пробормотал он, разглядывая одну из витрин с живыми экспонатами. — Никогда не думал, что увижу такое своими глазами.

Меня передёрнуло.

— Ты же понимаешь, куда мы идём?

— Понимаю, — пожал он плечами. — Просто… никогда не думал, что тут всё так… организовано.

Организовано? Это слово резануло меня сильнее, чем крик за спиной. Я повернулся к нему, задержал взгляд.

— Это место — не рынок. Это яма. И каждый, кто смотрит на это с интересом, становится частью этой ямы.

Он отшатнулся. На мгновение. Потом выровнялся.

— Я здесь, чтобы найти дочь, — сказал он. — Только поэтому.

Я не стал отвечать. Потому что он врёт. Он хочет вернуть контроль. Хочет не быть тем, кто упустил. Но он уже упустил. Я взял его с собой только потому, что если бы Эви была моей… я бы рвал когтями землю, лишь бы быть ближе, если есть хоть шанс.

Поэтому он здесь. Потому что я использую все доступные ресурсы, чтобы спасти Эви.

Мы миновали главный коридор. Нас провели в зал ожидания. Один из сопровождающих — щуплый человек с металлическим значком и вырезом на шее — протянул нам электронные браслеты.

— Вас зарегистрировали. У вас место в зале № 3. Лоты начнутся через полчаса. Желаю удачи в торгах.

Я провёл пальцами по внутренней стороне запястья, где была метка Аделины. Она еле светилась, почти незаметно. Но её тепло было единственным, что не позволяло мне сойти с ума в этом месте, полном холода и бездушия.

Эви. Я найду тебя.

К нам подошёл мужчина в облегающем костюме странного кроя — что-то между униформой администратора и одеянием трупного проводника. Улыбка его была искусственной, глаза — мутными. Он остановился ровно на нужной дистанции: не вторгаясь в личное пространство, но и не позволяя забыть о себе.

— Доброй ночи, уважаемые гости. Добро пожаловать на наше эксклюзивное ежеквартальное мероприятие. Сегодня особенно богатый вечер: редчайшие лоты, высочайшее качество, высокий интерес со стороны коллекционеров и ценителей со всего континента. Аукцион продлится приблизительно до завтрашнего полудня. В процессе будет несколько раундов, каждый — со своей категорией товаров.

Он посмотрел на нас, будто оценивая нашу «платёжеспособность».

— Вы будете узнавать тему следующего этапа сразу после завершения предыдущего. Это сохраняет элемент азарта. Ставки, как всегда, принимаются сразу — через браслеты или у наших дилеров. После объявления темы вы также можете пройти в зону отдыха: в лаунж, бар, покерный зал или на арену боёв без правил. В поединках можно участвовать только теми бойцами, которых вы приобрели на этом аукционе.

— А если я хочу знать сразу, в каком раунде будут определённые категории? — спокойно спросил я.

Он лишь вежливо улыбнулся.

— Увы, сэр. Элемент неожиданности — часть нашей концепции. Но уверяю вас, мы никого не разочаруем.

— Понятно, — выдохнул я. — Что в первом раунде?

— Экзотические животные. Раунд начинается через пятнадцать минут. Готовьтесь.

Он кивнул и исчез так же внезапно, как появился.

Я развернулся к отцу Эви.

— Нам это неинтересно. Я попробую пройтись. Вдруг что-то услышу или увижу.

Он кивнул, явно не слишком огорчённый.

— Я тоже… посмотрю, что тут есть. Знаешь… место впечатляет.

В его голосе прозвучало восхищение. Меня от этого чуть не вывернуло.

— Впечатляет твое безразличие к дочери, — отрезал я и пошёл прочь, не желая слышать больше ни слова.

Место действительно было большим. Разросшийся, многоуровневый комплекс, вплетённый в ткань подземного города. Свет здесь был везде — и слишком яркий, и слишком тусклый. Всё перемешивалось: запахи, звуки, энергия. Как будто всё живое в этом пространстве знало: здесь выживает не тот, кто сильнее, а тот, кто беспощаднее.

Я шёл мимо баров, где за стойками стояли существа, которые не могли быть полностью людьми. Мимо комнат с полупрозрачными стенами, в которых играли в азартные игры, и раздавался лёгкий смех, слишком безумный, чтобы быть весёлым.

На одном из поворотов наткнулся на первый зал с лотами. Его даже не скрывали. Пространство было оформлено как выставка: клетки с цифровыми голографическими табличками, информация о возрасте, породе, месте поимки, особенностях. Внутри — существа, чья красота была мрачной и пугающей. Огромные кошачьи с переливающейся чешуёй. Полупрозрачные змеи. Существа, напоминающие летающих хорьков с глазами детей.

Один из животных — серебристый зверь с пятью лапами — бросался на прутья клетки, и каждый раз, когда это происходило, окружающие возбуждённо всхлипывали. Его снова и снова били током. Он выл. А люди — смеялись.

Я отвёл взгляд.

— Эви, — прошептал я. — Где ты?

Я знал: она здесь. Я пошёл дальше, стараясь охватить взглядом всё. Если увижу её — разрушу этот аукцион к демонам. Но если сделаю это раньше времени — потеряю её.

Нет. Я вытащу её. И если после этого всё это место взлетит к чёртям — это будет даже приятно.

Никакой пользы от первого раунда не было.

Животные.

Существа, в которых кто-то видел экзотику, а я — боль и излом. Через полчаса я понял, что смотреть дальше нет смысла: Эви среди этих клеток точно не было. Я ещё пару раз обошёл периметр, надеясь, что ошибся, что её спрятали — но всё было без толку.

В лаунж-зоне пахло сандалом, дорогим алкоголем и скукой. Полутёмное помещение с мягкими диванами, низкими столиками, столами для нард и шахмат, хихикающими куртизанками, и всё теми же мутными взглядами завсегдатаев.

Я подошёл к одному из администраторов и спросил:

— Сколько длится каждый раунд?

Он пожал плечами:

— Всё зависит от количества лотов и скорости выкупа. Некоторые категории уходят быстро, некоторые — дольше. Сейчас экзотические твари, их много, они редкие. Думаю, часа два-три минимум.

— Прекрасно, — процедил я.

До двух-трёх ночи — только звери. Всё, что могу сделать — ждать.

Я сел в дальнем углу, чтобы не видеть чужих лиц. Отец Эви тут не появился. И я знал почему. Не потому, что устал. Не потому, что отчаялся.

Потому что он развлекался. Возможно, делал ставки на бои. Возможно, разглядывал рабынь. Я не хотел это представлять, но мозг всё равно рисовал слишком живо.

Следующий раунд начался ближе к трём. Я вышел, стоя у края зала, лишь для того, чтобы услышать объявление.

— Женщины. Домашние. Эстетические. Обслуживающие. Количество — сорок две. Возраст — от девятнадцати до тридцати двух.

Я даже не пошёл проверять. Это точно не Эви. Вернулся в лаунж, злясь уже даже не на ситуацию, а на сам факт, что приходится быть здесь. В этом змеином гнезде. Среди продавцов плоти.

Каждый час я снова выходил, снова ждал, снова слышал не то, что нужно.

На рассвете я уже знал это здание наизусть. Знал, где урна с замершим кофе. Где в стене трещина, похожая на крик. Где один из распорядителей любит прятаться, чтобы выпить из фляги.

И знал, что больше не выдержу.

Если и этот лот — не она…

В семь утра произошло изменение.

Голос ведущего стал чуть тише, но напряжённее. В зале повисло молчание.

— Следующий раунд — внеплановый. Особый лот из категории «Диковины». Сборный, частично конфискованный, частично — переданный добровольно. В этом блоке — уникальные экземпляры, не подходящие под стандартные классификации. Возраст, происхождение, специфика — разнится. Претендовать на лоты могут только те, кто прошёл биоскан и получил статус "прямого покупателя".

Сзади кто-то свистнул — мол, «наконец-то диковинки», — а у меня напряглись плечи.

Это мог быть тот самый. Не детский лот напрямую — но если кто-то хотел спрятать ребёнка, это был способ.

— Демоны, — пробормотал я и шагнул вперёд.

Эти лоты нельзя было осмотреть заранее. Не было ни клеток, ни выставочных стеклянных залов. Только сцена, тьма и списки, к которым не было доступа.

Я сел. На крайний стул, чуть в тени. Впервые за ночь — с настоящим волнением в груди.

Эви могла быть здесь.

Осталось только дождаться, когда её выведут.

Я сидел, как на иглах. Напряжение вибрировало внутри, будто жилы натянуты до предела. Один за другим на сцену выводили «лоты». Кто-то шёл, опустив глаза. Кто-то пытался не дрожать. Были и дети. Несколько. Каждый раз, когда показывали нового, сердце замирало. Каждая девочка с тёмными волосами и тонким лицом заставляла меня выпрямляться и всматриваться. Но это были не её глаза.

Не Эви.

До поры.

Когда на сцену вывели очередную фигуру — слишком маленькую, слишком тонкую, с заплаканным лицом, в рваном платьице, — я уже не дышал. Девочка подняла голову. Волосы спутаны, губы дрожат, лицо серое от пыли и страха. Но глаза… Глаза — это была она.

Эви.

Чёрт. Живая. Испуганная. Моя маленькая девочка.

Я вскочил. Все чувства переплелись в одно: ярость, облегчение, страх, нежность.

Рядом кто-то уже поднимал табличку, и я понял, что времени думать нет. Если я не выкуплю её, будет поздно. Пробраться за кулисы, устроить бойню, разнести всё к демонам — это всё вариант. Но сначала… сначала я должен попробовать по правилам. Это даст шанс увести её спокойно.

Я вскинул руку:

— Сто сорок.

— Сто пятьдесят, — ответил кто-то в толпе. Мужской голос. Рядом. Я попытался поймать его взгляд, но не увидел, кто именно сделал ставку.

— Сто восемьдесят.

— Двести.

— Двести тридцать.

— Двести пятьдесят.

Я стиснул зубы. Меня пытались перебить. Специально. Кто-то хотел её. Кто-то, кому плевать, что она ребёнок. Плевать, что она мой ребёнок.

— Четыреста, — отрезал я, чувствуя, как в голосе дрожит гнев.

Пауза. Мгновение. Тишина.

— Продано! — громко объявил ведущий. — Лот двадцать девятый — за господином под номером тринадцать.

Я выдохнул. Только сейчас осознал, что сжал подлокотник так, что ногти врезались в дерево.

Эви дрожала. Слёзы катились по лицу. Она искала глазами хоть кого-то — родного, знакомого, того, кто объяснит, что всё закончилось.

Я шагнул вперёд, но распорядитель поднял руку:

— После завершения блока вы можете забрать свою покупку.

— Я хочу её сейчас, — сказал я. — Немедленно.

— Правила…

— Я заплачу за нарушение. Назовите сумму.

Он прищурился, явно прикидывая, сколько можно содрать. Я достал карту, провёл по терминалу и назвал сумму, достаточную, чтобы его рот сам расплылся в улыбке.

— За такие деньги — конечно, милорд. Пожалуйста, пройдёмте в служебную зону. Ваш лот готовят к передаче.

Я шёл за ним, чувствуя, как в груди клокочет ярость. И только мысль о том, что я сейчас заберу Эви, обниму её, укрою, согрею и больше никогда не отпущу — только она удерживала меня от желания выжечь это место до тла.

Девочку вывели в боковой зал. Она увидела меня и замерла. Затем шепнула:

— Зэй…

И бросилась в мою сторону. Я подхватил её, прижал к себе. Она всхлипывала, хваталась за мою рубашку, ногти впивались в ткань.

— Всё хорошо, — шептал я ей в волосы. — Всё хорошо, малыш. Я здесь. Всё кончено.

Я поднял взгляд на служащего.

— Нам нужен выход. Прямо сейчас. И никого не пускать следом.

Тот только молча кивнул.

А я, прижав к себе дрожащую Эви, вышел в утренний свет, в котором её слёзы казались слишком большими — и слишком дорогими, чтобы их кто-то ещё увидел.

Я держал Эви за руку, прижимая к себе не переставая успокаивать.

И тут я услышал:

— Эви! Доченька!

Я обернулся. Он стоял в полутьме, на выходе из здания, выпрямившись, как будто не торговал своей совестью несколько лет подряд. Как будто не бросил её, не предал.

Эви узнала его. Плечи затряслись, глаза округлились, и она вырвалась из-под моей руки.

— Папа! — её голос дрогнул, и всё маленькое тело вцепилось в него, будто он был спасением. — Мне так страшно было… так страшно…

Она плакала, судорожно хваталась за его плечи, а он обнимал её неловко. Не так, как отец. Не так, как человек, готовый умереть за своего ребёнка. Но таким он и небыл, не так ли?

Я стоял рядом, молча. Не вмешивался. Это её отец. Она имеет право считать его хорошим.

— Подгоните саатру, — бросил я одному из своих по коммуникатору. — Готовим эвакуацию.

Повернулся к нему:

— Напоминаю, ты сам сказал: если я её найду — ты отпускаешь. Ни опекунства, ни претензий.

Он фыркнул:

— Брось. Я такого не говорил. Это моя дочь. Я передумал. Что теперь, мне нельзя видеть ребёнка?

— Ты не просто передумал, — холодно ответил я. — Ты солгал. Не думай, что я спущу это.

Он прижал Эви ближе, но она уже не так крепко держалась. Смотрела на нас растерянная. Моя малышка. И когда я к тебе так привязался?

— Ты же не отдашь меня? — прошептала она, не отрывая взгляда от него.

— Конечно нет, глупенькая, — ответил он, слишком быстро, слишком вежливо. — Просто… пойдём со мной. Мы же папа и дочка, правда?

Но в этот момент воздух сгустился, чертов распорядитель явно забил на мое требование никого за нами не пускать.

Из глубины зала вышел тот, кто пытался выкупить её. Это было понятно по тому, как он смотрел на Эви. Кожа бледная, почти серая. С ним — ещё трое. Наёмники. Явно не охрана.

— Ты, — голос у него был как раскат камня. — Отдай девчонку. Она моя. Ты перебил мою ставку, но мне давно обещали ведьму. Я не отступлюсь.

Они приближались. Отец Эви отшатнулся, прижал девочку к себе.

— Что за… Я не... Это же мой ребёнок! Уйдите!

— Я уйду только со своей покупкой, — сказал этот урод и отца Эви окружили. Мне было бы плевать, если бы малышка не прижималась к нему в страхе.

— Нет.

— Тогда умри, пока я ее забираю, — бросил один из спутников существа, и шагнул вперёд.

Я уже шёл. Хотелось подождать, пока они его прикончат, но она не заслужила смотреть на такое.

Отец Эви колебался, но в следующий момент... оторвал Эви от себя и толкнул вперёд — прямо в сторону монстра. Тупой ублюдок!

— Забирайте! Только не трогайте меня!

Мир замер. Я уже летел вперёд. Эви всхлипнула, и в следующую секунду её плечи врезались мне в грудь. Я прикрыл её собой, разворачиваясь боком, чтобы не задеть.

— Руки прочь от ребёнка, — прорычал я.

Позади показались мои драги, я бы не стал соваться в это место один. Они, ждали снаружи. Саатра подкатила недалеко от нас. Секунда — и вся зона перед зданием закипела: магия, оружие, напряжение.

— Защитить девочку! — крикнул я и, не дожидаясь начала драки, отступил с Эви к машине.

Она дрожала, как осиновый лист. Вцепилась в мой плащ, прижимаясь щекой к груди.

— Он меня отдал... — прошептала она. — Он меня отдал. Я ему не нужна.

Сердце разрывалось на части от той боли, что она испытывала.

— Ты нужна. Но не всем даны силы быть родителем. А у меня силы есть. И у мамы — тоже. Мы с тобой и всегда тебя защитим.

Я посадил её в саатру, устроил на заднем сиденье, укрыл мягким пледом.

— Ты в безопасности. Я с тобой. И мама очень ждёт тебя, малышка. Сейчас доедем — и ты снова будешь дома.

Она кивнула, но слёзы всё ещё катились по щекам.

— А можно не сразу к маме?.. Она испугается, если увидит меня такой.

Я мягко улыбнулся:

— Можно. Давай заедем в магазин. Мы тебя переоденем, расчешем. Ты у меня снова станешь маленькой звёздочкой, хорошо?

Она слабо улыбнулась. Настоящей, искренней улыбкой. Пусть и сквозь слёзы.

В магазине я взял всё. Туфли. Резинки. Кукол. Шоколад. Новое платье — с блёстками, как она любит. Какая разница, сколько этого детского хлама я куплю, если это поможет малышке пережить все, что произошло?

— Всё? — спросил я.

Она сжала мою руку:

— Почти. Можно ещё жвачку?

— Две.

Через час из саатры выскочила маленькая, довольная, расчёсанная, умытая девочка — в ярком платье и с пакетом вкусняшек. Вторая рука крепко держала меня.

— К маме?

— К маме, — ответил я, улыбаясь ей в ответ.