Леви
Комната гудела от пьянящей смеси предвкушения и желания. В воздухе висел тяжелый аромат мускусных духов и слабый намек на возбуждение. Я наблюдал за тем, как мои товарищи по команде смотрят на хихикающих женщин, которые добровольно завязали себе глаза, отдаваясь неизведанным удовольствиям, которые их ожидали.
Атмосфера была заряжена гедонистической энергией, но для меня это ничего не значило. Я был заперт в этой маленькой комнате, окруженный развратом и легкомыслием, которые не привлекали меня.
Я осматривал комнату, ожидая прихода Дэмиена. Мне что-то обещали, что-то, что принадлежало мне. Она грызла меня изнутри, эта неутолимая потребность обладать ею.
Я понятия не имел, откуда она взялась. На самом деле, я никогда раньше не испытывал подобных чувств. Словно огонь когтями впивался в мои вены. Как будто жизнь обрела новый смысл. Но оно было, оно было, и я должен был удовлетворить его любым способом.
Женщины вокруг меня продолжали весело болтать, совершенно не обращая внимания на наше присутствие. Они носили повязки на глазах, как трофеи, и их смех резко контрастировал с бурей, бушевавшей внутри меня. Но я оставался безучастным, не обращая внимания на то, что они могли предложить.
Наконец в комнату вошел Дэмиен с высокомерием, от которого у меня закипела кровь. Самодовольство в его ухмылке только усилилось, когда я увидел его руку на ее плечах.
Это была она.
Минка Мэтерс.
Черт, в белом платье и с повязкой на глазах она была просто видением.
Она стояла в центре комнаты, неосознанно окруженная морем голодных взглядов. Одно ее присутствие завораживало, притягивая всеобщее внимание, как мотылек к огню. Повязка на глазах усиливала излучаемую ею уязвимость, и я не мог не почувствовать прилив собственнических чувств.
Дэмиен крепче сжал ее плечи, ведя к центру комнаты. На его губах играла самодовольная ухмылка, точно у хищника, упивающегося своей добычей. Но я не позволил бы ему так легко заполучить ее. Не тогда, когда я ждал этого момента, этого шанса отомстить.
Сердце бешено колотилось, ладони увлажнились от предвкушения. Злая улыбка заиграла в уголках губ Дэмиена, когда он повел ее дальше в комнату, прижимая к себе. Во мне зажглось что-то первобытное, яростная потребность потребовать то, что принадлежит мне по праву.
Когда они приблизились, взгляд Дэмиена встретился с моим, и между нами промелькнул невысказанный вызов. Он знал, чего я хочу, чего жажду. И он упивался властью, которую имел надо мной, той извращенной игрой, в которую мы играли.
Губы Минки приоткрылись в сладкой неизвестности. Она излучала невинность даже в этой развратной обстановке, что только разжигало огонь, пылавший во мне. Ее чистота словно взывала к моей тьме, притягивая к себе, и я не мог устоять.
Дэмиен отпустил ее и отступил назад, его глаза сверкнули злобным блеском.
"Добро пожаловать на ежегодный призыв этого года", — объявил он.
Девочки снова начали смеяться.
Минка повернула голову. "Что?" — спросила она.
"О, разве вы не слышали? Команда проводит свой собственный драфт во время ориентации. Мы выбираем, кто будет нашим первым нотчем. И тебя выбрали для участия".
Она покраснела при виде этого. "Я не поэтому…"
Он шагнул к ней. "Разве не этого ты хочешь? Свободы от ожиданий своей семьи?" — спросил он. "Право самой выбирать?"
"Я не собираюсь…"
"Ты даже не можешь произнести это слово, не так ли?" Он наклонился к ней, и его дыхание коснулось ее лица.
Я стиснул зубы.
Слишком близко.
Он был слишком близко.
Его глаза нашли мои, как будто он тоже это знал. Он хихикнул, но звук был пустой.
"Ну же, Мэтерс", — сказал он. "Твой брат не знает, что ты здесь. Он не любит участвовать в призыве. А этот дядя, конечно, не знает, что здесь происходит. Разве тебе не надоело делать все, что они говорят? Ведь именно тебе предстоит унаследовать Змей. Разве ты не хочешь самой распоряжаться своей жизнью? Разве ты не хочешь хотя бы этого?"
Ее брови сошлись. Он не продавал ей это, что меня не удивило.
"Мы оба знаем, что ты помолвлена с этим придурком из Лейкшора, — продолжил он. "Захудалым братцем Вулфа. Неужели ты хочешь, чтобы он стал твоим первым?"
"I-"
"Очевидно, что ты девственница, и мы можем помочь с этим", — сказал он. "Мы ведь можем быть нежными, правда, мальчики? Для нас важно согласие, так что если ты хочешь уйти…"
"Я хочу уйти", — настаивала она, ее голос был ровным.
Я шагнул вперед. "Я заберу ее".
Дэмиен бросил на меня взгляд, но не выглядел невозмутимым. Он отступил назад, давая мне возможность подойти ближе. Ее руки дернулись, собираясь снять повязку, но Дэмиен поймал ее за запястье.
"Э-э-э", — сказал он. "Только тем, кто играет в эту игру, позволено видеть. Наш Номер 1 отведет вас обратно. Надеюсь, Генри не заметит".
Я протянул руку, замешкавшись лишь на секунду. Физические прикосновения были не тем, к чему я привык. Даже когда я трахался, я старалась обходиться минимумом. Мне не нравилось, когда ко мне прикасались; мне не нравилось прикасаться к кому-то еще. И все же мне нужны были ее руки, чтобы требовать ее. Я хотел видеть синяки на ее теле, где я помечал ее как свою.
Как не более чем объект для моего использования.
Наконец я положил руку ей на спину и мягко вывел ее из главной комнаты.
"С..спасибо", — пробормотала она.
Я ничего не ответил.
Я пожалел, что она не поблагодарила меня.
"Ты хорошо пахнешь", — продолжила она. "Как… сосна. И снегом".
Мои глаза сузились до щелей. К чему она клонит?
Я перенес ее с главного этажа на лестницу. Внизу находился подвал, куда одни парни уводили девушек, а другие оставались на главном этаже и пользовались спальнями.
Охотничий зал.
Это было место, куда игроки ходили, чтобы снять стресс. Девушка по нашей прихоти, когда бы мы ни захотели.
Еще один грязный секрет Крествуда, хотя я сомневался, что преподаватели знают о нем.
Я вел Минку по коридору, тусклое освещение отбрасывало вытянутые тени вдоль стен. В воздухе витал слабый запах состаренного дерева, земляной аромат, который окутал нас, когда мы подошли к неприметной двери в конце коридора. Сам коридор носил следы времени: стены украшали старинные картины — остатки прошлой эпохи, застывшей во времени.
Крепко взявшись за ручку, я толкнул дверь, открыв комнату, пропитанную тихой элегантностью. Мягкие, приглушенные оттенки преобладали в интерьере, стены украшали гобелены, напоминающие о забытом прошлом. Антикварная мебель, обветрившаяся от возраста, но излучающая непреходящее очарование, украшала комнату: пара кресел, стоящих по бокам скромного кофейного столика, письменный стол из красного дерева, приютившийся в углу и украшенный старинными латунными светильниками, и книжные полки, уставленные обветренными томами.
Однако центральное место здесь занимало широкое окно с видом на безмятежную территорию кампуса, лунный свет проникал сквозь тонкие занавески, которые мягко развевались на ночном ветерке. Комната напоминала святилище, убежище, огражденное от суеты студенческой жизни, — место, где шепот ожиданий исчезал, и оставались только люди и ничто другое.
Когда я ввел Минку внутрь, спокойствие комнаты, казалось, окутало нас, тишина пропитала воздух. Мягкое сияние старинной лампы создавало теплую атмосферу.
"Куда мы идем?" — спросила она.
Я закрыл дверь.
Запер ее.
Я переключил свое внимание на нее.
Она напоминала мне маленькую лань, заблудившуюся в лесу. Было что-то манящее в том, как она закрывала глаза с повязкой, как углублялось ее дыхание, чтобы подчеркнуть ее грудь.
Она была слишком чиста для этого мира.
Было бы правильно, если бы ее запятнали, и я был бы тем, кто это сделает.
"Простите меня?" — спросила она.
"Закрой рот, маленькая лань", — сказал я.
Она подпрыгнула.
Мне это нравилось.
Мне нравилось запугивать ее.
"Что ты…"
Она снова попыталась снять повязку, но я схватил ее за запястье и остановил.
"Давай сыграем в игру", — сказал я. "Разве это не весело? Ты ведь хочешь повеселиться, не так ли?"
Я говорил слишком много, но ничего не мог с собой поделать.
"Я хочу уйти", — твердо сказала она, хотя ее голос дрожал. "Это не весело".
"Это так", — пробормотал я. "Да, потому что в кои-то веки я нахожусь у власти, а ты — моя добыча".
Я наблюдал за тем, как она сглатывает.
"Ты думаешь, что все контролируешь, — продолжил я, делая еще один шаг к ней, — но это не так. Ты теряешься без того, чтобы кто-то говорил тебе, что делать".
"Это ложь", — сказала она.
"И все же ты не снимаешь повязку с глаз", — возразил я. "Хочешь знать, почему?"
Она стиснула зубы, но ничего не сказала.
Мои губы изогнулись в нехарактерной для меня причуде. Я не любил улыбаться. Никогда.
"Потому что ты такая хорошая девочка", — продолжил я. "Тебе нравится подчиняться. Ты выбираешь послушание, разве не видишь? Ты слушаешься, потому что тебе это нравится. Разве не так?"
"I-" Она прервала себя.
"Но ты не понимаешь, как это хорошо, когда ты позволяешь кому-то другому полностью контролировать тебя", — продолжил я, понизив голос. Я наслаждался тем, как ее голая кожа покрывается мурашками, как соски проступают сквозь белое платье. "Ты смотришь на это как на что-то хлопотное, но на самом деле это может принести гораздо больше удовольствия. Это и есть настоящая свобода". Я наклонился вперед и прижался лбом к ее лбу. "Я могу показать тебе".
Мои руки нашли ее талию, узкую и теплую. Я не планировал прикасаться к ней, но ничего не мог с собой поделать. Я прижался к ней всем телом, наслаждаясь тем, как сбивается ее дыхание. Аромат ее ванильных духов витал вокруг нас, смешиваясь с пьянящим предвкушением. Она дрожала от моих прикосновений, ее тело выдавало смесь страха и желания.
"Я не хочу этого… Я не хочу, чтобы ты… контролировал меня". Ее голос дрогнул, когда она заговорила, едва переходя на шепот. Я и не думал, что голос может звучать так же сладко, как ее, когда страх окутывает ее слова. "Я не знаю тебя".
"И это даже лучше", — сказал я ей, кончиком пальца проведя по ее нижней губе. "Ты никогда не узнаешь. Это может быть нашим секретом".
"I…" Ее брови приподнялись, повязка на глазах не позволяла ей увидеть интенсивность моего взгляда.
Я остро ощущал дисбаланс сил между нами, разительный контраст между моим превосходством и ее уязвимостью. Это возбуждало меня, разжигало первобытную потребность, которая текла по моим венам. Я хотел поглотить ее, овладеть ею всеми возможными способами. Игра началась, и я был полон решимости сломить ее, пока не останется лишь покорный, желающий участвовать в ней.
Я жаждал ощутить вкус контроля, почувствовать себя хозяином каждой части ее существа.
Я нуждался в этом.
Это была та область моей жизни, которую я никогда не мог контролировать — то, что случилось с моим отцом, то, во что меня превратила его смерть. И я заставлю ее заплатить за это.
Она пожевала нижнюю губу, и мне потребовалось все, чтобы удержать себя от того, чтобы взять ее между зубами.
Притягательность капитуляции была неоспоримой, и в глубине души она тоже это знала. Ее притягивал хаос, который кипел под моей невозмутимой внешностью, ее манила тьма, затаившаяся между нами.
"Пожалуйста", — прошептала она, ее голос был тяжелым от неуверенности. "Я не понимаю, почему… почему ты этого хочешь".
Моя хватка на ее талии слегка ослабла, пальцы впились в ее мягкую плоть. "Иногда, лань, — пробормотал я, прижимаясь губами к мочке ее уха, — мы находим утешение в вещах, которые пугают нас больше всего. Именно в такие моменты мы по-настоящему узнаем, кто мы есть, когда отдаемся неизвестности. И прямо сейчас ты стоишь на пороге этого открытия".
У нее перехватило дыхание, когда мои слова дошли до нее. Я хотел бы видеть ее глаза, хотел бы прочитать, о чем она думает. Бушевала ли в ней борьба, желание сопротивляться вступало в конфликт с неодолимым желанием подчиниться? Это был хрупкий баланс, тонкий танец, который нам предстояло исполнить вместе.
Медленным, обдуманным движением я провел рукой по ее спине и опустился на изгиб ее бедра. Она задрожала от моего прикосновения, ее тело выдало, что она жаждет большего. Я наклонился ближе и прикоснулся губами к раковине ее уха.
Она застонала, склонив голову набок, длинные волосы рассыпались по плечам.
Глупышка.
Изголодавшаяся по прикосновениям, жаждущая внимания. Внимания, которое не было связано с ее фамилией или богатством.
Было так легко, так жалко отнять это у нее.
Заставить ее трахнуть своего избранника.
Она хотела быть под контролем?
Я покажу ей, кто здесь хозяин.
Мои губы нашли ее горло, и я не смог удержаться, когда мои зубы впились в ее плоть.
Мягкую.
Тёплую.
Такую невинную.
Ее вкус заставлял мое тело гореть.
Она издала вздох. Ее тело напряглось, пока она не расслабилась, отдаваясь ощущениям, проникающим в нее. Я наслаждался властью над ней, тем, как ее желания совпадали с моими собственными.
С каждым нежным поглаживанием и поцелуем вдоль ее шеи я чувствовал, как рушится ее сопротивление. Повязка на глазах, заслонявшая ей зрение, служила метафорой стен, которые она возвела вокруг себя. И сейчас, в этот момент, я разрушал эти стены кирпичик за кирпичиком.
Моя рука скользнула от ее бедра к пояснице, притягивая ее к себе. Тепло, исходящее от наших тел, смешивалось и усиливалось, создавая атмосферу, заряженную неоспоримой химией.
Такая невероятно мягкая. Как получилось, что она оказалась такой невероятно мягкой?
Ее руки инстинктивно вцепились в мои плечи, а ногти оставили слабые следы на моей коже. Это был момент, которого я ждал, точка невозврата, когда она полностью сдастся.
С каждым прикосновением к ее нежной коже я чувствовал, как рушится ее сопротивление. Она трепетала в моих руках, ее тело таяло в моем, пока я продолжал метить свою территорию. По ее плоти побежали мурашки, прокладывая дорожку желания, которая вела прямо к кончикам моих пальцев.
Я провел рукой вверх по изгибу ее груди, а затем провел по ключице. Она затаила дыхание, когда мое прикосновение разожгло в ней огонь, раздувая пламя тоски, которое разгоралось все ярче с каждой секундой. Она была моей, чтобы повелевать ею, чтобы обладать ею.
"Я хочу, чтобы ты умоляла", — прошептал я, прижимаясь к ее коже, и в моем голосе прозвучал непонятный мне голод. "Скажи мне, как сильно ты этого хочешь".
Ее дыхание перехватило в горле, когда она пыталась найти слова. Ее тело дрожало, разрываясь между сопротивлением и непреодолимым желанием, которое струилось по ее венам. Но когда мои пальцы продолжили свои мучительные поиски, прочерчивая узоры по ключицам и спускаясь к выпуклости груди, ее решимость рассыпалась, как песочный замок во время прилива.
"Я… я хочу почувствовать…", — сказала она, ее голос дрожал, но был решительным. "Я хочу, чтобы ты показал мне".
Мои губы скривились в хищной улыбке, когда я наслаждался ее признанием. Власть, которую я имел над ней, опьяняла, как пьянящий эликсир, подпитывающий самые темные части моего существа. Я разрушил ее стены, разбил барьеры, которые держали ее в рамках общественных ожиданий.
"Хорошая девочка", — прошептал я, в моем голосе звучало удовлетворение. "Ты начинаешь понимать". Я провел губами по ее шее, пока они не зашептали над ее ухом. "Если ты действительно хочешь узнать, каково это, приходи сюда после игры в субботу".
"Что?" — спросила она. "Но я думала…"
"Я отказываюсь торопить события, маленькая лань", — сказал я.
Какого черта я делал?
Зачем позволять ей убегать, если она сама готова делать то, что я хочу?
И все же желание поиграть с ней в игру, затянуть все это, было непреодолимым.
"И я не могу поверить, что ты не захвачен моментом". Я отстранился, облизнув губы. "Я отведу тебя обратно в сарай. Но если ты действительно хочешь почувствовать то, что я обещал, ты будешь здесь".
"Я даже не знаю, где здесь", — пробормотала она.
"Иди в сарай", — сказал он. "Принеси повязку. Я сделаю все остальное. Но знай, лань. Я не буду ждать тебя. Если ты не придешь, значит, все. Мы закончили".
Я знал, что она придет.
Я знал, что она у меня есть.
Я знал, что она будет моей.
И как только она окажется у меня на ладони, преследуемая, извивающаяся и совершенно неуправляемая, я полностью ее уничтожу.