Коньки и Камни

10

Леви

После изнурительного утреннего катания вода из душевых принесла долгожданное облегчение. Это означало конец одной рутины и неохотное начало другой. Сегодня был не просто день — это был первый день занятий. У меня был запланирован предмет "Мораль и этика в профессиональном спорте" — основное требование для всех, кто занимается легкой атлетикой. Сказать, что я не был в восторге, значит преуменьшить. Мысль о том, чтобы сидеть в классе и обсуждать этику, особенно когда я могу быть на льду, казалась мне недостойной специализацией.

Пока я смывал воду, голоса моих товарищей по команде эхом отражались от кафельных стен, смешиваясь с шумом бегущей воды. Голос Генри возвышался над остальными, в его глубоком тоне слышалось разочарование.

"…Даже не знаю, почему она вообще там оказалась", — сказал он. "Никакого предупреждения. Ничего. Если я собираюсь на ней жениться, я должен хотя бы знать, что она делает".

"Ты говоришь как преследователь", — заметил богатый голос Адриана.

Лиам что-то сказал, но его голос был слишком низким, чтобы я мог разобрать.

"Не… преследую", — сказал Генри. "Если бы это была твоя невеста…"

"Ты забываешь", — сказал Адриан, прервав его. "У меня ее нет. Мои родители решили не участвовать в архаичной бессмыслице, заставляя своих детей жениться на совершенно незнакомых людях, чтобы защитить свое богатство. Они скорее считали, что если мы будем делать глупый выбор и выбирать не того партнера, то они просто откажутся давать нам наследство вообще".

"Разве твой брат не встречается с какой-нибудь стипендиаткой?" спросил Генри.

"Мне плевать на то, с кем или с чем встречается Донован", — пробормотал Адриан. "Меня это не касается".

Лиам сказал что-то еще, чего я не расслышал.

"Отвали, Вулф", — ответил Адриан. "Я не знаю, что ты сделал со своей невестой, но, насколько я слышал, она тебя ненавидит, так что я бы не стал разговаривать".

Я закатил глаза.

Это было глупо.

Я прислонилсь к прохладной плитке, вода каскадом стекала по моей спине, а я слушал. Богатые парни из команды, такие как Генри, часто заключали браки по расчету. Это был мир, отдельно от моего, но не тот, с которым я был знаком.

Я размышлял о том, изменилась бы моя жизнь, если бы мой отец остался в "Змеях". Стал бы я, как Генри, привязанный к человеку, которого едва знал? От этой мысли у меня по позвоночнику пробежала дрожь, и не от воды. Мысль о браке по расчету, о жизни, расписанной семейными ожиданиями и деловыми сделками, казалась мне клеткой. Мне нравилась игра, но политика и сделки за кулисами? Не очень.

Я уже жил в такой клетке, благодаря ожиданиям моей матери. Мало того, что я попал в НХЛ, я должен был стать первым, потому что такие контракты приносили больше всего денег.

Как будто ее волновало только это.

Я зарычал.

Деньги были последним, о чем я думал.

Деньги были ничто… по сравнению с сладостью мести.

Я отключил воду, шум душа прекратился, но мысли продолжали кружиться в моей голове. Кто бы знал, кем бы я был, если бы мой отец не потакал желаниям и не был бы вынужден отказаться от своих прав.

Я собрал свои вещи, и голос Генри стал слабее, его проблемы напоминают о мире, частью которого я был рад не быть. Я направился к своему шкафчику, но уже на следующий день.

Когда шел, мои мысли, как ни странно, дрейфовали от льда, игры и грядущих занятий. Вместо этого, они нашли свой путь к Минке. Где она была сейчас? Что она делала? Чувствовала ли она, как и я, странное притяжение нашей следующей встречи? Мысль о ней, о тайне и предвкушении, которые окружали нас, навела на мои губы непроизвольную ухмылку.

Переодевшись в форму, я не мог не сыграть на возможностях в своей голове. Волнение от погони было то, что я хорошо знал на льду, но это было другое. Это была личная игра, которая выходила за пределы катка. Я наслаждался мыслью увидеть ее снова, танцем интриг и притяжения, который невольно начался.

Я не мог дождаться, чтобы обострить его. Это было как постановка пьесы, маневрирование на льду, за исключением этого раза ставки были выше, более интимные. Я представил ее взгляд, когда она поняла, насколько глубоко она была со мной. Мысль вызвала во мне трепет, смесь предвкушения и чего-то более примитивного.

Когда я закончил одеваться, моя ухмылка расширилась. В следующий раз, когда я увижу Минку, я буду готов. Готов раздвинуть границы, обострить напряжение, втянуть ее в мой мир. Это была опасная игра, но с другой стороны, опасность всегда была частью моей жизни — на льду и вне его.

Выйдя из раздевалки, я почувствовал новое чувство цели. В этом семестре речь шла не только о хоккее или учёбе. Это было о Минке и игре, в которую мы собирались играть. Игра, которую я был преисполнен решимости выиграть, независимо от стоимости.

Войдя в класс прямо перед началом занятий, я просканировал комнату. Профессор Брэдли еще не приехал, что дало мне время выбрать место. Мне нравилось не торопиться, оценивать окружающую среду, так же, как я делал это на льду. Каждое решение, каждый шаг имели значение.

Класс был смесью знакомых и новых лиц, в основном спортсменов, с тем общим чувством цели, которое пришло от балансирования спорта и академиков. Я просто прогулялся по проходу, глядя на сидения. Тогда я увидел ее — Минку. Рядом с ней также сидела Брук Вествуд. Казалось, они были поглощены своим собственным миром, пузырем смеха и болтовни.

У меня на губах потянулась ухмылка. Игра стала еще интереснее. То, что Минка была здесь, в том же классе, было похоже на судьбу, которая бросила мне шайбу и заставила меня выстрелить.

Не колеблясь, я подошел и сел на место прямо за Минкой. Достаточно близко, чтобы быть в ее пространстве, но только вне прямой видимости. Идеально подходит для наблюдения, для планирования моего следующего шага.

Я откинулся назад в кресло, и мои глаза сосредоточились на затылке Минки. Я видел пряди ее волос, как она наклоняла голову, когда смеялась над тем, что сказала Брук. В ней была легкость, легкость, которая резко контрастировала с миром, к которому я привык.

Гнев прошёл через меня.

Она не знала, каково это.

Она никогда не узнает, каково это.

И это меня бесило.

Класс заполнен, гул разговоров растет, как все больше студентов в аудитории. Однако, мой фокус остается неизменным. Я был в курсе каждой смены, каждого движения Минки.

Я не мог оторвать от нее глаз.

Приезд профессора Брэдли снял заклятие, принеся тишину в комнате, так как занятия официально начались. Я выпрямился, мой взгляд сместился вперед.

Когда класс погрузился в сосредоточенное молчание, профессор Коннор Брэдли занял свою позицию на фронте, его поведение привлекло к себе немедленное внимание. Его взгляд был интенсивным и присутствие наполняло комнату.

Кто знал, сможет ли он преподавать, особенно после того, что с ним случилось.

"Добро пожаловать в Мораль и Этику в профессиональном спорте", — начал он, его голос тверд, резонируя с уверенностью, требующей уважения. "В этом классе мы будем изучать этические дилеммы и моральные обязанности, которые приходят с атлетом. Мы рассмотрим сценарии реального мира, обсудим трудные решения, с которыми вы можете столкнуться в своей карьере, и я ожидаю, что вы будете заниматься, задавать вопросы и бросать вызов не только представленным здесь идеям, но и самим себе."

"Значит ли это, что мы будем обсуждать то, что случилось с тобой?" — спросил знакомый голос.

Я перевернул свои глаза.

Дэмиен Синклер.

Я должен был заподозрить, что большинство моих людей должны посещать этот курс, но было странно видеть его, из всех людей, здесь. У него была своя репутация — змея, проскальзывающая через клетку правил. Каким-то образом, ему всегда сходили с рук худшие вещи.

Если бы он мне не был нужен для первого знакомства с Минкой, я бы с ним вообще не общался. Не больше, чем должен был.

Глаза Брэдли пронеслись по комнате, сделав паузу, как будто оценивая каждого из нас. Он проигнорировал вопрос Дэмиена, когда сканировал класс. Его глаза смотрели на Брук Вествуд дольше, чем необходимо, интенсивность его взгляда удваивалась. Он не хотел, чтобы она была здесь, это было ясно. И я не мог его винить. Я был уверен, что ее отец ждал, когда он выйдет за рамки, любой предлог, чтобы уволить парня.

"Дело не только в том, чтобы понять, что правильно, а что неправильно", — продолжал он. "Речь идет о понимании серых зон, давления и выбора, которые могут определить вашу карьеру и, что более важно, ваш характер."

Я наклонился вперед, заинтригованный несмотря на себя. Это не была типичная, сухая лекция, к которой я готовился. Брэдли говорил с пониманием, которое пришло из опыта, с реализмом, который резонировал со мной. Мир профессионального спорта не был черно-белым; это была мириада серых цветов, постоянная балансировка между амбициями и целостностью.

"Как спортсмены, вы находитесь в глазах общественности. Ваши действия, на поле и вне поля, имеют последствия. Они формируют общественное восприятие, влияют на молодых фанатов и влияют на ваши команды и карьеру. Мы рассмотрим тематические исследования, проанализируем процессы принятия решений и углубимся в философию и психологию позади них." Он взглянул на Дэмиена. "И да, мы используем то, что случилось со мной, как реальный пример того, чего не делать."

По мере того, как класс прогрессировал, Брэдли говорил о том, что мы можем ожидать в ближайшие недели — интенсивные дискуссии, дебаты и тщательный анализ этических затруднений, которые определяют профессиональный спорт. Было ясно, что он хотел подтолкнуть нас, заставить нас критически задуматься о нашей роли спортсменов и о влиянии нашего выбора.

"Рассмотрим, например, ситуацию, когда игрок знает о неэтичном поведении своего товарища по команде вне поля", — сказал он. "Какова здесь моральная ответственность? Лояльность к команде или следование этическим нормам?" Его глаза сосредоточились на мне. "Ну, хорошо. Похоже, у нас есть номер 1 в этом классе." Он скрестил руки над грудью, прислонившись к краю стола. "Хорошо? Что бы ты сделал, парень? Ты играешь профи. Какой твой выбор?"

Я сжал зубы. Я не хотел, чтобы меня ставили на место. Но я должен был ответить. Я все еще должен был получить оценку, в конце концов. Меньше всего я хотел, чтобы меня игнорировали как какого-то болвана, который ничего не знает, кроме как играть в спорт.

"В среде с высокими ставками, как профессиональный спорт, лояльность к команде часто превосходит все остальное", — сказал я. "Личная этика должна быть на заднем сидении, если ты хочешь победить."

Минка обернулась, чтобы посмотреть на меня, ее выражение было смесью удивления и неодобрения. О, как она выглядела, когда ее рот открылся. Мне было интересно, как это будет выглядеть вокруг моего члена.

"Это довольно циничный взгляд", — сказала она, — ее голос ровный, но пронизанный вызовом. "Этика не должна оставаться в стороне ради победы. Это когда спорт теряет свою целостность."

"Интересно, это говорит испорченная принцесса, которая унаследовала профессиональную хоккейную команду без реального опыта", — сказал я, прислонившись к стулу.

"В чем твоя проблема?" — сорвалась Брук. "Разве ее команда не драфтовала тебя?"

"Вествуд", — предупредил Брэдли.

"О, да ладно, профессор-бюстгальтер", — сказала она. "Он ведёт себя как придурок."

Брэдли посмотрел на меня. "Ну, Кеннеди?" — спросил он. "Спорт теряет целостность?"

Я не мог не ухмыляться. "Может, в идеальном мире, но мы в нем не живем", — сказал я. "Спорт — это бизнес, и иногда приходится делать трудный выбор. Ты бы знал это, если бы знал что-нибудь о том, как владеть командой."

Она нахмурилась, очевидно, не впечатлена. "Так вы говорите, что цель оправдывает средства? Это не похоже на спортивное мастерство, это звучит как оппортунизм."

Ее слова задели за живое, но я замаскировал свое раздражение случайным пожиманием плечами. "Вы можете видеть в этом авантюризм, я вижу игру", — возразил я. Мне не понравилось, что она бросает мне вызов. "На льду и вне его, все дело в стратегии."

Глаза Минки немного сузились, и я могу сказать, что попал в больное место. "Ну, я думаю, что это грустно рассматривать спорт, или жизнь, если на то пошло, как игру в манипуляции. Должны быть некоторые границы, которые мы не пересекаем, некоторые принципы, которые мы отстаиваем."

В классе стало тихо.

"Обе точки зрения подчеркивают сложность, с которой мы имеем дело", — сказал Брэдли, прежде чем я смог что-то сказать. "Спорт, как и жизнь, часто ставит нас перед трудным выбором. Именно этот выбор определяет наш характер."

Минка повернулась лицом вперёд, язык её тела захлопнулся. Я откинулся назад, довольный и раздраженный. Я залез ей под кожу, что было частью игры. Но ее слова, ее вера в что-то более чистое, что-то незапятнанное суровыми реальностями, к которым я привык, не давали мне покоя.

Когда класс продолжил, я обнаружил, что мой взгляд дрейфует к ней. Потому что, что еще я мог бы посмотреть? Она была загадкой, вызовом, и теперь больше, чем когда-либо, игроком в игре, которую я намеревался выиграть. Но ее слова задержались, вторя чувствам, от которых я не мог легко избавиться. Был ли я на самом деле продуктом окружающей среды, которую презирал, или для меня было больше, чем просто победа любой ценой?

Когда занятия закончились, я собрал свои вещи, прежде чем встать. В глубине души я знал, что разговор далек от завершения. Минка быстро собрала свои вещи, не жалея меня еще один взгляд, уходя со своей подругой.

"Засранец", — пробормотала Брук, когда они уходили.

И у меня осталось ноющее чувство, что эта игра будет сложнее, чем я ожидал.