Коньки и Камни

1

Минка

Обеденный стол сверкал под мягким светом люстры, его роскошь насмехалась над беспорядком в моей груди. Я крутила вилкой нетронутую спаржу, молчаливо восставая против уготованной мне судьбы. Напротив меня сидел Сойер Вулф, его улыбка была такой же отполированной, как и столовое серебро, но я знала, что лучше не доверять ему.

Сегодня вечером я должна была набраться смелости и разрушить цепи этой помолвки. Мое сердце колотилось в ритме решимости, борясь с удушающим грузом обязательств.

Лиам, старший брат Сойера, стоически сидел рядом со мной, загадка в сердце этой удушающей пышности. Его стальной взгляд выражал спокойное понимание, резко контрастируя с окружающей нас мелкотой, и от него пахло едва уловимым намеком на сигареты.

"Я отлучусь", — объявил Сойер, едва удостоив меня своим вниманием. "Лиам, проследи, чтобы Минка чувствовала себя как дома. А я пойду выпью немного вина".

Лиам лишь кивнул в знак признательности, и Сойер исчез из комнаты, оставив после себя тяжелую атмосферу невысказанных слов.

Наедине с Лиамом тишина была удушающей, но пришло время ее нарушить.

"Лиам, — начала я, и мой голос прозвучал решительнее, чем я ожидала. "Мне нужно поговорить с тобой о чем-то важном".

Его глаза, похожие на осколки льда, встретились с моими с нечитаемой силой. "А сейчас?"

Мне потребовалось мгновение, чтобы успокоиться, и с каждой секундой моя решимость становилась все тверже. "Я не могу выйти замуж за твоего брата".

Тишину нарушил звук упавшей на стол книги. Лиам впился в меня взглядом, в глубине его глаз плясало любопытство.

Тяжесть ожидания все сильнее давила мне на грудь, пока я наблюдала за нечитаемым выражением лица Лиама. Неужели я только что разрушила все, что моя семья так тщательно выстраивала? Мои мысли переключились на Генри, моего старшего брата — еще одну жертву традиций нашей семьи. Он тоже был связан узами брака с девушкой, едва достигшей совершеннолетия, которую он почти не знал, кроме мимолетной встречи в нашем детстве.

После неожиданной смерти деда груз традиций стало еще больше, удушающе настойчиво требуя, чтобы мы следовали проложенному для нас пути. Мантия ответственности легла на мои плечи, отягощенные грузом поколенческих ожиданий. Брак с Сойером стал еще одним кирпичиком в наследии, которое я должна была поддерживать. Но какой ценой?

С тех пор как дедушка ушел из жизни, на меня все сильнее давили, требуя соответствовать, чтить наследие семьи. Но я не могла заставить себя жить жизнью, которая, как я знала, задушит меня. Не тогда, когда я была уверена, что Сойер не принесет счастья; его репутация игрока не была секретом.

Я задавалась вопросом, не запятнало ли это все, к чему стремилась моя семья, не было ли это предательством по отношению к нашему наследию. Но голос внутри меня кричал о самостоятельности, о шансе на подлинное счастье.

Взгляд Лиама немного смягчился, в его глазах появился отблеск понимания. Он понял, что я борюсь, что я бунтую против той жизни, которую наметила для меня моя семья.

Тяжесть моего решения висела в воздухе, хрупкое равновесие между ожиданиями семьи и стремлением к собственному счастью.

"Почему ты мне это рассказываешь?" Вопрос Лиама прорвался сквозь напряжение, его взгляд был испытующим и в то же время странно мягким.

Я на мгновение замешкалась, пытаясь осознать всю тяжесть своего признания. "Я… я знаю, что ваша помолвка распалась этим летом", — сказала я, надеясь, что не была слишком откровенна. "Я подумала… может, вы посоветуете, как поступить. Я почти не знаю Сойера, кроме его репутации, и не хочу совершить ошибку, которая навредит всем".

На лице Лиама мелькнуло удивление, а затем он улыбнулся, и в его обычно сдержанной манере поведения появился проблеск тепла. "Ты знаешь об этом, да?"

Все об этом знали.

В туманную жару не так давно прошедшего лета скандал, связанный с разорванной помолвкой Лиама Вулфа, стал предметом обсуждения в высшем обществе. Лиам и Лили, бывшие в свое время образцом успешного союза, основанного на искренней привязанности, разрушили все ожидания, когда их отношения внезапно распались.

Их ухаживания были предметом зависти, сплавом традиций и подлинной связи. Но внезапность их расставания заставила языки трепетать, а домыслы разгораться. О том, что между ними произошло, никто не осмеливался шептаться. Молчание о причинах их разрыва только подливало масла в огонь любопытства, превращая распад их любви в манящую тайну.

Резкий поворот Лили к презрению к Лиаму был таким же стремительным, как и разрыв их отношений. Ее некогда ласковая манера поведения превратилась в холодное презрение, она бросала на него ледяные взгляды и хранила каменное молчание. В светских кругах ходили вопросы и слухи о том, что могло послужить причиной разрыва между двумя душами, некогда неразлучными.

Среди этой суматохи единственной нитью, связывающей Лиама с прошлой жизнью, была младшая сестра Лили, Эверли, чья готовность иногда вступать в беседу с Лиамом казалась слабым спасательным кругом, привязывающим его к миру, который он когда-то называл своим собственным. Однако даже в этих мимолетных беседах она держалась настороженно, намекая на историю, которую не была готова раскрыть. Последствия их неудачной помолвки так и остались запертым хранилищем секретов, оставив Лиама изолированным в пустоте вопросов без ответов и разорванных связей.

Честно говоря, я все еще хотела узнать, что произошло, но не решалась спросить. Лиам был не из тех, кто говорит о чем-либо, даже о погоде.

Вместо этого я кивнула, почувствовав облегчение от его реакции. "Простите за назойливость".

Улыбка Лиама смягчилась и стала похожа на понимание. "Не стоит", — сказал он. "И не волнуйся слишком сильно. Сомневаюсь, что Сойер расстроится. Если это то, чего ты хочешь, наберись смелости и сделай это".

Его слова нашли отклик во мне: внезапный всплеск одобрения смешался с затаенной тревогой. Смогу ли я действительно набраться смелости, чтобы разрушить ожидания и проложить свой собственный путь?

"Спасибо", — прошептала я, и в моем голосе зазвучали нотки благодарности.

Когда Лиам вернулся к своей книге, я обдумала его совет, и во мне зародилось новое чувство решимости. Возможно, у меня появился шанс управлять своей судьбой, прокладывать будущее вне рамок традиций и ожиданий.

Когда дверь со скрипом открылась, возвещая о возвращении Сойера с бутылкой вина в руках, комната словно расширилась от его яркой энергии. Его присутствие, резко контрастировавшее со сдержанным поведением Лиама, озарило пространство неоспоримой харизмой. Высокий и хорошо сложенный, Сойер держался с легкостью человека, привыкшего быть в центре внимания, а он таким и был, учитывая, что являлся центральным игроком первой линии хоккейной команды Университета Лейкшора.

Его волосы, поразительного белого оттенка, были уложены в аккуратную прическу. Каждая прядь лежала на своем месте, обрамляя его точеные черты лица. Братья Вулфы были известны своими поразительными белыми волосами, семейной чертой, и оба носили их в неизменно растрепанном виде. Его стальные голубые глаза, похожие на летнее небо, завораживали всех, кто встречался с ним взглядом.

Неудивительно, что он был игроком. Он был слишком красив, чтобы не играть в эту игру.

Улыбка Сойера, заразительная и очаровательная, расплылась по его лицу, когда он вошел в комнату. В нем чувствовалась уверенность, его харизма была почти осязаема. Он излучал экстравертную энергию, способную заполнить любую комнату, — прирожденный светский человек, комфортно чувствующий себя в центре внимания.

Хотела бы я иметь такую уверенность.

Когда он поставил бутылку с вином, воздух, казалось, посветлел, но в его глазах плясало любопытство, когда он наблюдал за атмосферой между мной и Лиамом, чувствуя изменения в динамике комнаты.

"Хочешь?" Сойер жестом указал на бутылку, на его губах играла улыбка.

Я вздохнула, собирая всю свою решимость. "Вообще-то, Сойер, я думаю, нам следует отменить помолвку", — твердо сказала я, откладывая вилку. Серебро сверкнуло в свете звенящей люстры над головой.

Сойер никак не отреагировал. Он просто кивнул, как будто ожидал этого. Налив себе щедрую порцию вина, он сохранял спокойствие и невозмутимость. На другом конце стола Лиам поднял глаза от своей книги, и в его взгляде появилось любопытство.

"Завтра утреннее катание, Сойер", — вмешался Лиам с едва заметной ноткой в тоне.

Однако внимание Сойера оставалось приковано ко мне. Казалось, его ничуть не удивила попытка Лиама перевести разговор в другое русло. "Посмотрим, Лиам", — ответил он, отмахнувшись от упоминания об утреннем катании как от несущественного.

Но Лиам не собирался оставлять это без внимания. "Из-за твоего беззаботного отношения ты и занял третье место этим летом, Сойер", — холодно заметил Лиам, но в его словах прозвучал намек на обвинение. "Леви Кеннеди, единственный сын Далтона Кеннеди, занял первое место. Далтон. Кеннеди. Сын. Может, тебе стоит относиться ко всему серьезнее?"

Маска безразличия Сойера оставалась нетронутой, но в его небесно-голубых глазах плясало что-то неразборчивое, намекая на глубину, скрытую под его непринужденной внешностью. Невысказанное напряжение витало в воздухе, обнажая сложную структуру семьи Вулфов.

"А ты любишь поговорить", — проворчал он в ответ. "Разве тебя не задрафтовали шестнадцатым два года назад?"

"Вратари редко поднимаются высоко", — спокойно ответил Лиам, не обращая внимания на вспышку гнева брата.

Непринужденное опровержение Сойера на острое замечание Лиама о его истории драфта не вызвало ни малейшей реакции в накалившейся атмосфере. Равнодушие Лиама было почти осязаемым, а его ответ — расчетливым и холодным. Братья Вулфы тонко переругивались, в их обмене мнениями чувствовалось соперничество.

Когда Сойер переключил свое внимание на меня, меня захлестнула волна разочарования, смешанного с отставкой.

"Почему ты хочешь расстаться?" Он действительно выглядел озадаченным. "Я думал, мы действительно ладим".

Я вздохнула, чувствуя тяжесть всех невысказанных обид. "Давай не будем обманывать себя, Сойер", — начала я, в моем голосе звучала усталость. "Я знаю, что все эти договоренности были заключены, когда мы были молоды, но это не значит, что я хочу быть дурой. Ты ладил с Молли с соседней улицы и с обеими сестрами Кэрри, и все это в течение недели. Я не особенная". Я откинулся в кресле. "И вообще, через пару недель я начинаю учиться в Крествуде…"

Не успела я продолжить, как Сойер прервал мои слова. "Ты собираешься в Крествуд?" — вмешался он, и его внезапный интерес к моим планам застал меня врасплох.

Резкая перемена в его поведении на мгновение ошеломила меня. "Да", — осторожно ответила я, удивляясь его внезапному любопытству. Упоминание о Крествуде, похоже, вызвало в нем неожиданную искру интереса, хотя я не могла сказать, почему.

"Вы унаследовали команду своего деда, не так ли?" В этот момент проницательность Сойера поразила меня, как удар молнии. Его проницательный взгляд пронзил мой фасад, заставив меня на мгновение замешкаться. "Это ты призвала Кеннеди, или тебе не разрешили взять меня первым, потому что мы помолвлены?"

"Были", — поправила я. "Были помолвлены".

От смущения у меня по шее пополз румянец, выдававший мою попытку сохранить самообладание. Как я могла забыть о резкости Сойера, скрытой под его личиной плейбоя? Его замечание оказалось слишком близко к сердцу, слишком близко к правде, которую я изо всех сил старалась скрыть.

"И команда мне пока не принадлежит", — призналася я. "Она все еще находится на стадии оформления. Совет директоров занимается этим вопросом".

Груз этих незавершенных дел тяжело оседал между нами, напоминая о надвигающихся обязанностях и будущем, которое я с тревогой и решимостью ожидала. Неожиданное понимание Сойером моего семейного наследия и его связи с "Крествудом" стало для меня откровением, заставив пережить уязвимость от того, что мои секреты могут быть раскрыты.

Тяжесть наследования команды легла на мои плечи еще до завершения оформления документов. Наследие любимой франшизы моего деда вызывало одновременно гордость и опасения. Как я смогу соответствовать его видению, его преданности спорту и ожиданиям фанатов, которые почитали его имя?

"Я не знал, что вы связаны с Крествудом". Низкий монотонный голос Лиама нарушил напряженную тишину. Его любопытство отражало любопытство Сойера, но с тонким оттенком искреннего интереса, а не расчетливого допытывания Сойера.

"Это сложная ситуация", — предложила я, пытаясь найти хрупкий баланс между раскрытием информации и тем, чтобы не раскрыть слишком много. Переговоры, сложности передачи наследия команды — все это нависало над моим будущим, как тяжелый туман, сквозь который я еще не могла пробиться.

"Тебе стоит приехать в Лейкшор", — предложил он, и в его словах прозвучала убежденность. Его взгляд задержался на мне — приглашение, завуалированное в его обычном непринужденном поведении.

Лиам отложил книгу. "Последние два года мы были номером один в Крествуде", — спокойно заявил он, но в его тоне прозвучала нотка гордости. "Сразу после окончания школы почти гарантирован путь в НХЛ".

В воздухе повисла тяжесть их противоположных предложений, каждое из которых представляло определенное будущее. Лейкшор — интересный выбор, учитывая приверженность Сойера и, предположительно, уникальные возможности, — резко контрастировал с проверенным опытом Крествуда по выращиванию перспективных игроков НХЛ.

В комнате царило молчаливое напряжение, каждое предложение означало не просто выбор учебного заведения, а фундаментальное решение о траектории моей жизни — решение, о котором я и не подозревала, что приму его так скоро.

"Крествуд — идеальное место для Минки", — подтвердил Лиам, его уверенность в правильности выбора была очевидна. "Лучшие игроки драфта, практический опыт в академии — все это идеально подходит для нее".

Правда.

Но… этого ли я хотела?

И знала ли я вообще, чего хочу?

Я хотела войти в роль, которую мне отвел дед, но означало ли это, что я должена продолжать играть по правилам, которые он установил для меня в детстве?

Вздох Сойера эхом разнесся по комнате, в нем слышался отказ. "Значит, свадьбы не будет?" — спросил он, оглянувшись на меня.

"Нет", — ответила я, мой голос был тверд.

"Тогда я могу уйти?" Его вопрос повис в воздухе, его резкость почти поразила. "Не обижайся, но ты хоть и красивая на вид, но какая-то скучная, а тут еще и костер разгорается. Поскольку я уже знаю, что не смогу залезть к тебе в штаны, то лучше не буду тратить время на попытки".

Его слова были прямолинейными и с характерной для него непочтительностью. Однако каким-то образом они несли в себе законченность, согласие с моим решением. Когда он вышел из комнаты, тяжесть нашей неразрешенной связи осталась, но во мне поселилось чувство облегчения, уверенность в том, что я иду к будущему, где выбор будет за мной.

И это было то, чего я действительно хотела.

Настоящей свободы.